CC BY
28
Мордовцев А.Ю. - заведующий кафедрой теории и истории государства и права Таганрогского института управления и экономики, доктор юридических наук, профессор.
Мамычев А.Ю. - докторант Ростовского юридического института МВД России, кандидат юридических наук, доцент.
Дуденкова А.А. - адъюнкт Ростовского юридического института МВД России.
Легитимность как качественная характеристика политико-правовой организации государства и общества: понятие, источники, уровни
Очевидно, что в современном политико-правовом пространстве легитимность выступает одной из ведущих характеристик государственной (и шире - публичной) власти. Однако единства по поводу содержательной интерпретации данного феномена в существующих политологических, юридических и социально-философских теориях и доктринах не прослеживается. Это обусловлено не только различными трактовками, концептуальными версиями легитимности, теоретическими выкладками по поводу процесса легитимации (или делегитимации) власти, но и убежденностью многих авторов в «расплывчивости» данного понятия, в его «низкой» эвристической продуктивности [1, с. 57].
Причем даже в тех случаях, когда признается исследовательский потенциал данной категории в анализе властных отношений, складывающихся и эволюционирующих в конкретном государстве и обществе, авторы отказываются от формулировки явного определения легитимности, ограничиваются, чаще всего, его контекстуальными дефинициями, ссылаясь на понятийно-смысловую «загруженность» (или перегруженность), идеологическую «ангажированность» данного понятия, возникающую в силу действия разных факторов [2, с. 151].
Так, легитимность рассматривают с совершенно разных сторон, с позиции различных институционально-правовых характеристик и отличающихся политических контекстов:
- в качестве особых публично-правовых институтов (т.е. признаются ли как необходимые существующие в обществе институты, в целом институционально-властный порядок);
- в качестве важнейшей характеристики властно-правовой деятельности, носящей, прежде всего, оценочный характер (т.е. насколько функционирование тех или иных институциональных структур, должностных лиц соответствует общественным ожиданиям, надеждам, вере и т.п.);
- в качестве способа отражения содержательной взаимосвязи субъект-объектных властных отношений (т.е. в плане формирования, кристаллизации субъекта и объекта власти в существующих социально-властных практиках, а также с позиции того, как осуществляется согласие, признание правового и политического статусов каждого из них);
- в качестве характеристики, раскрывающей механизм, процесс социально-психологического признания возникающих институтов, в том числе и право какого-либо лидера на занятие той или иной должности, социальной позиции и т.п.;
- в качестве характеристики, отражающей адекватность властных действий, реформаторских усилий, представлений, ценностей исконным, исторически (традиционным) сложившимся практикам, социальным моделям и типам отношений и т.п. (в некоторых случаях легитимность вообще анализируется как социальная реакция неприятия инноваций в институциональной сфере);
- в качестве консервативной характеристики, описывающей разные процессы и явления, разворачивающиеся в государственно-правовой жизнедеятельности социума с точки зрения его включенности в пространство национальной истории, сложившегося образа жизни и стиля политико-правового мышления (хотя в ряде случаев легитимность воспринимается и в негативных оценках через отказ от привычного образа жизни и стиля мышления, который, скорее всего, есть обычная имитация, вызванная теми или иными кризисными явлениями, «симулякр», получивший отражение, например, в категории «революционная легитимность»*).
Конечно, данный перечень трактовок легитимности не исчерпывающий, напротив, существует еще более весомое разнообразие логических и теоретических трактовок и схем. Не в этом суть. Дело в том, что, как правило, одним термином пытаются описать и проанализировать совершенно разные, порой разновекторные, противоречивые явления и процессы. Так, например, такие понятия, как: «легитимность», «легитимизация», «делегитимизация», «вера», «согласие» (иногда даже солидарность, толерантность, терпимость входят в ту или иную концептуальную версию рассматриваемого понятия*), «авторитет», «поддержка», «доверие», «механизмы и процесс социального признания», «поддержание порядка», «договоренность в отношениях», «социально-психологическая реакция» и т.п. - часто объясняются схожим образом, а многие из них воспринимаются как тождественные.
С нашей точки зрения, категория «легитимность» - это более общее, родовое понятие для целой серии явлений, отношений и процессов. Она выступает, прежде всего, в виде качественной характеристики государственно-правовой организации общества, которая, в свою очередь, раскрывается и конкретизируется посредством ряда взаимосвязанных феноменов. В соответствии с этим не следует смешивать формирование и национально-культурную эволюцию институционального порядка с внешними процессами его признания, одобрения. Безусловно, политико-правовой порядок не может существовать без поддержки, одобрения, авторитета, признания, последние отражают разные свойства и стороны более общей качественной характеристики - легитимности. Скорее легитимность есть генезис «признания» в развитии институционально-властной организации общества. Тем самым она отражает именно качественную характеристику становления, развития и современного функционирования институционально-властной конфигурации органов, структур власти и, соответственно, должностных лиц, их представляющих.
В этом плане можно согласиться с известным философом К. Ясперсом, что «легитимность подобна кудеснику, беспрестанно создающему необходимый порядок» [3, с. 17]. Прав и современный теоретик политической легитимности А.-Н.З. Дибиров, отмечающий, что «легитимность - это способ производства политического порядка в соответствии с определенными принципами и на определенных основаниях» [4, с. 25]. Однако нам видится, что легитимность - это не только способ производства, поскольку «способ» ориентирует на процедуры и механизмы легитимации власти, которые могут изменяться во времени и в пространстве.
Следует сказать, что легитимность - это качественная характеристика политико-правовых и социально-духовных закономерностей производст-ва институционально-властного порядка в ходе развития общества. Естественно, что это развитие формирует, добавляет, уточняет и трансформирует специфические (свойственные определенному времени, конкретному обществу и его политико-правовому опыту) источники, принципы, механизмы и практики легитимации институтов и структур власти, властной деятельности конкретных должностных лиц и иных политических деятелей.
В.Е. Чиркин полагает, что легитимность - это свойство государственной власти, отражающее состояние правильности, оправданности, целесообразности, законности и другие стороны соответствия конкретной государственной власти установкам, ожиданиям личности, социальных и иных коллективов, общества в целом [5, с. 66].
Именно на этой качественной характеристике развертываются и иные - видовые определения таких феноменов, как: «политическая легитимность», «социальная легитимность», «экономическая легитимность», «легитимность права», «личная (персоналистская) легитимность» (тех или иных государственных деятелей, политических лидеров, представителей гражданского общества). Поэтому легитимность государственной власти в современных условиях и в контексте институционального развития следует анализировать как качественную характеристику специфического состояния политико-правовой организации общества [6].
Данная характеристика отражает, прежде всего: а) степень устойчивости публично-правовых институтов; б) уровень преемственности в институционально-властном развитии; в) адекватность существующего порядка властных отношений сложившимся моделям взаимодействия в системе «личность-общество-государство»; г) степень соответствия методов и способов осуществления власти (режимности власти) социальным ожиданиям; д) уровень «социальной напряженности» в процессе осуществления политико-правового управления общественными процессами, в том числе степень потенциальной возможности направлять действия всех социальных субъектов с минимальным использованием средств и технологий принуждения и насилия и проч.
Данный перечень индикаторов, отражающих содержательную характеристику функционирования публично-властных институтов, не полон и требует дальнейшего изучения и корректировки. Тем не менее они отражают основные характеристики легитимной или делегитимной деятельности властно-правовых институтов и структур, формируют мыслительные штампы, когнитивные готовности и оценочное восприятие властно-политических явлений и процессов. На повседневном уровне этот комплекс характеристик маркируется в качестве справедливой (или наоборот - неправедной, антинародной) правовой политики государства. Справедливо в этом плане отмечал академик Н. Моисеев, что накопление «ощущения» несправедливости в государственно-правовой деятельности есть «накопление потенциальных неустойчивостей в системе». В том же ракурсе рассматривают сегодня концепт «легитимность» и ряд зарубежных исследователей.
Так, например, М. Липсет полагал, что легитимность есть качество системы, ее способность поддерживать веру населения и социальных групп в то, что существующие публично-правовые институты наиболее адекватны данному обществу, его этапу исторического развития, геополитическому положению в мире и т.п. [7, с. 64]. Ж. Лира, в свою очередь, также отмечал, что легитимность - это то качество политической системы, которое поддерживает в общественном сознании «убеждение в том, что, несмотря на все их промахи и недостатки (в функционировании
институтов. - Авт.), существующие политические институты являются наилучшими, нежели какие-либо другие, которые могли бы быть установлены и которым следовало бы в результате подчиниться» [8, с. 65].
Следовательно, категория «легитимность» ориентирует на анализ определенного состояния функционирования властно-правового пространства, специфических отношений и взаимодействия, порядок которых соответствует, «устраивает», вписывается в доминирующий тип политико-правовой мыследеятельности всех его участников. Иначе говоря, легитимность - это характеристика функционирования власти в особом режиме и порядке институционально-правового устройства, соответствующая конкретному обществу и его этапу историко-культурного развития. Она отражает социальную «атмосферу» и реакцию на публично-правовую деятельность властных институтов. Так, многие теоретики отмечали, что власть, прежде всего властные отношения в системе «личность-общество-государство», может функционировать только в легитимном пространстве.
Например, известный философ А. Кожев формулирует три весьма важных для понимания легитимности именно как качественной характеристики публичной власти утверждения. Во-первых, он обосновывает, что легитимный характер власти подразумевает следующее: «любая Власть обязательно является признанной Властью: не признавать власть - значит отрицать ее, а тем самым ее уничтожать» [9, с. 19]. Во-вторых, легитимное «употребление власти не только не тождественно использованию силы (насилия), эти два феномена взаимно исключают друг друга. Вообще говоря, для употребления Власти следует ничего не делать. Обязанность вмешиваться посредством силы (насилия) указывает на то, что Власть отсутствует» [9, с. 19-20]. Данное утверждение в большей степени отражает не столько потенциальное, авторитетное понимание власти, сколько социально-психологическое ее признание, а также существующего порядка, стабильности властных отношений в обществе, исключающей негативную реакцию (явного и латентного характеров), силовые отношения (господства - подчинения) и т.п. Отсюда формулируется третье утверждение: для того чтобы легитимное действие стало властным, и наоборот, «достаточно отказа (свободного и сознательного) от осуществления возможных "реакций"». Поэтому, заключает А. Кожев, властное действие легитимно уже по определению. Следовательно, «бессмысленно говорить о "незаконной" или "нелегитимной" Власти - это противоречие т adjecto. Тот, кто "признает" Власть (не существует "непризнанной" Власти), признает тем самым ее "легитимность". Отрицать ее легитимность - значит не признавать ее, а тем самым ее уничтожать. В том или ином конкретном случае можно отрицать существование Власти, но нельзя противопоставлять реальной Власти (т.е. признанной) какое бы то ни было "Право"» [9, с. 21].
Таким образом, нелегитимность государственной власти - это не только «отказ», непризнание за ней права на руководящую роль в обществе, а в большей степени нивелирование (в терминологии А. Кожева - уничтожение) ее как таковой. Следовательно, нелегитимность государственной власти отражает состояние нестабильности, иллюзорности существующей порядка, разложение властных отношений в системе «личность-общество-государство», подмену этих отношений организованным насилием, произволом, которые могут существовать лишь временно. В таком состоянии социально-политической системы воцаряется хаос, формируются условия для революционных потрясений, инициирующих смену (трансформацию) нелегитимного институционального устройства и формирование «нового» легитимного, адекватного порядка и режима функционирования властных отношений.
В то же время существующее в теории государства традиционное утверждение о том, что легальность и легитимность - это две основные характеристики власти, следует воспринимать с достаточной степенью условности. Общеизвестно, что первое понятие отражает формально-юридическое, этически нейтральное в функционировании власти; а второе, наоборот, обладает нравственным измерением и нейтрально к юридической составляющей властных отношений. Из этого положение достаточно часто делают совершенно противоположные выводы. Например, государственная власть может функционировать, будучи легальной, но не легитимной, не признаваемой народом [10, с. 204].
Однако, как мы отмечали выше, такое если и возможно, то лишь временно. Нелегитимное состояние государственной власти - это, прежде всего, неустойчивое, переходное состояние общественной системы, стремящейся к самоорганизации адекватного властно-правового порядка и социально признаваемого режима функционирования властных отношений в обществе. Другое утверждение (одно из самых распространенных) заключается в том, что всякая легальная власть по сути легитимна, поскольку соответствие ее законным основаниям и правовым процедурам функционирования автоматически завязывает ее в своей деятельности на интересы народа, права и свободы человека и т.п. При этом игнорируется положение классической теории легитимности, сформулированной М. Вебером, а именно то, что легальность - это один лишь из принципов (источников), а легализация - один лишь из способов легитимации власти в том или ином обществе.
Напомним, для М. Вебера легитимность является более широким понятием, чем легальность, поскольку первое отражает значимость социально-властного порядка и поддерживающих его институтов, а второе - лишь один из видов легитимности, связанный с внешними способами обеспечения и защитой последнего. В этом положении, по мнению А.Ф. Филиппова, М. Вебер «подходит к делу как социолог, и потому для него общим понятием оказывается легитимность: вера в законную значимость порядка» [11, с. 100]. Даже в современных демократических западных обществах процессы легитимации, какую бы они не имели рациональную подоплеку, протекают за абстрактным юридическим кодированием властных отношений. Большинство западных теоретиков единогласно интерпретируют концепт «легитимность» как веру населения в обоснованность функционирования власти. Так, ведущий западный политический социолог П. Бурдье утверждал, что вся жизнь западного человека основана на вере в формально-правовые установления*. В основе доверия граждан западных демократий к институтам власти, замечает он, лежит, по сути, их наивная вера в равенство перед политикой, которая предполагает покорную сдачу позиций и обеспечивает неограниченный кредит для партий и чиновников [12, с. 114].
В этом плане сама дискуссия о преобладании формально-юридического или духовно-нравственного в признании государственной власти имеет смысл в контексте той или иной формы государства, поскольку их соотношение меняется в зависимости от ряда критериев, требований политико-правовой стабильности, уровня развития властно-правовых отношений, национальной обусловленности политико-правового мышления и т.п. С нашей точки зрения, формально-юридический аспект (легализация) и неформальный, духовно-нравственный аспект (легитимация) в функционировании государственной власти комплексно отражают существующую институционально-властную организацию, реальные политические процессы и существующий политико-правовой климат, в котором они разворачиваются. Таким образом, формально-юридические основы легитимности концентрируют внимание исследователя на институционально-правовых и процедурных (процессуальных) принципах легитимной организации государственной власти. В свою очередь, неформальный, духовно-нравственный срез ориентирует на способы, методы и техники легитимного функционирования государственной власти, т.е. на специфичность режима легитимации властно-правового взаимодействия в конкретном обществе.
Таким образом, легитимность интерпретируется нами как качественная характеристика определенного политико-правового состояния общества, которое соответствует публично-правовым, экономическим и социально-культурным закономерностям производства и воспроизводства (преемственности) институционально-властного порядка в развитии конкретного общества. Другими словами, легитимность отражает соответствие функционирующей системы институционально-правовой организации, уровней, моделей и специфики властных отношений в системе «личность-общество-государство». Легитимность, следовательно, выступает и как цель функционирования всех институтов и структур, их уполномоченных представителей, но в то же время является и результатом этого функционирования, отражая определенное, достигнутое качественно состояние.
В свою очередь, легитимизация - это процессуальная составляющая более общего явления -легитимности. Она отражает процесс, способы, методы и техники оправдания существующей властно-институциональной конфигурации, основных форм и параметров их функционирования. Именно в ходе этого процесса - развития реальных властных отношений в среде «личность-общество-государство», обусловленного существующей социально-политической и экономической обстановкой, политико-правовой культурой и ее архетипическими кодами, - формируется режим легитимного функционирования институтов публичной (государственной и др.) власти.
Понятие «легитимный» - это уже оценочная характеристика, распространяющаяся либо на конкретных политических акторов и их действия, либо на конкретные институты и их институциональную активность. Тем самым последнее, с нашей точки зрения, следует анализировать в двух плоскостях - деперсонифицированный (институциональный) легитимный режим и персонифицированный легитимный режим. Первый отражает режимность функционирования публично-правовых институтов власти - тот сложившийся, укорененный в национальной культуре образ, порядок и модальность (преемственно воспроизводящиеся модели властного взаимодействия между личностью, обществом и государством). Второй, соответственно, - это режим функционирования отдельных «персон», занимающих в обществе официальные или неофициальные властные позиции, и их конкретные действия.
В этом плане легитимный режим - это комплексный системный феномен, выражающий совокупность средств, методов и инструментариев оправдания функционирования властных институтов и структур, а также дающий оценку реально существующим властным отношениям, формирующимся в процессе мыследеятельности субъектов и их взаимодействия по поводу реализации общего блага, национального интереса (консолидированных индивидуальных, общественных и государственных интересов и потребностей). Другими словами, режим легитимности (делегитимности)
отражает «истинное состояние дел», реальные практики власти и их восприятие общественным сознанием.
В свою очередь, взаимосвязь процессов легитимизации и режимов легитимного функционирования отражают закономерности и случайности в формировании властно-правового порядка, уровня его легитимности. Именно легитимность последнего предает данному порядку стабильность и целостность. Выражаясь словами Э. Гиденса, оправданность и адекватность существующих институтов есть способ стабилизации любого социально-властного взаимодействия, а доверие к ним выступает организационной силой для разновекторного взаимодействия между людьми, не имеющими непосредственного контакта, сглаживая различия поведенческих контекстов, вызванных удаленностью в пространстве и времени [13, р. 276-277].
Источники легитимности. Легитимность как качественная характеристика публично-властной деятельности имеет ряд источников, влияющих на содержание процесса легитимации властно-институционального порядка и публично-правовой деятельности властных институтов и структур. Традиционно под источниками в политико-правовой науке принято понимать: во-первых, «силы», которые инициируют те или иные политико-правовые явления и процессы. Это и божественная воля в религиозных государственно-правовых системах, и народная воля, правосознание, так называемый народный дух в светской юридико-политической организации и т.д.; во-вторых, определенное историческое наследие, т.е. государственно-правовой и духовно-нравственный опыт народа, его политические и правовые памятники, символы, сложившаяся система представлений - все то, что принято ассоциировать с исторической обусловленностью этих явлений и процессов - «так было всегда», «предписано временем, наследием предков» и проч.; в-третьих, материалы, посредством которых мы познаем власть, право, государство, т.е. то, что служит источником познания различных явлений, процессов в политико-правовой жизнедеятельности общества; в-четвертых, материальные (географические, климатические, психологические, биологические и иные) факторы и условия жизнедеятельности общества, влияющие на формирование государственно-правовой системы определенного народа; в-пятых, это формально-юридические и институциональные источники, опосредующие властно-правовые отношения в обществе.
В этом контексте можно выделить следующие факторы, влияющие на качественное (легитимное) функционирование национального властно-правового пространства:
— естественные источники, под которыми принято рассматривать влияние климатических, демографических и географических условий на жизнедеятельность общества, оказывающих непосредственное воздействие на процесс институционализации властной конфигурации, генезиса властно-правовых отношений;
— идеократические источники легитимности, отражающие идеи, доктрины и концепции, которые легли в основу той или иной властно-правовой системы, высветили особенности и стиль политико-правового мышления, обусловили характер восприятия и оценки властно-правовой деятельности;
— социальные источники, отражающие влияние социальных, политических, экономических, духовно-культурных (традиционных) и этнонациональных факторов на формирование и развитие властно-правовых отношений. Как показывает исторический опыт, концепция устойчивого властно-правового развития находит свое реальное содержание не в универсальных и идеализированных, по существу, отор-ванных от реального социально-культурного уклада принципах, а, напротив, в национальном способе бытия в тех формах социабельности (Г. Гурвича), которые формируются при коллективном общении, в процессе социальной коммуникации и преемственно воспроизводятся в ходе исторического развития;
— формально-юридические и институциональные источники в данном контексте рассматриваются в формально-юридическом, институциональном плане и отражают юридически зафиксированные средства, способы организации властных институтов, а также приемы и формы легального осуществления властно-правовой деятельности;
— рациональные источники связаны с действующими в системе межличностного и группового взаимодействия социальными интересами и потребностями, где благодаря публичной манифестации (т.е. публичного признание властью этих интересов и потребностей, публичные заверения о готовности к их реализации) или реальной реализации легитимируются как сами институты власти, так и их публично-правовая деятельность;
— иррациональные источники отражают неосознаваемые национально-культурные коды властно-правового взаимодействия, которые связаны с системой базовых ценностей и моделей социально-властного взаимодействия, сложившихся и действующих в обществе. Ими, как правило, овладевают уже в достаточно раннем возрасте, поэтому у многих индивидов данная система фиксируется на подсознательном уровне, обусловливая неосознанную легитимацию властно-правового пространства, отвечающего архетипическим основаниям социума [14].
Уровни легитимности. Традиционно власть, властные отношения в обществе, в том числе и способы легитимации этой власти и ее деятельности, описывают и анализируют с помощью структурно-функционального подхода. С этой точки зрения структуры властных отношений и механизма легитимации власти совпадают. Они в основном сводятся к трем взаимосвязанным элементам: субъект, объект и содержание. Мы уже отмечали, что данная структурная модель властных отношений представляет собой достаточно идеализированную теоретическую конструкцию, имеющую ряд уязвимых мест при описании и анализе реально разворачивающегося в обществе социально-властного взаимодействия. Так, например, наиболее распространенным определением власти в рамках субъект-объектной модели является следующее: это отношения господства и подчинения, при которых воля и действия одних лиц (властвующих субъектов) доминируют над волей и действиями других лиц (подвластных). Проблема, казалось бы, ясна и прозрачна. Однако даже поверхностный анализ существующих в современной России властных практик, по крайней мере, ставит под сомнение предыдущее утверждение, саму логику анализа властных отношений. Кто подлинный субъект государственной власти? Народ, парламент, президент... Последний в одном из посланий Федеральному собранию РФ прямо заявил, что «органы местного самоуправления часто осуществляют функции органов государственного управления» или «в стране вообще формируется своего рода "теневая юстиция"». В этих условиях поневоле теряешься по поводу определения подлинных субъектов государственной власти (субъектов властвования), перестаешь доверять привычному пониманию природы и содержания властных отношений. На первый взгляд, это довольно ясное понятие, сложившееся в рамках государствоведения, при глубоком, обстоятельном изучении открывает бездну непонятного, нетипичного.
В том же ракурсе предлагается осуществлять и анализ структурно-содержательного аспекта легитимности. Например, ряд авторов рассматривают механизм легитимации государственной власти как систему, включающую субъекта, объекта и содержание (процедуры, принципы, методы и средства) легитимации государственной власти [10, с. 230]. Так, «именно от народа (населения), выступающего в качестве единственного субъекта легитимации, власть в государстве получает признание. Это положение закреплено в принципе народного суверенитета, суть которого состоит в том, что государственный суверенитет исходит от народа и принадлежит исключительно народу». В свою очередь, «властвующий субъект, которого можно условно назвать носителем потенциально легитимной власти, должен реально осознавать свое право на власть, причем не только в юридическом, но и в традиционном, морально-этическом смысле этого термина» [10, с. 231]. Однако в подобной интерпретации структуры легитимности существует противоречивость в обосновании суверенной власти народа и через нее - суверенного права на осуществление легитимного государственного принуждения. Так, «неоднозначность идеи суверенности народа оборачивается некоторой двойственностью, поскольку развитие отношений, обеспечивающих легитимацию, всегда идет к тому, чтобы отдать приоритет власти, а не населению в целом (курсив наш. - Авт.)» [15, с. 106].
Конечно, с вышеизложенной моделью, безусловно, можно согласиться, однако данная структурная модель описания сущности феномена легитимности представляет собой узкий подход, не учитывающий сложных и неоднозначных процессов институционального развития властно-правовой организации и ее легитимации в различных историко-культурных контекстах. Выскажем несколько соображений по этому поводу.
Во-первых, данная модель работает с уже сложившейся, стабильной конфигурацией институтов и структур власти, интерпретирует процессы легитимации в контексте лишь определенного исторического этапа развития и практически не применима для описания переходных, кризисных состояний властно-политического взаимодействия. Она не улавливает процессы легитимации власти при смене, революционной ломке либо трансформации институциональных структур.
Во-вторых, положение о том, что «только народ является исключительным субъектом легитимации власти», а «властвующий субъект должен реально осознавать свое право на власть (потенциальная легитимность)», относится в большей степени к должному, чем к сущему. Думается, что процесс легитимной эволюции институтов государственной власти более многообразен и сложен, он основывается не только на индивидуальных (субъективных) позициях и действиях, но и зависит от интерсубъективных факторов общественной жизни (сложившийся стиль политико-правового мышления, модели и формы властного взаимодействия, которые во многом преемственно воспроизводятся из поколения в поколение).
Немалое влияние на процесс легитимации оказывают и бессознательные структуры, архитипические национальные коды, первообразы и символы, формирующие когнитивные готовности и предправовые кодексы поведения и проч. Не следует забывать, что, несмотря на законодательные инновации и политические трансформации в обществе, в той или иной группе, сохраняются национальные, этнические константы, которые не содержат в себе четко систематизированных
представлений о направленности и содержании деятельности, но обусловливают их, а также способ политической рефлексии.
В-третьих, не учитывается то, что в отдельных ситуациях функционирование конкретных институтов и официальных лиц может, по сути, вписываться в существующие принципы и формы институционально-властной организации, но противоречить национальным ожиданиям, общественному мировоззрению. Даже официальная терминология, используемая в формировании правовой материи, в политической риторике может подвергаться общественной «репрессии», существенно снижая уровень легитимности всей властно-правовой организации. Эта общественная напряженность распространяется на всю без исключения информацию, которая противоречит национальным константам мышления, тем внелогическим понятиям, которые служат каркасом и подоплекой национальной, этнической традиции в любой ее модификации. Противоречит не конкретным формам выражения этих внелогических понятий, а их глубинному содержанию [16, с. 55].
В-четвертых, при всей очевидности и простоте субъект-объектной модели постоянно остается открытым вопрос о том, кто в данный момент является субъектом, кто или что является объектом легитимации, поскольку любая деятельность, любой субъект, попавший в область политической рефлексии, инициирует процессы легитимации (делегитимации). Другими словами, субъект и объект легитимации, их взаимодействие определяются в каждом конкретном случае «заново», применительно к контексту и ситуации. Более того, в ряде случаев достаточно сложно, как это было показано выше, вообще идентифицировать субъекта власти и тем более развести субъекта и объекта легитимации. Дело в том, что и личность, и группа, и институт в разных контекстах могут выступать и как субъект, и как объект легитимации. Наоборот, в современных исследовательских стратегиях стараются отойти от привычной структурной схемы анализа властных отношений. В них акцент смещается в сторону анализа не самого субъекта, их классификации и типологизации, а национально-культурных условий и типизированных практик, обусловливающих властно-правовое мышление и действие. Как правило, при традиционном подходе исследователь занимает позицию объективного наблюдателя, интерпретирующего и комментирующего субъект-объектную деятельность, рассматривая субъекта и объекта как частицы (элементы) структуры, абстрагируя их от социального действия и лишая на уровне обобщенного анализа познавательной активности и роли случайных отклонений в их взаимодействии, а также влияния на их деятельность духовно-культурного «фона».
В этом контексте главную роль в интерпретации легитимности властного господства играет не теоретическое обоснование, кто является субъектом, а кто объектом власти и почему, а, напротив, какие существуют формы легитимного структурирования действий других индивидов. Фактически легитимность власти определяется ее образом действия, воздействующим на других не прямо и непосредственно (как это предполагает субъект-объектная схема легитимации), но через их действия -«воздействие на действие, на актуальные или вероятные действия, будущее или настоящее».
Другими словами, легитимность господства связана «не столько с порядком столкновения двух противников или к обязательствам одного по отношению к другому, сколько к порядку управления». Причем понятие управления, по мысли М. Фуко, покрывает «не только установленные и легитимные формы политического или экономического подчинения, но и более или менее продуманные и рассчитанные способы действия; задача их всех - воздействовать на возможности действия других индивидов» [17, с. 180-181].
Таким образом, легитимация власти осуществляется на различных уровнях, в процессе легитимации участвуют как отдельные граждане, так и различные группы, организации. Естественно и то, что легитимность может распространяться как на конкретных представителей (персонифицированная легитимация), конкретные институты (деперсонифицированная легитимация), так и на весь институционально-властный порядок, всю политико-правовую организацию общества.
Думается, что легитимность как качественное состояние политико-правовой организации общества и легитимация как процесс достижения этого состояния не имеют универсальной и жесткой, однозначной структуры. Тем не менее в теоретико-методологическом плане можно выделить различные уровни, срезы легитимации. С нашей точки зрения, следует говорить об архитектонике легитимности, т.е. взаимосвязанных пластов (уровней) национально-культурной легитимации власти и порядка. В данном контексте можно выделить четыре взаимосвязанных уровня:
1) типы внутреннего (мотивационного) и внешнего (институционального) типов легитимности;
2) типы легитимного господства, определяющие доминирующие политико-правовые стратегии обоснования существующих институтов и применяемых способов управления общественными процессами;
3) режимы легитимации, которые комплексно отражают, с одной стороны, систему правовых и политических, а также иных средств, методов оправдания функционирования властных институтов и структур, а с другой - системную оценку реально существующих властно-правовых отношений,
формирующихся в процессе мыследеятельности субъектов и их взаимодействия по поводу реализации национального интереса;
4) формы обоснования государственной власти как таковой и присущей ей институционально-правовой структуры.
Литература
1. Хантингтон С. Третья волна. Демократия в конце ХХ века. М., 2003.
2. Дарендорф Р. Современный социальный конф-ликт. Очерк политики свободы. М., 2002.
3. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1998.
4. Дибиров А.-Н.З. Теория политической легитимности. М., 2007.
5. Чиркин В.Е. Легализация и легитимация государственной власти // Государство и право. 1995. №
8.
6. Турсункулов А.Б. Национально-культурная легитимация и легализация институтов российской государственной власти: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Ростов н/Д, 2006.
7. Lipset S.M. Political man. Baltimore, 1981.
8. Lira J. Legitimacy of democracy and the socioeconomic system // Comparing pluralist democraties: Strains on legitimacy. Boulder Westview, 1988.
9. Кожев А. Понятие власти. М., 2006.
10. Государство, общество, личность: проблемы совместимости / Под общ. ред. Р.А. Ромашова, Н.С. Нижник. М., 2005.
11. Филиппов А.Ф. Политическая социология. Фундаментальные проблемы и основные понятия // Полития. 2002. № 2.
12. Бурдье П. Социология политики. М., 1993.
13. Giddens A. Goffman as Systematic Social Theorist // Ervin Goffman. Exploring the Interaction Order. Boston, 1988.
14. Мордовцев А.Ю., Попов В.В. Российский правовой менталитет. Ростов н/Д, 2007.
15. Хардт М., Негри А. Множество: война и демократия в эпоху империи. М., 2006.
16. Лурье С.В. Метаморфозы традиционного сознания. Опыт разработки теоретических основ этнопсихологии и их применения к анализу исторического и этнографического материала. СПб., 1994.
17. Фуко М. Субъект и власть // Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью. М., 2006. Ч. 3.
