УДК 316
Нарыкова Светлана Петровна
докторант кафедры философии и социологии Краснодарского университета МВД России тел.: 8 861 258 35 16 Svetlana P. Narykova
doctoral candidate of chair of philosophy and sociology Ministry of Internal Affairs Krasnodar university of Russia ph.: 8 861 258 35 16
К вопросу о легитимности политической власти в социально-
философском дискурсе
To a question of political authority legitimacy in socio-philosophical discourse
Аннотация. В статье рассматриваются проблемы определения легитимности власти, особенности процессов легитимации государственной власти и их влияния на эффективность функционирования системы политической власти в современных условиях.
Ключевые слова: власть, государство, система управления, легитимность, легитимация.
Summary: In the article definition problems of power legitimacy, peculiarities of the state authority legitimation processes and their influence on system of political power operating benefits in present condition are considered.
Keywords: power, state, control system, legitimacy, legitimation.
Наиболее важным для обобщенной характеристики политической власти и, одновременно, наименее разработанным в отечественной социально-философской и политической науке является такой показатель, как степень легитимности власти, определение ее легальности. Тем более понятным становится интерес к нему в связи с происходящими серьезными социально -политическими процессами как в мире, так и на постсоветском пространстве, обострением противоречия в политико-управленческой практике в соотношении легитимности и законности.
Понятие легитимности не отражается в конституционных статьях; в них мы находим другое, близкое ему понятие - законность. Легитимность -это представление (некий символ веры) и присутствует оно в сознании граждан. Если граждане убеждены и артикулируют эту убежденность, что существующие в стране институты являются, по их мнению, приемлемыми и оправданными, то они рассматриваются как легитимные. Такое обращение к мнению широких масс проявляется и в определении, данном легитимности С.М.Липсетом, которую он характеризует как «способность системы создать и содержать у людей убежденность в том, что существующие политические институты являются наилучшими из возможных для общества»[1]. Липсет
полагал, что легитимность есть качество системы, ее способность поддерживать веру населения и социальных групп в то, что существующие публично -правовые институты наиболее адекватны данному обществу, его этапу исторического развития, геополитическому положению в мире и т.п.[2].
Безусловно, в научной литературе это далеко не единственное представление о содержании понятия «легитимность». Не ставим перед собой задачу проводить в статье какой бы то ни было сравнительный анализ различных точек зрения на определение данной категории. Хотим подчеркнуть, что, несмотря на достаточно широкий спектр исследовательских изысканий, в той или иной степени плодотворных и, несомненно, познавательно интересных и содержательных, можно предположить существование некоторой общей составляющей в этом спектре научных мнений. Понятие «легитимность», по нашему мнению, у большинства исследователей, так или иначе, есть либо результат анализа, либо цель его, ориентирующая на изучение системы властных отношений и взаимодействий, функционирования власти посредством определенного политического режима и порядка институционального устройства, соответствующая конкретно-историческому типу общества и содержанию очередного этапа его цивилизационного развития. Кроме того, эта категория отражает общесоциальную атмосферу и реакцию на политико-управленческие практики властных институтов.
Принцип легитимности подразумевает соответствие политической власти ценностям, на которых основан тот режим, чье функционирование обеспечивает данный принцип. Легитимен не только режим, проводящий в жизнь собственные ценности, но и тот, который хотя бы в неявной форме соответствует народным устремлениям. Иными словами, по утверждению М.Дюверже, легитимен любой режим, отвечающий народному консенсусу. На практике легитимность политического режима выражается через соответствие происхождения и действий властей требованиям демократии [3].
Совершенно очевидным представляется утверждение многих исследователей о том, что государственные, политические институты могут эффективно функционировать только в легитимном пространстве. Весьма интересны в этом смысле идеи А. Кожева, отмечавшего, что любая власть обязательно должна быть властью признаваемой; что не признавать власть — значит, отрицать ее, и тем самым ее уничтожать; легитимность и насильственный характер власти - взаимоисключающие понятия; для того, чтобы легитимное действие стало властным, и наоборот, достаточно отказа (свободного и сознательного) от осуществления возможных реакций; тот, кто признает власть, признает тем самым ее легитимность [4].
Достаточно долгое время понятие «легитимность» употреблялось в научном обороте, как правило, в нормативно-правовой концептуализации во взаимосвязи с такими терминами, как «легальность», «законность», «правопорядок» и т.п. Во многих теоретико-правовых исследованиях проблема определения сущности легитимности решается посредством юридического обоснования политико-управленческой деятельности субъектов власти, рассмотрения адекватности их деятельности существующему правопорядку. Такое
представление легитимности вполне соотносится с классическими образцами рационально-правовой юридической парадигмы западно-европейской социокультурной модели, но не может не вступать в противоречие с российской ментальностью в представлениях о справедливости и несправедливости власти, об обязательности соответствия власти обществом, признаваемому духовно-нравственному идеалу. Это противоречие во многом объясняет серьезное отличие процессов легитимации власти и их понимания у нас в стране и на Западе. Если для западных обществ основной формой легитимации власти той или иной группой политической элиты является получение электорального большинства, то для российского социума это лишь формальный механизм формирования общественного признания власти. Действенным механизмом легитимации по-прежнему является персонификация власти, соотнесение в оценке лидеров представлений о них российским ментальным ори-ентациям и стереотипам, типичным поведенческим моделям.
Политико-управленческая практика последних десятилетий убедительно свидетельствует, что основанные на рационально-правовой юридической парадигме западные модели легитимации политической власти остаются чаще всего лишь предметом познавательного интереса, а не востребованным образцом для использования и эффективного применения в российском политико-правовом пространстве. А если отдельные элементы этих моделей и используются, приспосабливаются к российским ментальным ориентациям и стереотипам, то чаще всего изменяются практически до неузнаваемости.
В силу этого есть основания утверждать, что понятие легитимности не может не иметь свои сущностные нюансы и содержательные особенности, обусловленные историческими, ментальными, духовно-нравственными и социально-культурными факторами. Можно также вполне обоснованно предположить, что как раз действие именно этих факторов во многом и определяет содержание и формы проявления сущности легитимации политической власти в конкретно-исторических условиях ее осуществления и детерминирует ее обязательную специфику. Отсюда следует еще один вывод - нет ни возможности разработать некую универсальную модель легитимности, пригодную для всех времен и народов, ни практической целесообразности попыток ее представления научному сообществу, и тем более субъектам политического процесса, для ее реализации.
В этом смысле представляет интерес мысль А.Б.Турсункулова о том, что проблема легитимности политической власти представляет и познавательный, и практический интерес только в контексте рассмотрения институционального развития политико-правовой организации общества, где легитимность предстает перед нами как качественная характеристика ее специфического состояния [5].
Эта качественная характеристика должна отражать, прежде всего: а) степень устойчивости политических, государственных и общественных институтов; б) соотношение прерывности и непрерывности в развитии институтов власти; в) степень совпадения механизма осуществления политической власти системе общественных отношений в конкретной стране; г) степень соответ-
ствия форм, методов и способов осуществления власти (соответствующего политического режима) общественным ожиданиям и предпочтениям; д) уровень конфликтности и социальной напряженности в результате политико-управленческих воздействий; е) степень достаточности ресурсов (возможностей) для реализации прав и свобод граждан, а также показатель их предоставления возможно большему числу граждан конкретного общества; ж) характер взаимоотношений между различными политическими институтами и субъектами политического процесса по поводу политической власти; з) степень зависимости форм правления, особенностей организации политико-управленческих структур от фактического распределения позиций власти и влияния в государстве; и) характер разрешения конфликтов в обществе, интенсивность и масштабы применения военно-силовых методов и средств, их реализующих, для разрешения конфликтов; к) степень выраженности и характер влияния латентных политических сил на процессы принятия политико-управленческих решений.
Безусловно, это далеко не весь перечень социальных индикаторов, определяющих содержательную характеристику институтов политической власти, но и он вполне может отражать, точнее, определять содержание легитимности власти, процесс формирования и развития стереотипов индивидуального и общественного сознания, возможности и способности акторов политического процесса воспринимать и оценивать явления и процессы политической жизни общества в категориях справедливости или несправедливости политики государства.
Определенный интерес при рассмотрении проблем легитимности политической власти имеет и часто встречающееся в научной литературе государственно-правовой направленности утверждение о том, что основными характеристиками власти выступают ее легальность и легитимность. Не вдаваясь в подробный анализ соотношения и понимания этих двух понятий, отметим лишь, что основными характеристиками власти они могут быть обозначены лишь условно. Легальность как формально-юридическое обоснование власти и ее функционирования в государстве практически не определяемо в нравственно-этическом измерении справедливости и несправедливости, и потому в качестве оценочного ориентира в отношении к власти применимо быть не может. Легитимность же, как раз напротив, содержательно аксиологична и крайне мало имеет отношение к нормативно-правовой составляющей властных процессов. Отрицание условности использования этих понятий для характеристики политической власти или нежелание видеть их сущностное отличие приводит некоторых исследователей к противоречивым и весьма спорным выводам, как например утверждение о том, что «... государственная власть может функционировать будучи легальной, но не легитимной, не признаваемой народом» [6]. Полностью исключать возможность такого варианта развития событий мы, конечно же, не станем, но обязательно отметим, что если это и возможно, то лишь временно. Нелегитимность политической власти возможна лишь в транзитивном состоянии общественной системы, переживающей кардинальные структурные преобразования уклада общественной жизни в направлении построения адекватного общественным ожиданиям и устремлениям меха-
низма осуществления политической власти и общественно признаваемого политического режима. Встречается и другое весьма распространенное утверждение о том, что всякая легальная политическая власть является, по сути своей, властью легитимной. Основанием для подобного рода утверждений является тезис о том, что, поскольку соответствие власти нормативно-правовым основаниям и правовым процедурам функционирования автоматически предполагает обязательства институтов власти в своей деятельности гарантировать и обеспечивать интересы общества, права и свободы человека, то такая власть автоматически будет легитимной. Можно, много не дискутируя, напомнить лишь мысль М. Вебера, что легальность — это лишь один из принципов, а легализация — лишь один из способов легитимации власти в том или ином обществе.
Думается, что целесообразнее всего легитимность определять и рассматривать как качественную характеристику политического режима определенного государства на определенном этапе его развития, соответствующего как куль-турно-цивилизационному типу общества, так и духовно-нравственным идеалам, стереотипам поведенческих практик его граждан. Легитимность необходимо рассматривать как через призму целеполагания в функционировании всей системы политических, государственных и общественных институтов, так и через анализ результатов их деятельности, и отражать посредством этой категории определенное качественное состояние политической власти.
Никогда легитимность не достигает уровня ее единодушного признания. Различные группы и индивиды не признают одинаково авторитета политической власти. Существуют слои населения, относящиеся к ней апатично, и сопротивляющиеся ей субкультуры, мирные оппозиционеры и вооруженные террористы, а между этими крайними полюсами находится большинство, лишь частично признающее притязания на легитимность властей предержащих. Из анализа проблем легитимности политической власти можно сделать несколько обобщений, важных как для данной статьи, так и для построения моделей политико-управленческих практик:
а) в условиях систем политической власти, построенных на принуждении, проблема легитимности не является столь уж значимой, однако даже откровенные диктатуры, на первый взгляд совершенно равнодушные к проблеме народной поддержки, все же стремятся, в той или иной степени, войти в общее русло процесса легитимации;
б) непопулярность той или иной системы политической власти отнюдь не означает его нелегитимности, так как опросы общественного мнения, как способ определения этой непопулярности, с большей легкостью оценивают явления, схожие с легитимностью, нежели саму легитимность;
в) теоретически верным представляется вывод о том, что, чем ниже уровень легитимности, тем чаще политико-управленческие структуры прибегают к средствам принуждения (это верно не только теоретически, это подкрепляется многочисленными примерами политической истории);
г) всеохватывающая коррупция является симптомом делегитимации системы политической власти. Падению режимов часто предшествует широкий размах коррупции. Как ни парадоксально, но все скандалы, связанные с
коррупцией, не обязательно являются симптомами недемократического характера политической власти и общественного устройства, поскольку они могут обнаружиться лишь в том случае, когда существует определенная свобода слова. Можно даже утверждать, что те государства, где могут разразиться коррупционные скандалы, совершенно не обязательно имеют проблемы с легитимацией власти. В некоторых исключительных случаях скандал может даже стать доказательством демократического и легитимного функционирования системы, но, конечно же, в случае результативного противодействия общества и политической власти коррупционным проявлениям. В самом общем виде можно утверждать наличие прямо пропорциональной зависимости уровня коррупции в стране и уровня легитимности системы политической власти в ней;
д) в демократической стране, даже если в ней длительное время сохраняется большое число недовольных лиц, легитимность властных институтов не ставится под сомнение; исключение составляет лишь случай его экономического, военного или политического краха;
е) легитимность системы политической власти во многом определяется его экономической эффективностью. Длинная череда экономических неудач может ослабить легитимность механизма власти или, по крайней мере, некоторых из его структурных элементов. Последовательное падение «коммунистических режимов» в странах Восточной Европы и бывшего СССР явилось во многом результатом их экономической неэффективности, несмотря на существовавший весьма «эффективный» политический контроль. И, напротив, экономический успех предоставляет режиму шанс утверждения его легитимности. Правители Тайваня, Ю.Кореи, Сингапура благодаря своим экономическим достижениям повысили уровень легитимности настолько, что получили возможность провести свободные выборы и получить серьезное общественное признание. Но наиболее замечательные примеры являют собой Германия и Япония, где демократия была «дарована» оккупационными властями и утверждалась в атмосфере скептицизма и сомнений. «Экономическое чудо» вознесло эти режимы из состояния полного отсутствия легитимности и национального унижения до уровня самых передовых в ряду легитимных плюралистических демократий.
Литература:
1. Липсет С.М. Человек политики. Baltimore. 1981. Р. 64.
2. Там же.
3. Дюверже М. Политические институты и конституционное право. Антология мировой политической мысли. Т. II. М., 1997. С. 647.
4. Кожев А. Понятие власти. М., 2006. С. 19-25.
5. См.: Турсункулов А.Б. Национально-культурная легитимация и легализация институтов российской государственной власти: автореф. дис.... канд. юрид. наук. Ростов-на-Дону, 2006.
6. См.: Государство, общество, личность: проблемы совместимости /под общ. ред. Р.А. Ромашова, Н.С. Нижних. М., 2005. С. 204.
Literature:
1 . Lipset S.M. Political man. Baltimore. 1981 . River 64.
2 . In the same place.
3 . Dyuverzhe M. political institutes and constitutional law. Anthology of world political thought. T. II. M, 1997. Page 647.
4 . Kozhev A. Ponyatiye of the power. M, 2006. Page 19-25.
5 . See: Tursunkulov A.B. National and cultural legitimation and legalization of institutes of the Russian government: aemopefy. yew....
edging. wpud. sciences. Rostov-on-Don, 2006.
6 . See: State, society, personality: compatibility problems / under a general edition R. A. Romashova, N. S. Nizhnikh. M, 2005. Page 204.