CC BY
90
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2012. № 3
ИСТОРИЯ РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ
К.В. Ворожихина*
ЛЕВ ШЕСТОВ И ИСТОРИЯ ПСИХОАНАЛИЗА
Целью исследования является попытка найти общие истоки интуиций русского религиозного мыслителя Льва Шестова и основателя психоанализа Зигмунда Фрейда, проследить некоторые этапы их творческих эволюций, выявить то, что сближает философию Льва Шестова и психоаналитическое учение. В статье представлены биографический, историко-культурный и религиоведческий контексты темы.
Ключевые слова: русская религиозная философия, психоанализ, повторение, фигура отца, Эдипов комплекс.
K.V. V o r o z h i h i n a. Lev Shestov and history of psychoanalysis
The objective of research is an attempt to reveal common sources of intuitions of Russian religious philosopher Lev Shestov and founder of psychoanalysis Sigmund Freud, to retrace some stages of their creative evolutions, to detect points which make closer Lev ShestoVs philosophy and psychoanalytic doctrine. The article gives biographical, historical-cultural and theological contexts of the research issue.
Key words: Russian religious philosophy, psychoanalysis, repetition, father's figure, Oedipus complex.
Основоположник психоанализа Зигмунд Фрейд (1856—1939) и русский религиозный мыслитель Лев Шестов (1866—1938) были современниками, представителями одного поколения; выходцы из еврейских семей, воспитанные на западной культуре, они в большей или меньшей степени забыли о своей иудейской почве (так, они оба забыли иврит, который изучали в детстве [G. Piron, 2010, p. 216], и тот, и другой неоднозначно относились к иудейской религиозной традиции). Льва Шестова называют предтечей экзистенциализма, однако уже современники философа считали его предшественником Зигмунда Фрейда и находили сходство между психоанализом и философией Л. Шестова.
Макс Эйтингон — связующее звено между З. Фрейдом
и Л. Шестовым
В биографическом плане основным связующим звеном между З. Фрейдом и Л. Шестовым является Макс Ефимович Эйтингон (1881—1943), психоаналитик русско-еврейского происхождения,
* Ворожихина Ксения Владимировна — аспирант кафедры истории русской философии МГУ имени М.В. Ломоносова, тел. 8 (919) 723-72-49; e-mail: x.vorozhikhina@ gmail.com
сделавший многое для распространения и институционализации психоанализа. Эйтингон долгие годы был близким другом Фрейда, поздние работы которого издавались за его счет. С русским философом его также связывала многолетняя (около 15 лет) дружба, кроме того, Эйтингон был страстным почитателем философии Шестова. Их знакомство состоялось благодаря Фане Исааковне Ловцкой, сестре мыслителя, которая была сторонницей учения Фрейда; она изучала психоанализ под руководством доктора Эй-тингона. По свидетельству дочери философа, в архиве Шестова сохранилось 34 письма Шестова Эйтингону и шесть писем от Эй-тингона мыслителю.
Как свидетельствует переписка, Шестов и Эйтингон обсуждали общие идеи психоаналитического учения; Эйтингон подчеркивал родство идей русского мыслителя и Фрейда; Шестов, в свою очередь, после прочтения работ Фрейда жалел, что тот стал врачом, а не философом, на что Эйтингон отвечал, что Фрейд пожалел бы, что Шестов стал философом, а не врачом [Н. Баранова-Шестова, 1983, с. 243].
Как утверждает философ Аарон Штейнберг со слов Фани Ловцкой, Шестов не любил психоанализа, не доверял ему. Однако, по мнению сестры мыслителя, во всех своих произведениях Шестов занимается самоанализом, пользуясь при этом своими «литературными пациентами» как масками, и в этой его работе над собой — предвосхищение психоанализа. Как считает Фаня, Лев Шестов — «один из самых выдающихся предшественников Фрейда» [А. Штейнберг, 1991, а 122].
Две интерпретации образа Гамлета
Будучи современниками, З. Фрейд и Л. Шестов существовали в едином культурном пространстве; так, они были вдохновлены одной и той же книгой — работой Брандеса о Шекспире (1896).
Образ героя трагедии Шекспира присутствует в первой психоаналитической работе З. Фрейда «Толкование сновидений» (1899), где впервые разрабатывается теория Эдипова комплекса, которая позднее стала одной из центральных тем классического психоанализа. В одной из глав этой работы для иллюстрации Эдипова комплекса Фрейд использует образ Гамлета. Как утверждает Фрейд, трагедия Шекспира покоится на том же базисе, что и трагедия Софокла. Эдипов комплекс проявляется в произведении Шекспира как причина нерешительности Гамлета решить задачу, внушенную ему тенью отца: «Гамлет способен на все, только не на месть человеку, который устранил его отца и занял его место у матери, человеку, воплотившему для него осуществление его вытесненных детских
желаний» [5. Фрейд, 2004, с. 247]. По мнению Фрейда, Гамлет считает себя ничем не лучше того, кого он должен покарать, что и является основой его колебаний.
Шестов в своем первом исследовании «Шекспир и его критик Брандес» (1898) следует традиционной интерпретации образа принца Датского, идущей от Гёте, рассматривающей Гамлета как человека, «жизненная энергия которого парализуется преувеличенным развитием мышления» [5. Фрейд, 2004, с. 247]: «Он "мыслитель". События отражаются и запечатлеваются на поверхности его души, как предметы на фотографической пластинке: отчетливо, верно, — даже красиво — но мертво» [Л. Шестов, 2000, с. 46]. Гамлет, считает Шестов, мыслит абстракциями и схемами, видит лишь общее, в то время как жизнь конкретна. Реальность для него предстает обедненной, поскольку он привык воспринимать действительность с помощью лишь одной стороны душевной жизни — разума. Живя в мире абстракций, герой оказывается абсолютно беззащитным, демонстрируя свою несостоятельность в мире действительном. Вместо того чтобы откликнуться на вызов, брошенный ему жизнью, герой бежит от нее.
Есть нечто, сближающее психоаналитический взгляд на героя Шекспира и понимание Шестовым Гамлета. Русский мыслитель на данном этапе своей творческой эволюции считает, что спасение Гамлета отчасти заключено в той способности, которая подавляет его жизненную активность: «привычка к размышлению» [там же, с. 58] научила Гамлета видеть себя со стороны, и это толкнуло его на путь трагедии, которая, как считает сам герой, единственная может очистить его. Шестов считает, что только через переживание страдания Гамлет может очнуться, вернуться к жизни. Как в психоаналитической концепции, так и с точки зрения Шестова, предполагается, что сильное эмоциональное переживание, пограничная ситуация могут привести к очищению, и в этом заключается путь к спасению, избавлению от психологически дискомфортных состояний, выход из состояния неподлинности. Таким образом, представление об очистительной роли страдания сближает учение Фрейда и философию Шестова.
З. Фрейд и Л. Шестов: критика культуры
Еще один аспект, общий для психоаналитика и русского мыслителя, который был также отмечен современниками, — это критическое отношение к культуре: «оба они, Фрейд и Шестов... срывают с нашей цивилизации все ту же маску, маску лжи и лицемерия» [А. Штейнберг, 1991, с. 124].
Культура — это мир, сконструированный сознанием, противоположный природному в человеке. Согласно Фрейду, каждая культура строится на принуждении и запрете влечений. Сознание индивида, руководствуясь принципом реальности, подавляет бессознательные инстинктивные желания; вследствие этого конфликта между иррациональными влечениями и цензурирующей деятельностью сознания возникает психологически дискомфортное состояние — «неудовлетворенность культурой».
Культура представляет собой позитивный опыт и знания, некоторые программы, алгоритмы деятельности, которые находят свое выражение в многообразии знаний, норм, навыков, идеалов, идей, гипотез — во всем том, что образует исторически накапливаемый социальный опыт. Борьба с властью идей, с господством общего, «всемства» является одной из основных тем философии Шестова, а значит, это борьба и с культурой, которая есть объективация идей, идей, давящих на индивида своей призрачной властью. Культура, по мысли философа, представляет собой уютный мирок, «завороженное царство» [Л. Шестов, 2007а, с. 12]. Одиночество, разрушение и хаос — то, к чему призывает Шестов, противостоит культуре и вырывает человека из мира повседневности; культура предполагает удобство, комфорт, она предполагает некоторое завершенное мировоззрение, оседлость, обыденность. Мысль о противоположности трагедии и обыденности в философии Л. Шестова подчеркивает Н. Бердяев: «Пристроиться на "большой дороге", прилепиться к чему-нибудь признанному на ней за ценность — и значит найти себе место в жизни и поместить себя в пределах обыденного и универсального "добра" и "зла". И тот человек, который нашел свою родину на большом историческом пути, временно застраховал себя от провала в трагедию» [Н. Бердяев, 1989, с. 366].
Подобный взгляд был близок многим современникам Шестова. Так, аналогичной точки зрения придерживается М. Гершензон в «Переписке из двух углов»: «...в последнее время мне тягостны, как досадное бремя, как слишком тяжелая, слишком душная одежда, все умственные достояния человечества, все накопленное веками и закрепленное богатство постижений, знаний и ценностей. Мне кажется: какое бы счастье кинуться в Лету, чтобы бесследно смылась с души память о всех религиях и философских системах, обо всех знаниях, искусствах, поэзии, и выйти на берег нагим, как первый человек, нагим, легким и радостным, и вольно выпрямить и поднять к небу обнаженные руки, помня из прошлого только одно — как было тяжело и душно в тех одеждах, и как легко без них» [Вяч. Иванов, М. Гершензон, 2006, с. 13]. Шестов, анализируя «Переписку из двух углов», писал о Гершензоне так, как это мог бы сделать психоаналитик: «его больше всего тревожили и раздражали
навязчивые требования впитавшихся в него современных истин» [Л. Шестов, 1964, с. 17].
В основе культуры, утверждают Шестов и Фрейд, лежит Ананке (Необходимость). Необходимость, являющаяся, по мысли Шесто-ва, следствием первородного греха, и борьба с ней — одна из основных тем мыслителя; в поздний период творчества единственно возможным способом противостояния необходимости он считал веру в живого Бога. Для Фрейда культура есть основная причина психологического дискомфорта, испытываемая индивидом, по его мнению, «большую долю вины за наши несчастья несет так называемая культура: мы были бы счастливее, если бы от нее отказались и восстановили первобытные условия» [J. Фрейд, 2011, с. 932], причем религиозные представления являются важной частью инвентаря культуры. С одной стороны, как в ранних, так и в поздних его работах («Неудовлетворенность культурой» (1930)) присутствуют призывы к ослаблению социальных табу. С другой стороны, как отмечает А.М. Руткевич, «психотерапевтические процедуры предполагают познание тех процессов, которые происходят в бессознательном пациента. Выйдя на свет разума, эти ночные призраки теряют свою силу» [А.М. Руткевич, 1985, с. 16]. Так, например, религия, трактуемая психоанализом как коллективный невроз, будет преодолена человечеством по мере роста осознанности, рационализации внутренней жизни индивида. В данном случае подавление инстинктов и примирение с законами социума и нормами культуры психоаналитик считает необходимостью («Будущее одной иллюзии» (1927)).
Итак, с одной стороны, Фрейд, как и Шестов, апеллирует к иррациональному в индивиде, с другой (и в этом он наследник просвещенческой традиции) — считает, что конфликт бессознательного и сознания должен быть снят через осознание индивидом своих иррациональных влечений: «Я» должно прийти на место «Оно». И в этом проявляется двойственность отношения Фрейда к культуре и к человеческой природе.
Структура личности в теории З. Фрейда и философии Л. Шестова
Открытие двусоставности психического — сознание и бессознательное — З. Фрейд делает уже в первой своей психоаналитической работе «Толкование сновидений». Позднее, в работах, написанных после 1920 г., Фрейд вводит в состав психического третью инстанцию — Сверх-Я, ответственную за принятие социальных (в том числе религиозных) норм и законов, формирующую идеальное Я.
Аналогичное представление о наличии двух уровней в структуре личности можно проследить в работах русского мыслителя. Как отмечает исследователь Е.А. Механикова, «в философии Шестова четко прослеживается условное разделение "Я" на рациональное и иррациональное как отражение различных уровней единого» [Е.А. Механикова, 2002, с. 86]. Так, можно выделить два аспекта в составе личности: «Я» рациональное и иррациональное. За счет этой двойственности, расколотости внутренняя жизнь индивида антиномична, динамична и изменчива. Рациональное «Я» представляет собой уровень обыденности, где преобладают всеобщность и необходимость. Это жизнь социального индивида согласно разуму, закону и морали. В этом случае «Я» наполняется внешним: оно функционирует согласно социальным нормам, законам и приравнивается к социальной роли. Это рациональный человек культуры. Рациональное «Я» представляет собой антитезу иррациональному, подпольному, подлинному «Я» индивида, которое находится в постоянных сомнениях, колебаниях, но, главное, не хочет примириться с действительностью, «ищет невозможного, борется с непреодолимым, не верит самоочевидности, не покоряется даже разуму» [Л. Шестов, 1964, с. 45]. Подпольный человек свободен, независим от внешнего. Именно подлинное «Я» индивида обращено к Богу, через веру индивид может получить свободу от власти необходимости.
Как уже было сказано, Фрейд обращается к иррациональному в человеке и тем самым расширяет представление о нем, открывает в человеке новое «подпольное» измерение; с другой стороны, рационализирующий психоаналитический метод работы с бессознательным не мог бы быть принят Шестовым. Он бы отверг сциентизм Фрейда и просвещенческие предпосылки его взглядов. Психоаналитика интересует не сама личность, а клинический случай пациента.
Фигура отца в психоанализе и в философии Л. Шестова
В психоаналитической традиции происхождение культуры и религии неразрывно связано с фигурой отца. Будучи по происхождению евреями, Шестов и Фрейд не обошли вопроса «веры отцов» и еврейской истории. По мнению Фрейда, Моисей, дав своему народу Закон, создал евреев; Закон лег в основу культуры и самосознания евреев. Особое внимание основатель психоанализа уделяет второй заповеди Моисея: «Не сотвори себе кумира» [Исх. 20:4], которая заключает в себе отказ от фигуративного изображения Бога. Для Фрейда эта заповедь свидетельствует о триумфе интеллектуального над чувственным восприятием, об отказе от чув-
ственности в иудаизме, что, по его мнению, предполагает подавление инстинкта, отречение от него; это является, считает ученый, одной из важнейших ступеней в развитии человечества. Таким образом, благодаря отказу от изображения Бога происходит Его дематериализация и, по мысли Фрейда, возрастает вера во «всемогущество мысли», усиливается значимость идей, умозаключений, и это, с точки зрения психоанализа, есть следствие возвышения фигуры отца; матриархальная структура предполагает главенство чувственного восприятия и близость к инстинкту.
Таким образом, отказ от инстинкта, его преодоление есть отцовство. Следствием патриархальной структуры, согласно Фрейду, является этика — закон, данный Богом через Моисея народу Израиля и тем самым определивший его идентичность. Так, Моисей — отец закона.
Для Шестова олицетворением отцовства является Авраам — отец веры в живого Бога. С точки зрения веры, решаясь на сыноубийство во имя Бога, он, согласно Шестову, выходит за границы разумного и этического, выпадает из общего. Авраам ищет покровительства не у разума с его вечными истинами и моральными нормами, очевидностями и пределами; он верит против разума, его вера не ищет и не может найти у разума оправдания — это есть вера Священного Писания. С точки зрения разума и этики, Авраам — преступник, намерившийся убить собственного сына. С точки зрения этики, Авраам — один из многих, он должен следовать правилу, норме, даже веление Бога не делает его исключением из общего. Таким образом, этика становится выше воли Бога. По мнению Шестова, когда господствует разум, мораль заменяет собой Бога.
Главная ветхозаветная заповедь для Шестова — первая, которая начинается со слов: «Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства...» [Исх. 20:2]. Бог дарует человеку свободу, которую мыслитель отождествляет с верой («Вера — та свобода, которую Творец вдохнул в человека вместе с жизнью» [Л. Шестов, 1964, с. 288]). Если свобода есть заповедь, то рабство — это грех; человек обязан быть свободным для того, чтобы исполнить заповедь Бога, эта вера-свобода и есть единственная заповедь, все, что противоречит свободе, есть грех.
Безусловно, Шестов критически отнесся бы к убеждению Фрейда в необходимости приоритета разума, умозрения, этики над чувствами. По мнению Шестова, разум губит человека, отдаляет от истины, подлинности; вера и разум для русского мыслителя — взаимоисключающие понятия. Если в психоаналитической концепции отцовство предполагает преобладание разума, норм, предписаний, то для Шестова фигура отца связана с преодолением этического, с выходом за пределы разумного, она связана с абсолютным доверием, верой.
Интересно отметить, что, по толкованию Исаака Моисеевича Шварцмана, отца мыслителя, рассказ об Аврааме — это «притча для внушения детям такого доверия к родителям, какое праотец Авраам проявил к Богу» [А. Штейнберг, 1991, с. 120]. Фаня Ловц-кая, сестра Шестова, дает психоаналитический портрет философа исходя из анализа его отношений с отцом. По ее мнению, Шестовым всю жизнь руководила страсть к самоутверждению, он всегда соперничал с отцом, а в его лице — со всей еврейской традицией. Именно в этом заключена причина того, что он отказывается от фамилии отца и использует в качестве псевдонима русскую фамилию. С отказом, с отречением от отца связана разгадка псевдонима мыслителя. По свидетельству А. Штейнберга, сам Шестов так объясняет происхождение своего творческого имени: «Представьте себе, что я выдумал это, когда еще был в гимназии. Как все тогда, я ненавидел "торгашество" (отец, знаете, был крупный торговец — торгаш). Если стану писателем, а я непременно хотел прославиться как писатель, я отделаюсь, решил я, от отцовской фамилии и оставлю в своем псевдониме одну лишь начальную букву "Ш". От отцовского же рода занятий отрублю голову — "торг", и останется одно свободное "шество", сродни шествию; шествовать, к тому же, в общем-то в обратном от отцовского направлении. И получите что? Шестов, если переставите две последние буквы!» [там же, с. 128]. Фаня Ловцкая и Аарон Штейнберг считали, что отец для Шестова был почвой, законом, который необходимо преодолеть. Самоутверждение заставило его отказаться на время от почвы, стать на путь философии беспочвенности, но в итоге он «"вернулся" к себе и "обратился" в веру праотцов, как он ее толковал» [там же, с. 119].
Метафора повторения
Говоря о Шестове, как правило, отмечают, что философ постоянно возвращается к одному и тому же вопросу — вопросу о Боге; Шестов «принадлежит к числу однодумов» [С.Н. Булгаков, 1939, с. 308]; его уму свойственно повторение, «вечное возвращение». Шестов, цитируя слова С. Кьеркегора, говорит, что вся жизнь есть повторение: «повторение — сама действительность; повторение — смысл существования» [С. Кьеркегор, 1997, с. 10]. Повторение означает: то, что существовало прежде, настанет вновь. В философии Льва Шестова присутствуют три наиболее значимых библейских сюжета: миф о грехопадении и эпизоды, связанные с образами Авраама и Иова.
Все три сюжета объединяет то, что Бог испытывает человека. В мифе о грехопадении человек поддается искушению, в отличие
от двух других библейский историй. Но более значимо то, что три данных сюжета объединяет категория повторения.
Возвращение в райское состояние — то, чего ищет Шестов. Говоря о понимании им проблем божественного своеволия и первородного греха, С.Н. Булгаков пишет: «Бывшее становится небывшим, человек возвращается в состояние невинности и той божественной свободы, свободы к добру, по сравнению с которым свобода выбора между добром и злом бледнеет и гаснет, или, точнее, по сравнению с которой наша свобода представляется жалкой и ничтожной. Первородный грех. радикально искореняется из небытия» [С.Н. Булгаков, 1939, с. 310].
Возвращение в первоначальное состояние в христианской трактовке связано с фигурой Христа. Христос — это искупительное повторение Адама, Второй или Новый Адам.
Что касается фигуры Авраама, то, как пишет Кьеркегор, «Авраам во второй раз вопреки всем ожиданиям обрел сына» [С. Кьеркегор, 2011, с. 24]. Повторение раскрывается как вера Авраама в то, что «Бог может дать Аврааму нового сына, что Бог может воскресить Исаака.» [Л. Шестов, 2007б, с. 195]. Авраам, исполняя веление Бога, верил в то, что он обретет сына вторично на земле.
В христианской традиции эпизод с жертвоприношением Авраама рассматривается как предсказание страданий Иисуса и Его искупительной жертвы во имя спасения человечества.
Иову, в связи с которым, собственно, и возникает проблема повторения, Бог в действительности возвращает все утраченное — здоровье, детей и богатство. Как отмечали многие исследователи, Шестов понимает книгу Иова по-своему: Бог сделал все страдания Иова не бывшими, не существовавшими, в то время как принято считать, что у него вновь родились дети, он нажил другое имущество.
В христианской традиции проводится параллель между фигурой Иова и Христа: «...страдания Иова предвещают смертный путь: страдания Христа так же бессмысленны» [С. Жижек, 2009, с. 218]. Мучения Иова являются прообразом страданий Христа; Иисус — новый, второй Иов: оба не признали свои страдания, попущенные Богом, справедливыми, заслуженными или необходимыми, оба «возопили» к Богу.
Для психоаналитической концепции важна категория возвращения, поскольку, с точки зрения психоанализа, началом любого человеческого существования является рай, блаженство. Как отмечает М. Элиаде, «Фрейд обнаружил решающую роль "райского правремени", то есть раннего детства перед "падением" (то есть отнятием от груди).» [М. Элиаде, 2010, с. 83]. В этом заключается заслуга учения Фрейда: из всех наук о жизни только психоанализ доходит до подобной идеи. Психоанализ разработал способ обна-
ружения «истоков» нашей личной истории и, что очень важно, помог «выявить то главное, первое событие, которое положило конец блаженству детства и определило будущую направленность нашего существования» [там же, с. 85].
Задача психоанализа заключается в том, чтобы вспомнить то, что произошло у истоков, это знание истоков и истории определенных событий дает нам силу воздействия на них: знание своей личной истории дает «овладение своей собственной судьбой и наукой сотериологического типа» [там же, с. 96]. Человек становится хозяином своей судьбы. Идея «возвращения назад», воплощенная в психоаналитических техниках, позволяет реактуализировать, «вернуться» к решающим событиям раннего детства.
Религия в поздней работе Фрейда «Моисей и монотеизм» (1939) трактуется как возвращение подавленного. Иисус, по мнению Фрейда, есть возвращение Мессии, которым был Моисей, Иисус — восставший Моисей. Моисей — отец первобытного клана, ставший Богом (Фрейд считает, что ветхозаветный Бог обязан своими личностными качествами Моисею, образ Бога в иудаизме связан с образом исторического Моисея), Иисус — сын, который, с одной стороны, своей смертью искупает вину (чувство вины или греховность в психоанализе трактуется как следствие убийства Бога, отца), с другой — занимает Его место. Если иудаизм есть религия Бога Отца, то христианство — религия Бога Сына. Как отмечает М. Элиаде, убитое божество никогда не исчезает из памяти (во многих случаях это божество входит в само тело человека, главным образом, через продукты питания); убитое божество продолжает существовать в ритуалах, которые периодически реактуализируют это убийство. Более того, смерть Бога радикальным образом изменяет саму жизнь человека.
Л. Шестов и З. Фрейд являются наследниками психологии «срывания масок», введенной в моду Ницше, Достоевским в 1880—1890 [& Piron, 2010, р. 215], психологии, которая пытается раскрыть бессознательные мотивации, спрятанные инстинкты и иррациональные порывы, определяющие поведение индивида. Они пытаются увидеть за конкретными проявлениями индивида его внутреннюю жизнь во всей целостности; их деятельность направлена на постижение внутреннего мира Другого.
Многие отмечали психологизм метода Льва Шестова при исследовании работ философов и писателей. Н.А. Бердяев считал, что Шестова интересует не идея, выдвигаемая мыслителем, а его живой опыт и переживания, которые повлекли за собой ту или иную идею. Можно сказать, что Шестова интересует психология творчества. В своих работах он также находит несоответствия между личностью мыслителя и его теорией, философским учением: «Его
удивительный дар — не только свободно проникать во внутренний мир того или иного мыслителя, но и видеть тончайшие и глубинные отношения между ним как личностью и его же собственными мыслями, видеть сложнейшую психологию взаимосвязей между человеком и его мировоззрением. Психология отношений между личностью и ее убеждениями — вот стихия, в которой Шестов чувствовал себя как рыба в воде» [В.А. Кувакин, 2006, с. 435].
Учение Фрейда оказало влияние не только на психологию и психиатрию, но и на философию, искусство — культуру в целом. Психоанализ стал не просто терапевтическим методом, но представляет собой общефилософскую концепцию. Л. Шестов и З. Фрейд разрабатывали метод проникновения в бессознательное, иррациональное, определяющее поведение человека, анализировали истоки культуры, морали и религии.
С точки зрения психоанализа, Шестов — личность, подверженная неврозу, занимающаяся самоанализом в стремлениях преодолеть власть отца над собой. В целом, Фрейд для Шестова — ученый, преклоняющийся перед необходимостью, находящийся во власти разума.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Баранова-Шестова Н. Жизнь Льва Шестова. Париж, 1983.
Бердяев Н.А. Трагедия и обыденность // Бердяев Н.А. Собр. соч. Париж, 1989. Т. 3.
Булгаков С.Н. Некоторые черты религиозного мировоззрения Л.И. Шестова // Современные записки. 1939. № LXVIII.
Жижек С. Кукла и карлик. М., 2009.
Иванов Вяч., Гершензон М. Переписка из двух углов. М., 2006.
Кувакин В.А. Мыслители России: Избр. лекции по истории русской философии. М., 2006.
Кьеркегор С. Повторение. М., 1997.
Кьеркегор С. Страх и трепет. М., 2011.
Механикова Е.А. Проекция антропологических воззрений Л. Шестова на современный философский дискурс // Синтез. Краснодар, 2002. № 1.
Руткевич А.М. От Фрейда к Хайдеггеру: Критический очерк экзистенциального психоанализа. М., 1985.
Фрейд З. Толкование сновидений. М., 2004.
Фрейд З. Неудовлетворенность культурой // Фрейд З. Малое собр. соч. СПб., 2011.
Шестов Л. Умозрение и откровение. Париж, 1964.
Шестов Л. Шекспир и его критик Брандес. М., 2000.
Шестов Л. Афины и Иерусалим. М., 2007а.
Шестов Л. Великие кануны. М., 2007б.
Штейнберг А. Друзья моих ранних лет (1911—1928). Париж, 1991.
Элиаде М. Аспекты мифа. М., 2010.
Piron G. Léon Chestov, philosophe du déracinement. Lausanne, 2010.
