CC BY-NC-ND
144
М.В. Кротова
КОНФЛИКТ НА КВЖД 1929 г.: ИНФОРМАЦИОННАЯ ВОЙНА И ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАСТРОЕНИЯ РУССКИХ В МАНЬЧЖУРИИ
В статье рассматривается неизвестная сторона конфликта на КВЖД 1929 г. - информационная война СССР против Китая. Главное внимание уделяется критическому анализу пропагандистских штампов Телеграфного агентства Советского Союза и советских газет, а также восприятию конфликта и советской пропаганды русскими эмигрантами в Маньчжурии. Делается вывод о том, что советская дезинформация о конфликте способствовала укреплению антибольшевистских настроений эмигрантов.
Ключевые слова: советско-китайский конфликт 1929 г., Китайско-Восточная железная дорога (КВЖД), Маньчжурия, Харбин, советские граждане, русская эмиграция, Телеграфное агентство Советского Союза (ТАСС), периодическая печать, пропаганда.
Советско-китайский конфликт на КВЖД 1929 г. до сих пор остается не до конца изученным. Если военная и политическая стороны конфликта освещены достаточно полно, то обстановка на КВЖД и в полосе отчуждения, а также поведение советских граждан и эмигрантов, живших в Маньчжурии, еще нуждаются в выяснении.
Связано это в первую очередь с недостатком достоверных источников по истории конфликта. Дело в том, что ситуация на КВЖД была окружена массой слухов, часто совершенно нелепых домыслов и предположений. Сведения эти были не всегда достоверны, но по политическим и идеологическим соображениям они получили широкую огласку в советской, эмигрантской и мировой прессе, и до сих пор именно они являются традиционным источни-
© Кротова М.В., 2013
ком для реконструкции событий. Задача настоящей статьи - на основе выявленных новых источников выяснить восприятие конфликта на КВЖД эмигрантами и советскими гражданами, которые проживали тогда в Маньчжурии.
Одной из главных проблем в деле освещения конфликта стала проблема достоверной информации. Коллегия НКИД 19 июля 1929 г., то есть через 8 дней после начала советско-китайского конфликта, признала необходимыми следующие меры: «1) начать давать систематически в нашу прессу фактические сведения о событиях в связи с конфликтом с Китаем и опровержение всяких злостных и провокационных слухов, распространяемых враждебной прессой; 2) начать давать систематическую информацию полпредам о развитии событий <...> в желаемом нам духе»1. Но откуда было взять такую информацию? 10 июля 1929 г. китайская полиция захватила телеграф и телефон КВЖД, и тем самым связь с миром была прервана. Через три дня советско-китайские дипломатические отношения были прекращены, а советско-китайская граница была закрыта. 18 июля 1929 г. было решено отозвать всех лиц, назначенных советским правительством на КВЖД, с китайской территории в связи с разрывом отношений с Китаем. Харбин покинули почти все консульские служащие и руководители советской части КВЖД. Защиту интересов советских граждан в Китае и китайских граждан в СССР взяло на себя германское правительство, здание консульства СССР в Харбине и его имущество было передано в ведение германского консула в Харбине Штоббе. Таким образом, одним из источников сведений о конфликте для советской стороны стали германские дипломаты в Маньчжурии.
Единственным советским консульством, оставшимся работать на территории Маньчжурии, было консульство СССР в Дайрене, но и оно испытывало нехватку сколько-нибудь достоверных сведений. Управляющий консульством СССР в Дайрене Г.Г. Хачатуров в письме в НКИД от 19 июля 1929 г. жаловался на отсутствие информации и невозможность работать. Например, в консульстве не знали, работают ли другие консульства в Маньчжурии, можно ли передвигаться по КВЖД, можно ли выдавать визы, как отвечать на многочисленные вопросы советских граждан и дипломатических представителей других стран. «Остается только заниматься парированием слухов, скрыть то ненормальное положение, когда консульство СССР не больше осведомлено о советских делах, чем любой местный гражданин и меньше любого паршивого белогвардейца, у которого дело информации лучше поставлено»2. Впоследствии консульство СССР в Дайрене продолжало работу и, опираясь
на сведения из Харбина, с которым «имело связь», а также на данные английских, китайских и японских газет, информировало НКИД о положении в Маньчжурии. Одним из источников сведений о положении на КВЖД для консульства стали советские граждане, бежавшие в японскую зону Маньчжурии, чтобы переждать события.
Советской прессы к июлю 1929 г. в Маньчжурии не было: газета «Молва» была закрыта китайскими властями в начале 1929 г., газета «Новости жизни» - в июне 1929 г. На русском языке выходили только эмигрантские газеты - «Русское слово», «Заря», «Рупор» и «Гун-бао». Именно эти газеты и стали основным источником информации о конфликте не только для русского населения, проживавшего в Маньчжурии, но и для советских и иностранных корреспондентов. Местные харбинские газеты, в свою очередь, ссылались на информацию из Мукдена, откуда поступали регулярные радиотелеграммы, которые, кстати, часто не подтверждались, а также на информацию от собственных корреспондентов. Между тем, даже в донесениях агентов эмигрантских организаций о «событиях во время конфликта Китая с СССР», находившихся в РЗИА, содержатся приписки: «не подтверждается», «уточнение количества», «требует проверки», «нет точных сведений», «не верно» и т. п.3. Так при острой нехватке информации именно слухи становились основой официальных сообщений.
Китайцы ввели цензуру на телеграфе и радиостанциях, все корреспонденты посылали сведения через Чанчунь, Дайрен, затем Токио. Иностранные корреспонденты жаловались: «В связи с введением китайцами цензуры, повсеместно проникают лишь слухи, чем Россия, искушенная в пропаганде, пользуется в полной мере.<...> С другой стороны, сведения, поступающие из японских источников, окрашены той особой заинтересованностью, которую имеет Япония в Маньчжурии. <...> Советские деятели и китайцы являются мастерами в области притворства и запугивания»4. Другая газета - «Nord China Daily News» - 18 октября 1929 г. писала о трудности добывания информации: «Харбин является центром самых разнообразных слухов, там подчас трудно доискаться до правды»5. И действительно, все газеты - и советские, и эмигрантские, и иностранные - были полны слухами. Так, японские газеты в начале конфликта сообщали о том, что части Красной армии заняли станции Маньчжурия и Пограничная. Советская пресса писала об организации белых отрядов для выступлений в Сибирь и образования там буферного государства атаманом Семеновым. Белые распускали слухи о восстаниях в Красной армии и бунтах
крестьян на Дальнем Востоке. Но похоже, что истинного положения дел не знал никто.
Замечательным и редким документом той эпохи является дневник М.А. Языковой - эмигрантки, проживавшей в Харбине в 1920-1930-е годы6. Она фиксировала в своем дневнике все самые заметные события периода июля-декабря 1929 г. и отмечала, что как местные, так и иностранные газеты питались в основном слухами. Языкова писала о том, что «красные пускают разные слухи, благоприятные им, а белые стараются видеть все в лучшем свете. <... > Уверяют, что большевики воевать не могут, т. к. внутри [страны] могут произойти восстания, что ни денег, ни хлеба нет, и что будет одна демонстрация». «Красные как мародеры стали переходить границу и грабить жителей, уводя скот, лошадей и продукты». Она постоянно спрашивает: «Можно ли всему этому верить?» и отвечает сама себе: «Все так заврались, что ничему верить нельзя»7.
Языкова, как и многие харбинцы, слушала хабаровское радио и была возмущена «истерическими окриками» большевиков, бесконечной ложью и искажением фактов. Она отмечала, что газеты в основном «отделываются общими местами», что «узнать из газет ничего нельзя», и старалась читать «между строк».
Одним из самых распространенных заблуждений периода советско-китайского конфликта являлось состояние КВЖД, ее якобы полный упадок и развал работы. Заместитель наркома по иностранным делам Л.М. Карахан заявил 15 августа 1929 г.: «В результате насилий, совершенных китайскими властями в отношении КВЖД и ее советского персонала, дорога пришла в самое тяжелое состояние, близкое к полному разрушению. Массовое увольнение служащих и рабочих, замещение ответственных постов случайными, некомпетентными людьми, хозяйничанье на дороге военных властей <... > привели к полному развалу всего хозяйства КВЖД»8. Это заявление было подхвачено и развито советскими газетами, которые писали о том, что 2/3 советских граждан бросили работу: «Эти люди заменены белогвардейским сбродом, который никогда не работал вообще, которому чуждо понятие "работа"; на КВЖД - «полная дезорганизация, положение дороги катастрофично»9.
Штампованные утверждения советской пропаганды о событиях на КВЖД поддержал и развил С.Я. Алымов в своем ревю «КВЖД», написанном к открытию Центрального театра Красной армии, где он так представлял эмигрантскую замену уволившимся: «Полицейские, шпики, рвачи радуются случаю получить теп-
лые местечки, не имея никакого представления о том, как надо работать». Он вставил в ревю сцену «Разруха на КВЖД»: «Действие происходит на ст. Цицикар. Группа отказавшихся работать советских железнодорожников, связанных и ждущих отправки в "Сумбей", наблюдают за беспомощными усилиями свежеиспеченного железнодорожника перевести стрелку. <...> Сумятица усиливается вмешательством разных военных, требующих отправки в первую очередь. Фашисты-мушкетеры бесчинствуют, терроризируя и разгоняя всех рабочих»10.
Алымов, несколько лет проживший в Харбине, но уехавший в Москву в 1926 г., конечно же, не мог знать всей обстановки на дороге и пользовался устоявшимися пропагандистскими клише из газет. Эта карикатурная сценка была весьма далека от действительности, но отражала картину, созданную советской прессой. Например, газета «Красное знамя» так описывала КВЖД: «На дороге - разруха, каждый день - крушения. Поезда ходят только днем. К каждому машинисту приставлена охрана. Обстановка не-выносима»11.
П.Д. Малеванный, работавший в 1920-е годы на КВЖД, в своих воспоминаниях, написанных в 1960-х годах уже в СССР, также поддерживает версию хаоса на КВЖД. Хотя он работал в 6 км от ст. Пограничная и был арестован в первые дни конфликта из-за крушения поезда, он в воспоминаниях, описывая конфликт, повторял все те же пропагандистские штампы: «Забастовка для китайского командования означала провал затеянной авантюры: требовалось бесперебойное движение поездов, переброска военного снаряжения. А движение стало. Китайские бонзы ловили машинистов, кочегаров, кондукторов и под стражей пригоняли на работу. Но из этой затеи ничего не выходило, работа под винтовкой - это горящие буксы, сход поездов с рельсов... [Тем временем в Управлении дороги] в спешном порядке набирали новый штат на КВЖД. Эмиграция повылазила из притонов, пивнушек, домов терпимости и устроилась работать на дорогу. Из китайских кочегаров спешно делали машинистов. Фашиствующая молодежь Харбина пошла на службу КВЖД, чтобы ликвидировать прорыв»12.
Действительно, за июль-сентябрь 1929 г. число крушений на КВЖД увеличилось, включая сход с рельс поездов, и советская сторона объясняла это неопытностью новых служащих, заменивших уволившихся советских граждан. На самом деле крушения были вызваны террористической деятельностью советских активистов13. Но работа дороги практически не пострадала. Иностранные корреспонденты писали о том, что, несмотря на увольнения
и самоувольнения советских служащих, пассажирское и грузовое движение на КВЖД производилось регулярно, без каких-либо задержек и осложнений. «Был испробован саботаж, поджоги, спуск паровоза под откос, повреждения пути и подвижного состава, однако <...> дорога продолжала работать без перебоя»14. Американские журналисты Д. Геттэ, П. Райт, Дж. Пауэлл, Д. Хэнсэзл совершили в начале сентября 1929 г. путешествие по линии КВЖД и убедились, «насколько успешно происходит движение поездов». Они выразили благодарность врио Управляющему дорогой Фань Цигуаню за содействие во время поездки15.
Вопреки уверениям советской печати, большая часть советских служащих осталась работать, о чем сокрушенно писал консул СССР в Дайрене в своем донесении в НКИД от 26 сентября 1929 г.: «Самоуволились конторские служащие, учителя и прочие элементы, составлявшие прямой балласт для бюджета дороги. Деятельность дороги от такого рода самоувольнений нисколько не пострадала, а касса освободилась от необходимости нести расходы на их содержание. Категория же железнодорожников, уход коих нанес бы самый жестокий удар - т. е. машинисты, паровозные бригады - задеты были только приблизительно на 15%. <...> Имеются, кроме того, утверждения, что машинисты не только не поддержали политики самоувольнений, а наоборот, делали собрания и выносили постановления, требующие от китайцев увольнения с дороги всех профсоюзников, мешающих спокойно работать»16.
О неудачной кампании по самоувольнению писал П.П. Сув-чинскому Н.В. Устрялов из Дайрена 1 октября 1929 г.: «Конфликт на КВЖД принял для русских интересов дурной оборот. Китайцы фактически осваивают дорогу. Можно теперь уже положительно сказать, что они при помощи русских справились с дорогой. Все толки о "дезорганизации" - блеф. Аппарат дороги захвачен и усвоен китайской администрацией. <... > Но особенно характерно, что подавляющая часть советских рабочих тоже оказалась глуха к призывам бойкота, т. е. самоувольнений. Вместо тысячи уволившихся немедленно было призвано тысяча китайцев и русских эмигрантов, наскоро взявших китайские паспорта. Тактика самоувольнений провалилась»17.
Заметим, что участие эмигрантов в конфликте также остается вопросом, до конца не выясненным. По словам М.Я. Домрачеева, начальника канцелярии генерала Д.Л. Хорвата, вновь принятые на службу эмигранты с исключительной энергией и энтузиазмом взялись за дело, и «дело пошло настолько успешно, что в работе доро-
ги не случилось никаких перебоев. Без помощи эмигрантов сами китайцы были бы совершенно бессильны наладить движение на дороге»18. Это утверждение также стало расхожим штампом, как и советские утверждения о «белогвардейской эмиграции на службе китайских налетчиков»19. Исследователь Г.В. Мелихов также считает, что работа на КВЖД железнодорожников-эмигрантов «спасла в этот период дорогу от неминуемой разрухи и разорения»20.
Однако динамика численности работавших на КВЖД во время конфликта говорит об обратном: число русских «китподданных» (это и были русские эмигранты, принимавшие китайское подданство) увеличилось приблизительно на 2 тыс. человек, большинство советских граждан осталось работать на своих местах. Так, в июне 1929 г. на КВЖД насчитывалось граждан СССР - 11 177, китайцев - 11 603, русских «китподданных» - 1 163. В декабре 1929 г. на КВЖД работало: граждан СССР - 8 195, китайцев -16 877, русских «китподданных» - 3 34021.
Даже советские дипломаты писали о том, что роль эмигрантов в конфликте была незначительна. Г.Г. Хачатуров, управляющий консульством СССР в Дайрене, сообщая в письме в НКИД от 27 августа 1929 г. о настроениях эмиграции в связи с конфликтом, указывал, что «белые» организации в Маньчжурии разделились на две группы. Часть эмиграции решила воздерживаться от «совместных действий с какой-либо страной против СССР», и если последнему будет грозить со стороны врагов «отторжение части русской территории, то белые армии должны препятствовать этому и даже поддерживать красных». Другая группа - «семе-новцы» - готова была «принять всякие доходные предложения и пойти за любым, кто лучше заплатит»22. Консул СССР в Дайрене И.И. Журба в своих дальнейших донесениях во время конфликта сообщал, что «активное участие в помощи китайцам приняли только самые оголтелые белогвардейцы, вроде генерала Савельева. На остальную же массу белых, не совсем потерявшую человеческий облик, поведение китайцев по отношению к гражданам СССР по линии КВЖД оказало известное действие, и в них заговорил "русский дух". Гуменюк, Васкевич и др. заявили, что помогать китайцам в их деле насилия над русскими, пусть даже и красными, солидные белогвардейцы не станут»23.
Эмигрант В.А. Морозов в своих воспоминаниях также указывал, что «эмигранты хорошо понимали, что скоро все станет на свои места, что если и можно получить работу, то лишь временную и на очень небольшой срок. Поэтому на работу эту они шли очень
неохотно, и, в сущности, временно работали на КВЖД лишь те, кому нечего было терять, кто или вовсе не имел никакой работы, либо мог совместить прежнюю работу с новой, временной. Очень немного было таких "временных кавежедеков". При этом надо отметить, что хотя среди эмиграции были очень сильны антисоветские настроения, но помогать китайцам закрепиться на дороге, созданной русскими руками, никто или почти никто из эмигрантов не хотел и не стал»24.
Еще одним из наиболее часто поднимаемых советскими дипломатами вопросов, был террор китайских властей по отношению к советским гражданам, оставшимся в Маньчжурии. Именно этот пункт был основным в антикитайской пропаганде советской стороны и способом давления на китайских дипломатов. Неясной долгое время оставалась судьба арестованных в июле-августе 1929 г. советских граждан, заключенных в концентрационный лагерь Сумбее, недалеко от Харбина25. Китайские власти обвиняли их в забастовках, провокации и саботаже. В беседе с сотрудниками ТАСС 6 сентября 1929 г. врио наркома по иностранным делам Литвинов заявил: «Свыше двух тысяч советских граждан заключены в концентрационные лагеря, где содержатся в невыносимых условиях. По имеющимся у нас сведениям, десятки людей обезглавливаются без суда и следствия озверелыми китайскими властями»26. В этот же день в вербальной ноте НКИД СССР германскому посольству в Москве были озвучены подробности: «Союзное правительство имеет точные сведения о казнях многих десятков граждан СССР без суда и следствия и самым варварским образом. Союзному правительству известны имена ряда бесследно исчезнувших лиц. Вместе с тем, известны случаи обнаружения обезглавленных трупов, несомненно казненных т. о. советских граждан, изуродованные тела которых бросаются либо на месте убийства, либо в Сунгари. <... > Советское правительство заявляет, что приведенные выше обстоятельства вынуждают его стать на путь репрессалий в отношении определенных категорий китайских граж-дан»27. В приложении к вербальной ноте от 13 сентября говорилось о том, что «обезглавленные трупы советских граждан обнаруживаются почти ежедневно в районе Харбина и на линии КВЖД»28.
Эти сведения до сих пор цитируются и современными исследователями. Слово в слово повторяют информацию о пытках и казнях в своих исследованиях Н.Е. Аблова, В.Г. Дацишен и дру-гие29. Между тем уже в ответной вербальной ноте германского посольства в Москве от 9 сентября 1929 г. говорилось, что нападки
советского правительства основываются на «общих, ни в какой мере не проверенных утверждениях». Имелось в виду сообщение ТАСС от 25 августа 1929 г. из Токио о нахождении 6-ти трупов советских граждан, которое китайский губернатор опроверг как целиком выдуманное. Германский консул в Харбине Штоббе сообщал, что харбинского представителя ТАСС нельзя найти и просил «предостеречь представителя ТАСС от распространения ложных сведений»30.
НКИД в одной из ответных вербальных нот от 13 сентября 1929 г. указал, что корреспондента ТАСС нет в Харбине31. Между тем, в Харбине находился агент ТАСС М.А. Левковский, редактор советской газеты «Молва», а после ее закрытия - редактор журнала «Вестник Маньчжурии». Он сумел отправить через П. Баусса, высланного из пределов Особого района восточных провинций в июле 1929 г., телеграмму в ТАСС от 15 августа 1929 г. из Читы: «Корреспондент ТАСС в Харбине Левковский просил меня по прибытии на совтерриторию отправить следующую телеграмму: события уничтожили всю возможную связь. Захват телеграфа китайскими властями, белогвардейская цензура, дорогой тариф сделали невозможной всякую передачу. ТАСС здесь последний год вообще был нелегальным, разыскивался властями. Теперь особенно опасно, т. к. подводится под категорию шпионажа. Однако нашелся следующий путь, использованный две недели успешно. Посылаю в Чанчунь письмом в 6 часов, оттуда японским телеграфом южной дороги [Южная Маньчжурская железная дорога. - М. К.] в Токио Ромму для Вас. <...> Имею сведения, что Ромм получает, но не уверен, передает или нет, т. к. подписываюсь условно -Лео - в целях предосторожности. Не указываю точного обратного адреса и фамилии. Скажите Ромму относиться с полным доверием к телеграммам от Лео, вне зависимости от путей отправления и обратного адреса»32. Тем не менее сообщения ТАСС из Харбина через Токио были нерегулярными и тоже, судя по всему, основывались на слухах и публикациях местных газет.
НКИД, собственно, и не скрывал факт «отсутствия достаточно официальной и аутентичной информации о положении советских граждан в Маньчжурии», но вину за это возлагал на германского консула в Маньчжурии Штоббе, указывая на «скудость» получаемой от него официальной информации. Поэтому НКИД в очередной вербальной ноте от 13 сентября 1929 г. германскому посольству в Москве подчеркивал, что он «не может игнорировать другие, неофициальные источники, передающие волнующие общественное мнение СССР сообщения о положении советских граждан»33.
Неофициальными источниками считались сообщения от бежавших или высланных из Маньчжурии советских граждан. Как пример, можно привести случай с покушением агента китайской полиции на русского эмигранта П.П. Шишкина 14 августа (он был тяжело ранен). В покушении на Шишкина обвинялись В. Кульба-ченко и А. Гордеев (оба были задержаны 2 сентября), а также Нестор и Елена Путан. В приложении к вербальной ноте НКИД германскому посольству в Москве от 13 сентября 1929 г. отмечалось, что в связи с покушением на Шишкина «арестовываются и подвергаются пыткам все блондины из числа молодежи совграждан», так как Шишкин «показал, что в него стрелял какой-то блон-дин»34. Газета «Красное знамя» сообщала со ссылкой на ТАСС, что «арестованный по обвинению в ранении Шишкина Кульба-ченко был найден на кладбище с отрубленной головой»35. Но по данным харбинской эмигрантской организации Рабоче-крестьянская казачья партия, Кульбаченко Виктор - бывший член организации «Черное кольцо» в Харбине, оказавшийся в 1929 г. «отмоль-цем» [Членом Отрядов молодежи - комсомольской организации в Маньчжурии. - М. К], - после покушения на Шишкина «скрылся потом в СССР, где получил высокий пост»36. По данным «Мемориала», действительно, Кульбаченко Виктор Васильевич, 1908 года рождения, проживал во Владивостоке, работал шофером транспортной конторы в Нефтепроводскладе, был арестован в 1938 г. по обвинении в участии в «немецко-фашистском движении» и расстрелян37.
Подобных случаев дезинформации было немало, и это отчасти признавали сами дипломаты, которые находились в непростой ситуации.
Например, одним из источников НКИДа была «информация о положении в Харбине и на линии КВЖД», принятая по телеграфу дежурным комиссаром коллегии ОГПУ 29 сентября 1929 г. Это были сведения, сообщенные прибывшими из Китая советскими гражданами, которые рассказывали в числе прочего и о казнях. Якобы в окрестностях Харбина было найдено до 15-ти трупов: 9 за Старым Харбином и 6 всплыли на реке Сунгари (показания Федоренко). По другим показаниям (Ба-бенко, Дубинкина, Сизых, Мордвинова), часть трупов была обнаружена за рекой Сунгари в гаоляне, а часть - за кладбищем. Они же рассказывали о случаях обнаружения обезглавленных трупов европейцев. Назывались также фамилии пропавших без вести: Бурцев, Жуков, Филиппович, Борисенко, Наумов, Шульга38.
О трупах писал также консул СССР в Дайрене Журба в информационном сообщении в НКИД от 26 сентября 1929 г.: «Трупы находили обезглавленными, установить личности было невозможно. <...> В Харбине за кладбищем - 6 трупов, несколько на Крестовском острове, все трупы похоронены». Также Журба писал о множестве слухов (например, о 10 замученных рабочих в Чжалайнор-ских копях), которые не получили подтверждения, так как ни снимков, ни каких-либо документов не было39. Китайские власти отрицали факты казней. Иностранные газеты (например, «North China Standard») утверждали, что советские ноты по поводу насилий над совгражданами в Маньчжурии являлись от начала до конца «явной ложью и оскорблением для германских консульских представителей, выпущенных с пропагандистскими целями»40.
НКИД просил уточнить сведения о пропавших без вести советских гражданах консула СССР в Дайрене, который передал в германское посольство в СССР список пропавших без вести или казненных в Северной Маньчжурии советских граждан. В нем значились 9 человек по данным на 12 октября 1929 г.: «Данников Борис - стрелочник ст. Чжалайнор, арестованный 23 августа штабом 38 полка. Место пребывания его неизвестно. Жене Данникова в штабе полка заявили, что он освобожден. В списках арестованных в Сумбейском лагере и в штабе войск не значится. Вместе с ним арестован стрелочник Кудинов, также пропал без вести. Устерский - замучен пытками на ст. Лидаохедзы. Труп с перебитыми голенями, вырванным глазом, оторванным ухом, перебитой переносицей и обрезанными пятками обнаружен повешенным на чердаке дома. В распоряжении консульства СССР в Дайрене имеется фотография трупа». Также консул указывал, что на ст. Куанченцзы «от пыток и побоев скончался в больнице советский гражданин Петушков. Получить о нем более точные сведения в данный момент невозможно, т. к. он был увезен из больницы китайскими властями и тайно похоронен. Саврас Владимир - арестован 21 июля. 23 июля задушен в поезде китайской охраны и выброшен с поезда. Никонов Терентий - крестьянин с Чжалайнор-ских копей. Арестован штабом китайских войск в Чжалайноре. Местонахождение неизвестно. С ним же - Ушаков Михаил. На о. Далай в Чжалайноре убиты Орлов и Баранов Федор. Просьба принять германским представителям в Китае меры для расследования всех названных случаев и прекращения дальнейших расправ и казней советских граждан»41.
Германский консул в Харбине Штоббе сообщил в ответ, что, по китайским данным, Никонов и Ушаков после 22 августа бежали
в СССР, Денисов и Кудинов не разысканы, Саврас 20 июля признался на допросе, что он пытался организовать крушение поезда, 22 июля пытался бежать, напал на солдат и был застрелен42. Но данные германского консула не были преданы огласке, а громкие сведения о пытках, истязаниях и убийствах советских граждан помогли усилить давление на власти Китая.
Таким образом, рассматривая информационную войну как часть советско-китайского конфликта на КВЖД, можно прийти к выводу, что информация из прессы, как советской, так и эмигрантской, изобилует слухами и домыслами. Следовательно, она является ненадежным источником для исследований и требует тщательной проверки и сравнения с другими источниками - документами Правления КВЖД, консульскими отчетами, дневниками и воспоминаниями. Многие факты нуждаются в уточнении и очищении от идеологической предвзятости. С другой стороны, систематическая дезинформация о конфликте со стороны СССР способствовала «отрезвлению» той части эмиграции, которая приняла советское гражданство, и вызвала обратный «отток» совграж-дан в эмигрантское состояние. Тем не менее, поражение китайцев в 1929 г. развеяло иллюзии о возможном союзе с ними русской эмиграции в Маньчжурии и привело к разделению эмиграции на «оборонцев» и «пораженцев».
Примечания
1 Очерки Министерства иностранных дел России, 1802-2002. В 3 т. Т. 2. М., 2002. С. 163.
2 АВП РФ. Ф. 0146. Оп. 12. П. 138. Д. 8. Л. 143.
3 ГА РФ. Ф. Р-6081. Оп. 1. Д. 146. Л. 286-309.
4 РГИА. Ф. 323. Оп. 5. Д. 1353. Л. 104.
5 Там же. Л. 174.
6 Yazykova M.A. Diaries // Bahmeteff Archive. Rare Book & Manuscript Library, Columbia University in the City of New York. Collection of M.A. Yazykova.
7 Ibid.
8 Документы внешней политики СССР. Т. 12. М., 1967. С. 462, 498.
9 Известия (Москва). 1929. 31 авг.; Забайкальский рабочий (Чита). 1929. 17 авг.; Красное знамя (Владивосток). 1929. 13 сент.
10 РГАЛИ. Ф. 1885. Оп. 1. Д. 55. Л. 7-8.
11 Красное знамя. 1929. 8 окт.
12 Архив Дома русского зарубежья им. А.И. Солженицына. Ф. 1. Д. Р-282. Л. 48.
13 Кротова М.В. Советские граждане и русские эмигранты в конфликте на КВЖД // Россия и АТР. 2013. № 1. С. 50-60.
14 РГИА. Ф. 323. Оп. 5. Д. 1353. Л. 114.
15 Русское слово (Харбин). 1929. 10 сент.
16 АВП РФ. Ф. 0146. Оп. 12. П. 138. Л. 175.
17 Устрялов Н.В. Письма к П.П. Сувчинскому, 1926-1930. М., 2010. С. 56.
18 Государственный музей-заповедник «Петергоф». Архив музея семьи Бенуа. ПДМБ 2409-ар. «Дополнения». Рукопись. Л. 362.
19 Красное знамя. 1929. 3 авг.
20 Мелихов Г.В. Российская эмиграция в международных отношениях на Дальнем Востоке. М., 2007. С. 164.
21 РГИА. Ф. 323. Оп. 5. Д. 1243. Л. 11 об.
22 АВП РФ. Ф. 0146. Оп. 12. П. 138. Д. 8. Л. 166.
23 Там же. Л. 184.
24 РГАЛИ. Ф. 1337. Оп. 5. Д. 10. Л. 87.
25 Кротова М.В. Из истории конфликта на КВЖД: китайский концентрационный лагерь для советских граждан // Новый исторический вестник. 2013. № 1 (35). С. 33-47.
26 Советско-китайский конфликт 1929 г.: Сборник документов. М., 1930. С. 46.
27 Там же. С. 46-47.
28 Там же. С. 54.
29 Аблова Н.Е. КВЖД и российская эмиграция в Китае: международные и политические аспекты истории (первая половина ХХ века). М., 2004. С. 210-211; Дацышен В.Г. Китайцы в России и советско-китайский конфликт 1929 года на КВЖД // Российская история. 2011. № 5. С. 55.
30 Советско-китайский конфликт 1929 г. С. 49-50.
31 Там же. С. 52.
32 ГА РФ. Ф. Р-4459. Оп. 11. Д. 290. Л. 9-12.
33 Советско-китайский конфликт 1929 г. С. 52.
34 Документы внешней политики СССР. Т. 12. С. 501.
35 Методы опричнины // Красное знамя. 1929. 5 окт.
36 ГАРФ. Ф. 5758. Оп. 1. Д. 2. Л. 7.
37 Кульбаченко Виктор Васильевич // Жертвы политического террора в СССР. URL: http://lists.memo.ru/index11.htm.
38 АВП РФ. Ф. 05. Оп. 9. П. 48. Д. 69. Л. 120.
39 АВП РФ. Ф. 0146. Оп. 12. П. 138. Д. 8. Л. 173.
40 Там же. Л. 181.
41 Там же. Л. 131-133.
42 Там же. Л. 139 об.-144, 151.
