CC BY
86
УДК 93/94 Кожемяко Татьяна Николаевна
кандидат исторических наук,
ведущий научный сотрудник
по программам и проектам
Управления организации научных исследований
Северо-Кавказского федерального университета
Борисенко Светлана Николаевна
Федоренко Антон Игоревич
студент исторического факультета Северо-Кавказского федерального университета [email protected]
ЛИКВИДАЦИЯ НЕГРАМОТНОСТИ КАК ОСНОВА ИЗМЕНЕНИЯ СОЦИОКУЛЬТУРНОГО ПРОСТРАНСТВА СЕВЕРНОГО КАВКАЗА В КОНТЕКСТЕ СОВЕТСКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ [1]
Kozhemyako Tatiana Nikolaevna
PhD in History, Leading Research Associate for Programs and Projects in the Research Management Department, North Caucasian Federal University [email protected]
Borisenko Svetlana Nikolaevna
Fedorenko Anton Igorevich
Student of the History Department, North Caucasian Federal University [email protected]
LITERACY PROJECT AS A BASIS OF SOCIOCULTURAL CHANGE IN THE NORTH CAUCASUS IN THE CONTEXT OF SOVIET MODERNIZATION [1]
Аннотация:
Данная статья посвященная анализу реализации политики ликвидации неграмотности на Северном Кавказе. Рассмотрены особенности этого процесса с учетом полиэтничности и поликон-фессиональности региона. Сделан вывод о том, что политика Советской власти в области ликвидации неграмотности на Северном Кавказе затрагивала традиционные устои горских народов, порождая острую борьбу старого и нового укладов.
Ключевые слова:
ликвидация неграмотности, советская школа, власть, общество, ислам, Северный Кавказ.
Summary:
The article analyzes implementation of the literacy project in the North Caucasus. It deals with the features of this process considering multiethnic and multi-confessional nature of the region. The authors conclude that the Soviet policy regarding eradication of illiteracy in the North Caucasus affected traditional principles of the highland nations, causing keen conflict between old and new lifestyles.
Keywords:
eradication of illiteracy, soviet school, power, society, Islam, North Caucasus.
Как известно, субъектом социокультурного пространства любого общества является социум и его единица - человек. Поэтому изменение этого пространства начинается с изменения человека. Строительство нового общества как стратегическая задача большевиков предполагало формирование «нового человека», человека с новыми физическими и духовными качествами, моральными нормами и воззрениями. Однако поскольку строить «новое общество» и воспитывать «нового человека» приходилось на основании «старого» человека с традициями, прежней ментальностью, прежними ценностными установками, то вставал вопрос не просто о воспитании, а скорее о перевоспитании человека. Больше десятка раз В.И. Ленин на разные лады убеждает в необходимости перековки сознания людей. Как отмечает Т.А. Булыгина, в понятие «перевоспитание» заложена мощная духовная агрессия. Дело в том, что перевоспитание предполагает внешнее насильственное действие над природой человека (в отличие от воспитания и самовоспитания, подразумевавших внутреннюю духовную работу по совершенствованию личности) [2, с. 42].
В социокультурной системе советские лидеры в силу особенностей большевистских доктринальных установок особое место отводили политике. Поэтому в комплексе мер по перевоспитанию человека выделялось политическое образование, которое наряду со средствами массовой информации, обладало возможностью постоянного влияния на массовую аудиторию. Главными чертами «нового человека» должны были стать коммунистическое мировоззрение, революционность, деловитость, классовый подход, умение работать, интернационализм.
Поэтому такая «переделка» также предполагала приоритет политико-воспитательной и культурно-просветительной работы.
Одним из существенных препятствий на пути переделки массового сознания народа и изменения конфигурации социокультурного пространства советского общества стала поголовная неграмотность населения бывшей Российской империи. В связи с этим первым условием и инструментом формирования советского социокультурного пространства должна была стать ликвидация неграмотности населения. Решение этой практической проблемы рассматривалось не только как введение людей в поток культуры, но и как введение их в политику.
В связи с этим цель данной статьи - охарактеризовать процесс ликвидации неграмотности на Северном Кавказе и показать, как под влиянием политики Советской власти в области ликвидации неграмотности менялось социокультурное пространство региона.
На Северном Кавказе уровень грамотности населения был катастрофически низок даже по сравнению с другими российскими регионами. В 1920 г. на тысячу жителей региона приходилось всего 281 грамотных [3, с. 251]. Особенно плохо обстояло дело в горских республиках. Так, в Чечне только 0,84 % взрослого населения умело читать и писать по-русски, в Ингушетии - около 3 %, в Кабардино-Балкарии - 7 %, в Северной Осетии - 14,7 % [4, с. 69]. Добираться в другое селение, чтобы прочесть письмо или официальную бумагу или составить письменное обращение во власть. Все это создавало трудности не только для формирования в регионе, как и по всей стране, лояльного советского большинства, но и для включения Северного Кавказа в единое советское социокультурное пространство. Именно поэтому вопрос ликвидации неграмотности в регионе стоял особенно остро.
Основой для практических действий стал комплекс законодательных актов Советской власти: «О введении новой орфографии» (10 октября 1918 г.), «О национальных школах и взаимоотношениях между Народными Комиссариатами просвещения и по делам национальностей» (13 июля 1918 г.), «О ликвидации безграмотности среди населения РСФСР» от 26 декабря 1919 г. Согласно последнему в стране Советов вводилось обязательное обучение грамоте всех граждан в возрасте от 8 до 50 лет, не умеющих читать и писать. Кроме этого реализация политики ликвидации неграмотности строилась на основе новой структуры управления образованием. В частности, в регионах Северного Кавказа создавались губернские отделы народного образования. Например, в марте 1918 г. решением Терского областного Совета такой отдел был учрежден на Тереке.
Длительная и кровавая Гражданская война в регионе прервала процесс ликвидации неграмотности на Северном Кавказе, так как здесь длительное время у власти находились представители Белого движения. Однако после прихода красных в регион представители местной власти возобновили реализацию политики ликвидации неграмотности. Совет народных комиссаров Горской АССР 18 июля 1921 г. принял постановление «О ликвидации неграмотности», согласно которому все граждане республики от 14 до 30 лет в порядке государственного принуждения с 1 сентября 1921 г. должны были обучаться грамоте на родном или русском языке. Повсеместно стали создаваться пункты ликвидации неграмотности и школы грамоты. Размешались они в народных домах, избах-читальнях, школах, на заводах, фабриках и других местах.
В соответствии с политикой Советской власти все работающее неграмотное население региона обязано было заниматься обучением не менее двух часов в день. При этом рабочий день сокращался, а заработная плата полностью сохранялась. Как сообщалось в письме глав-комтруда Шмидта в Ставропольский губернский комитет профсоюза рабочих кожевенной промышленности, «милитаризованные и ударные предприятия освобождают от сверхурочных работ на 2 часа в день 3 раза в неделю неграмотных для обучения в школах грамоты. Оплаты за время обучения в школах грамоты производить как за сверхурочную работу за счет предприятия. Обучающиеся в школах грамоты освобождаются от всех видов трудповинности в дни обучения 3 раза в неделю на срок обучения продолжительностью не более четырех месяцев... Неграмотных, привлеченных к лесозаготовительным работам, комтруды освобождают от сверхурочных работ на 2 часа в день 3 раза в неделю с оплатой за обучение в школе как за сверхурочную работу. Лица, злоупотребляющие освобождением от трудповинности (не являющиеся в школу), подлежат ответственности как труддезертиры. Имена и фамилии их должны немедленно сообщаться в месткомтруды» [5, л. 85-86].
Однако, несмотря на привилегии, которые получали включенные в процесс ликвидации неграмотности жители локального сообщества, со стороны населения, особенно сельского, как русского, так и горских народов, существовал достаточно высокий порог недоверия и непонимания необходимости обучения грамоте.
В деревне ликвидация неграмотности тормозилась общими настроениями крестьян, которые не всегда и не везде разделяли стремление властей покончить с неграмотностью, по-
скольку это требовало от них дополнительных усилий и времени, отвлекало от жизненно необходимых хозяйственных дел. Селяне предпочитали проводить свой досуг не в клубах и избах-читальнях, а занимаясь сельскохозяйственным производством.
В горских районах Северного Кавказа ситуация осложнялась еще и огромным влиянием ислама на значительную часть населения. По мнению консервативно настроенной части горского общества, ликбез посещают только отступники от веры. В связи с этим грозили населению «отлучением от магометанской веры», если они и дальше будут продолжать обучение.
Начальный период политики ликвидации неграмотности на Северном Кавказе характеризовался недоверием к власти и порождал различные слухи среди населения. Так, в одном из отчетов о работе Гудермесского ликпункта сообщалось, что среди населения распространялись слухи о том, что всем, кто посещает ликбез, власти «будут ставить на руку печать» и брать на заметку для будущих репрессий. Естественно, что такие слухи значительно тормозили распространение грамотности среди горского населения.
Особенно сложно обстояла ситуация с образованием горянок. Одним из главных препятствий на пути вовлечения женщин и девочек в школу было традиционно неравное положение женщины в мусульманском обществе. По адату женщине была уготована одна участь -рожать детей, ухаживать за ними, быть покорной женой и основной рабочей силой в хозяйстве. Реализация политики ликвидации неграмотности на Северном Кавказе, таким образом, затрагивала традиционные устои горских народов, что не могло не натолкнуться на сопротивление местного населения.
Однако, несмотря на социокультурные противоречия, порожденные политикой реализации неграмотности, население горских республик выражало желание учиться. Об этом свидетельствуют многочисленные архивные документы, содержащие ходатайства и прошения об открытии школ. Особенно стремились к знаниям горянки. В марте 1925 г. в сельсовет одного из селений Хасавьюртовского округа явилось 18 горянок. Одна заявила: «Советская власть дала нам свободу, дайте нам и просвещение - мы хотим учиться» [6, с. 233]. Об этом говорят и материалы 4-го съезда женщин Дагестана, на котором делегатка Алиханова заявляла: «Мы, женщины аулов, проснулись. Мы неграмотны, но работать и учиться хотим» [7, с. 230]. Все эти факты убедительно показывают, что наряду с ликвидацией неграмотности в горских районах Северного Кавказа шла острая борьба старого и нового.
С целью содействия проведению мероприятий по ликвидации неграмотности и малограмотности среди взрослого населения в 1923 г. Декретом Совета Народных Комиссаров года было создано Общество «Долой неграмотность». К концу 1923 г. оно объединяло около 100 тыс. человек, а в 1924 г. содержало 11 тыс. ликпунктов, в которых обучалось более 500 тыс. человек. С 1924 г. стали создаваться отделения Всероссийского общества «Долой неграмотность». В Кабардино-Балкарии в 1925 г. действовало уже 145 ликпунктов, где обучалось 6 000 неграмотных и 808 малограмотных под руководством 183 учителей. В Карачае и Черкес-сии в том же году в 12 пунктах и школах по ликвидации неграмотности обучалось 2,6 тысяч человек [8, с. 125-126].
Нужно отметить, что ликвидация неграмотности и малограмотности в республиках проходила преимущественно на родном языке. Необходимость обучения русскому языку в большой мере диктовалась тем, что делопроизводство велось на русском языке. Однако во многих республиках существовала острая нехватка учительских кадров по русскому языку. Так, в Дагестане в 1923/1924 учебном году было всего 58 русских учителей, в том числе в аулах Махачкалинского района, Кизлярского и Ачикулакского округов 51 человек, на остальные же, самые отсталые в культурном отношении округа, приходилось всего лишь семь человек [9, с. 218]. Сходной была ситуация и в других республиках.
При этом не везде на Северном Кавказе школы с русским языком обучения находили поддержку у населения. Как сообщают источники, у некоторых народностей русские (советские) школы встречают сильное сопротивление. Многие мусульмане относились к советской школе как к чужой. В «годину. общего несчастья», если они и посылали в нее детей, то «за лишний кусок хлеба». Под влиянием агитации духовенства одна за другой закрывались советские школы. Так, были закрыты школы в селении Мулебки Даргинского округа, в селении Утамыш Кайтаго-Табасаранского округа, в селении Акуша советская школа была сожжена, а в Унцукуле жители села отказались открыть советскую школу. Более того, в селении Мулебки после закрытия советской школы детей, ходивших туда, как «нечестивых», семь раз обмывали песком и глиной, чтобы «освободить их от нечистой силы», а умершего сторожа этой школы отказались отпевать» [10, с. 53].
Такое сопротивление советской школе было связано с тем, что по мере укрепления советской власти на Северном Кавказе большевики переходили от «мусульманской» тактики к
осуществлению стратегических целей коммунизма. Это выразилось, в первую очередь, в попытке закрытия мусульманских школ, на что отдельные регионы Северного Кавказа ответили волной протестов. В Дагестане духовенство призвало «восстать всем с оружием в руках, выгнать русских безбожников с мусульманских территорий» [11, с. 37].
Советская власть осознавала опасность реализации этих мер на Северном Кавказе. Сам А.В. Луначарский признавал, что «нельзя попросту закрыть религиозные школы. Когда не можешь дать хлеба, не смеешь отнимать суррогат. Тем не менее необходимо принимать меры, чтобы обезвреживать влияние духовенства на школу всеми мерами, иначе вместе с пищей дети будут воспринимать прямой яд» [12, с. 31-33]. В связи с этим для мусульманской школы предполагалось проведение переходного периода. Несмотря на то, что число учащихся в светских школах Северного Кавказа постоянно увеличивалось, мусульманские конфессиональные школы в течение длительного времени продолжали открыто существовать наряду с советской сетью.
В связи с этим в январе 1927 г. был подготовлен проект постановления Оргбюро ЦК ВКП(б) «О мерах борьбы с мусульманским религиозным движением», в котором, в частности, предлагалось резко ограничить возможности обучения исламу и подготовки священников. В мае 1928 г. Политбюро ЦК ВКП(б) принимает решение о закрытии мусульманских религиозных школ, предложив оформить его постановлениями ЦИК республик [13, с. 151]. С этого момента советская образовательная система получила монополию на просвещение населения. Однако в некоторых населенных пунктах Северного Кавказа медресе и религиозные школы просуществовали вплоть до 1930-х гг. [14, с. 281].
Одной из причин «живучести» мусульманских школ были не только сильные традиции мусульманского духовенства в регионе, но и нехватка учителей. Причем эта проблема остро стояла для всех регионов Северного Кавказа. Из-за отсутствия соответствующих подготовленных кадров очень часто к работе в ликбезах допускались все, умевшие читать и писать. Учителя привлекались к работе в порядке рудовой повинности, и зачастую общеобразовательный уровень некоторых из них был очень низок. В годовом отчете Ставропольского политпросвета за 1924 г. отмечалось, что абсолютное число ликвидаторов не имеют «даже среднего образования, а только низшее и никакого педагогического стажа» [15, л. 45]. Еще одним подтверждающим примером, служит одна из газетных статей того времени. В ней педагог Ставрополья пишет: «У вовсех у нас рты позатыкнули. Много дюже береть на себя населения, говоря, что я их плохо обучаю. Понаучились рано» [16, с. 3]. В связи с этим Окружной отдел народного образования в 1929 г. отмечал, что крайне назрел вопрос «о ликвидации неграмотности среди ликвидаторов неграмотности и учителей первой ступени».
Тормозила процесс ликвидации неграмотности и плохая оснащенность советской школы. Подавляющее большинство школ размещалось в частных неприспособленных домах. Зачастую не хватало или не было вообще парт, столов, стульев, классных досок, учебных пособий и даже письменных принадлежностей. Очень часто причиной непосещения занятий оказывалось отсутствие одежды и обуви, а также привлечением детей к домашней работе. Наряду с материальной нуждой немаловажной проблемой была также отдаленность населенных пунктов в сельской местности. В горных районах ситуация усугублялась отсутствием мостов через многочисленные горные реки, что было особенно характерно для Ингушетии и некоторых районов Чечни.
Таким образом, реализация политики ликвидации неграмотности на Северном Кавказе имела свои особенности в силу полиэтничности и поликонфессиональности региона. В горских районах Северного Кавказа сохранялось влиянием ислама на значительную часть населения, что препятствовало вовлечению в образовательный процесс значительной части горского населения и особенно женщин. Политика ликвидации неграмотности затрагивала традиционные устои горских народов, порождая острую борьбу старого и нового укладов. Совокупность этих причин обусловила сравнительно низкий уровень грамотности населения Северного Кавказа в конце 1920-х гг. Например, в Кабардино-Балкарии в конце 1920-х гг. он составлял 23,6 %, в Ингушетии 23,8 %, в Карачае - 12,1 % [17, с. 126]. Однако в сравнении с дореволюционным периодом эти результаты все же были существенны. При этом первый этап реализации политики ликвидации неграмотности на Северном Кавказе характеризовался многочисленными противоречиями. Стремление как можно быстрее покончить с неграмотностью зачастую порождало формализм в отчетности. К грамотным часто причислялись умеющие читать, независимо от того, умеют ли они писать. Кроме того, полученные знания часто оставались невостребованными, в результате чего с течением времени некоторые из проходивших курс ликвидации неграмотности забывали то, что учили, и возвращались в первоначальное состояние. Только на втором этапе ликвидации неграмотности в 1930-е гг. процент грамотных среди народов Северного Кавказа начал приближаться к абсолютному числу.
Таким образом, ликвидация неграмотности, несмотря на трудности и просчеты, выполняла свою основную задачу, которая состояла в том, что делала восприимчивым к идеологическому воздействию большой пласт многонационального населения полиэтничного региона бывшей имперской окраины и тем самым кардинально меняла тип субъекта российского интеллектуального пространства.
Ссылки и примечания:
Ї. Статья подготовлена при финансовой поддержке ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009-20ї3 гг. Соглашение № ї4.В37.2ї.0257.
2. Булыгина Т. А. Советская идеология и общественные науки. М., 1999.
3. Национально-государственное строительство в Российской Федерации: Северный Кавказ (ї9ї7-ї94ї гг.). Майкоп, ї995.
4. Котов, В. Северный Кавказ в 30-40-е годы. Проблемы этно-демографического развития // Россия XXI. 1996. № ї-2.
б. ГАНИСК. Ф. Р. 355. Оп. ї. Д. ї8. Л. 85-86.
6. Цит. по: Адухов М.Д. Становление и развитие светского образования в Дагестане: дис. ... канд. ист. наук.
Махачкала, 2003.
7. Там же.
8. X^rb^ К.К. Национальные отношения в условиях тоталитаризма: опыт и уроки (на материалах народов Северного Кавказа). Ростов-н/Д, 1993.
9. Магомедов А.М. Расцвет и сближение народов Дагестана на путях к коммунизму. Махачкала, ї966.
10. Тахо-Годи А. В борьбе за советскую школу в Дагестане // Просвещение национальностей. ї 93ї. № ї.
11. Там же.
12. Жизнь национальностей. ї924. № ї.
13. Миннуллин И.Р. Судьба мусульманского образования в советском Татарстане // Ислам в советском и постсоветском пространстве: история и методологические аспекты исследования: материалы Всерос. конф. Казань, 2004.
14. Аристова Т.Ф. Развитие народного просвещения // Культура и быт народов Северного Кавказа. М., ї968.
15. ГАСК. Ф. ї64. Оп. ї. Д. 387. Л. 45.
16. Власть Советов. ї929. ї6 мая.
17. X^rb^ К.К. Национальные отношения в условиях тоталитаризма: опыт и уроки (на материалах адыгских народов Северного Кавказа). Ростов-н/Д, 1993.
References (transliterated) and notes:
1. The article is performed with financial support from the federal special-purpose program “Scientific, academic and teaching personnel of innovative Russia” for 2009-20ї3, № ї4.В37.2ї .0257.
2. Bulygina T. A. Sovetskaya ideologiya i obshchestvennie nauki. M., 1999.
3. Natsional'no-gosudarstvennoe stroitel'stvo v Rossiyskoy Federatsii: Severniy Kavkaz (ї9ї7-ї94ї gg.). Maykop, ї995.
4. Kotov, V. Severniy Kavkaz v 30-40-e gody. Problemy etno-demograficheskogo razvitiya // Rossiya XXI. ї996. № ї-2.
5. GANISK. F. R. 355. Op. ї. D. ї8. L. 85-86.
6. Cit. by: Adukhov M.D. Stanovlenie i razvitie svetskogo obrazovaniya v Dagestane: dis. ... kand. ist. nauk. Makhachkala, 2003.
7. Ibid.
8. Khutyz K.K. Natsional'nie otnosheniya v usloviyakh totalitarizma: opyt i uroki (na materialakh narodov Severnogo Kavkaza). Rostov-n/D, 1993.
9. Magomedov A.M. Rastsvet i sblizhenie narodov Dagestana na putyakh k kommunizmu. Makhachkala, 1966.
10. Takho-Godi A. V bor'be za sovetskuyu shkolu v Dagestane // Prosveshchenie natsional'nostey. ї 93ї. № ї.
11. Ibid.
12. Zhizn' natsional'nostey. ї924. № ї.
13. Minnullin I.R. Sud'ba musul'manskogo obrazovaniya v sovetskom Tatarstane // Islam v sovetskom i postsovetskom pros-transtve: istoriya i metodologicheskie aspekty issledovaniya: materialy Vseros. konf. Kazan', 2004.
14. Aristova T.F. Razvitie narodnogo prosveshcheniya // Kul'tura i byt narodov Severnogo Kavkaza. M., ї968.
15. GASK. F. 164. Op. 1. D. 387. L. 45.
16. Vlast' Sovetov. ї 929. May ї6.
17. Khutyz K.K. Natsional'nie otnosheniya v usloviyakh totalitarizma: opyt i uroki (na materialakh adygskikh narodov Severnogo Kavkaza). Rostov-n/D, 1993.
