CC BY
134
УДК 630:93
ЛЕСООХРАНИТЕЛЬНАЯ ПОЛИТИКА РОССИИ В ДОПЕТРОВСКИЙ ПЕРИОД
© Черных В. В., 2010
Статья посвящена зарождению лесного законодательства Древней Руси и формированию его в период складывания русского централизованного государства. Основополагающей идеей развития лесного законодательства, пронизывающей содержание статьи, является укрепление государственно-правовых основ, требовавших оформление института государственной и частной собственности на леса и лесные угодья. Это способствовало разрушению ущербного представления о «ни-чейности» лесов и обеспечило переход к владельческому принципу, призванному содействовать радикальному использованию лесных богатств России.
Ключевые слова: лес; история лесного законодательства; жалованные и охранные грамоты; владельческий принцип на леса и лесные угодья; засеки.
В отношении истории лесного права России сложилось представление, что его оформление неразрывно связано с образованием в 1798 г. Лесного департамента. Однако отдельные исследователи (В. О. Ключевский, Е. В. Врангель, Н. В. Шелгунов, А. А. Чехов, Н. П. Граве и др.) связывают зарождение государственного подхода в области лесной политики в первую очередь с личностью Петра I. Что же касается более раннего периода, не обремененного достаточной источниковой базой вообще, то он практически не анализировался исследователями. Поэтому восполнение этого пробела может быть немаловажным вкладом в цельную концепцию лесного нормотворчества, и в данной статье мы попытаемся отчасти восполнить эту не совсем отчетливую страницу природопользования в России и взаимоотношения леса и человека.
Итак, распространенное в наше время представление о том, что в Древней Руси никаких законов и ограничений на использование природных богатств не существовало, что леса можно было свободно вырубать и выжигать для обращения в пашню, что охотиться можно было где угодно и как угодно, что о чистоте водоемов никто не заботился, опровергают пусть незначительные, но реально действующие законодательные акты. Отдельные статьи о сбережении природных богатств зафиксированы в «Русской правде», «Уставе Ярославичей», «Соборном Уложении» царя Алексея Ми-
хайловича и в других документах. Следует отметить, что ограничения охоты на некоторых животных существовали в самые древние времена, до появления частной собственности в ее современном понимании, когда в лесах жили различные племена. Каждое племя считало определенные участки лесов, в которых оно жило, «своим лесом» и стремилось по возможности не допускать сюда соседей. Об этом свидетельствуют древние наскальные рисунки с изображением бизонов, оленей, зубров и кабанов, а рядом с ними — охотников различных племен и запретительных знаков, применявшихся в те далекие времена. Можно предположить, что первые конфликты между древними племенами, жившими а лесах, возникали на почве нарушения территориальности охоты на животных, служивших основной пищей. Конечно, они носили зачаточный характер, и сравнивать их с современными нельзя, но и полностью отрицать нет оснований.
«Велесова книга», рассказывая о племенах, живших в скифское время в лесах — в верховьях Днепра и по Припяти, упоминает, что они «скот водили в степи и там были хранимы богами» [1]. Следовательно, уже в Скифии существовали некие законы или правила, регламентирующие пользование степными пастбищами для разных народов. Эсхил писал, что скифы пользуются хорошими законами [2].
В материалах по истории Древней Руси лес как категория земель упоминается ред-
ко. Это связано с тем, что лес воспринимался, с одной стороны, элементом ландшафта, с другой, — представлял серьезную преграду для землепашцев, с неимоверным трудом отвоевывавших каждую пядь у него под пашню, неслучайно В. О. Ключевский отмечал, что русский человек «никогда не любил леса» [3].
Право собственности на лесные промыслы и установление ответственности за его нарушение впервые упоминается в «Русской правде», одна из статей которой предупреждала: «Аще кто сжеть лес чужий или сечет деревни чужие, сугубо да осуждень будеть и рука его знаменена будеть» [4].
Некоторые ограничения также были связаны с заповеданием отдельных культовых рощ и «бортных угожий», а также лесных массивов, отведенных для княжеской охоты. Однако были разрешены и неограниченная заготовка древесины хоромной и деревянной, а также сжигание и распашка лесных земель.
В «Русской правде», «Уставе Ярослави-чей», «Соборном Уложении» царя Алексея Михайловича и в других документах, относящихся к Х1—ХУ11 вв., содержатся статьи об ответственности за «недозволявшиеся» по существовавшим тогда понятиям различного рода «действия по отношению к землям, лесам и диким животным». В тот период неосвоенные и никому не принадлежавшие земли, которыми распоряжалось государство, назывались «дикими полями». И все новые отводы земель за особые заслуги производились из «диких поль». Леса рассматривались, главным образом, как среда, в которой находились основные русские товары для заграничной торговли: мед, воск и пушнина.
Леса на Руси еще в Х—ХУ вв. по своему составу и качеству подразделялись на «хоромные» и «пашенные». Под хоромными подразумевали те, которые могли быть использованы в строительстве. К ним относились в основном с прямоствольными деревьями сосновые боры, ельники, пихтарники, кедрачи и дубравы. Пашенные же представляли собой насаждения из кривых, сбежистых, пораженных гнилями деревьев, но занимающие богатые, плодородные почвы. Поэтому их отводили, как тогда говорили, для подсечки, т. е. для сплошной вырубки, раскорчевки и выжигания с целью превращения затем в пашню.
Как видим, еще в Древней Руси, в условиях сначала общинной, потом частной собственности на землю, лес и лесные земли оценивали именно с позиций их качества и пригодности для того или иного вида хозяйственной деятельности.
Несмотря на изобилие лесов, уже в Древней Руси они составляли предмет собственности и владения, свидетельством чего служат жалованные грамоты на право владения лесом, предоставляемые государями отдельным лицам.
Первая дошедшая до нас жалованная грамота, упоминающая о лесе, относится к началу ХУ в. Ярославский князь Федор Федорович пожаловал Толгскому монастырю около 1400 г. деревню Кукольцы «и с лесом и с пожнями, куды топор ходил, ку-ды коса ходила» [5]. Аналогичное упоминание о лесе, закрепляющее его владение, встречается и в других законодательных актах. Например, князь Александр Федорович, взамен земли, взятой отцом его Федором Васильевичем у Спасо-Каменного монастыря, дал в 1471 г., другую, в Заку-бенской волости, и утвердил этот обмен тремя грамотами. В них речь шла о разновидности каждой из земель: «С пошлыми землями и с лесы и с пустошми и с пожнями», а в последней «и со всем тем, что к той земле потягло из старины, куды топор и коса и плуг ходит». Подобного же рода характеристику земель имеет и другая его жалованная грамота тому же монастырю [6]. Кроме пожалований, в которых лес упоминается как категория пахотной земли, зафиксированы случаи наделения монастырей непосредственно лесом. В 1498 г. царь Магмед-Аминь, бывший на Казанском престоле в качестве русского присяжника, передал Троицко-Песоцкому монастырю пустой Ктавский лес [7].
Существовала и такая форма передачи лесных территорий, отмеченная Н. В. Шел-гуновым, как заселение и в оброк. При отдаче под заселение, когда предполагалась расчистка лесов, поселенцы освобождались на определенное время от платежа податей. Именно на таких условиях Великий князь Василий Иванович предоставил в 1517 г. в распоряжение старшим братьям Аники, родоначальника Строгановых, «Степанку, Осифку, Володьке Федоровым и Ромашку Фролову», дикий, старый липовый лес в Устюжском уезде. Федоровым и Фролову позволялось поставить в этом лесу дворы, и
на пятнадцать лет они освобождались от платежа податей и пошлин [8].
Аналогичную жалованную грамоту с подобными обязательствами Василий Иванович дал в 1524 г. крестьянину Наумке Кобелю с товарищами на пользование лесами на реке Юре, а царь Михаил Федорович в 1639 г. — пермскому жителю Степанке Кожевникову в районе реки Совы [9] и т. д. Обращает на себя внимание, что жалованные грамоты с представлением лесов под заселение и в оброк ранее, чем ХУ в., не датируются.
Жалованные грамоты на лес опровергают расхожее мнение, что лес не составлял в этот период безусловной собственности всякого, решившего его вырубать в личных целях. В целях защиты лесов от самовольных рубщиков государство начинает издавать охранные грамоты. Первая известная охранная грамота относится к 1485 г. Иван III запретил свободную рубку леса в дачах Троицко-Сергиева монастыря, в Переяславле и в лесах Засоминском, Молетвинском и Колнинском. Контроль за исполнением данного повеления Великий князь возложил на своего пристава Палку Ворона, велев ему ловить всех рубщиков, обнаруженных в лесу без монастырского позволения, и взыскивать с них штраф. В 1540 г. Иван IV дал Успенской Зосимской Пустыне грамоту, запрещавшую посторонним самовольный въезд в лес, с требованием наказания ослушников штрафом в два рубля. Аналогичный запрет и наказание последовали со стороны Ивана IV в 1547 г. в отношении леса, принадлежавшего Симонову монастырю [10]. Обращает на себя внимание тот факт, что дарственные, жалованные и охранные грамоты были направлены в основном на сбережение монастырских лесов. Что же касается княжеских лесов, то здесь крестьянам, похоже, предоставлялась определенная свобода действий, о чем свидетельствует отсутствие законодательных актов в отношении их отношении, а также осознание крестьянами принадлежности князю всего, что находится на подведомственной ему территории и, следовательно, пользование княжеским лесом рассматривалось крестьянами как естественное право живущих на этой территории.
Сумма штрафа за рубку леса была весьма незначительной и от количества срубленного леса не зависела. Наказание варьировалось от того, где было допущено наруше-
ние. Штраф был выше в заповедных, заказных великокняжеских лесах. В остальных он был весьма номинален. Объясняется это тем, что лес в этот период еще не имел продажной стоимости.
Контроль за лесными угодьями возлагался в этот период на воевод, но право на разрешение рубок леса на различные нужды исходило только от князей, затем царей, хотя в некоторых случаях воеводы принимали самостоятельные решения о предоставлении рубок монастырям. Например, верхотурский священник Иона с дозволения воеводы Плещеева и головы Хлопова заготовил лес из государевых дач на храм. Но так как воевода и голова не имели права отпустить лес без царского указа, дабы не подвергнуть опале последних, Иона обратился непосредственно к царю Борису Годунову с просьбой простить ему этот долг. На что царь в 1604 г. приказал воеводе и голове оставить этот инцидент без взыскания [11].
На протяжении веков и даже тысячелетий, с доисторических времен славянские племена создавали мощные полосы заграждений колоссальной протяженности и огромной глубины. Использовались различные способы создания заграждений. Главным из них была засека. Засека — это полоса, в которой деревья рубят на высоте выше человеческого роста так, чтобы ствол оставался соединенным с пнем. Верхушки деревьев валят крест-накрест в сторону противника и прижимают к земле кольями. Тонкие ветви обрубают, а толстые заостряют. Глубина засеки — несколько десятков метров там, где появление противника почти исключено. Но на вероятных путях движения противника глубина засек доходила до чудовищных размеров: 40—60 километров непроходимых завалов, усиленных частоколами, надолбами, волчьими ямами, страшными капканами, способными переломать лошадиные ноги, ловушками самого хитроумного устройства. Засечные черты Русского государства тянулись на сотни километров, а Большая засечная черта, созданная в ХУ! в., — более 1500 километров. За засечными чертами строились крепости и города-крепости. Засеки тщательно охранялись легкими подвижными отрядами. Легкие отряды наносили внезапные удары по противнику и, не ввязываясь в затяжные бои, тут же исчезали в многочисленных лабиринтах. Попытки их преследовать дорого
обходились агрессору; в засеках создавались проходы, которыми мог воспользоваться только их создатель, непосвященного лабиринты в засеках заводили в зоны засад и ловушек.
В районах засек запрещалось рубить лес и прокладывать дороги. При продвижении границ Русского государства на юг старые полосы не уничтожались, но полностью сохранялись и усиливались, а на новых границах возводилась новая линия укреплений, крепостей, укрепленных городов, впереди которой создавалась новая засечная черта. К концу XVII в. противник, который решился бы напасть на Москву с юга, должен был преодолеть одну за другой восемь засечных черт общей глубиной 800 километров. Ни одной армии мира, даже современной, такой труд непосилен. Но если бы противник и прошел весь этот почти тысячекилометровый путь, то внезапного нападения все равно не получались бы: слишком много сил и времени пришлось бы отдать на «прогрызание» пути, слишком много жертв понесла бы любая армия от внезапных нападений легких отрядов обороняющихся. Но если бы противник и преодолел все это, то в конце многострадального пути его ждала бы полностью отмобилизованная, свежая, готовая к бою русская армия [12].
Присмотр за засеками и охрана засечных лесов возлагалось на засечных сторожей. Сторожа должны были содержать караулы днем и ночью и вместе с засеками состояли в главном ведении Пушкарского приказа. Засечные сторожа получали вместо жалования пахотные земли и сенокосы. Ближайший надзор за сторожами имели засечные головы. В случае порубки лесов сторожа должны были отвечать за вред, причиненный засеке, и за каждое срубленное дерево полагался рубль штрафа. При назначении новых засечных сторожей требовалось поручительство за них действующих сторожей в их исполнительности и благонадежности.
Всем, кроме засечных сторожей, был запрещен вход в «засечные леса». По указу Ивана IV от 1571 г. служилым людям во время ежегодных осенних выжиганий строго запрещалось жечь лесные засеки и вменялось беречь их от огня [13].
Устройство засек и крепостей продолжалось до середины XVIII в. Значение свое в стратегическом отношении засеки потеряли только в 1762 г., когда часть их была при-
писана к казенным заводам, а большая часть продана с публичного торга.
Несомненно, роль засек в обороне страны весьма значительна, но в результате этих мер леса в европейской части России заметно поредели.
Лес как поземельная собственность не мог составлять права владения без определения его границ, а потому и межевание лесов должно было появиться достаточно давно, возможно, даже до образования Древнерусского государства. Анализ, проведенный Н. В. Шелгуновым [14] в отношении межевания в рассматриваемый период, убеждает, что межевание носило в это время условный характер, размеры той или иной территории фиксировались со слов владельцев, а возникавшие споры о границах разрешали старики, являвшиеся свидетелями обхода границ.
При размежевании земель качество леса имело определенное значение, поэтому в составлявшихся писцовых книгах можно обнаружить что-то наподобие характеристики лесов. Упоминается лес и в купчих при перечислении лесов.
В 1649 г., в царствование Алексея Михайловича, было принято Соборное Уложение, которое объединило в себе прежние законы и указы, постановления судов и другие юридические документы. Уложение закрепило федерально-государственную собственность на леса: «засечные» и «заповедные» со строгим запретом на рубку и расчистку.
Кроме государственной собственности устанавливались и другие формы собственности на леса. Так, выделялись леса:
• вотчинные — леса родовых имений, которые могли быть пожалованы царем другим лицам;
• поместные леса — леса на землях, жалованных царем отдельным лицам за службу во временное или пожизненное владение;
• поверстные леса — леса казны;
• въезжие леса — общие для нескольких поселений или нескольких владельцев.
Данным Уложением строго наказывалась незаконная порубка лесов и поджог леса. В отношении незаконной рубки леса в чужих угодьях говорилось, что виновный должен заплатить истцу за лес деньги по указанной цене (которая, однако, до нас не дошла). В отношении лесного пожара, произошедшего от неосторожности пастухов или умышлен-
но, также на виновных налагался денежный штраф. Любопытно, что в случаях неумышленного пожара виновный штрафу не подвергался [15].
Особенностью лесного законодательства допетровского периода являлось то, что все эти взыскания и штрафы взыскивались не столько за лес, сколько за вред, наносимый угодьям, находящихся в лесах. Рубка леса без нанесения вреда угодьям не считалась нарушением, и, следовательно, не влекла за собой наказания. Более того, служилым людям дозволялось рубить лес в частных лесах без обращения за разрешением к их владельцам, но с одним условием: рубить для своих непосредственных нужд, а не для продажи.
Относительно же межевания и распределения земель при Алексее Михайловиче было сделано гораздо больше, чем при его предшественниках. При нем производилась нарезка земель, и все угодья, пашни, покосы и леса нарезались в определенном отношении, т. е. на сто четвертей земли двести десятин. В «Уложении» Алексея Михайловича сказано следующее: «...при раздаче вновь вотчин и поместий, в которых угодья и леса против пашни не изверстаны (не промерены. — Примеч. Ч. В.), сделать при описании надлежащую нарезку строевого и деревянного леса в определенной пропорции по прежним дачам, кроме старых вотчинных земель. Тем же, которые владеют по старым писцовым книгам, а не по дачам из дворцовых земель, и между пашнями и угодьями и лесом не сделано нарезки, владеть по старым писцовым книгам и ездить за дровами и бревнами в свой лес по старине» [16].
Таким образом, согласно различным указам и документам, в имущественном отношении в допетровской Руси леса подразделялись на следующие категории:
1) леса так называемых диких полей (в указах — «диких поль»). Они находились во владении головы, позднее — царя. Лишь по их указам леса вместе с землями «диких поль» передавались кому бы то ни было, в том числе отдельным князьям и помещикам за их ратные и другие заслуги. Ведали этими лесами воеводы, без разрешения которых не допускались ни рубка, ни выжигание под пашню. Существовали даже различные кары за самовольную рубку деревьев, поджоги и иные самовольные действия, причем виновные не только возмеща-
ли убытки владельцу, но и платили штраф, т. е. карались. Со временем данные леса стали называть казенными, потом — государственными;
2) княжеские, помещичьи, вотчинников-ские (частные) леса. По указанию владельца крепостные крестьяне могли не только рубить лес для собственных нужд, но и выжигать пашенный, что всячески поощрялось, поскольку в конечном итоге приносило немалый доход. В «своем» лесу они, как рабы, могли пользоваться почти всем, так как все здесь принадлежало князю и помещику. Вотчинники, арендовавшие лес у князей и помещиков, в зависимости от условий аренды или разрешали крестьянам рубку для их нужд (но не продажу), или не разрешали вовсе;
3) монастырские леса, находившиеся в ведении монастырей. Как правило, ими пользовались сами монастыри с помощью принадлежавших им крестьян либо сдавали вотчинникам на самых разных условиях. Крестьяне могли пользоваться древесиной для своих нужд и выжигать пашенные леса, в чем монастыри были заинтересованы. Однако, как следует из сохранившихся документов, эти леса подвергались массовым самовольным порубкам.
Следовательно, никаких «ничейных» лесов не было в весьма стародавние времена. Даже в древности каждое племя имело «свой» лес, где охотилось, собирало плоды, разводило пчел;
4) засечные леса, служившие интересам защиты сначала отдельных племен, затем княжеств и, наконец, всей России от набегов врагов, посягательств на ее границы. В разное время в них устраивали грандиозные завалы из дуба, ясеня, ильмов (вместе с кронами) и других медленно гниющих твердолиственных пород, рвы с острыми кольями и другие оборонительные сооружения. Вплоть до 1702 г. они находились в ведении войсковых начальников, затем пушкарского (артиллерийского) приказа.
Таким образом, уже в самом подразделении лесов был заложен принцип разумного их использования. Так, статья 75 «Суда Ярослава Владимировича» предусматривала штрафы за срубленные самовольно в чьем-либо лесу деревья: «Если подрубит борть, то 3 гривны штрафа, а за дерево полгривны», а статья 36 устанавливала за незаконную добычу птиц не только возмещение убытков владельцу земель или лесов, но и
штраф: «за журавля и за лебедя 30 резан, а штрафа 60 резан» [17].
Поскольку такие штрафы взыскивались не только в пользу владельца земли или леса, где были совершены эти действия, но и самого государства, это носило уже характер кары. Более того, в ряде случаев законодательство даже в условиях частной собственности на землю, леса и обитавших там животных вставало не на сторону владельцев поместий, что было непреложным правилом, а исходило из естественных процессов, совершавшихся в природе. Особенно наглядно это проявилось в законе о бобрах. Бобровый мех ценился весьма высоко и в старину, и потому некоторые участки земель покупались только из-за того, что на них по берегам рек и речек водились бобры. В этих условиях, казалось бы, вполне оправданным было, с точки зрения частной собственности, в случае переселения бобров на новое место (за пределы владений помещика) вернуть их путем отлова на старое. Но закон брал под защиту не помещиков, а животных.
В «Уложении» царя Алексея Михайловича [18] ст. 214 определяла: «А будет у кого-нибудь в вотчинах или поместных угодьях будут бобровые гоны, а с иными вотчинами и с поместными угодьи те бобровые гоны будут смежны: и тех смежных угодий помещикам и вотчинникам из тех бобровых гонов бобров отгонять не велети ни которым делы. А будет те смежные помещики или вотчинники сами или люди и крестьяне их из чьих угодий борьбы чем отпужают или бобры насильством побьют или покрадут: и в том на них будут челобитчики, и в суде сыщется про то допряма: и на них велети истцам за те бобры поправити деньги по указанной цене.
А будет бобры из чьего угодья выйдут в иное чье угодье, и учнут водиться в новом месте, а старое гнездо покинут и тем бобровым угодьем владети тому в чьем угодье уч-нут они в нове водиться, а прежнего угодья помещику или вотчиннику до того нового бобрового гнезда дела нет» [19].
Защита пашен и лугов, кому бы они ни принадлежали, также нашла отражение в законах Древней Руси. Статья 238 Уложения предписывала всем «строить мельницы, так, чтобы не затоплять лугов и пашен выше по течи». В ст. 220 и 223 определялись штрафы за порубку и поджог леса: «220. А будет кто помещик или вотчинник в чьем
угодьи насильством посечет лес и в том на него будут челобитчики и с суда сыщется про то допряма, что он такое насильство учинил и на него велети истцу за посеченный лес доправити деньги по указной цене». «223. А будет кто по недружбе учнет в чьем лесу на стонех огонь класти, и от того в том лесу учинится пожар, или в чьем лесу пожар учинится от конских или иныя животины пастухов небрежением, и таким пожаром учинят поруху бортному деревью и пчела, и зверь и птицы из того лесу тем пожаром отгоняют, и в том на них будут челобитчики, и в суде сыщется про то допря-ма: что такой пожар от кого учинится нарочным делом или пастуховым небрежением: и на тех людех за такое пожарное разорение взятии пеня, что Государь укажет, а истцу велети на них доправити убытки по сыску».
Итак, лесное законодательство в допетровский период не имело четких параметров, многие узаконения носили или временный, или частный характер. Какой-либо системы или последовательности, тем более законов общего характера, распространяющихся на территорию всего государства, не прослеживается. До XII в. лесное законодательство России находилось в неопределенности, что было связано с неограниченным пользованием лесами и лесными землями. Лес как категория собственности в официальных документах не фигурирует, осознание его значимости еще не сложилось.
Начиная с XIII в. и вплоть до правления Петра I прослеживаются определенные контуры формирования лесного законодательства. Этот период характеризуется закреплением права собственности на леса, имеющиеся в составе вотчин, что предоставляло владельцам право передавать леса по наследству. Вместе с тем заявлять определенно, что лес в правовом отношении становится государственной или частной собственностью повсеместно, еще рано. Четких критериев в отношении разных видов леса еще не сложилось. Один мог запрещать, например, рубку леса в конкретной местности, другой — в иной местности разрешать, несмотря на то, что лесные породы представлялись здесь более ценными и т. п.
Началом же развития русского лесного законодательства на государственном уровне можно считать появление засек в XIV в.
Необходимо отметить, что все узаконения допетровского периода относительно
лесов носят характер локальных распоряжений правительства, вызываемых каждый раз частными случаями. Какой-либо конкретной лесной политики, тем более ясно выраженной цели, лесное законодательство этого периода еще не имело. Е
1. Велесова книга / пер. и коммент. А. И. Асова. М. : Менеджер, 1995. С. 115.
2. Цит. по: Шамбаров В. Е. Русь: дорога из глубин тысячелетий. М. : Эксмо ; Алгоритм, 2009. С. 125.
3. См.: Ключевский В. О. Русская история : полный курс лекций. В 3 кн. Кн. 1. Ростов н/Д, 1998. С. 59.
4. См.: Краткая редакция «Русской Правды» // Российское законодательство Х—ХХ вв. Т. 1. М., 1984. С. 38.
5. Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедициею Академии наук. Доизданы высочайше учрежденною комиссиею. Т. 1 (1294-1598). СПб., 1838. № 15.
6. Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею. Т. 1 (1334-1598). СПб., 1841. С. 14-15, 21.
7. Акты, собранные в библиотеках ... Т. 1. С. 135.
8. Шелгунов Н. В. История русского лесного законодательства. СПб., 1857. С. 3.
9. Акты, собранные в библиотеках ... Т. 1. С. 385; Т. 3. С. 288.
10. Там же. Т. 1. С. 112, 189, 216; Шелгунов Н. В. Указ. соч. С. 5-6.
11. Акты исторические, собранные . Т. 2. С. 48.
12. Арнольд Ф. К. История лесоводства в России, Франции и Германии. СПб., 1895. С. 23; Суворов В.
Ледокол: Кто начал Вторую мировую войну. М. : АСТ , 2007. С. 75-76.
13. Правда Русская. Т. 2. Комментарии. М. ; Л., 1947. С. 565.
14. Шелгунов Н. В. Указ. соч. С. 15-17.
15. Соборное Уложение 1649 г. : текст, коммент. Л., 1987. С. 56-57.
16. Полное собрание законов Российской Империи :
в 45 т. СПб., 1830. Т. 1 : Уложение. С. 24, 35.
17. Там же. С. 14.
18. Там же. С. 49-50.
19. Там же. С. 51.
The Russian Policy of Forest Protection in the Period before Peter the Great
© Chernih V., 2010
The article is devoted origin of the wood legislation of Ancient Russia and its formation in folding of the Russian centralised state. Basic idea of development of the wood legislation, the article penetrating the contents, strengthening is registration of institute state and a private property on woods and wood grounds is state - the legal platforms, claiming. It promoted destruction of defective submission «nobody's» woods and has ensured transition to the possessory principle, called to promote radical use of wood riches of Russia.
Key words', forest history of forest legislation; complaining and security certificates; possessory principle on forests and forest lands; «abatis».
