Л.В. Щеглова Судьбы российского самопознания (П.Я. Чаадаев и Н.В. Гоголь)»
Людмила Владимировна Щеглова - кандидат философских наук, доцент, зав. кафедрой истории и теории культуры Волгоградского государственного педагогического университета. Книга посвящена проблеме взаимосвязи культуры и типа религиозности и состоит из предисловия, трех глав и заключения.
Изучение основ национально-культурного самопознания на уровне личности, как показано в монографии, строится на взаимопроникновении самых разных аспектов постижения русской культуры XIX в. Один из самых главных - понимание культуры народа как уникального, присущего только ему способа богопостижения, своего собственного пути богопознания. Поэтому одним из основных мотивов объединения великого художника слова и представителя христианской философии в рамках исследования является восполнение пробела в изучении темы богословия культуры. А в личностях Чаадаева и Гоголя воплощаются разные стороны одного характера или человеческого культурного типа, который типологизируется в книге как мессианский, культурологически характерный для раннего христианства и многих славян (с. 6).
Единство поэтики творчества и поэтики жизни двух ключевых представителей русской культуры 1830-1840 гг. показывает связь индивидуального становления с коллективным. Подобно тому, как ведущее мироощущение формирует культурный облик цивилизации, так внутри больших культурных миров на разных исторических стадиях многообразие творцов культуры может быть представлено определенными превалирующими психотипами. С точки зрения такой типологии, Чаадаев и Гоголь как представители романтического психотипа впервые рассматриваются в связи с ценностными ориентациями и творческой актуализацией культуры романтизма. Этот подход позволяет совместить глубокий биографический анализ с социологическим, историю идеологий - с антропологией, а философию человека - с предельными проблемами культуры. В результате данная книга имеет отношение к трем различным областям, связанным единой задачей: литература выступает в качестве материала, философия - в виде исследовательской позиции, культуроло-
» Щеглова Л.В. Судьбы российсого самопознания (П.Я. Чаадаев и Н.В. Гоголь). Волгоград, 2000. - 324 с.
гия определяет собой проблемное поле. Структура книги - своего рода реконструирование надындивидуальных составляющих, оригинально реализованных в судьбах и мировоззрениях двух русских мыслителей.
Мысль о сопричастности внутренней жизни человека динамическому целому бытия истории является центральной в первой главе «П.Я. Чаадаев: диалектика национально-культурной самоидентичности». П.Я. Чаадаев воплощал мессианский тип человека. поскольку чувствовал себя призванным создать на земле высший божественный порядок, образ которого он в себе с роковой неизбежностью носил Он выстраивал гармонию в себе и хотел восстановить ее вокруг себя, понимал свою жизненную задачу как освящение мира. Бесспорно, П.Я. Чаадаев - та историческая фигура, которая несет на себе отпечаток эпохи и накладывает на эпоху собственный отпечаток. Чаадаев не случаен в России своего времени, но вместе с тем он выражает новые черты ее характера, еще не ведомые ей самой. Весьма симптоматично то, что Чаадаев ставит перед собой и перед Россией одни и те же задачи. Его протест против подражательности и требование выработки уникальной национальной культуры есть требование индивидуальности на национально-культурном уровне.
Культурфилософские представления Чаадаева о России, как отмечает автор, являются порождением петровской (имперской и просветительской) эпохи и основных принципов романтизма. Так, Чаадаев одним из первых в русской философии и литературе ставит проблему роли географического фактора в истории народов; на собственной судьбе ощущает «соборность» русской культуры: исключение из нее, отщепление от всеобщего сознания действительно оказывается тяжелейшим нравственным испытанием. В решении же проблемы исторического возраста русской культуры Чаадаев исходит из того, что Россия - в начале долгого пути, ей свойственны черты этнической молодости, непроявленности форм.
Автор отмечает неоднозначность роли Чаадаева для русской философской мысли. Своими идеями в области философии культуры Чаадаев безусловно помог появлению и самоопределению славянофильства. Но одновременно для него характерны и черты западничества. Его основное отличие от будущих славянофилосов (которых он высоко ценил как первую генерацию эмансипированного национального разума) в том, что он никогда не считал Россию абсолютно уникальным культурным целым, а видел ее только как одну из частей единой христианской
цивилизации. Облик Чаадаева как религиозного мыслителя противоречив. С одной стороны, он был в сознании современников и остался в сознании потомков апологетом папства, римской теократии. Но, с другой, он понял, что в истории созидания Царства Божьего начинается новая фаза, когда христианство политическое должно уступить место христианству чисто духовному, что начинается эпоха социального христианства, в которой русский народ и может стать «народом Божьим будущих времен».
Мышление Чаадаева онтологично. Считая главным «действенную мысль», он ощущал свою жизненную миссию в том. чтобы, поняв «тайну времени», найти для людей своего поколения наиболее адекватную форму самоидентичности в условиях противоречивости основных культурных ценностей. У него нет системы, но поскольку каждый фрагмент соотнесен с общим и единым планом бытия, то есть внутреннее единство.
Одновременно мысль Чаадаева религиозна. Для него мир представляет собой божественный порядок, а человеческий разум лишь в силу своей богоданности в состоянии этот порядок постичь. Его концепция истории с хилиастическими чаяниями соответствует его недогматической вере. Бог является моральным абсолютом и гарантией стабильности и осмысленности вселенной, т. е. духовным первоначалом всего сущего, мыслящегося как нечто единое, всеобщее, безначальное и бесконечное, в ориентации на которое обретает осмысленность всякое относительное и обусловленное бытие. Для философии культуры, новатором которой был в России Чаадаев, это означало интуитивистский и органический метод (с. 112). В некоторых пунктах Чаадаев был предшественником теории локальных цивилизаций с заметной христиано-центристской и моралистической окраской.
В мировоззренческой эволюции Гоголя (глава «Н.В. Гоголь: онтологическое оправдание России») автор выделяет этапы в соответствии с превалирующей интенцией сознания, т.е. определенным ведущим принципом познавательного отношения к миру. Это отношение неотрывно от практической деятельности субъекта, поэтому он судит о познавательных атрибутах человека вообще, основываясь на законах его собственного способа включенности в мир. Гоголь был первым в России, кто отразил дисгармонию мира, распад связей мира и обессмысливание жизни. С культурологической точки зрения, его положение - на разломе времен, его творчество - провозвестие новой культуры во все-
мирном ее развитии. Не случайно автор лейтмотивом проводит гениальное предвосхищение Гоголем позднейших философских идей. Так, например, «мертвая душа» (если учесть, что душа по Гоголю - проекция Бога в человеке) позже явлена формулой «Бог умер» Ф. Ницше. Это отчуждение индивидуального человека от его метафизических корней, но не только внутренняя опустошенность индивидов, но и невозможность органической связи между людьми.
Для Гоголя абсолютная истина познаваема потому, что он христианин, полагающий, что истина не вовне, а в душе человека, что художник отличается от всех остальных людей только своей творческой способностью схватывать эту истину в ее целостной, дорациональной форме. В этом же аспекте в монографии описывается переход Гоголя из романтической парадигмы в реалистическую. Став реалистом, Гоголь обрел иной взгляд: для него пластическая красота, не одухотворенная нравственным началом, несла в себе нечто греховное.
Гоголь-творец связан с миром через слово. Язык, слово для Гоголя - первичная реальность, то, что находится между ним и миром. Человек с даром слова не просто имманентный субъект, но это трансцендентальный субъект, через слово которого мир земной связывается с идеальным миром. В этом смысле поэзия есть подлинный и первичный онтологический опыт. Отсюда и происхождение пророческого тона Гоголя, а также трагедия писателя. Он остался на позиции неприятия существующего мира, которая, однако, им самим воспринималась как неистинная. Он безуспешно пытался восстановить распавшуюся мировую гармонию в своем творчестве, преодолеть собственную раздвоенность, найти, наконец, опору в вере такой действенной силы, чтобы продолжать теургическое непрестанное восстановление мира из небытия. Здесь одна из существенных линий сходства между ним и Чаадаевым.
Дуализм возможного и действительного, показ души человеческой как арены борьбы добра и зла - темы всего творчества Гоголя. Все оно исследует противоречие внешнего и внутреннего, как реальный дуализм мир конечного и относительного, абсолютного и святого. Представления Гоголя о времени и пространстве очень тесно связаны с особенностями его духовного мира. Перемещение в нем соотнесено с постижением пути к спасению души. Открытое пространство связано у Гоголя с темой свободы и творчества. Замкнутое пространство выражает идею несвободы и относится всегда к реальности. Таким образом, оче-
видно. что в творчестве Гоголя мир резко членится на полярные пары противоположностей, сгруппированные по вертикальной оси, но при этом суть его философской тенденции, скрытой интерпретации жизни -сведение пестроты и разноголосицы мира к единству.
Автор отмечает, что самое важное и особенное, что сказал Гоголь об устройстве мира, выражено им в понятии раздробленность, которое он употребляет для обозначения процесса распада связей мира. В социологическом смысле оно означает у него замену связей между людьми взаимодействием вещей, утрату братства людей, возникновение нового типа личности, противопоставляющей себя человечеству. В антропологическом отношении «раздробленный характер» означает дезинтеграцию личности, внутренний раскол. распад единства мира и человека влечет космическую катастрофу. Образ путаницы, бессмыслицы, алогизма - наиболее характерная черта гоголевского художественного мира. Однако при этом необходимо учитывать, что мир, развивающийся закономерно, по божественному плану, - это идеал Гоголя. Вся злая, демоническая фантастика связана у него именно с нарушением божественного закона, с «беспорядком» природы и общества.
Подводя итоги, автор отмечает, что онтологические представления Гоголя в общем смысле близки к христианскому платонизму. Бог -абсолютный источник всех благ и конечная цель человеческих стремлений - есть то единое, в котором сливаются истина, добро и красота. Бытие представляется внутренне дуалистичным. Путь к гармонии - в понимании иерархического строения мира. Последнее постигается в статическом созерцании, а не в историческом и логическом порождении. Онтологическая истина понимается как состояние, а не как процесс.
В конце 40-х годов Х1Х в. Н.В. Гоголь, единственный в России. ставит перед собой сверхчеловеческую задачу спасения мира мистическими средствами. Это совершенно внехудожественная задача, даже, по большому счету, и внерелигиозная, хотя на определенном этапе он всеми силами стремился стать не только христианином, сколько Христом, дабы самому явить чудо преображения и воскрешения мертвых душ. Аналог этому самоотождествлению с Христом автор находит в западной культуре в лице Серена Кьеркегора - ровесника Гоголя, такого же дуалиста по духу, изнемогшего в борьбе со злом мира и также принявшего на себя всю ответственность за это зло. Но «основным нервом гоголевского отношения к миру был магизм. В этом смысле в акте творчества он соперничал не с Христом, а с самим создателем мира» (с. 205).
В третьей главе «Чаадаев и Гоголь: между отчаянием и надеждой» автор поэтапно сопоставляет два мировоззрения в пространстве мессианства и всеоткрытости русской культуры. И. Чаадаев, и Гоголь, говоря о России, акцентировали именно поиски своего, выражение самобытности. Основной пафос их «переписок» состоит в этом: России необходимо найти точки взаимоопоры различных сил русской жизни. И Чаадаев, и в особенности Гоголь заняты осмыслением для русской культуры такого начала в ней самой, которое окажется способным перейти в действительность, ту внутреннюю энергию, которая приведет к обретению формы, а тем самым - и к реализации своей сущности и смысла. Поэтому заметное сходство в мировидении П.Я. Чаадаева и Н.В. Гоголя состоит в захваченности их идеей преображения.
Классика фундаментальна для любой культуры, она никогда не исчезает из поля культурной рефлексии. Признание личности человека средоточием культуры заставляет изменить методы историко-типологического анализа классики в сторону их психологизации. Анализ в русле культурно-исторической психологии дает возможность постичь, какие именно социо-культурные процессы сфокусировались в жизни отдельной личности, каким образом соединились страсти индивидуальной души и духовные искания эпохи. Стадиальность в развитии искусства и философии или смена одного большого стиля другим рассматривается путем выделения типов в креативной личности, а смена культурной парадигмы предстает как смена одного доминирующего в культуре психотипа другим.
В заключение отмечается, что «логика исследования уникальных творческих судеб строилась таким образом, чтобы высветить в них универсально-субстанциальное содержание российской цивилизации. показать, как индивидуализируется и персонифицируется интеллектуальный генофонд нации» (с. 314).
И.Л. Галинская