CC BY
151
62
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 1(5) 2015
ФИЛОСОФИЯ
УДК 130.2
КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ИНВЕРСИИ РЕВОЛЮЦИИ В РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ
О.С. Борисова
Белгородский государственный национальный исследовательский университет
e-mail:borisova@bsu.edu.ru
В статье осуществляется анализ концепций революции в отечественной философии начала XX века. Отмечается, что этическое ее рассмотрение в работах русских религиозных философов соседствует с прагматическим и технологическим пониманием в работах русских революционеров.
Ключевые слова: революция, русская философия, концепт, этика, технология.
Дискурс о революции, руководствуясь телеологическим принципом, можно разделить на тот, который ставит своей целью изучение самой революции; и тот, который сосредоточен скорее на «до» и «после», революция играет роль инициатора «дискуссии».
Рецепция идеи революции, ее теории, метафизического основания, культурного контекста и антропологии «подразумеваемого», происходило в России несколькими этапами.
Первый связан с восприятием идей Просвещения и осмыслением Великой французской буржуазной революции. Он всецело прошел под знаком неприятия революции, соотнесен с собственным опытом народного бунтарства. Именно в этом контексте была написана работа Ф.И. Тютчева «Россия и революция», в которой революция понималась как антихристианское явление1.
Вместе с тем, даже негативный образ революции побудил русскую мысль к осмыслению проблемы общественного переустройства. Мы говорим, прежде всего, не только в смысле приоритетности, но также первичности, поскольку заимствованный дискурс о революции выстраивался вокруг революции социальной (преимущественно).
1 Тютчев Ф.И. Россия и революция // Тютчев, Ф.И. Полн. Собр. Соч.: В 6т. Т.3. М., 2003.
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 1(5) 2015
63
Однако столь актуальные для Европы проблемы форм правления, соотношения власти и общества, а в интерпретации отечественных мыслителей власти и народа, приобретают несколько иные коннотации. Религиозная в своих основаниях, русская мысль вносила в дискурс о революции совершенно новое, в том числе и интересующее нас антропологическое измерение. Просвещенческий
социополитический объективизм был дополнен проблемами насилия в революции, дозволенного и недозволенного, счастья народного/личного и многим другим, что можно назвать субъективным уровнем проблематизации революции. Естественно, данную оговорку мы должны сделать, речь идет о русской религиозной философии, а не о материалистических течениях.
В предисловии к сборнику «Вехи», вышедшему в 1909г. и подводящему итоги первой русской революции 1905г., М.О. Гершензон, определяя основное, пишет о проблеме интеллигенции и общества, но в антропологическом контексте: «Революция 1905-6 гг. и последовавшие за нею события явились как бы всенародным испытанием тех ценностей, которые более полувека как высшую святыню блюла наша общественная мысль. Отдельные умы уже задолго до революции ясно видели ошибочность этих духовных начал, исходя из априорных соображений; с другой стороны, внешняя неудача общественного движения сама по себе, конечно, еще не свидетельствует о внутренней неверности идей, которыми оно было вызвано»2. Революция трактуется не как объективное явление мира социального, затрагивающее человека коллективного, но как личная проблема каждого. Не случайно Гершензон пишет об «отдельных умах», а не о классах и массах. Сама революция, будучи «испытанием ценностей», предпосылается «духовными началами», а не действием законов социального и развития классовых противоречий.
В статье «Философская истина и интеллигентская правда» указанный нами аспект демассификации и субъективности еще более заострен. Н. Бердяев пишет о проблеме восприятия интеллигенцией философии, результатом которого становился утилитаризм и схематизм: «Быть может, некоторые и читали философские книги, внешне понимали прочитанное, но внутренне так же мало соединялось с миром философского творчества, как и с миром красоты. Объясняется это не дефектами интеллекта, а направлением воли, которая создала традиционную, упорную интеллигентскую среду, принявшую в свою, плоть и кровь народническое миросозерцание и утилитарную оценку, не исчезнувшую и по сию пору... К философскому творчеству интеллигенция относилась аскетически, требовала воздержания во имя своего бога - народа, во имя сохранения сил для борьбы с дьяволом - абсолютизмом»3. Но в то же время, это диагноз, точное описание вектора, на одной стороне которого находится сакрализованный народ, на другой, десакрализованная власть монарха. Философия, сообщающая плюралистичность идеи, диалогизм, отторгалась императивом служения.
Эта ситуация не была парадоксальной, как может показаться, поскольку неприятие философии происходило лишь в ее диалогическом, критическом аспекте. Как система знания, инициирующая сомнение, философия отвергалась, но с уже готовых, устоявшихся позиций народничества. Неслучайно Бердяев пишет о все же существовавшем интересе к философии: «Но нельзя сказать, чтобы философские темы и проблемы были чужды русской интеллигенции. Можно даже сказать, что наша интеллигенция всегда интересовалась вопросами философского порядка, хотя и
2 Вехи. [Электронный ресурс]. URL: http://www.vehi.net/vehi/index.html.
3 Бердяев Н. Философская истина и интеллигентская правда / Вехи.
64
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 1(5) 2015
не в философской их постановке: она умудрялась даже самым практическим общественным интересам придавать философский характер, конкретное и частное она превращала в отвлеченное и общее, вопросы аграрный или рабочий представлялись ей вопросами мирового спасения, а социологические учения окрашивались для нее почти что в богословский цвет»4.
Последнее высказывание есть прямое указание на происходившую тотальную этизацию не только сферы собственно философской, то политики и экономики. Восприятие в категориях должного вопросов сугубо практического характера было характерной чертой и своеобразным способом философствования. Бердяев прослеживает эволюцию такого философствования, отмечая его поверхностный и публицистический характер. «Властители дум» интеллигентской молодежи
задумывались над метафизическими вопросами, но в своем большинстве давали обоснование уже существующему мирооззрению. Потому философия, вне зависимости от принадлежности и названия была более идеологией: «Марксистские победы над народничеством не привели к глубокому кризису природы русской интеллигенции, она осталась староверческой и народнической и в европейском одеянии марксизма. Она отрицала себя в социал-демократической теории, но сама эта теория была у нас лишь идеологией интеллигентской кружковщины»5.
Философские идеи выполняли функцию легитимации, не мировоззренческого основания, а своеобразного идейного прикрытия уже сложившейся системы ценностей: «Интерес широких кругов интеллигенции к философии исчерпывался потребностью в философской санкции ее общественных настроений и стремлений, которые от философской работы мысли не колеблются и не переоцениваются, остаются незыблемыми, как догматы. Интеллигенцию не интересует вопрос, истинна или ложна, например, теория знания Маха, ее интересует лишь то, благоприятна или нет эта теория идее социализма, послужит ли она благу и интересам пролетариата; ее интересует не то, возможна ли метафизика и существуют ли метафизические истины, а то лишь, не повредит ли метафизика интересам народа, не отвлечет ли от борьбы с самодержавием и от служения пролетариату»6. Отсюда истоки революции и она сама скорее порождение исконного русского «духа», увлечение народничеством и социализмом отвечали культурным особенностям национального самосознания, по мысли Н. Бердяева. Их усвоение происходило вне всякой зависимости от конкретной философии, мода на течения которой быстро менялась, оставалась бессознательная основа и жажда целостного мировоззрения, строгой системы ценностей, религиозной в своей основе. «Кружковая интеллигенщина» просто перевернула традиционные представления, подставив на место царя народ.
Но это лишь один уровень концептуальной динамики, поскольку на него накладывался еще один, заключавшийся в секуляризации морали и ценностей. На смену сакрализованному должному приходило должное светское; на смену марали «от Бога» мораль «от человека»: «...ложно направленное человеколюбие убивает боголюбие, так как любовь к истине, как и к красоте, как и ко всякой абсолютной ценности, есть выражение любви к Божеству. Человеколюбие это было ложным, так как не было основано на настоящем уважении к человеку, к равному и родному по Единому Отцу; оно было, с одной стороны, состраданием и жалостью к человеку из «народа», а с другой стороны, превращалось в человекопоклонство и
4 Бердяев Н. Философская истина и интеллигентская правда / Вехи.
5 Там же.
6 Там же.
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 1(5) 2015
65
7
народопоклонство» . Возникает некая двоякость в восприятии новой морали, поскольку она возникает в результате десакрализации прежней, сакрализованной; но в процессе «народопоклонства» то есть вторичной сакрализации.
По заявлениям многих русских мыслителей, интеллигенция не знала народа, а обожествляла его идею, идеализировала народ. В том числе, продолжая европейскую традицию, наделяла его статусом вне и над нравственным, как носителя не истины, но правды, высшего блага и справедливости.
С.Н. Булгаков, указывая в статье «Героизм и подвижничество» на интеллигентский характер революции 1905г., связывает революцию именно с этим классом в категориях ответственности, вины и долга. Не отбрасывая объективные факторы, войну, экономику, решающим он видит духовные причины: «Я не могу не видеть самой основной особенности интеллигенции в ее отношении к религии. Нельзя понять также и основных особенностей русской революции, если не держать в центре внимания этого отношения интеллигенции к религии»7 8. По его словам русская интеллигенция религиозна и атеистична одновременно, с непременным сохранением сильного морального компонента в противоречивости его истоков: «...известно, что нет интеллигенции более атеистической, чем русская. Атеизм есть общая вера, в которую крещаются вступающие в лоно церкви интеллигентски-гуманистической, и не только из образованного класса, но и из народа.. И вместе с тем приходится признать, что русский атеизм отнюдь не является сознательным отрицанием, плодом сложной, мучительной и продолжительной работы ума, сердца и воли, итогом личной жизни. Нет, он берется чаще всего на веру и сохраняет эти черты наивной религиозной веры, только наизнанку, и это не изменяется вследствие того, что он принимает воинствующие, догматические, наукообразные формы»9. То есть и революция спровоцирована верой, но не в Бога, а в идеи социализма и народничества. Революция это искажение и догматическое восприятие идей западной философии в соединении с чертами, сформированными в интеллигенции русской историей.
Суть же более всего ясна из призыва к интеллигенции, как единственному общественному слою, способному противостоять революции и инициировать ее: «Рядом с антихристовым началом в этой интеллигенции чувствуются и высшие религиозные потенции, новая историческая плоть, ждущая своего одухотворения. Это напряженное искание Града Божия, стремление к исполнению воли Божией на земле, как на небе, глубоко отличаются от влечения мещанской культуры к прочному земному благополучию. Уродливый интеллигентский максимализм с его практической непригодностью есть следствие религиозного извращения, но он может быть побежден религиозным оздоровлением»10.
Во многом ту же линию продолжает П. Струве в статье «Интеллигенция и революция», пытаясь анализировать историко-социальные предпосылки революции. Он встраивает революцию 1905г. в исторический контекст и проводит сравнение с «великой смутой 1598 - 1613 гг.» и восстанием С. Разина. Выводы, к которым он приходит, состоят в том, что интеллигенция как носитель революционности перенимает эту миссию у казачества: «После того как казачество в роли
революционного фактора сходит на нет, в русской жизни зреет новый элемент, который - как ни мало похож он на казачество в социальном и бытовом отношении -
7 Бердяев Н. Философская истина и интеллигентская правда / Вехи.
8 Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество [Электронный ресурс] / Вехи URL: http://www.vehi.net/vehi/index.html.
9 Там же.
10 Там же.
66
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 1(5) 2015
в политическом смысле приходит ему на смену, является его историческим преемником. Этот элемент - интеллигенция»11.
Далее социальный анализ интеллигенции, указание времени ее появления как политической силы сводится к рассмотрению ее идеологических оснований, которые признаются решающими. Очевидно, что объективные факторы лишь дополняют решающие духовные истоки революции. К таким значимым качествам интеллигенции П. Струве относит неприятие государства и атеизм11 12 13 14. Именно сформировавшиеся идеологические установки являются движущими силами революции по мысли П. Струве, а не объективные факторы. Отрицание государства в форме анархизма или конкретной формы государственности в форме социализма, а также общая безрелигиозность, сводящаяся к отрицанию не только Бога, но в конечном итоге человека.
Тем самым революция обусловлена сугубо нравственными, по сути антропологическими, причинами, а именно искажением предназначения наиболее образованного общественного слоя России, отторжением интеллигенцией важнейших ценностей государства и религии.
Общей чертой анализа в сборнике «Вехи» является сведение политической и социальной составляющей революции к морально-нравственной, о чем прямо говорит С.Л. Франк: «Кризис политический и кризис нравственный одинаково настойчиво требуют вдумчивого и беспристрастного пересмотра духовной жизни русской
13
интеллигенции» .
Искаженные, в оценке Франка, координаты должного составляют суть явления революции и именно их следует анализировать. Главным в «духовной физиономии» интеллигенции является ее морализм, упрощенное мировосприятие, делящее окружающее на добро и зло. Именно отсюда стойкое нежелание критически мыслить и принимать философию. При этом морализаторство не носит «глубокого», метафизического измерения, поскольку соединено с утилитаризмом. Добро и зло есть установки, подчиненные конкретной цели, служению народу: «Нигилизм и морализм, безверие и фанатическая суровость нравственных требований, беспринципность в метафизическом смысле - ибо нигилизм и есть отрицание принципиальных оценок, объективного различия между добром и злом - и жесточайшая добросовестность в соблюдении эмпирических принципов, т. е. по существу условных и непринципиальных требований, - это своеобразное, рационально непостижимое и вместе с тем жизненно-крепкое слияние антагонистических мотивов в могучую психическую силу и есть то умонастроение, которое мы называем нигилистическим
14
морализмом» .
Таков, в общих чертах, диагноз, поставленный интеллигенции и обществу русскими мыслителями спустя 4 года после революции 1905г. Доминанта нравственности, динамику которой пытались проследить авторы «Вех», была для них определяющей в определении сути революции и существенно отличалась от сугубо западной трактовки проблемы. Для них была объективным фактором реальность трансцендентного, а не действие абстрактных законов истории или развития социума. Революция 1905г. была воспринята как симптом «болезни духа», как нравственный
11 Струве П. Интеллигенция и революция [Электронный ресурс] / Вехи URL:
http://www.vehi.net/vehi/index.html.
12 Там же.
13 Франк С.Л. Этика нигилизма [Электронный ресурс] / Вехи URL:
http://www.vehi.net/vehi/index.html.
14 Там же.
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 1(5) 2015
67
изъян интеллигенции, который требует соответствующего «лечения», коррекции системы ценностей и пересмотра моральных оснований.
И уже в предисловии к сборнику «Из глубины» мы находим констатацию невозможности «лечения». Опубликованный в 1918г. сборник был своеобразной попыткой рефлексии происходящего и произошедшего.
Давая анализ революции с религиозной позиции, С.А. Аскольдов соединяет метафизические и сугубо религиозные смыслы. Так революция есть: «...по преимуществу власть множественности над государственным единством, в какой бы форме оно ни выражалось»15. Но кроме этого строго философского определения в статье можно найти и другое: «В эпохи революций над страной всегда носится призрак смерти, подобно тому, как это бывает в процессе всякой тяжелой болезни. Революция есть опаснейшая из болезней государственного и общечеловеческого целого»16 17. Метафоричность характеристики вязана с сугубо религиозным значением революции как противоположного религии в самой своей сути.
Антагонизм обоих, однако, носит сложный характер, поскольку революция не только анти-религия, но и способствует обновлению религиозного чувства. Будучи сущностно злом, революция выявляет добро и в этом ее положительная роль, по мнению Аскольдова.
Н. Бердяев в статье «Духи русской революции» говорит о революции как «катастрофе», которая имеет свои причины и характер, скрывающийся в национальных особенностях: «Наши старые национальные болезни и грехи привели к революции и определили ее характер. Духи русской революции - русские духи, хотя и использованы врагом нашим на погибель нашу. Призрачность ее - русская призрачность. Одержимость ее - характерно русская одержимость. Революции, происходящие на поверхности жизни, ничего существенного никогда не меняют и не открывают, они лишь обнаруживают болезни, таившиеся внутри народного организма, по-новому переставляют все те же элементы и являют старые образы в
17
новых одеяниях» .
Нигилизм для Булгакова вскрывает всю недостаточность идейного обоснования революции, которая не сводится к воплощению идей социализма, марксизма или анархизма. В основе соединение другого порядка, когда «внутренние» изъяны «русского духа» соединяются с «внешними», зло в самом человеке и зло в мире. Возможное спасение в укреплении веры было отвергнуто: «Революция и есть болезненно-катастрофический переход от благоговейного почитания
трансцендентного к нигилистическому бунту против трансцендентного»18.
Революция как результат целенаправленного изменения господствующих ценностей, моральных установок, трактуется С. Франком: «... от культурного, умственного и нравственного состояния широких народных масс зависит, какая политическая организация, какие политические идеи и способы действий окажутся наиболее влиятельными и могущественными... Применяя эту отвлеченную социологическую аксиому к текущей русской действительности, мы должны сказать, что в народных массах в силу исторических причин накопился, конечно, значительный запас анархических, противогосударственных и социально-
15 Аскольдов С. А. Религиозный смысл русской революции [Электронный ресурс] / Из глубины URL http://www.vehi.net/deprofundis/index.html.
16 Там же.
17 Бердяев Н.А. Духи русской революции [Электронный ресурс] / Из глубины URL http://www.vehi.net/deprofundis/index.html.
18 Там же.
68
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 1(5) 2015
разрушительных страстей и инстинктов, но что в начале революции, как и всегда, в тех же массах были живы и большие силы патриотического, консервативного, духовно-здорового, национально-объединяющего направления. Весь ход так называемой революции состоял в постепенном отмирании, распылении, ухождении в какую-то политически-бездейственную глубь народной души сил этого последнего порядка. Процесс этого постепенного вытеснения добра злом, света - тьмой в народной душе совершался под планомерным и упорным воздействием руководящей революционной интеллигенции»19. Преобладание идеи социализма, в противовес консервативным идеям стимулировали отрицательные черты национального характера. Революция есть «Божья кара», которая постигла Россию, но должна принести нравственное оздоровление.
Следует отметить, что морально-этический ракурс русской религиозной философии, в том числе отмечаемая многими отрицательная черта морализаторства, свойственная интеллигенции, отчасти была присуща и самим авторам сборников «Вехи» и «Из глубины». Чуткие к происходящим изменениям, русские мыслители в статьях 1918г. гораздо меньше говорят о морализаторстве революционеров, что было связано с извлечением уроков 1905г., появлением партий значительно отличавшихся от народовольческого движения (партия Социалистов революционеров, РСДРП), а также совершенного нового явления, фигуры «профессионального революционера».
Дискурс о революции в изложении самих революционеров обретает черту, которую можно назвать не просто прагматизмом, а технологизмом. Зарождается то, что впоследствии будет названо революционными технологиями. В качестве примера позволим себе привести цитату из работы В.И. Ленина «Государство и революция», в которой он описывает «алгоритм» установления новых общественных отношений: «Учет и контроль - вот главное, что требуется для «налажения», для правильного функционирования первой фазы коммунистического общества. Все граждане превращаются здесь в служащих по найму у государства, каковым являются вооруженные рабочие... Все дело в том, чтобы они работали поровну, правильно соблюдая меру работы, и получали поровну...
Но эта «фабричная» дисциплина, которую победивший капиталистов, свергнувший эксплуататоров пролетариат распространит на все общество, никоим образом не является ни идеалом нашим, ни нашей конечной целью, а только ступенькой, необходимой для радикальной чистки общества от гнусности и мерзостей капиталистической эксплуатации и для дальнейшего движения вперед. когда все научатся управлять и будут на самом деле управлять самостоятельно общественным производством, самостоятельно осуществлять учет и контроль тунеядцев, баричей, мошенников и тому подобных «хранителей традиций капитализма», - тогда уклонение от этого всенародного учета и контроля неизбежно сделается таким неимоверно трудным. необходимость соблюдать несложные, основные правила всякого человеческого общежития очень скоро станет привычкой»20.
Не вдаваясь в подробный анализ идеи В.И. Ленина о революции (что не является нашей целью), отметим возобладавшую тенденцию, суть которой состояла в «технологическом повороте» дискурса о революции. Революция как объект анализа лишается своего метафизического и антропологического измерения и трактуется как закономерное явление развития социума, имеющее свои предпосылки, законы
19 Франк С.Л. De profundis [Электронный ресурс] / Из глубины. URL
http://www.vehi.net/deprofundis/index.html.
20
Ленин В.И. Полное собрание сочинений. 5-е изд.: Т. 33. С.101-102.
НАУКА. ИСКУССТВО. КУЛЬТУРА
Выпуск 1(5) 2015
69
развития, движущие силы и прочие атрибуты объективного явления, препарированного научной рациональностью. В этом ключе развивалась теория революции XX века.
Список литературы
1. Аскольдов С. А. Религиозный смысл русской революции [Электронный ресурс] / Из глубины. URL: http://www.vehi.net/deprofundis/index.html.
2. Бердяев Н. Философская истина и интеллигентская правда [Электронный ресурс] / Вехи. URL: http://www.vehi.net/vehi/index.html.
3. Бердяев Н.А. Духи русской революции [Электронный ресурс] / Из глубины.
URL:http://www.vehi.net/deprofundis/index.html.
4. Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество [Электронный ресурс] / Вехи. URL:
http://www.vehi.net/vehi/index.html.
5. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. 5-е изд.: Т. 33.
6. Струве П. Интеллигенция и революция [Электронный ресурс] / Вехи. URL:
http://www.vehi.net/vehi/index.html.
7. Тютчев Ф.И. Россия и революция // Тютчев, Ф.И. Полн. Собр. Соч.: В 6т. Т.3. - М., 2003.
8. Франк С. Л. De profundis [Электронный ресурс] / Из глубины. URL:
http://www.vehi.net/deprofundis/index.html.
9. Франк С. Л. Этика нигилизма [Электронный ресурс] / Вехи. URL:
http://www.vehi.net/vehi/index.html.
conceptual inversion revolution in Russian
philosophy
O.S. Borisova
Belgorod State National Research University e-mail: borisova@bsu.edu.ru
In this paper carried out the analysis of the concepts of revolution in the national philosophy of the beginning of XX century. It is noted that its ethical consideration in the works of Russian religious philosophers adjacent to the pragmatic and technological understanding in the works of Russian revolutionaries.
Keywords: Revolution, Russian philosophy, concept, ethics, technology.
