CC BY
81
ФЕНОМЕН ГЛОБАЛИЗАЦИИ: СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ И ПЕРСПЕКТИВЫ
КРИТИКА ЗАПАДНОГО ОБРАЗА ГЛОБАЛИЗАЦИИ В ДЕКОЛОНИАЛЬНОМ ПРОЕКТЕ М.В. ТЛОСТАНОВА
Кафедра сравнительной политологии Факультет гуманитарных и социальных наук Российский университет дружбы народов 117198 Москва, Россия ул. Миклухо-Маклая, д. 10 а
В статье рассматриваются основные современные западные концепции глобализации в соотношении с проектом модерна. Затем предлагается критика господствующих представлений о глобализации и ее роли и месте в мировой истории и современности с точки зрения незападных альтернативных теорий, в частности, деколониального проекта международной группы по изучению модерности/колониальности.
В современной науке существует целый ряд интерпретаций понятия глобализации, которые различаются как по пониманию сути этого процесса, так и по своему оценочному пафосу, временным и пространственным рамкам и т.д. О процессе глобализации рассуждают такие разные ученые как П. Кеннеди, М. Кастельс, Э. Гидденс, Э. Валлерстайн, П. Бергер, Ю. Хабермас (1) (если говорить о Западе) и Э. Дуссель, А. Аппадураи, А. Эскобар, В. Миньоло, В. Шива и др. (2) (если говорить о незападном мире).
Наиболее известные из сегодняшних моделей современности/ глобализации - миросистемный анализ Валлерстайна, впоследствии в значительной мере скорректированный самим автором и его учениками, представление о сетевом обществе М. Кастельса, пресловутое «столкновение цивилизаций» С. Хантингтона, и, наконец, идея внетерриториальной Империи в понимании М. Хардта и А. Негри. Все эти четыре модели, по словам В. Миньоло [19], сходны в одном -в своем позиционировании изнутри западной модерности (несмотря на то, что в политическом смысле они могут быть правыми, как Хантингтон, откровенно считающий исламский мир угрозой Западу, так же как сегодня он считает латиноамериканских иммигрантов угрозой национальной идентичности США, и левыми - как все остальные, выступающими за противостояние тотальной власти в форме ли антисистемных выступлений, новых идентичностей и социальных движений или апологии массы/толпы), в своем привилегированном положении представителей технологически развитых обществ, обладающих военной и экономической мощью, и, в конечном счете, в своем радужном - при всех критических аспектах - представлении о модерности.
В большинстве западных или западно ориентированных исследований глобализации акцентируются ее внешние, прикладные и даже случайные признаки, следствия, а не причины явлений, такие как информационная открытость мира, либерализация капитала, межнациональные движения, телекоммуникационные технологии и т.д., в то время как глубинные эпистемологические основания этих часто катастрофических для мира последствий остаются нередко за кадром. Глобализация часто рассматривается в мировой науке как радикализация проекта модерна, как его доведение до логического завершения. В основе этого взгляда лежит мысль лишь об одной возможной глобализации, которая проистекает из нескольких или даже одного доминирующего мирового центра. Так, в предисловии к сравнительно недавней книге «Многоликая глобализация», П. Бергер уверенно заявляет, что «вызов» глобализации остальному миру исходит из зарождающейся глобальной культуры - в основном западной и, разумеется, американской по своему происхождению и содержанию [3, р. 9]. В философском и социологическом смысле подобные взгляды на глобализацию связаны с устоявшимся пониманием проекта модерна как чисто европейского явления, хотя в последнее время сугубо европейский (или евро-американский) характер глобализационных процессов все больше ставится под сомнение незападными критическими теориями современности. Показательно в этом смысле мнение Э. Дусселя, высказанное им во Франкфуртских лекциях в 1995 году: «Модерность для многих ученых (например, для Ю. Хабермаса или Ч. Тейлора) является чисто европейским феноменом.. .Она действительно таковой является, но состоит в диалектических отношениях с неевропейской инаковостью, и в этом - ее истинный смысл. Европа провозглашает себя центром мировой истории, которую сама же возводит на престол: периферия, окружающая этот центр, следовательно, является частью его самоопределения. Затушевывание периферии ...ведет к тому, что современные интеллектуалы «центра» впадают в европоцентристкую ересь в своем понимании современности. Если восприятие ими генеалогии современности является неполным и провинциальным, то и их попытки ее критики или защиты - также односторонни и отчасти искусственны... Здесь речь идет о разоблачении основ мифа современности. Модерность включает рациональное понятие освобождения, которое мы признаем и принимаем. Но модерность развивает и свой иррациональный миф, как оправдание геноцида и насилия. Постмодернисты критикуют современную мысль за ее тоталитарный характер. Мы же критикуем ее за иррациональный миф, который она скрывает» (3).
В создании господствующего сегодня представления о глобализации, наряду с другими учеными, важную роль сыграли и взгляды Р. Рорти и Э. Гидден-са. Согласно этим исследователям, исторически современность имеет четко определенные пространственно-временные рамки и вехи - это XVII век, Северная Европа, Реформация, Просвещение, Французская революция, рождение фукоди-анской «современной эпистемы» и, наконец, индустриальная революция. В социологическом смысле современность связывается Э. Гидденсом с институтом нации-государства и с такими чертами, как саморефлексия (трансформация общества посредством экспертного знания), выключение социальной жизни из локального контекста, отделение пространства от времени. В социо-культурном смысле, согласно Ю. Хабермасу [12], современность определяется активизацией
присвоения прежде само собой разумевшихся культурных основ формами экспертного знания, связанными с государственной администрацией. Для него это ни что иное как рационализация жизненного мира, которая сопровождается универсализацией и индивидуацией. Тем самым проект модерна несет с собой порядок на основе разума, индивидуального начала, экспертного знания и административных механизмов, связанных с государством. Порядок и разум рассматриваются как основа свободы и равенства, а также гарантия прав человека,
В философском смысле современность связана с возникновением особого варианта антропоцентризма и с триумфом традиции метафизики, легко прослеживаемой от Платона к Декарту и к современным философам и не раз критиковавшейся самими западными мыслителями, при которой в логической истине находят основу рациональной теории мира, состоящего из познаваемых вещей и созданий. Современность тогда прочно связывается с логикой развития, прогресса, становления и преодоления (4).
Вытеснение пространства из современности и своеобразный культ времени заставляет многих критиков проекта модерна как на Западе, так и в других локалах, обращать внимание на важный для определения логики социальной жизни процесс, который В. Миньоло назвал «переводом географии в хронологию» [18, р. 240], а Н. Смит окрестил «смертью географии» [22, р. 1-25]. Это важный аспект современности вообще и глобализации в частности, поскольку он связан с успешной попыткой западной культуры скрыть собственную географическую привязку, чтобы представить свой путь к мировому господству естественным и закономерным. Несмотря на популярную идею конца пространства, подвергающую процесс глобализации радикальной детерриторизации, создающую иллюзию децентрации, в сущности закономерности культурного (вос)производства, динамики и влияния мало изменились по сравнению с предшествующими этапами модерности, поскольку финансово-экономические центры, аккумулирующие «власть» в традиционном понимании, продолжают существовать и сегодня, ни одно нация-государство пока не отказалось добровольно от своей суверенности, а за последнее десятилетие XX в. их число даже выросло. Создавая обманчивое впечатление своей внепространственности, неконтролируемой разлитости в реальности, глобализация мутирует, находя баланс между внешней полицентричностью и глубинным сохранением западного (или северного) главенства. Особенно далеко идущие последствия это вызывает в сфере «биополитического производства» и «геополитики знания», ведь распределение сил зависит от распределения знаний и форм его организации в каждом из мировых центров, и с этой точки зрения так называемые развитые капиталистические страны по-прежнему находятся вне конкуренции, потому что «располагают не только значительным запасом знаний, но и совершенным механизмом управления, распределения и навязывания этих знаний остальному миру» [1, с. 132]. Несмотря на модные рассуждения о конце истории и сетевом обществе, и сегодня продолжается культивирование эго-политики знания, сменившей в светской западной модерности тео-политику, господствовавшую несколько столетий назад. На основе тео- и эго-политики знания и осуществлялась в западной модерности колониальность бытия и знания, закабалявшая субъектность. Но тотальность и абсолютность эго-политики знания все чаще ставится под сомнение, ус-
тупая место гео- и телесной политике в новых, формирующихся сегодня парадигмах альтерглобалистского мышления. Телесная политика знания представляет собой индивидуальные и коллективные биографические основания понимания и познания, в то время как гео-политика является местным историческим основанием знания [16, р. 205-221]. Они означивают гео-графические и биографические основы мышления и познания в языках, историях и памяти тех групп людей, которые оказались на пересечении имперских и колониальных различий и опытов.
В этом смысле интересно проследить процесс формирования основных элементов контроля знания и бытия в истории западных капиталистических империй современности, сравнив его с незападными или не вполне западными моделями, такими, как Оттоманская Империя или Россия, проигравшими своим конкурентам в эпоху Нового времени как из-за экономического отставания, так и из-за слабой или подражательной эпистемологической базы. Последнее было обусловлено блестящей риторикой западной модерности, которая сумела искусно доказать свою правомерность и необходимость, исходя из себя самой же. Эта логика хорошо видна на примере дискурса прав человека, который сегодня выступает нередко в роли легитимации насилия по принципу нарушения прав человека тех людей, которые сами, по мнению носителей этой логики, нарушают чьи-то права и во имя все тех же прав человека. Обратимся к статье Ф. Дж. Хинкеляммера «Скрытая логика модерности: Локк и инверсия прав человека», в которой он показывает, как права человека из цели превращаются в средство достижения господства вполне определенных институций, причем средство, которое легко может противоречить себе как цели. Хинкеляммер отмечает: «Эта формула .... стирает права человека как человеческого существа, предшествующие любой социальной системе, и подменяет их правами системы, которые объявляет правами человека. Это универсальная формула, которая может быть адаптирована к любым меняющимся социальным условиям в истории современности. Стратегия глобализации также находит поддержку в этой формуле и в очередной раз изменяет право конкретного человека на сохранение своего достоинства, превращая его в право глобальной системы, стоящей над правами отдельных конкретных людей и выступающей от имени и во имя прав человека. Частные бюрократии крупных компаний являются сегодня субъектами «разумного права» и истинными блюстителями прав человека. Тем самым они обладают деспотической властью, которая была сформулирована и легитимирована еще Дж. Локком и приведена в действие в полной мере лишь в эпоху глобализации» [13].
Очевидный и активно критикуемый в мировой науке аспект глобализации состоит в унификации, в нивелировке различных проявлений культурной специфики. Но его дополняет и с ним взаимодействует и так называемый транскультурный аспект воздействия глобализации на культурную динамику, основанный на акцентации принципов «разнообразия» и «различия», как необходимых условий существования рыночных дискурсов. При этом механизмы глобализации искусно воздействуют на сферу современного культурного и политического воображаемого, создавая пластичные, не всегда очевидные и очень эффективные способы управления социо-культурными процессами, в основе которых
лежит диктат рынка, прибыли, коммерциализации, в сочетании с разными вариантами утверждения и сохранения господствующей позиции в мире западной культуры и западной современности. Если рассмотреть этот аспект в диахрон-ном плане, мы увидим, что предпосылки подобной пластичности были заложены уже в западноевропейских имперских капиталистических режимах и в особенности в Британской империи с ее беспроигрышным сочетанием экономической и идеологической эффективности. Не случайно, унифицирующий аспект культурной глобализации, связанный с доминированием, главным образом, англосаксонской культуры и ее эпистемологической и языковой традиции, выражается даже в количественном преобладании англоязычного материала и тотали-зацией международного английского, как языка глобализации.
Рассуждая об обратной стороне рациональности и порядка, уже М. Фуко отмечал те черты Просвещения, которые позволили ему одновременно со свободами внедрить и институт подавления [8]. Антропоцентризм модерности породил и такие негативные ее аспекты, как логоцентризм и фаллологоцентризм, сделав мир излишне логически предсказуемым и репрессивным. А технизация и экономизация мира привели к настоящему апофеозу логоцентризма. Современность, хотя она и не является абсолютно глобальной и не может покрыть собой всего и вся, стала незаметно претендовать на тотальность своего проекта. Прикрываясь ее именем, стало возможным в очередной раз делить мир на нас и них, своих и чужих, людей и не людей, современных и выпавших из времени или никогда там и не находившихся и нуждающихся в причащении неолиберализмом. Но, как признают даже западные теоретики проекта модерна, такие, как, например, Бруно Латур, европейская современность и сама была способна породить лишь гибриды и нечистые формы подобных умозрительных абсолютных оппозиций.
Очень скоро вышеописанное представление о современности оказалось натурализовано западными теоретиками как естественное и единственно могущее претендовать на глобальность, и человечество оказалось «очарованным» современностью. Еще в 1990 году Э. Гидденс писал, что глобализация означает радикализацию и универсализацию современности [10]. Она больше не является лишь делом Запада, поскольку современность - повсюду и ее триумф состоит в ее же универсальности и бесконечности. Этот «эффект Гидденса» раз и навсегда отвергал самую возможность радикально иной позиции в трактовке современности, а все мировые культуры и общества сводил к манифестации европейской истории и культуры. Сегодня в большинстве исследований глобализации «эффект Гидденса» вольно или невольно продолжает работать. Глобальная модер-ность воспринимается как нечто раз и навсегда данное и самоочевидное. И как бы ни трактовалась современность - как детерриторизированная, гибридная, неравномерная, гетерогенная и даже множественная (5) - в конце концов все эти модели оказываются отражением евроцентристского социального порядка и незаметно изымают само понятие современности из поля критического анализа, используя его в качестве некой неоспоримой истины и абсолютной точки отсчета.
Вместе с тем, сегодня складывается несколько моделей критического осмысления глобализации, чаще всего не западноевропейского и не североамери-
канского происхождения. Я не упоминаю антиглобализационные теории и практики, которые строятся на противопоставлении глобализации и национального начала, поскольку они были и остаются в целом крайне неэффективными, ведь национальный миф со всей его сетью архаических дискурсов не способен в своей пространственно-временной локальности и ограниченности эффективно противостоять глобализации ни на каком уровне. Для этого требуется не менее глобальный ответ. Одна из многообещающих интерпретаций современности не в чисто экономическом или информационно-технологическом ключе принадлежит международной группе по критическому изучению модерно-сти/колониальности (6), некоторое время назад назвавшей себя деколониальным проектом, которая меняет целый ряд акцентов в анализе и восприятии глобализации. Прежде всего, начало проекта модерна переносится ими назад - к «долгому», по выражению Валлерстайна, XVI веку и к открытию Америки, а значит, к главенству Португалии и Испании (будущего «Юга Европы») в так называемой первой фазе модерности, согласно классификации Э. Дусселя. Представители этой научной группы не устают напоминать, что современность вообще не возможна без своей колониально-имперской стороны, порождающей колони-альность власти, мышления и бытия, как основную логику социо-культурных отношений в модерности, выстроенную на превосходстве европейцев над неев-ропейцами [20, р. 533—580]. Невозможна она и без формирования капиталистической мировой системы. При этом они не ограничивают свои размышления лишь Западной Европой и Северной Америкой, по возможности включая в поле внимания весь мир, причем не только как источник культуры и пассивного реципиента западных вызовов современности, формирующего свой отклик на них, но и как источник знания, генератор других эпистем, чаще всего отвергаемых или не замечаемых западным миром. Наконец, они деконструируют европоцентризм как форму знания, тесно связанную с современностью/колониальностью, ставя под сомнение весь миф модерности, построенный на идее прогресса и развития любой ценой. Поэтому и деколонизация предстает как процесс мыслительный (деколонизация сознания), а не только политический или социальный. Колониальность знания и бытия идут рука об руку с риторикой спасения, характерной для современности на всем пути ее разворачивания. Причем риторика современности и логика колониальное™ являются двумя взаимосвязанными сторонами одной медали. Сегодня формирование субъектности - то есть в терминах этой группы ученых, «колониальность бытия и знания» часто описывается в рамках процесса так называемой культурной глобализации. Но сама эта постановка вопроса, используя знакомую риторику современности, воспроизводит в очередной раз логику колониальное™ знания и бытия. Это хорошо отработанная тактика современности, которая действует во всех направлениях на протяжении всего существования современного/колониального мира и отвечает интересам европейской (а сегодня евро-американской) имперско-колониальной экспансии. Она касается в историческом разрезе глобального земельного захвата, сопровождаемого созданием международного права, которое бы оправдывало эти захваты, контроля над знанием, осуществляемого путем агрессивного вытеснения всех неевропейских языков и эпистемологий, контроля над субъектно-стью (путем ли обращения в христианство, цивилизаторских дискурсов или де-
мократизации), и, наконец, говоря современным языком, культурной глобализации [16, р. 208].
В русле вышеописанной трактовки современности глобализация является самым последним на сегодняшний день ее проявлением, связанным с доминированием рынка и неолиберальных форм демократии, часто насильственно навязываемых миру, так же как это ранее происходило с христианством и цивилизаторскими дискурсами. Глобализация - неолиберальная стадия глобальной колонизации, ведущая к кардинальным изменениям в функционировании наций-государств в мире, к господству транснациональных институций и горизонтальных связей в самых различных сферах жизни - от экономики до культуры, к созданию по крайней мере виртуального глобального пространства в виде интернета как апофеоза детерриторизации (который может использоваться парадоксально и как средство создания глобального политического субъекта, что в сочетании с транснациональными движениями огромных групп людей ведет к возникновению особой космополитической публичной сферы эпохи глобализации), а также к строительству однополярного мира (который часто маскируется под многополярный) с поверхностным рассеиванием власти и внутренним сохранением ее центров, с расползанием капитализма на периферию. Объявляя свободный мировой рынок единственной целью и смыслом развития человеческого общества, процесс глобализации способствует победе вневременной модели всеобщего потребления, поглотившего все остальные измерения человеческого бытия и ставшего некой вечно отодвигающейся от нас как горизонт, недосягаемой точкой прибытия, порождающей особую сторону идентификации субъекта эпохи глобализации. Другие стороны этой субъектности тяготеют к самоощущению неприкаянного Картафила постиндустриального мира, что связано с постоянным хаотическим движением огромных масс людей в поисках работы, лучшей жизни, защиты, элементарных человеческих прав, выживания, при все усиливающемся отсутствии ощущения корней, национальной культуры, традиции, времени, принадлежности какой бы то ни было групповой идентификации. При этом массовая деколонизация середины XX века, приведшая к резкому увеличению мобильности населения планеты, не изменила эпистемологической, культурной, экономической логики современности, как не изменила и логики конструирования автоимиждей большинства культур - доминирующих и подавляемых. И только принимая во внимание весь комплекс взаимоотношений между имперскими и колониальными факторами в модерности, можно воссоздать более точную, богатую и нюансированную картину современности и глобализации как ее последнего по времени проявления.
Это осуществимо на путях пограничного мышления и деколонизации сознания и бытия, ведущей к возможности иного мира, в котором будут сосуществовать множество миров, вместо мира, где глобализация или насильственное внедрение дискурсов аутентичности и фундаменталистских откликов на имперские глобальные замыслы приводят лишь к бесконечно воспроизводящимся войнам против врагов тотальных абстрактных универсалий. Мир, в котором сосуществуют множество миров, не может основываться на неких абстрактных универсальных ценностях, годных для всех, будь то христианство или рыночная экономика вкупе с неолиберальной демократией, как это и происходит в эпоху
глобализации. Вместо этого он опирается на идею плюри-версальности как универсальный проект, на критическое пограничное мышление и деколонизацию сознания как обязательные условия на пути движения к возможному более привлекательному будущему. Там глобализация может неожиданно оказаться всего лишь локальным и ограниченным по времени проектом цивилизации, возомнившей себя единственным мерилом ценности и точкой отсчета в мировой истории и убедившей в этом всех остальных. Хочется надеяться, что этот эпистемологический поворот произойдет достаточно скоро, пока последствия западной модерности еще не оказались катастрофическими для всего человечества.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. См.: Kennedy P. The Rise and the Fall of the Great Powers. -N.Y., 1988; Castells M. The Information Age: Economy, Society and Culture. 3 volumes. - Oxford, 1996-1998; Giddens A. Modernity and Self-Identity. - Cambridge, 1991, Giddens A. The Consequences of Modernity. - Stanford, 1990; Berger P.L., Huntington S.P. eds. Many Globalizations. Cultural Diversity in the Contemporary World. - N.Y., 2002; Wallerstein I. Utopistics: Or, Historical Choices of the 21st Century. - N.Y., 1998, Wallerstein I. Globalization, or the Age of Transition? A long-Term View of the Trajectory of the World System // International Sociology. - 2000. -15(2). — P. 249-265; Habermas J. The Philosophical Discourse of Modernity. -Cambridge, 1987, Habermas J. Legitimation Crisis. - Boston, 1973.
2. Cm.: Appadurai A. Modernity at Large: Cultural Dimensions of Globalization. -Minneapolis, 1996; Dussel E. Europe. Modernity, and Eurocentrism // Nepantla 1.3. - 2000. -- P. 465—478; Dussel E. World System and “Trans”-Modernity // Nepantla 3.2. - 2002. -P. 221—244; Mignolo W. Local Histories/Global Designs. Coloniality, Subaltern Knowledges, and Border Thinking. - Princeton, 2000; Escobar A. Worlds and Knowledges Otherwise?: The Latin American Modemity/Coloniality Research Program // Cuadernos del CEDLA. - 2004. -No. 16; Shiva V. ed. Biodiversity Conservation: Whose Resource ? Whose Knowledge? - New Delhi, 1994.
3. Цит. no: Mignolo W.D. Shifting the Ethics and Politics of Knowledge: Logic of Coloniality and Imperial Post-Coloniality. Lecture at the University of Coimbra. - Portugal, 2005.-Jan. 14.
4. См., например: Vattimo G. The End of Modernity. - Baltimore, 1991.
5. Эти различные взгляды на проект модерна суммированы в статье: Kahn J. Anthropology and Modernity // Current Anthropology. - 2001. - 42(5). - P. 651-680.
6. В эту группу входят Э. Дуссель, А. Кихано, В. Миньоло, Э. Ландер, К. Уолш, 3. Палермо, Ф. Корониль, Н. Мальдонао-Торрес, Р. Гросфогель и др.
ЛИТЕРАТУРА
1. Тлостанова М. Глобализация: торжество или начало конца североатлантической цивилизации? // Глобализация и мультикультурализм. - М., 2005.
2. Appadurai A. Modernity at Large: Cultural Dimensions of Globalization. - Minneapolis, 1996.
3. Berger P.L., Huntington S.P. eds. Many Globalizations. Cultural Diversity in the Contemporary World. - N.Y., 2002.
4. Castells M. The Information Age: Economy, Society and Culture. 3 volumes. - Oxford, 1996-1998.
5. Dussel E. Europe. Modernity, and Eurocentrism//Nepantla 1.3. - 2000.
6. Dussel E. World System and “Trans”-Modemity // Nepantla 3.2. - 2002.
7. Escobar A. Worlds and Knowledges Otherwise?: The Latin American Moder-nity/Coloniality Research Program. Cuademos del CEDLA. - 2004. - № 16.
8. Foucault M. Surveiller et punir: Naissance de la prison. - P., 1975.
9. Giddens A. Modernity and Self-Identity. - Cambridge, 1991.
10. Giddens A. The Consequences of Modernity. - Stanford, 1990.
11. Habermas J. Legitimation Crisis. - Boston, 1973.
12. Habermas J. The Philosophical Discourse of Modernity. - Cambridge, 1987.
13. Hinkelammert F. The Hidden Logic of Modernity: Locke and the inversion of Human Rights // Worlds and Knowledges Otherwise. A Web Dossier. - 2004. - Vol. 1, Dossier 1. http: //jhfc.duke.edu/wko/
14. Kahn J. Anthropology and Modernity // Current Anthropology. - 2001. - 42(5).
15. Kennedy P. The Rise and the Fall of the Great Powers. -N.Y., 1988.
16. Mignolo W.D., TIostanova M. Theorizing from the Borders: Shifting to Geo- and Body-Politics of Knowledge // European Journal of Social Theory. - 2006. - Vol. 9. ~№ 1.
17. Mignolo W.D. Local Histories/Global Designs. Coloniality, Subaltern Knowledges and Border Thinking. - Princeton, 2000.
18. Mignolo W.D. Coloniality at Large: Time and the Colonial Difference // Time in the Making and Possible Futures. Ed. Larreta E.R. - Rio de Janeiro, 2000.
19. Mignolo W.D. Shifting the Ethics and Politics of Knowledge: Logic of Coloniality and Imperial Post-Coloniality. Lecture at the University of Coimbra. - Portugal, 2005. -Jan.14.
20. Quijano A. Coloniality of Power, Eurocentrism, and Latin America // Nepantla 1.3. -2000.
21. Shiva V. ed. Biodiversity Conservation: Whose Resource ? Whose Knowledge? -New Delhi, 1994.
22. Smith N. American Empire. Roosevelt’s Geographer and the Prelude to Globalization. - Berkeley & Los-Angeles & London, 2003.
23. Vattimo G. The End of Modernity. - Baltimore, 1991.
25. Wallerstein I. Globalization, or the Age of Transition? A long-Term View of the
Trajectory of the World System // International Sociology. - 2000. - 15(2).
25. Wallerstein I. Utopistics: Or, Historical Choices of the 21st Century. -N.Y., 1998.
THE CRITIQUE OF THE WESTERN IMAGE OF GLOBALIZATION IN DECOLONIAL PROJECT M.V. TLOSTANOVA
Department of Comparative Political Science,
Faculty of Humanities and Social Sciences,
Russian Peoples’ Friendship University 117198 Russia, Moscow,
Miklucho-Maklay Str., 10 a
The article considers the main Western theories of globalization in relation to the modernity project. Then it goes on to criticize the prevailing concepts of globalization and its role and place in the global history and modernity from the view point of the non-Western alternative theories such as the de-colonial project of the international modemity/coloniality group.
