CC BY
62
Языкознание
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2015, № 2 (2), с. 329-333
УДК 81.411.2-45
ЛЕКСИКА, ХАРАКТЕРИЗУЮЩАЯ ЧЕЛОВЕКА ПО ОТНОШЕНИЮ К ТРУДУ, В РУССКИХ ГОВОРАХ НИЖЕГОРОДСКОЙ ОБЛАСТИ
© 2015 г. М.А. Агапова, И.В. Толкачёва
Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского
Постунила в редакцию 14.01.2015
Трудовую нравственность рассматривают как часть духовной культуры народа. В статье рассматривается специфика ценностного подхода к труду в русских говорах Нижегородской области.
Ключевые слова: диалектная лексика, лингвистическая география, языковая картина мира, мотивированность.
Многие авторы указывают на актуальность семантического признака «отношение к труду» на уровне диалектной системы. Аксиологическая характеристика описываемой тематической группы в разных русских говорах совпадает, но лексическое наполнение в частных диалектных системах оказывается различным (например, на специфику отношения к труду часто указывают исследователи казачьих говоров [1, с. 31]).
Наиболее часто оценка человека в труде делается носителем языка на основании его желания работать, т.е. наблюдается противопоставление наименований трудолюбивого и ленивого человека с различной мотивацией, в диалектах -с большей градацией и большим синкретизмом лености или трудолюбия с другими личными качествами в рамках одного наименования. С другой стороны, важным критерием оценки становится уровень квалифицированности работника, его ответственности за конечный результат труда, а также отношение к другим людям: желание или нежелание переложить свою работу на кого-либо, возможность эксплуатировать других людей и т.д.
Мотивация выбора номинативного признака в данной тематической группе определяется в значительной степени прагматической интенцией: стремлением выразить положительную или отрицательную эмоциональную оценку объекта номинации. Такой тип мотивации (с отглагольной деривацией) наблюдается, например, в лексико-семантической группе 'хороший работник': деляга: он ведь деляга: ни минуты не носидит на месте (Гагинский район, с. Никольское; Семёновский район, д. Никитино), хлопотница: я была-то хлонотница, а ныне уж сил нет за скотом-то ходить (Выксунский район, с. Чупалейка); старатель: что-то зара-
ботался ты долго, старатель (Воскресенский район, д. Асташиха), старитель: муж был ста-ритель (Богородский район, с. Шарголи); трудовик: мы, можно сказать, без работы уж не можем, трудовики (Выксунский район, р.п. Досчатое); Он был трудовик, все делал (Нава-шинский район, д. Волосово).
Мелиоративная оценка проявляется и в группе прилагательных (как отыменных, так и отглагольных) со значением 'трудолюбивый': деловый: это деловая старуха, везде норядок у ей (Чкаловский район, с. Неверово); Жили у меня студентки. Такие деловые: всё делали, даже вот огород мне нололи, таки хороши девки (Семёновский район, д. Зубово); заботливый: он мужик-от заботливый, вон какой домина -своими руками слянал (Княгининский район, д. Константиновка); работливый: он работливой, всё что-то делат. Дед Тищенко сто шесть лет жил-то: дрова колёт-то - щенки гребёт-то, нодметаёт, работливые были люди-то, не как сейчас (Ветлужский район, д. Березники); работный: жена работная у брата (Ветлужский район, д. Каменка); роботна девка была - с утра всё роботала (Краснобаковский район, с. Усольцево) и радливый: жили две сестры, одна - радливая, другая не радливая (Воскресенский район, д. Асташиха); радельный (и этимологически связанное с ним родильный): у меня муж-ото радельный был, всё сам мог делать, а коли бы не радельный был, ничё и не вышло (Семёновский район, д. Шалдёж); он был такой родильной, за это его любили (Шахун-ский район, с. Хмелевицы).
В основном образование осуществляется от общерусских базовых с концептуальной точки зрения слов (дело, работа, труд), без использования вторых или уменьшительно-ласкательных
суффиксов, без приставок, т.е. без усложнения словообразовательных моделей.
Кроме того, внутреннюю форму единиц могут мотивировать некоторые ситуации, определяемые как квазиденотативные [2, с. 17], отражающие интерпретацию действительности носителями языка. Так, связь глаголов со значениями типа 'рыть, зарывать' с характеристикой труда определяется квазиденотативной ситуацией увлечения делом: зарьшный: она была зарывна больно (Уренский район, д. Забегаиха), зарьвистый: я вот молодая была зарывистая, в работу-ту, вся родня говорила: не сберегёшь себя (Тоншаевский район, р.п. Пижма).
В оценочной лексике, описывающей хорошо работающего человека, синкретизируются черты характера человека и его отношение к работе: лютый: и не как мой был, был он лютой, с утра до ночи работал, пристрой сам сделал, да рано помер — в гати потонул (Борский район, д. Рекшино); рьянкий: баба она рьянкая (Семёновский, с. Хмелёвка); прыткий: муж был прытким, сам построил дровеник и двор (Крас-нобаковский район, с. Ядрово).
Следует учитывать, что «литературный язык описывает объективную реальность в категориях науки, и языковая картина мира, явленная, к примеру, в словарном составе литературного языка, может и должна быть иной, чем языковая картина мира в лексике говоров. Различно пространство мира (миров), которое покрывают эти языковые картины, различно понимание видовых и родовых отношений внутри этих миров, хотя бы в границах языка и культуры одной нации. Такие различия в структуре понимания лексики говора и литературного языка часто скрыты от поверхностного взгляда, но становятся заметными, если сопоставить общие на первый взгляд понятия и лексемы литературного языка и говоров и рассматривать слово как сумму определенной культурной и языковой информации» [3, с. 103]. Например, в характеристике диалектного слова бездельный: а топерь я бездельный человек. Я теперь бездельна, не могу её (корову) держать (Балахнинский район, с. Малое Козино; Городецкий район, д. Федурино), кроме указания на праздность, как и в литературном языке, явно присутствует идея годности человека к труду. Интересно, что идею неспособности к труду выражает и слово безвозврят-ный: кто уж больше не может, те здесь, все здесь безвозвратны, у кого руки, у кого ноги нет (Городецкий район, д. Островино). Зафиксированное один раз, возможно, окказионально, тем не менее, оно демонстрирует главную роль труда в определении отношений человека и социума.
Для сравнения, внутренняя форма прилагательного обрезной 'нетрудолюбивый' тоже противопоставляет объект описания социуму: парень у него растет обрезной (Краснобаковский район, с. Усольцево). Противоположное значение представлено прилагательным тужный: Васька был не больно большой, а тужный (Балахнинский район, д. Гумнищи); хотели взять девку тужну. (Первомайский район, с. Обухово). Для сравнения можно привести жаргонизм «тянуть (какую-либо работу)», внутренняя форма которого соответствует вышеуказанной диалектной форме (что обусловлено историческим чередованием в корне туг-/тяж-).
С другой стороны, наблюдаемое в говорах членение действительности оказывается более дробным, чем в литературном языке: например, в нижегородских говорах слово скорохвят обозначает хорошего работника (но речь идет только о той работе, где требуется что-то быстро делать руками: доить, собирать ягоды и т. п.). Слово записано в Лукояновском районе, в с. Крюковка. Прилагательное чёборный обозначает работающего человека, однако не занимающегося привычным сельским трудом: Маня — учительница, она чёборна у него. Вот пожил он так, и чёборным-то быть перестал. Она стала чёборна, куды ж тут козу держать, она ж теперь вон кака, больно жмониться (Ветлуж-ский район, д. Песниха; Уренский район, д. Большое Лопатино).
В идеях, связанных с работоспособностью, опытом и желанием работать, доминантой становится нормативное мышление, мир отражается с позиции соответствия или несоответствия норме. Результативный и проверенный способ выполнения работы (быстро, ловко, умело, с увлечением и т. п.), становится ориентиром для носителей диалекта при оценке трудового процесса и возможностей человека с точки зрения его работоспособности.
Указывая на существенное количественное преобладание пейоративной оценки человека по отношению к труду при анализе языковой метафоры, Г.Н. Скляревская объясняет его тем, что человеку свойственно называть не своим именем того, кто заслуживает порицания, представляет собой отклонение от нормы [4, с. 142].
Т.И. Вендина подчеркивает, что главным регулятивным принципом языка традиционной духовной культуры является человек и как производный от него — принцип социализации нравственных постулатов этой культуры, называет ее культурой коллективистски ориентированной, культурой безраздельного господства социальной этики [5, с. 27].
Лексика, характеризующая человека но отношению к труду, в русских говорах Нижегородской области 331
Семантика отрицательного отношения к труду в большей степени связывается со сте-реотипизацией представлений о труде и лености. В языке противопоставляется работа и другие виды деятельности (хождения, сидения, разговоров), а также в закреплении за субъектом лени/праздности определенных "ярлыков".
Если номинации "трудолюбия" используют общие характеристики деятельности - нромы-сел, занятие, вынолнять (промысленный, за-нятливый, выполнивый) или обозначения производственных процессов - стругать, рыть, кононатить (приструженный 'расторопный', конопатиться 'кропотливо и усердно делать что-либо', зарывно 'усердно, старательно), то номинации отрицательного отношения к труду задействуют, скорее, "качественные" виды деятельности (лентяй не желает заниматься "черной" работой, предпочитает работу, не требующую личной ответственности, женские или не требующие усилий занятия, ср. нряха, белянушка, ноновскийработник, служавой [2, с. 22]).
Среди нижегородских лексем, номинирующих человека ленивого, т. е. выражающих основную сему 'не любит / не хочет трудиться', встречаем, как правило, дериваты от общерусских корней: бездель, валёк и валявка, лежень и леженя, лень и лентяк, неделовица, нерабо-тень. Некоторые экспрессивные лексемы характеризуются одноаспектностью, т. е. детализируется признак лености. Например, 'ленивый и любит спать' (сонуля), 'не любит работать и только и ждет окончания рабочего дня' (солно-кат), 'ленивый, живущий за счет труда других' (чужесильник, захребетник) и т.д.
Однако гораздо большее количество слов выражают не только и не столько ядерное значение 'ленивый', но и периферийные, вытекающие из оценки социумом причин проявления в человеке того или иного качества, не соответствующего моральной и этической норме (праздность, пьянство, неряшливость и т. д.). Стоит отметить, что все коннотации негативные, часто пренебрежительные и даже презрительные. К наиболее типичным сочетаниям сем можно отнести:
• 'человек ленивый, не любит трудиться, ходит без дела, праздный': шатушка, подворня: нодворня, никаких делоф не знашь и балахрыст: а чёво ему, чай, делать-то, ходит но деревне да балахрысничат, балахрыст (Княгининский район, д. Константиновка), шлянда и др.
• ' человек ленивый, не может и не хочет трудиться, недалекий, малознающий': балбеш-ка, дергун, дуботол, фатюй.
• 'человек ленивый, не любит трудиться, сплетник, пустомеля': балаболка: вот балаболка, ничё не делат, только знат говорит (Вад-ский район, д. Петлино); балабон, балясник, бахоря, перемьгва, смотник: связалась да со смотником, первый смотник на улице (Борский район).
• 'человек ленивый, не любит трудиться, неопрятный, не следит за собой': варнык и варньгчка: экая варнычка, прибралась бы немного в избе-то (Борский район, д. Филиппов-ское); как малаушка: только бегаёт как мала-ушка, а толку нет (Ветлужский район, д. Усо-лье); завярза, чубярда, тютеля и др.
• 'человек ленивый; медлительный, малоподвижный; неповоротливый': бирюк: яво так бирюк и звали, ленивый такой (Починковский район, д. Ильинское); ботя: он ботя неразворотливый (Семёновский район, д. Никитино); вахляк, купоруля, тюфяк и др.
Подчеркнем, что в основе этих наименований центральной семой является именно 'человек ленивый', т.е. отрицательное отношение к труду, нежелание работать. Наличие периферийных сем позволяет подобным наименованиям включаться в состав разных лексико-семантических полей, обнаруживать диффуз-ность семантики. Кроме того, прослеживается и обусловленность подобного построения семантических полей социальными факторами: сема 'ленивый' сочетается с такими семами, которые актуализируют отрицательные свойства личности, и не сочетается с семами, отражающими положительные человеческие качества.
Интересны в этом смысле особенности номинации человека, живущего за чужой счет, в говорах Нижегородской области: захребетник: захребетник - лентяй, у него ничего нет, работать не хочет (Ветлужский, д. Тимариха; Ша-хунский район, д. Ромачи), также имеет значение 'незваный гость'; хребтун: хребтуны-то горазды на готовенько-то (Выксунский район, с. Мотмос); пустокорм: он пустокорм, и она безгодна (Навашинский район, с. Рогово; Чка-ловский район, с. Остапово); пустокорм -могет, а не работат (Шахунский район, д. Ни-китиха); пустокормок: у нас щас никто пусто-кормком не живёт (Шарангский район, с. Старая Рудка); чужесильник (Дивеевский район, д. Осиновка) и чужеспинник (Лукояновский район, д. Новомихайловка). В наименовании отсутствует идея личности живущего за чужой счет человека: в первых двух примерах актуализируется идея основы (сема твердости, защищенности, и в то же время внутреннее указание на отсутствие этих качеств у номинируемого объ-
екта), на которой строит свое благополучие такой человек, а во втором можно увидеть и некий общественный статус: указание на бессмысленность обеспечения такого члена социума.
Эта двойственность ценностного аспекта трудящегося человека в крестьянской среде прослеживается и при интерпретации общерусской лексики: результат процесса лени предстает в виде морального порока, результат усердного труда лежит в плоскости материальных приобретений. Таким образом, в рамках этой модели результат трудовой деятельности имеет материальный характер. При этом носитель языка вносит дальнейшее уточнение - целью и результатом труда чаще всего является денежный запас. В первом случае актуальна этическая, во втором - утилитарная оценка [2, с. 20].
«В центре русского менталитета находится не факт или идея, а конкретное дело, причем труд, - по словам Н. Бердяева - имеет религиозный смысл. <...> Всякое дело, мысль или слово (три ипостаси логоса окрашены нравственным идеалом). Нет ничего, что не соприкасалось бы с моральным в поведении и в мыслях человека. Действие нравственно или не нравственно, а каждый результат деятельности, т. е. продукт, предмет, вещь и т. д. окрашен признаком красоты» [цит. по: 7, с. 122—123]. Признак красоты реализуется в говорах и в отношении трудолюбивого человека. Так у слова пряський на севере Нижегородской области регулярно фиксируются значения: 'красивый', 'хороший', 'правильный', 'настоящий', 'трудолюбивый': Прась-кая девка. Она праськая у меня. Ветеран он праський. Был моряком, праським моряком. Печник есть праськой, в город его стали возить. Тонька праськая, всё умет делать. Уж больно мужик он праськой, николи не сидит, николи.
С этой точки зрения представляет интерес оценка совокупности трудящихся людей: народ крововой — кровью своей живут (Воротынский район, с. Разнежье). Глубокое осознание труда как основной жизненной ценности, представленное в этом высказывании, дает возможность говорить о духовной составляющей идеи труда: труд, измеряемый кровью, не может быть неправедным, он имеет высшую сущность и соответствует возможностям духа; жить своей кровью означает, в конечном итоге, жить в мире со своей совестью, с Богом и с людьми.
Лингвистический ландшафт Нижегородской области, территории позднего заселения, акку-
мулирует лексику, характерную и для северных, и для южных говоров, т. е. в значительной степени отражает национальную языковую картину мира.
Три фактора: направленность на материальный результат, социальная норма и духовная составляющая труда как деятельности, определяют оценочный потенциал лексики, характеризующей человека по отношению к труду. Данные нижегородских говоров соотносятся с каждым из них. В представленном материале основным критерием оценки человека с указанной точки зрения, по-видимому, надо считать мотивацию, связанную с общественно значимыми идеями и понятиями: именно социальный фактор переводит идею труда от создания личного материального запаса крестьянина на уровень созидательной работы в крестьянской общине, когда за коллективным трудом стоит нечто большее: труд как самоценность, труд как выражение идеи коллективного самопознания.
Список литературы
1. Брысина, Е.В. Этнокультурная идиоматика донского казачества. Волгоград: «Перемена», 2003. 292 с.
2. Еремина М.А. Лексико-семантическое поле «Отношение человека к труду» в русских народных говорах: этнолингвистический аспект. Автореферат дис. ... канд. филол. наук. Екатеринбург: Воронежский госуниверситет, 2001. 21 с.
3. Жмурко О.И. Лексика природы: Опыт тематического словаря говоров Ивановской области. Иваново: Иван. гос.ун-т, 2001. 116 с.
4. Скляревская Г.Н. Метафора в системе языка. 2-е изд., стереотипное. СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2004. 166 с.
5. Вендина Т.В. О регулятивном принципе языка русской традиционной культуры // Лексический атлас русских народных говоров (материалы и исследования) / Ин-т лингв. исслед. СПб.: Наука, 2011. С. 18-32.
6. Колесов В.В. «Жизнь происходит от слова.». СПб.: «Златоуст», 1999. 368 с.
7. Токарев Г. В. Теоретические проблемы вербализации концепта «труд» в русском языке: дис. ... докт. филол. наук. Волгоград: Волгоградский государственный педагогический университет, 2003. 472 с.
8. Словарь русских народных говоров - Режим доступа: http://iling.spb.ru/vocabula/srng/srng.html (дата обращения 15.11.2014).
9. Суслович С.В. Когнитивно-дискурсивные характеристики концепта ТРУД/РАБОТА как дискур-сивно-коммуникативной единицы. Автореферат дис. ... канд. филол. наук. Архангельск: Уральский госуниверситет им. А.М. Горького, 2003. 23 с.
Лексика, характеризующая человека по отношению к труду, в русских говорах Нижегородской области 333
10. Жондорова Г.Е. Семантическое пространство «образ человека» (на материале русских старожильческих говоров Якутии) // Известия Рос-
сийского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. Вып. 151. 2012. С. 223-229.
VOCABULARY, DESCRIBING A MAN IN THE RELATION TO LABOR, IN THE RUSSIAN DIALECTS OF THE NIZHNY NOVGOROD REGION
M.A. Agapova, I. V. Tolkacheva
Labour morality is considered as part of the spiritual culture of the people. The article discusses the specifics of the value approach to work in the Russian dialects of the Nizhny Novgorod region.
Keywords: dialectal vocabulary, linguistic geography, linguistic picture of the world, the motivation.
References
1. Brysina, E.V. Etnokul'turnaya idiomatika donskogo kazachestva. Volgograd: «Peremena», 2003. 292 s.
2. Eremina M.A. Leksiko-semanticheskoe pole «Otnoshenie cheloveka k trudu» v russkikh narodnykh govorakh: etnolingvisticheskiy aspekt. Avtoreferat dis. ... kand. filol. nauk. Ekaterinburg: Voronezhskiy gosuni-versitet, 2001. 21 s.
3. Zhmurko O.I. Leksika prirody: Opyt tematich-eskogo slovarya govorov Ivanovskoy oblasti. Ivanovo: Ivan. gos. un-t, 2001. 116 s.
4. Sklyarevskaya G.N. Metafora v sisteme yazyka. 2-e izd., stereotipnoe. SPb.: Filologicheskiy fakul'tet SPbGU, 2004. 166 s.
5. Vendina T.V. O regulyativnom printsipe yazyka russkoy traditsionnoy kul'tury // Leksicheskiy atlas russkikh narodnykh govorov (materialy i issledovaniya) / Int lingv. issled. SPb.: Nauka, 2011. S. 18-32.
6. Kolesov V.V. «Zhizn' proiskhodit ot slova...». SPb.: «Zlatoust», 1999. 368 s.
7. Tokarev G.V. Teoreticheskie problemy verbali-zatsii kontsepta «trud» v russkom yazyke: dis. ... dokt. filol. nauk. Volgograd: Volgogradskiy gosudarstvennyy pedagogicheskiy universitet, 2003. 472 s.
8. Slovar' russkikh narodnykh govorov - Rezhim dostupa: http://iling.spb.ru/vocabula/srng/srng.html (data obrashcheniya 15.11.2014).
9. Suslovich S.V. Kognitivno-diskursivnye kharak-teristiki kontsepta TRUD/RABOTA kak diskursivno-kommunikativnoy edinitsy. Avtoreferat dis. ... kand. filol. nauk. Arkhangel'sk: Ural'skiy gosuniversitet im. A.M. Gor'kogo, 2003. 23 s.
10. Zhondorova G.E. Semanticheskoe prostranstvo «obraz cheloveka» (na materiale russkikh starozhil'cheskikh govorov Yakutii) // Izvestiya Ros-siyskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universi-teta im. A.I. Gertsena. Vyp. 151. 2012. S. 223-229.
