CC BY
52УДК: 81'42
Косиченко Е.Ф.
Конструирование события в художественном тексте (на материале произведения Д. Барнса «Попугай Флобера»)
Московский государственный лингвистический университет, Россия, Москва, [email protected]
Аннотация. Статья посвящена выявлению способов конструирования события в произведении художественной литературы. Анализ повести Д. Барнса «Попугай Флобера» выполнен в рамках интерпретативного подхода к категории события и позволяет продемонстрировать, что даже самое незначительное происшествие способно приобрести статус центрального события и предопределить дальнейшее развитие сюжета благодаря введению в фокус внимания эпизода, предшествующего центральному событию и / или эпизода, следующего за ним.
Ключевые слова: художественный текст; нарратив; событие; структурообразование; композиционно-идейная структура текста; жанр.
Kosichenko E.F.
Creating an event in fiction (a linguo-semiotic analysis of 'Flaubert's Parrot' by J. Barnes)
Moscow State Linguistic University, Russia, Moscow, [email protected]
Abstract. The article aims to reveal means of constructing events in literary fiction, and develops an interpretative approach to the category of event. An analysis of J. Barnes' book 'Flaubert's Parrot' shows that, once placed in a new semiotic context, even a minor occurrence can achieve the status of the main event and determine the development of the plot. It is stressed that the main event is produced by placing the focus on the episodes that precede the main event and follow it.
Keywords: fiction; narration; event; text structure; composition; text message; genre.
Проблема событийности широко исследуется современной отечественной лингвистикой, в том числе на материале художественных текстов [Гусейнова 2016, Ирисханова 2015, Карпенко 2017, Киосе 2016]; при этом часто понятие «событие» увязывается с понятием «нарратив», которое в широком смысле понимается как последовательное изложение взаимосвязанных событий.
В данной статье категория события рассматривается на материале художественного нарратива и в рамках интерпретативного подхода к
событийности, согласно которому в современном мире событие заключается не в том, чтобы произойти, а в том, чтобы быть произведенным, в связи с чем происходящие события весьма недостоверны и маловероятны [Бодрияр 2014]. Опора на интерпретативный подход позволяет продемонстрировать, что не все события, составляющие художественный нарратив, равнозначны с точки зрения своей роли в структурообразовании и в передаче идейного содержания произведения, в связи с чем в каждом повествовании можно выделить центральное (главное) событие, которому подчинены все предшествующие и/или последующие события. Примечательно, что на первый взгляд главное событие может и не иметь особой ценностной значимости, и его главенствующая роль выявляется только в результате лингво-семиотического анализа текста, через установление логико-смысловых связей между различными событиями.
При том, что главное событие может практически выводиться из фокуса внимания, события, наиболее тесно связанные с ним -предсобытие и постсобытие - как правило, представляют собой наиболее акцентируемые позиции текста; они получают в тексте подробное описание и таким образом выступают средством конструирования и интерпретации главного события. Это позволяет рассматривать событие, предсобытие и постсобытие в качестве основных структур текста, определяющих его пространственно-временную и жанрово-стилистическую организацию, и понимать другие структурные элементы текста и другие события, составляющие художественный нарратив, как зависящие от того, каким именно образом пред- и постсобытия интерпретируют главное событие. Например, в центре повествования может находиться внезапный приезд племянника в дом дяди, что само по себе не сообщает ничего ни о композиционно-идейных, ни о жанрово-стилистических особенностях текста. В свою очередь, предсобытие и / или постсобытие, являясь наиболее информативными текстовыми позициями, определяют структурную организацию текста и одновременно намечают пути интерпретации главного события, в данном случае приезд племянника. В зависимости от того, каким образом предсобытие и / или постсобытие истолковывает центральное/главное событие, конкретный текст приобретает детективные, социальные, психологические, исторические, романтические, научно-фантастические или другие жанровые характеристики и соответствующую композиционно-идейную организацию.
Такой взгляд на понимание механизма конструирования главного события в художественном нарративе и его роли в структурообразовании предполагает применение лингвистических и
семиотических исследовательских методов при анализе текста, когда акцент переносится на изучение его структуры. В этой связи характерный для литературоведения поиск соответствий между некоторым описанным событием и, например, биографией автора, становится нерелевантным.
Обозначенные моменты - способность текста конструировать важное событие из самого тривиального эпизода и необходимость применения лингвосемиотических методов анализа, позволяющих выявить, каким образом идейное содержание произведения реализуется через его структуру, обусловили выбор в качестве материала исследования книги Д. Барнса «Попугай Флобера» (J. Barnes 'Flaubert's Parrot'). Темой книги является проблема литературной критики, которая, как замечает автор статьи в британской газете The Guardian, где размещены комментарии о книге Д. Барнса, часто предлагает профессиональный, но от этого не менее субъективный и нередко вводящий в заблуждение взгляд на причины и суть авторского замысла:
Julian Barnes's Flaubert's Parrot is an appropriate novel with which to begin a column on literary criticism, for literary criticism is one of its subjects <..> The critic is the professional misinterpreter, with whose errors you might compare your own more tolerant or modest appreciation of fiction. <...> Barnes passes to his narrator the anti-critical animus [Critical thinking - эл. ресурс].
Можно согласиться с высказанным в другой газетной публикации мнением о том, что в действительности сюжет книги «Попугай Флобера» - это исследование различных обстоятельств жизни французского писателя:
But research is the plot of the novel. Braithwaite gives us an account of what he calls "the project" - his search for relics of his favourite writer [Allusions of grandeur - эл. ресурс].
Вместе с тем важно добавить, что, являясь по сути литературоведческим, нацеленным на установление соответствий между некоторыми фактами из жизни французского писателя XIX века Г. Флобера и его произведениями, исследование Д. Барнса представляет существующую практику литературной критики в ироническом ключе. Средством, усиливающим иронический эффект, и одной из причин нашего обращения к книге «Попугай Флобера», является то, что в основу сюжетной линии положен крайне незначительный эпизод, ставший, тем не менее, главным событием всего произведения, а именно чучело попугая в музее Флобера.
Повествование начинается в тот момент, когда пожилой англичанин, врач по профессии, приезжает во Францию и останавливается в Руане в Нормандии. Местом начала действия
является один из памятников Флоберу, где французский писатель увековечен в поношенных брюках, в жилетке, уставшим и отрешенным, со взглядом, направленным в сторону кафедрального собора.
Six North Africans were playing boule beneath Flaubert's statue. <....> Let me start with the statue <.. > the floppy-tied, square-waistcoated, baggy-trousered, straggle-moustached, weary, aloof, bequeathed image of the man. <> He stares south from the place des Carmes towards the Cathedral ... [Barnes 2009, р.11].
Статуя стала поводом к рассуждениям повествователя о том, почему великие произведения заставляют людей гоняться за их авторами, почему авторов не оставляют в покое вопреки широко распространенному мнению (особенно во французской философии ХХ в. - Е.К.) о несущественности связи между личными обстоятельствами автора и его творчеством.
Why aren't the books enough? Flaubert wanted them to be: few writers believed more in the objectivity of the written text and the insignificance of the writer's personality; yet still we disobediently pursue [Barnes 2009, р.12].
Размышляя о Г. Флобере, повествователь вспоминает также о том, что французский писатель практически запрещал последующим поколениям уделять внимание своей личности, почти ничего, кроме книг, не оставив после себя.
The writer who disdainfully forbade posterity to take any personal interest in him. His statue was a retread; his house had been knocked down ...<> [Barnes 2009, р.16].
Такие размышления и рассуждения повествователя, определяющие идейное содержание произведения, являются основными средствами конструирования предсобытия, делая его одним из наиболее важных структурных элементов текста. Следовательно, в состав предсобытия можно включить следующие компоненты: 1) памятник Флоберу в Руане; 2) обращение писателя к критикам с просьбой не пытаться исследовать его жизнь, а довольствоваться его произведениями.
Размышления рассказчика по поводу извечного стремления литературных критиков углубляться в подробности жизни автора, а также описание памятника и площади, на которой он расположен, подводят повествование к главному событию - Попугай в музее Флобера. Это событие является, на наш взгляд, структурной доминантой, определяющей направление и характер дальнейшего повествования, а также текстовой позицией, где формулируется и
конкретизируется основная тема произведения - абсурд литературной критики.
Обратимся к тексту повести. На третий день своего пребывания в городе повествователь оказался близ Университетского объединения больниц, часть которого отведена под музей истории медицины, и вплотную к которому примыкает музей Флобера. Пытаясь понять причины такого соседства, на первый взгляд, несовместимых объектов, повествователь зашел внутрь. Там, к своему удивлению, он увидел зеленого попугая, рядом с которым размещалась надпись, сообщающая о том, что этого попугая по имени Лулу Г. Флобер позаимствовал в музее Руана и держал его на своем столе, пока писал новеллу «Простая душа» («Un coeur simple»). Данный, на первый взгляд незначительный эпизод, ставший главным событием всего повествования, вписан в текст следующим образом:
Then I saw the parrot. It sat in a small alcove, bright-green andperky-eyed, with its head at an inquiring angle [Barnes 2009, р.16]. Известно, что важным персонажем новеллы «Простая душа» был попугай -единственное утешение главной героини по имени Фелиция. После смерти попугая Фелиция сделала из него чучело и посвящала ему молитвы, принимая попугая за голубя - христианский символ Святого Духа. Когда же настал ее час, она увидела огромного попугая, парящего над своей головой.
Сопоставив два факта: попугая на столе в период написания «Простой души» и символику попугая в новелле «Простая душа», повествователь пришел к выводу, что если подвергнуть птицу более глубокому толкованию, можно обнаружить скрытые параллели между жизнью Флобера и Фелиции. Оба были одиноки, в жизни обоих было много потерь; более глубокий анализ, как иронично сообщает рассказчик, позволяет усмотреть аналогию также в том, что Фелицию на мостовой сбил почтовый дилижанс, а Флобер упал прямо на мостовую при первом в своей жизни эпилептическом припадке. Эти аналогии побуждают повествователя продолжать цепочку умозаключений и наводят на мысль о возможности трактовать попугая как символ Слова, позволяя связать Попугая и Флобера, в результате чего выводится формула Фелиция+попугай=Флобер:
We can, if we wish (and if we disobey Flaubert), submit the bird to additional interpretation <.. .> [Barnes 2009, р.17].
Felicite+Loulou= Flaubert? Not exactly, but you could claim that he is present in both of them [Barnes 2009, р.18].
Таким образом, главным событием текста является событие «Попугай в музее Флобера». Следующий за данным событием эпизод, где содержится детальное изложение размышлений повествователя
относительно возможности логически истолковать роль попугая в творчестве Г. Флобера как связующее звено между автором и одной из его героинь, с одной стороны, и как сущности, символизирующей Слово, с другой стороны, составляет основу постсобытия. Подчеркнем, что постсобытием является не вся череда последующих событий, а только один эпизод, в котором автор размышляет о значимости попугая. Являясь средством интерпретации главного события, постсобытие отчасти дублирует предсобытие, способствуя развитию основной темы произведения, но в более специфическом виде и на более конкретном материале. Характерные для предсобытия общие рассуждения о том, что произведения - самое важное наследие автора, дополняются абсурдными выводами, согласно которым творчество Г. Флобера может быть сведено к формуле Felicite+Loulou = Flaubert. В этом свете главное событие «Попугай в музее Флобера» предстает как еще больший абсурд, а произведение приобретает ироническую стилистику.
Представляя собой структуру, интерпретирующую главное событие и во многом определяющую специфику реализации идейного содержания произведения, постсобытие определяет также последовательность и значимость всех других событий. Так, в поисках ответа на свои вопросы повествователь прибывает в местечко Круассе, где от резиденции Флобера остался только одноэтажный гостевой домик, войдя в который повествователь увидел еще одного попугая:
Then I saw it. Crouched on top of a high cupboard was another parrot [Barnes 2009, р. 21].
Это происшествие ставит повествователя в тупик и вынуждает его начать целое расследование, направленное на установление подлинности двух попугаев, однако, в отличие от эпизода встречи с первым попугаем, данный эпизод имеет в тексте статус второстепенного события:
How do you compare two parrots, one already idealized by memory and metaphor, the other a squawking intruder? My initial response was that the second seemed less authentic than the first <.. > [Barnes 2009, р. 21].
Первая часть книги Д. Барнса «Попугай Флобера» заканчивается тем, что повествователь решает написать письма знающим людям с просьбой помочь разобраться, который из двух попугаев стоял на столе Флобера в период написания новеллы «Простая душа»:
I wrote letters to various academics who might know if either of the parrots had been properly authenticated <..> I hoped to get my replies quite soon <.. > [Barnes 2009, р. 22].
Вторая часть произведения (главы 2-14) раскрывает некоторые подробности жизни и смерти Флобера, а также выстраивает параллель между судьбой французского писателя и жизнью самого
повествователя. В структурно-смысловом отношении разнообразные события, изложенные в этих главах, подчинены событию «Попугай в музее Флобера».
В заключительной пятнадцатой главе, которая называется «And the Parrot ...», повествователь вновь возвращается к теме попугая, что еще раз доказывает первоочередную значимость события для всего произведения. Важно, что в своих рассуждениях повествователь акцентирует тривиальность эпизода «Попугай в музее», подчеркивая, что центральным событием произведения художественной литературы, как и любого другого семиотического продукта, может стать самое незначительное происшествие:
And the parrot? Well, it took me almost two years to solve the Case of the Stuffed Parrot. The letters I had written after first returning from Ruen produced nothing useful; some of them weren't even answered. Anyone would have thought I was a crank, a senile amateur scholar hooked on trivial and pathetically trying to make a name for himself <...> [Barnes 2009, р. 180].
Проведенный анализ показывает, что структура художественного произведения, а именно его композиционное построение, жанрово-стилистические характеристики и идейно-художественное содержание, зависят от того, каким образом предсобытие, постсобытие, а также (хотя и в меньшей степени) другие события интерпретируют главное событие. При этом в качестве главного события может выступить самый незначительный эпизод, который конструируется через введение в фокус внимания наиболее тесно связанных с ним элементов текста, за счет чего он приобретает значимость и знаковость. Эти текстовые элементы - эпизоды, подводящие к главному событию и / или являющиеся его непосредственным результатом - создают уникальность семиотической реальности произведения художественной литературы.
Список литературы Бодрияр Ж. Судьбоносные события. Библиотека электронной литературы, 2014. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://litresp.ru/chitat/ru/%D0%91/bodrijyar-zhan/prozrachnostj-zla/6. Ирисханова О.К. Объекты и события природы в аспекте социального знания: цефалопод или супермама? // Дискурс как социальная деятельность: приоритеты и перспективы / Вестник МГЛУ. - Вып. 6 (717), Серия «Языкознание и литературоведение». М.: МГЛУ, 2015. С. 239-250.
Гусейнова И.А. Разворот в архаике, или К вопросу о месте и роли ретрособытия в литературном дискурсе // Событие в коммуникации
и когниции. Вестник Моск. гос. лингвист. ун-та. Вып. 7 (746). Серия: Языкознание. Москва: ФГБОУ ВО МГЛУ, 2016. С. 50-56. [Электронный ресурс]. Режим доступа:
http://libranet.linguanet.ru/prk/Vest/746-7n.pdf.
Карпенко Е.И. Сценарное моделирование в лингвокультурологии // Вестник Моск. гос. лингвист. ун-та. Вып. 6 (777). Гуманитарные науки. - Москва: ФГБОУ ВО МГЛУ, 2017. С. 123-132. [Электронный ресурс]. Режим доступа]:
http://libranet.linguanet.ru/prk/Vest/6_777.pdf
Киосе М.И. Событийность в текстовых моделях непрямого наименования // События в коммуникации и когниции. Вестник Моск.гос. лингвист. ун-та. Вып. 7 (746). Серия: Языкознание. Москва: ФГБОУ ВО МГЛУ, 2016. С. 105-115. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://libranet.linguanet.ru/prk/Vest/746-7n.pdf.
Allusions of grandeur // The Guardian. [Электронный ресурс]. https://www.theguardian.com/books/2005/oct/01/julianbarnes.gustaYefla ubert
Barnes J. Flaubert's Parrot. - London: Vintage Books, 2009. 190 p.
Critical thinking // The Guardian.
https://www.theguardian.com/books/2005/sep/24/julianbarnes.gustavefla ubert
УДК: 811.112.5
Лобанова Ю.С.
Отражение свойств пространства и пространственных отношений
средствами адъективной лексики (на материале английского языка)
Алтайский государственный университет, Рубцовский институт (филиал), Россия, Барнаул, [email protected]
Аннотация. В статье рассматриваются вопросы функционирования прилагательных пространственной семантики в плане их потенциала для развития вторичных переносных значений. Автор анализирует особенности отражения свойств пространства посредством адъективной лексики современного английского языка и описывает различные виды метафорических переносов, основанных на пространственных значениях, а также определяет роль антропоцентрического фактора в процессе вторичной номинации пространственных признаков.
