CC BY
76
ТЕМА НОМЕРА
Круглый стол «Идентичность современной России: кризис ценностей, поиск смыслов и пути конструирования»
Ведущие круглого стола:
Иванова Светлана Вениаминовна, д. филос. н., проф., директор ФГНУ «Институт теории и истории педагогики» РАО Нечаев Владимир Дмитриевич — д. полит. н., проф., ректор Московского государственного гуманитарного университета им. М.А. Шолохова
Евгеньева Татьяна Васильевна — к. и. н., доцент кафедры социологии и психологии политики факультета политологии МГУ им. М.В. Ломоносова
Выступающие: из ФГНУ «Институт теории и истории педагогики» РАО:
Богуславский Михаил Викторович — член-корр. РАО, д. п. н., проф., зав. лабораторией истории педагогики и образования Селиванова Наталия Леонидовна — член-корр. РАО, д. пед. н., проф., зав. лабораторией теории воспитания
Турбовской Яков Семенович — д. пед. н., проф., зав. лабораторией философии образования
из Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова:
Селезнева Антонина Владимировна — к. п. н., ст. преподаватель кафедры социологии и психологии политики факультета политологии
Смакотина Наталия Леоновна — д. соц. н., проф., зав. кафедрой глобальных социальных процессов и работы с молодежью факультета глобальных процессов
Титов Виктор Валериевич — к. п. н., м. н. с. кафедры социологии и психологии политики факультета политологии
Усманова Заира Романовна — аспирантка кафедры социологии и психологии политики факультета политологии
из Московского государственного гуманитарного университета им. М.А. Шолохова:
Бродовская Елена Викторовна — д. п. н., зав. кафедрой политологии и конституционного права из учреждений РАН:
Кавыкин Олег Викторович — к. и. н, старший научный сотрудник Центра истории и культурной антропологии Института Африки РАН
Семененко Ирина Святославовна — д. полит. н., зав. сектором прикладных социально-политических исследований ИМЭМО РАН
Усачева Вероника Владимировна — к. п. н., с. н. с. Центра истории и культурной антропологии Института Африки РАН из других организаций и учреждений:
Оганесян Сергей Саядович — д. пед. н.
Список всех участников Круглого стола не приводится за неимением возможности расширить рамки публикации
С.В. Иванова: Сегодня в стенах Института теории и истории педагогики Российской академии образования мы проводим круглый стол на тему: «Идентичность современной России: кризис ценностей, поиск смыслов и пути конструирования», инициатором которого стал факультет политологии МГУ имени М.В. Ломоносова. Татьяна Васильевна Евгеньева со своими учениками пришла к нам с этой идеей, и мы ее поддержали. Журнал «Ценности и смыслы» уже имеет опыт обсуждения темы идентичности в 2010 году. По итогам был выпущен номер журнала с CD-диском. Сейчас в 2012 году проблема не стала менее актуальной, появились новые исследования, которые проводились факультетом политологии МГУ им. М.В. Ломоносова совместно с Московским государственным гуманитарным университетом им. М.А. Шолохова. В недрах этих вузов зреет научная школа по исследованиям вопроса идентичности. Сегодня в журнал поступило несколько статей, касающихся идентичности, очень интересных статей, в том числе тему идентичности продолжает проф. П.К. Гречко из Российского университета дружбы народов. Мы тему идентичности продолжаем и, наверное, она неисчерпаема. И журнал, и сайты наших институтов и вузов отразят эту проблематику. Я не буду начинать непосредственно обсуждение, мои позиции освещались ранее, хочется предоставить слово нашим гостям.
Т.В. Евгеньева: Интерес к теме национально-государственной идентичности в условиях глобализации продиктован серьезными вызовами современности, среди которых сохранение целостности государства, его политического и культурного влияния в глобальном мире. Жить и развиваться может только тот народ, который имеет целостное представление о себе, о том, кто он и куда идет, поскольку на административных скрепах государство долго держаться не может.
В России идентификационный кризис отразился на всех поколениях наших граждан, но, в первую очередь, он затронул молодое поколение. Самоидентификация личности в советский период основывалась на сложившейся в течение длительного времени системе социокультурных и политических мифов, определяющих представления личности как об окружающей ее природной и социальной реальности, так и своем собственном месте в ней. «Картина мира» советского человека, будучи мифологической по своей природе, тем не менее достаточно успешно стабилизировала его сознание и поведение.
Разрушение этой «картины мира», начатое в годы перестройки и особенно активно продолженное после 1991 года, привело к дестабилизации всей системы представлений значительной части общества. Отказ от самоидентификации личности в качестве «советского человека» при отсутствии адекватной компенсации легло в основу формирования кризиса идентичности.
Об этом свидетельствуют данные исследований, посвященных проблеме национально-государственной идентичности россиян, которые проведены сотрудниками кафедры социологии и психологии политики факультета политологии МГУ им. М.В. Ломоносова в различных регионах России.
Сегодня можно говорить о том, что среднее и старшее поколения россиян смогли преодолеть этот кризис за счет переноса большинства элементов советской идентичности на российскую. Молодое поколение в условиях кризиса идентичности, ставшего следствием сильнейшего социокультурного кризиса, оказалось дезориентированным.
Результаты исследования демонстрируют также, что процесс формирования национально-государственной идентичности молодого поколения не может происходить стихийно. Если политические элиты современной России, являющиеся главным актором политических трансформаций, не смогут вовремя предложить привлекательную систему символов для самоидентификации молодежи в качестве граждан России, всегда найдутся иные политические субъекты, предлагающие собственные, часто негативные символы, формирующие идентичности, противоречащие интересам российского общества и государства. Эти символы, тиражируемые средствами массовой информации и в сети Интернет, могут впоследствии становиться инструментами целенаправленного манипулирования массовым сознанием и политическим поведением молодежи, стимулом для формирования радикальных националистических, экстремистских движений и организаций.
В.Д. Нечаев: Я пытался проанализировать предвыборную кампанию В.В. Путина через призму политической мифологии и связанных с ней процессов построения общероссийской идентичности. В 90-е годы я разрабатывал проблематику политической мифологии, в том числе, и в контексте формирования региональных самоидентификаций. В частности, анализировал, какова роль политических лидеров в процессе выработки идентичности. Как представляется, вывод, который был сделан тогда, актуален и сегодня: основной ресурс конструирования идентичности — это социальная и политическая мифология.
С начала 2000-х гг. очевидно, что проблема отсутствия национально-государственной идентичности в России становится все более острой и требует кардинального политического решения. Логично было бы предположить, что в основе этого решения должно лежать целенаправленное или спонтанное политическое мифотворчество: конструирование некоего набора мифологических образов, мифологем, через призму которых происходил бы процесс самоидентификации граждан с государством, нацией, отдельным регионом.
В 90-е годы мне довелось изучать эту проблему через анализ региональных политических мифов, в том числе и тех, которые создавали вокруг себя губернаторы, другие участники региональных политических процессов. В этих конструкциях достаточно отчетливо прослеживались такие базовые элементы, как образ «героя», определенные каноны восприятия регионального пространства и политического времени, кросс-регио-нальные стереотипы и ряд других моментов.
Опираясь на данный подход, было достаточно интересно наблюдать за тем, как выстроена предвыборная кампания В.В. Путина, на каких политико-мифологических конструкциях и психологических механизмах она базировалась. Это было актуально в связи с тем, что в политической системе России начали все более отчетливо проявляться отдельные элементы кризисной динамики. Результат В.В. Путина на выборах позволяет говорить о том, что стратегия политического конструирования, выбранная действующей властью, в целом оказалась эффективной. Можно говорить о том, что «путинский миф» и связанная с ним российская идентичность за последние годы обрели некоторую устойчивость.
На мой взгляд, такая устойчивость наиболее ярко проявляет себя в том, что возник определенный образ российского пространства. Когда мы говорим о России, мы понимаем страну в ее нынешних географических границах. Российские граждане перестали стесняться самого слова «россияне», смирились, например, с тем фактом, что Казахстан не входит в состав России.
Немаловажно, что в ходе предвыборной кампании В.В. Путина было использовано противопоставление «порядок — хаос» в отношении России и окружающего её мира. С одной стороны, потенциальным избирателям транслировался образ хаоса — системного кризиса, в который погружаются США и государства ЕС. С другой стороны — его антипод — образ стабильной и развивающейся России как иллюстрация «порядка». Подобная дихотомия типична для всех политико-мифологических конструкций.
В ходе конструирования «исторического времени» акцент был сделан на нескольких ключевых темпоральных точках. Первая — это распад СССР как мифологическая «гибель Атлантиды», событие, с которого начинается отсчет политического времени новой России. 90-е годы в этой конструкции выступали как эпоха кризиса и социального хаоса, а 2000-е годы — как время преодоления его последствий.
Следует понимать, что политический миф воспринимается на уровне обыденного сознания как реальность. Поэтому его конструирование приобретает особое значение в период электоральных кампаний, в «переломных точках» развития российской политической системы. Дискуссии вокруг российской истории и российской идентичности оживляются именно в «переходные периоды» политического развития. Но если в конце 1980-х гг. исторические дискуссии были связаны с декомпозицией советской исторической «картины мира», кризисом политической системы СССР, то сегод-
ня предметом таких споров становится попытка государства взять на себя роль ведущего субъекта «исторической политики», задающего параметры формирующейся общероссийской идентичности. И споры вокруг российской истории, её преподавания (например, вокруг учебника А.Ф. Филиппова) свидетельствуют о том, что процесс кристаллизации национальногосударственной идентичности в современной России, несмотря на все сложности и противоречия, продолжается.
В.В. Титов: Проблема национально-государственной самоидентификации российской молодежи является, безусловно, актуальной. Во-первых, молодежь — не только долгосрочный ресурс национального развития, социально-экономической и политической модернизации российского общества, но и важный субъект современного политического процесса. Во-вторых, с проблемой формирования общероссийской идентичности молодых россиян напрямую связан потенциал консолидации российского общества и устойчивость политической системы России.
Мне хотелось бы остановиться на результатах исследования, о котором говорилось ранее и в котором мне довелось принять участие. Исследование включало в себя два этапа. Нами опрошено более четырехсот респондентов в возрасте 18—30 лет. Исследование позволило выявить ряд тенденций формирования национально-государственной идентичности молодых россиян. Обозначим наиболее «проблемные» из них.
Первая проблема — слабый когнитивный потенциал самоидентификации. Нередко даже те представители молодого поколения, которые называют себя «россиянами» и «патриотами», обладают весьма поверхностными представлениями о российской истории. По существу, «исторический вакуум» стал серьезным препятствием для выстраивания полномасштабной модели самоидентификации молодежи с Россией, её историей, культурой. Это еще раз подчеркивает необходимость выработки и реализации исторической политики не просто как некого набора несогласованных между собой «пожарных» мер реактивного характера («борьба с фальсификацией истории» и т. п.), а как широкого комплекса долгосрочных управленческих решений и действий.
Вторая — высокий уровень этнической конфликтности в молодежной среде.
Третья — отсутствие государственной «политики идентичности» в постсоветской России.
Четвертая — отсутствие внятного, целостного образа будущего, вокруг которого молодое поколение могло бы «выстраивать перспективу» — видеть возможности собственной личностной реализации в контексте развития российского общества в целом.
На наш взгляд, указанные тенденции являются крайне значимыми для понимания особенностей и проблем формирования общероссийской идентичности современной молодежи.
З.Р. Усманова: В продолжение прозвучавшего выступления хочу добавить несколько выводов о современных моделях идентичности молодежи в республиках Северного Кавказа. Двадцать лет — достаточный срок формирования нового молодого поколения, впитавшего элементы особенной культуры, мировоззрения, ценностей, отличных от тех, носителями которых является их старшее окружение. Естественно, что характер изменений в обществе в целом, и у молодежи как особом слое, не затронутом предыдущим советским этапом формирования идейно-ценностной картины мира, не однороден в масштабах страны. Особенностью новой России выступает локализация смыслов, этнизация, замыкание сознания масс на свою территорию, сужение социального пространства до «своего» региона. Такой характер трансформации смыслов послужил оформлению значительных различий в социально-психологических, морально-нравственных, идейно-политических взглядах региональных обществ. Молодежь наиболее ярко демонстрирует эти различия, как результат взросления и социализации в изменившихся условиях реальной действительности. Наиболее заметны эти процессы в среде молодежи Кавказа ввиду ее ментальных особенностей, что нередко приводит к абстрактно-идейным противоречиям и реальным конфликтам на их почве. Подобная ситуация заключает в себе комплекс исследовательских проблем, выявление ряда особенностей политического сознания молодежи в национальных республиках. Это необходимо для того, чтобы объяснить явление локализации социокультурного и гражданско-политического пространства в сознании современной молодежи СКФО; выявить объективный и деструктивный потенциал подобной трансформации смыслов, их роль и значение для современной молодежи; предложить варианты формирования общероссийской поликультурной надидентичности, способствующей функционированию России как интегрированного и целостного государства.
Для анализа идентификационной картины мира молодежи Кавказа мы избрали следующие ее компоненты:
— представления о государстве Российская Федерация, стране Россия;
— представления о государственных, социальных и гражданских институтах;
— представления о государственной власти и лидерах федерального и регионального уровня;
— пространственно-территориальные представления молодежи о стране;
— представления молодых граждан об особенностях культуры, традициях, этнической и конфессиональной принадлежности, а также стереотипы в массовом сознании, «событийный фон» и другие составляющие.
Проследив с помощью проективного графического тестирования и глубинных интервью содержание представлений о стране России и республике проживания в молодежном сознании, мы попытались сравнить особенности этих представлений у респондентов из различных республик, а также выяснить, насколько эти представления вплетены в единый образ
страны или, напротив, являются несвязанными элементами многосоставной конструкции.
В результате мы определили линии локализации смыслов и интеграции молодежи на основе конструктов, имеющих важное значение для целостности их картины мира. Первый (низкий уровень — основание идентификационной пирамиды) — социокультурное, идейно-смысловое и традиционное пространство этноса. Второй уровень (идейный скреп) — это гражданско-государственная идентификация, социо-экономическое, формально-идеологическое и культурно-смысловое пространство России. Третий уровень (широкий скреп, к которому обращаются в случае противоречий или конфликтов предыдущих ориентиров) — конфессиональная принадлежность, а именно исламская идентификация, потому что иные религии на Кавказе не выполняют функцию надкультурного, надтрадиционного и надгосударственного скрепа. Надкультурой, выполняющей функцию скорее антикризисного решения, нежели глубинного ценностно-мотивационного основания самоидентификации молодого кавказца, выступила исламская культура. Появление множества «местных» интерпретаций ислама еще раз подтверждает, что полем борьбы за поиск смыслов стала религия, а не государственная идея, и именно этот факт настораживает общественность и требует целенаправленного решения, единой политики в этой сфере.
Налицо потребность в обретении новых политических принципов, интегрирующих разнородное российское общество в рамках единой концепции нации и государства, которая на сегодняшний день пока не решается в положительном ракурсе.
А.В. Селезнева: Наше исследование акцентировало внимание на самой младшей когорте в структуре современной молодежи — российских старшеклассниках — юношах и девушках 16—17 лет, которые находятся на пороге совершеннолетия и переживают трансформацию жизненного уклада, связанную с окончанием школы и необходимостью получения профессионального образования. Источником для изучения послужили продукты творческой деятельности школьников — написанные в свободной форме 1000 эссе по политической проблематике. Представим результаты.
Подавляющее большинство считает прошлое России «богатым» (71,4%), «сложным» (92,8%) и «значительным» (78,4%). «Золотым веком» в истории нашей страны назван XVIII век. Чувство гордости вызывают события, которые оказали положительное влияние на развитие страны (Куликовская битва, реформы Петра I, полет в космос). Наибольшее количество сожалеет о событиях далекого прошлого, которые, по их мнению, негативно сказались на развитии нашей страны, принесли разрушения и человеческие потери (татаро-монгольское иго, крепостное право).
Представления о «врагах» России не менее важны для понимания особенностей политического сознания, поскольку образ «врага» играет важную идентифицирующую роль. Более половины старшеклассников (51,5%)
считают, что у России всегда были «враги»: «У России всегда было много врагов, а друзей было либо мало, либо совсем не было». Основными «врагами» школьники называют тех, с кем у России были вооруженные конфликты: «С древнейших времен у Руси были враги. Это и монголо-татары, которые сжигали целые города и морили людей. Это и немецкие и шведские рыцари, и французы, и турки, и фашисты». Современная Россия тоже имеет «врагов»: «С тех самых пор ничего не изменилось». Треть опрошенных нами старшеклассников типологизирует «врагов» России на внешних и внутренних. Главный внешний враг для большинства школьников (66,7%) — это Соединенные Штаты Америки. Вражда с США, в представлении старшеклассников, имеет не столь давние корни, но высокая напряженность отношений в период «холодной войны» и гонки вооружений наложила отпечаток на все последующие годы. Кроме того, в список «врагов» школьники включают Украину (21,2%), Грузию (18,1%), Китай (15,1%), Евросоюз (12,1%), НАТО (12,1%), страны Прибалтики (12,1%). Однако, «по сравнению с США эти враги — просто мелкие сошки, от них исходит неприятное жужжание».
Наиболее привлекательным политическим лидером для старшеклассников является Петр I. Наиболее противоречивой, но не менее интересной и привлекательной для молодых людей является личность И. Сталина: «Для кого-то И. Сталин — тиран, уничтожавший любые проявления личности в человеке, злостный искоренитель инакомыслящих людей, для кого-то — полубог, олицетворяющий собой всю мощь великой державы и поднявший ее с колен. Но то, что он признанный всеми лидер — однозначно так». Тройку лидеров в политических предпочтениях замыкает В. Ленин. Полученные данные свидетельствуют о том, что интересными и значимыми для молодых людей являются противоречивые личности, сильные, а главное внесшие существенный вклад в развитие нашей страны.
Для старшеклассников, политическое сознание которых еще находится в процессе формирования, значимыми агентами политической социализации являются учителя и СМИ, транслирующие разную в содержательном отношении информацию, что затрудняет формирование национально-государственной идентичности молодежи как монолитного конструкта. Акцентировав внимание на том, что наши респонденты являются жителями более однородных в национальном и конфессиональном отношении регионов центральной России, мы все же можем констатировать наличие некоторых, пусть пока и фрагментарных, элементов идентичности именно национально-государственного типа. Данное обстоятельство, в некоторой степени, может служить основанием для оптимизма в отношении возможностей формирования единой социальной идентичности молодежи.
Н.Л. Смакотина: Результаты исследования, которые были здесь предложены, представляют серьезный интерес для понимания тенденций в сфере формирования национально-государственной идентичности. Но я хочу углубить подход к рассмотрению проблемы: нужно рассматривать иден-
тичность в более тесной связи с состоянием общества в целом. В.Д. Нечаев произнес слово, которое, на мой взгляд, во-многом характеризует и состояние современного российского общества. Это слово «хаос». На самом деле хаос зарождается в условиях национальной неопределенности, а выходом из состояния хаоса является идентичность.
Мы должны обратить внимание на то, каким образом формировались жизненные представления и ценности российской молодежи в последние два десятилетия. И еще хочу отметить два момента. Первый — открытым остается вопрос, какие ценности современная российская молодежь будет транслировать следующим поколениям и как она это будет делать. Второй — требует особого внимания такая социальная ценность, как доверие. Для российской молодежи характерен дефицит социального доверия в целом и, в особенности, доверия к институтам власти. Процесс разрушения доверия начался в 90-е годы, а его последствия мы ощущаем и сегодня. Мы периодически наблюдаем повышение доверия молодежи к отдельным социально-политическим институтам по сравнению с 90-ми годами. Кроме того, уровень доверия к российской власти различается по регионам. Например, в республиках Северного Кавказа он несколько выше, чем в некоторых других регионах. Но это не меняет общей тенденции.
Интересно, что, несмотря на определенный кризис семейных ценностей, молодежь в большей степени доверяет семье.
Однако, рассматривая проблему идентичности, необходимо учитывать и то, чего в большей степени боится российская молодежь. Исследования показывают, что на протяжении многих лет неизменно присутствует страх нищеты, нестабильности и произвола власти. Это формирует некую доминанту доверия/недоверия и оказывает влияние на формирование моделей поведения большинства граждан.
Наконец, необходимо сказать о двух фундаментальных и одновременно противоречивых по своему внутреннему содержанию ценностях молодежи — защищенности и свободы. При этом, говоря о свободе, мы должны рассматривать данную категорию во всем ее многообразии, в самых различных формах ее проявления в современном обществе. Интересно, что молодежь 90-х (которая сегодня является родителями) ожидает от своих детей приверженности таким ценностям, как ответственность, нравственность, уважение.
Основная мысль моего выступления заключается в том, что мы не можем говорить о молодежи как усредненной группе. Мы сегодня должны принять множество идентичностей, множество ценностей, множество моделей поведения. Пока не ясен ответ на вопрос, к чему приведет эта множественность, но очевидно, что сложившаяся ситуация будет оказывать серьезное влияние на дальнейшее развитие российского общества. Я думаю, что нам необходимо рассматривать факт неоднородности молодежи в качестве отправной точки дальнейших научных дискуссий.
В связи с поставленными вопросами нельзя не упомянуть прошедшие выборы, их результаты в Москве и реакцию молодежи на эти результаты. Они наглядно продемонстрировали, что российская столица — яркий пример неоднородности молодежи как социально-политического сегмента общества. Московская молодежь продемонстрировала множественность не только социальных, но и политических идентификаций, отсутствие какой-либо доминирующей идентификационной установки. И в связи с этим новую актуальность приобретает необходимость детального изучения всего спектра социальных и политических молодежных идентичностей.
О.В. Кавыкин: Я хотел бы рассказать об идентификации части граждан в качестве так называемых «родноверов», то есть неоязычников. Эта тема развивается в более широком контексте исследований: «Язычество и неоязычество в современном мире». Возрождение язычества — не новое явление для наших культур, оно возникло в период, когда в нашей стране наблюдался кризис идентичности, и он воплотился в попытках представителей отечественной интеллигенции дать ответ на вопрос «кто мы?». На закате советской эпохи этот ответ пытались дать с помощью конструирования образа славного прошлого. Некоторые опирались на идеализированный образ Российской Империи или «Святой Руси», а некоторые — на образы дохристианского наследия. У вторых появилась благодатная почва, потому что мы достоверно знаем о древних славянах немного; это дало возможность практически произвольно (с включением своих личных установок) конструировать образы прошлого и проецировать их на современный этап. В совокупности тех мифологизированных образов «своего» и «чужого», «славного прошлого» и т. д., которые пришли к нам еще из советской эпохи (и продолжает развиваться в последние годы), можно выделить два полюса: относительно толерантный, «народнический» и достаточно интолерантный, националистический. Эти «полюса» — крайние точки зрения; конкретные высказывания и действия будут находиться между ними, но, в основном, они связаны как раз с этими тенденциями — народнической и националистической. Характерной для современности тенденцией является радикализация как взглядов, так и деятельности отдельных индивидов, отождествляющих себя с «родноверием». Обращение к дохристианскому, языческому наследию как основанию идентичности наблюдается также у части интеллектуалов в странах Запада (с начала XX в.) и в других странах, в частности, в Нигерии (с 60-х гг., в качестве молодежной субкультуры — с 80-х гг. XX в.). На это расширяющееся влияние в мире следует обращать внимание при оценке идентичности.
Н.Л. Селиванова: Очевидно, что проблема идентичности неразрывно связана с ценностями. Именно в ценностной плоскости лежат острые проблемы российского общества... Я поддерживаю высказанную здесь мысль, что необходимо перестать воспринимать российскую молодежь как некий монолит, она серьезно дифференцирована. Мы привыкли обращать вни-
мание на две крайности: одаренных молодых людей и тех, кто вызывает беспокойство. При этом основная масса — большинство, которое определяет «лицо» российской молодежи — остается вне нашего поля зрения.
У нас в институте несколько лет назад состоялась защита докторской диссертации на тему «Педагогическая поддержка формирования социокультурной идентичности школьников». Обращаясь к этому исследованию, хочу выделить два момента. Во-первых, мне кажется, что у нас существует путаница в терминах: гражданская идентичность не всегда отделяется от этнической. В этом смысле важным является понятие социокультурной идентичности, которое представляется наиболее емким и включает в себя иные типы идентичности (гражданскую, национальную, этническую и т. д.). Во-вторых, нужно обратить внимание на понятие «педагогической поддержки». В связи с этим очень важной является роль школы как института, формирующего образцы самоидентификации и поведения молодежи. В качестве примера можно привести известную педагогическую систему В.А. Караковского, которая много лет вырабатывала и предъявляла такие образцы.
И. С. Семененко: Считаю поставленную на обсуждение тему исключительно важной для будущего нашей страны. По данным опросов Института социологии РАН, опубликованным в посвященном итогам двадцатилетия реформ аналитическом докладе, сегодня 95% населения РФ в той или иной степени воспринимает себя как «граждане России», из них 72% ощущают свою общность с гражданами России «в значительной степени». Авторы доклада, указывая на кардинальные изменения в образе государства за прошедшие два десятилетия, оценивают российскую идентичность как «исторически быстро формирующуюся». При этом отмечается, что «ставшая массовой, уверенной и достаточно сильной российская идентичность, цементирующая российскую политическую нацию, — безусловно, важный итог двадцатилетия, но идентичность эта хранит в себе болезненный опыт перемен и негативизм фобий и переживаний»1. Между тем сегодня характер прочтения собственного исторического опыта работает в России на воспроизводство социокультурных расколов. Не сформировалось объединяющего граждан страны видения имперского прошлого, революционных потрясений ХХ в., сталинского режима и перестройки. Ожесточенные споры вокруг понимания российской истории как национальной и общероссийской стали неотъемлемой частью современного политического дискурса. Соответственно, размытым оказывается и понимание «национального», которое в традициях опыта предыдущих десятилетий продолжает отождествляться в политическом дискурсе либо с «националистическим», либо с этническим, либо сугубо с государственническим началом.
1 Двадцать лет реформ глазами россиян (опыт многолетних социологических замеров). Аналитический доклад. М.: ИС РАН, 2011. С. 201 — 202, 210.
Чтобы ответить на нынешние вызовы, российское общество в поисках ресурсов эффективного социально ориентированного развития не может обходить стороной свое понимание национального и не соотноситься с теми изменениями, которые претерпевают сегодня нация и национальное государство. Это ключевые условия его самоопределения как сообщества ответственных друг перед другом и за судьбы страны граждан.
Динамика политической идентичности в национальном сообществе может служить качественным показателем его демократического развития. Многосоставная, сложная идентичность, для которой характерно сосуществование разных значимых для человека социальных ориентиров, актуализирующихся в конкретных жизненных ситуациях, доминирует в развитых обществах и служит критерием их гражданской зрелости. Расползание «размытой», текучей, вяло переживаемой на личностном уровне идентичности чревато угрозами манипулирования сознанием в интересах тех групп, которые могут предложить привлекательные лозунги радикального эмоционально насыщенного толка. Низкая значимость гражданских составляющих идентичности подрывает основы правового сознания. В результате запускаются взрывные протест-ные механизмы социальной мобилизации: «человек действующий» превращается в «человека манипулируемого» и «человека разрушающего». Переломить эту тенденцию может создание институциональных опор общества сограждан.
Сегодня в публичной сфере сталкиваются различные практики формирования идентичностей. От того, какие ценностные ориентиры и какие модели идентификации получат общественное признание, а какие окажутся на периферии общественного развития, в определяющей степени зависит и траектория эволюции национально-территориальных сообществ, и сама возможность перехода находящихся на разных стадиях развития обществ в категорию современных.
Как отмечал создатель школы социально-политической психологии в современной России Г.Г. Дилигенский в одной из своих последних работ, «сегодняшняя Россия — это во многом общество раннего модерна, имеющее проблемы начала XIX века, но существующее в рамках постмодер-на»1. Формирование нации в информационную эпоху в обществе, живущем разными своими стратами в разном историческом времени, требует переосмысления содержания национального как органического сплава идентичностей — гражданских, этнических, религиозных и конфессиональных, социокультурных. Нациестроительство опирается уже не столько на «ежедневный плебисцит» в отношении государства и его институтов, сколько на заинтересованный диалог носителей разных идентичностей на основе согласия вокруг базовых демократических ценностей и норм общежития, в том числе правовых, и утверждение инклюзивной гражданской идентичности.
1 Дилигенский Г.Г. Была некая историческая критическая точка // Россия в условиях трансформации. Вып.5. М.: 2000. С.98.
Коллектив ИМЭМО вместе с коллегами из других ведущих российских исследовательских центров подготовил двухтомное издание, посвященное концептуализации базовых понятий по проблематике политической идентичности и анализу тенденций динамики идентичности в современном мире. Книга «Политическая идентичность и политика идентичности», выпущенная издательством РОССПЭН, — это словарь терминов и понятий и монографическое исследование «Идентичность и социально-политические изменения в XXI веке». Авторы надеются, что выход в свет этого труда будет способствовать развитию дискуссии вокруг теоретических аспектов осмысления идентичности, наметит узловые точки и проблемы консолидации политической нации в современном мире и в России и перспективы становления гражданской идентичности как ресурса развития российского общества. Ответственность за такой исход лежит и на представителях научного сообщества. Консолидация политической нации и утверждение позитивной, ориентированной на развитие идентичности может стать действенным инструментом улучшения социального климата и качества жизни в России, соответствующего ожиданиям нынешних и будущих поколений граждан нашей страны.
М.В. Богуславский: Поскольку у нас междисциплинарный круглый стол, продолжим образовательную проблематику. Я хочу сказать три вещи, которые для меня очень важны. Во-первых, нужно не упускать контекст социальной идентичности. Он имеет для образования важное значение. Есть элиты, элиты космополитичны, и они себя идентифицируют, в том числе и в проекции на образование, совершенно не национально, не регионально, не профессионально и т. д. Есть на другом полюсе бедные люди, которые тоже космополитичны. Они себя ассоциируют по социальному признаку: «мы бедные». Вспомните, как во время погромов бедные русские спасали бедных соседей евреев. Вот такая космополитичность, а поиски идентичности и национальной и всякой другой проходят между этими двумя полюсами. Здесь находится и социальная идентичность, формируется понятие «своего круга», и это сейчас имеет большее значение, наверное, чем религиозная, национальная или локальная идентичность. И это тот зуммер, который в модификации будет звучать наиболее сильно.
Теперь второе. Мы знаем шесть индукционных установок, которые идут из-за вечного спора, что есть Россия. Вот эти шесть установок и определяют идентификационное пространство для людей. Я бегло напомню: Россия — это часть славянского мира, Россия — это Россия и Россия — это другая Европа. Эти шесть идентификаций образуют культурно-образовательное вариативное пространство школ как образовательных учреждений. Например, в Туве и Бурятии они прямо ориентируются на восток, а Калининград — на Европу.
И, наконец, третий момент. Был представлен итоговый доклад Стратегии 2020. Глава 11-ая называется «Новая школа». В этом докладе на самом деле представлены четыре идентификации: консервативная, стабилизационная,
модернизационная и инновационная. Получается четыре кластера: первый — государственно-социальный, консервативный, который называется «вперед в СССР»; второй — стабилизационный, т. е. социально-демократическая идентификация, третий — умеренно-либеральный или либерально-демократический. Думается, что эти идентификации для сферы образования более важны, чем круг локальных, рациональных, региональных, личностных идентификаций.
С.С. Оганесян: В современном мире исследование идентификации невозможно без критериев. Здесь было предложено столько критериев, что можно даже растеряться. Поэтому и прозвучала мысль о хаосе или порядке. Мы с вами знаем, что абсолютного «порядка» надолго быть не может, поскольку в этом случае не будет развития. Наша особенность заключается в том, что на просторах нашей громадной страны проживают люди с совершенно разным типом ментальности. Народы севера — это один тип ментальности, жители Москвы и Санкт-Петербурга — это другой тип ментальности. Мы входим в эпоху, когда все более проявляется разномыслие. Происходит арабская весна, где образованная молодежь начала действовать, а дальше уже инициативу взяли те, кто находится на другом цивилизационном уровне. Даже Китай уже заявляет о том, что необходимо переходить на многопартийную систему. Поэтому мы должны понимать, что концепции образования, разработанные в прошлом, не всегда вписываются в менталитет новой эпохи, в которой человек ощущает себя самодостаточным и периодически подвергает сомнению общепринятые суждения. На мой взгляд, в российском дискурсе, в отличие от западноевропейского, нет четкого разграничения межу понятиями этноса, нации, народа. Поэтому проблема формирования идентичности нуждается в серьезном междисциплинарном изучении.
Я.С. Турбовской: Слушая предыдущие выступления, я задал себе вопрос: кто наиболее заинтересован в формировании общероссийской национально-государственной идентичности? Можно предположить, что это — государство. Тогда возникает другой вопрос, почему многие его шаги отдаляют нас от этой цели. Для меня проблема сводится к выявлению факторов, которые должны влиять на формирование российской идентичности. Это и Конституция, и законы, и условия, в которых живут люди. Кроме того, следует учитывать разные уровни идентичности: от национально-государственного до личностного. И здесь очень важно, чтобы на личностном уровне идентичность воспринималась как выбор самого человека, а не что-то навязываемое извне. Идентичность в первую очередь — концентрация эмоциональных чувств человека, а не формально-логических рассуждений.
Нам самим необходимо ответить на вопрос, какая нам нужна идентичность. Социологи признают, что в современном мире мы встречаем широкий спектр идентичностей разного уровня. Но для понимания места каждой из них необходимо выстроить иерархию, на которую могло бы опираться российское общество. В моей книге «Русский язык: между не-
приязнью и любовью» я заявляю, что невозможна ситуация формирования национальной идентичности там, где государственный язык не является родным языком. Из этого следует необходимость уделять больше внимания обучению русскому языку.
Если мы с вами пришли к пониманию того, что проблема национально-государственной идентичности действительно является важной для общества, мы должны определить конкретные задачи, которые нужно решить на федеральном и региональном уровнях, а также понять, кокой вклад может внести школа в решение данной задачи. Для того, чтобы что-то сделать, нужна политическая воля.
Е.В. Бродовская: Представляется, что на формирование системы идентичностей молодежи современной России в большой степени оказывают влияние референтные группы, соотнесение с которыми происходит не в реальном, а в виртуальном пространстве. На базе Центра киберполитики и прикладных политических исследований МГГУ им. М.А. Шолохова был реализован проект «Протестная активность москвичей после выборов депутатов Государственной Думы ФС РФ (декабрь 2011 г.)». Модель исследования базировалась на триангуляции методов: включенного наблюдения, Интернет-опроса и содержательного анализа материалов социальных сетей, печатной продукции, распространявшейся на митингах.
Результаты позволяют говорить о том, что московское Интернет-сообщество настроено по отношению к участникам декабрьских акций протеста лояльно. Наблюдается очень высокий процент информированных о событиях на Болотной площади (80%). Это преимущественно респонденты в возрасте 18—29 лет (что практически совпадает с параметрами протестующих), получившие сообщения из социальных сетей, других материалов сети Интернет или приглашение знакомых/друзей (39 % опрошенных лично приняли участие в акциях протеста в Москве). По мнению респондентов, основными причинами, побудившими людей выйти на акции протеста, проходившие в Москве 5, 10, 24 декабря 2011 г. стали: нарушения, допущенные во время выборов в Государственную Думу РФ, а также желание увидеть в российской политике новые лица. Следовательно, в позиции протестующих просматривается не столько недовольство и раздражение ситуацией вокруг выборов, сколько сформировавшийся в молодежной среде (можно сказать в новом Интернет-поколении) запрос «на альтернативу», «на перемены».
По итогам исследования мобилизационного потенциала влияния социальных сетей на инициирование протестной активности, можно сделать следующие выводы:
— социальные сети стали базовой площадкой функционирования координационных (по митингу 24 декабря таких групп 3) и организационных групп (13 — ГаееЪоок, общее число участников — более 1700 чел.) Отмечен высокий уровень дифференциации функционала организационных групп: от разработки агитационной продукции до обеспечения безопасности;
— тематические страницы, созданные в сети facebook, можно дифференцировать на два типа: организационные страницы (основная цель — пригласить пользователей на мероприятие, в данном случае акцию протеста), идентифицировать которые можно по такому элементу адреса, как events; страницы обсуждения (основная цель — поддержание определенного эмоционального настроя аудитории), элемент идентификации в адресе — groups. Социальные сети демонстрируют высокий уровень потенциала мобилизующего воздействия на протестную активность молодых людей.
Данные контент-анализа печатных материалов, распространявшихся во время митинга 24 декабря 2011 г. в Москве, свидетельствуют о том, что только в 2-х из 20 случаев модальность материалов была связана со стремлением стимулировать эскалацию протеста; в 2-х случаях — с популяризацией революционного способа изменения политического порядка. Кроме этого, предлагаемые стратегии поведения носят конвенциональный характер (в слоганах используются преимущественно позитивные глаголы: «сплачиваться», «побеждать», «требовать», «скажем», «защитим», «победим» и т. д.). Негативно ориентированные слоганы встречаются дважды: «валить» и «разгромить» — по отношению к режиму.
Протестовавшие на проспекте Сахарова были охвачены общей положительной эмоцией, связанной с переживанием своей силы, солидарности и преодолением «эффекта одиночества». Такое качество участников протест-ных акций указывает на высокий потенциал их самоорганизации. Кроме того, позитивный опыт мирного протеста, вызвавшего повышение реактивности политической системы, способствовал пролонгированию протест-ной активности.
В.В. Усачева: Хотелось бы обратить внимание на тезис о том, что кризис идентичности — это перманентное состояние, а вот негативная идентичность — очень серьезная проблема для России. Мы не такие как все, но какие мы? Национальная идентичность россиян в последние десятилетия характеризуется постоянной неустойчивостью, используем этот оксюморон. Этому способствуют и процессы глобализации, которые приводят к размыванию национально-государственной идентичности не только в России, но и во многих других странах мира, не переживших столь масштабных изменений за последние десятилетия. Кроме того, России, так сказать, «повезло» — складывание национальной идентичности совпало по времени с кризисом национального государства как такового, что усложняет процессы самоидентификации россиян.
Многие ученые утверждают, что в ближайшие два десятилетия в национальных моделях идентичности сохранит свое значение «классическая» типология, основанная на различении двух полярных по своим цивилизационным основаниям типов: «западного» и «незападного». При этом «западный» тип модели идентичности может стать своего рода универсальной моделью идентификации в глобализирующемся мире. Мы проанализиро-
вали интернет-форум сайта ИноСМИ, чтобы посмотреть как современная российская интеллигенция интерпретирует понятия Запад, Европа, Россия и т. п. и как образ Запада и Европы влияет на процессы самоидентификации россиян. Здесь не так важны были исторические корни образа Запада в России, а скорее функция, которую образ Запада играет в логике построения национальной идентичности россиян. И мы обнаружили, что по-прежнему образ Европы, образ Запада играет очень важную, если не ключевую роль в национальной идентичности Россиян. Темы: «кто мы: европейцы или нет?»; «Россия как другая Европа», и даже — «Россия как хранительница подлинной европейской культуры», по-прежнему крайне актуальны.
В целом, анализ материалов форума подтверждает, что базовые понятия для формирования национальной идентичности россиян не рационализированы, а, следовательно, неизбежно мифологизированы. И здесь мы опять четко видим противостояние двух групп или моделей — условных «западников» и «славянофилов» или традиционалистов, как их можно назвать. Черты, которые они приписывают Западу, Европе и России, все те же, что и два столетия назад. Но сейчас эти два течения объединяет понимание того, что Европейский союз — новая форма легитимированной современной Европы, и что в обозримом будущем для России в ней места нет. Присоединение России к Европе в данном контексте становится таким же маловероятным, как присоединение Китая или Индии. По всей видимости, ответом на подобный отказ в «евроидентичности» является, отмечаемое социологами, укоренение в массовом сознании россиян представлений о российской «евразийской», «евроазиатской» идентичности, хотя содержательное наполнение этих понятий остается неопределенным. Чрезмерная умозрительность понятия евроазиатской идентичности объясняет, почему большая часть современных интеллектуалов не в силах отказаться от своей европейской идентификации. Как сказал один из них: «Легко предлагать “повернуться лицом к Азии”, развлекаться всякими евразийскими фантазиями. Выписаться из Европы нельзя, даже если очень хочется. И сделанного за последние более чем 300 лет не вернешь».
