CC BY
116
Синельникова Л.Н.
Луганск, Украина КОММУНИКАТИВНЫЕ МОДЕЛИ ОППОЗИЦИОННОГО ПОЛИТИЧЕСКОГО ДИСКУРСА
УДК 81'27 ББК Ш 100.3
Аннотация. В статье коммуникативный модус оппозиционного политического дискурса анализируется сквозь призму семантики оценки в её разнообразном языгковом выгражении. Жёсткая параметризация по признаку «свой - чужой», «мыг - они» определяет специфику языгка политической оппозиции, проявленную в мыг-выгсказыгваниях, особенностях политической лексикографии, эвфемизмах, рефлекси-вах, тропах, политической афористике и т.д.
Ключевые слова: оппозиционным дискурс, семантика оценки, коммуникативный модус, прямое и косвенное говорение.
Sinel’nikova L.N.
Luhansk, Ukraine COMMUNICATIVE MODELS OF OPPOSITIONAL POLITICAL DISCOURSE
ГСНТИ 16.21.27 Код ВАК 10.02.19 Abstract. The communicative modus of oppositional political discourse is analyzed in the article in the light of connotation semantics in its diverse linguistic expression. The strict parameterization on the basis of ‘own — strange’, ‘we - they’ determines the language specificity of a political opposition revealed in we-statements, peculiarities of political lexicography, euphemisms, reflexives, tropes, political aphoristic etc.
Key words: oppositional discourse, connotation semantics, communicative modus, direct and indirect speaking.
Сведения об авторе: Синельникова Лара Николаевна, доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой русского языкознания и коммуникативных технологий Луганского национального университета (Украина).
Место работы: Луганский национальный университет имени Тараса Шевченко.
Контактная информация: 91011, Украина, г. Луганск, ул. Матросова, д. 2-а, кв. 10.
E-mail: larnics @ luguniv. edu. ua
About the author: Sinel’nikova Lara Nikolaevna, Doctor of Philology, Professor, Head of the Department of Russian Linguistic Studies and Communicative Technologies of Luhansk National University (Ukraine).
Place of employment: Luhansk Taras Shevchenko National University.
Управление информационными потоками в современном мире - существенный фактор завоевания и удержания власти. Публичное противоборство относится к числу информационных рисков, это особый режим управления общественным мнением и сознанием, призванный обеспечивать контроль за восприятием динамических процессов в социально-политической сфере. Коммуникативные модели оппозиционного политического дискурса могут быть описаны прежде всего по признаку оценки, которая передаются с помощью специфических языковых средств и риторических приёмов. Семантика оценки (положительной или отрицательной) обнаруживает основные установки политической коммуникации: воздействие на ценностную картину мира и манипулирование общественным мнением. Причём «адресатный план текста» [Олейник 2006: 95-105] выстраивается таким образом, чтобы в процессе лингвокогнитивного взаимодействия оценка принадлежала равно адресанту и адресату. А далее - надежда на то, что «присвоенная» оценка будет определять характер участия адресата в политической жизни.
Современный оппозиционный политический дискурс сохраняет характерные черты публичной речевой деятельности этого типа, которые сложились на постсоветском пространстве в 90х годах прошлого века: активность отрицательной оценочной номинации, заранее заданный характер оценок, многообразная манифестация узнаваемых адресатом оценок, преобладание
интерпретации над фактом и др. [Какорина 1996: 409-426]. Однако многое изменилось, поскольку в постсоветских государствах идёт поиск баланса между областями внутренней и внешней политики, определяется содержательная структура множества политических сил. Это (и многое другое) поместило названные выше признаки оппозиционного дискурса в новый социально-политический контекст и добавило ряд дополнительных характеристик.
«Основу политического дискурса составляет непрекращающийся диалог- поединок между «партией власти» и оппозицией, в котором противники время от времени нападают друг на друга, держат оборону, отражают удары и переходят в наступление» [Шейгал 2004: 31]. Оппозиция «свой - чужой» в политическом дискурсе имеет универсальный характер и всегда организуется на жёсткой аксиологической основе: «свой» располагается на шкале «хорошо», «правильно», «чужой» - на шкале «плохо», «неправильно», что вполне соответствует сущности власти. На определённом этапе борьба за власть может стать едва ли не основным видом политической деятельности и составлять основу политических коммуникаций, и такое положение дел рождает новые конфигурации распределения «своего» и «чужого» по большей части на основании биполярного типа оценки.
Ретранслятором оппозиционного дискурса являются издания с резко выраженной политической ориентацией. Такие издания активизируют внимание к той или иной информации и
блокируют или произвольно искажают информацию другого рода. Утвердившиеся в общественной практике признаки газетного текста, такие как принцип социальной оценочности, определяющий отбор речевых средств, важность экстралингвистического контекста (контекста ситуации), результативности коммуникативного акта и др. в оппозиционно ориентированном тексте оказываются модифицированными самим фактом оппозиционности. Информационным посредником некоего сообщения, формируемого в рамках оппозиционного дискурса, являются определённые политические силы, цель которых «отфильтровать» информацию и соответствующим образом интерпретировать её. Оппозиционные силы и стоящие за ними слои общества разделяются прежде всего информационно - через разную интерпретацию одних и тех же событий. При этом действие прагматических факторов иллокутивного и перлокутивного характера единообразно на всём пространстве оппозиционного политического дискурса и подчиняется универсальному коммуникативному модусу - «задать участие адресата в изменении окружающего мира, побудить его к реакции на содержание высказывания» [Рябцева 1994: 85]. Цели оппозиционного дискурса - воздействие, убеждение, компрометация направлены на формирование поддерживающих определённую идеологию социальных ценностей и оправдание «правил игры» политической элиты, которая разделяет эту идеологию.
Политическая коммуникация, как никакая другая, связана с экстралингвистическими мотивациями и с фактором адресанта и адресата. Оппозиционные дискурсы подтверждают прогнозы футурологов о прекращении эпохи традиционных СМИ, обращённых к универсальной по составу аудитории. Прагматическая цепочка, включающая «фактор адресанта» и «фактор адресата», дифференцируется актуальными для политического дискурса понятиями «фактор ангажированного адресанта» и «фактор целевого адресата». «Выход за рамки читательского тезауруса (в том числе культурного и языкового) может оказаться серьёзной помехой в восприятии и воздействии предлагаемого текста» [Лу-канина 2003: 125] - это лингвопсихологически значимое предупреждение в оппозиционном дискурсе приобрело характер нормы: адресат должен почувствовать себя включённым в «свой круг», а адресант всячески стремится утвердить это чувство.
Адресат оппозиционного политического дискурса может квалифицироваться как референтная группа, то есть как общность людей, «с которой индивид чувствует себя связанным наиболее тесно и в которой он черпает нормы, ценности и установки своего поведения» [Караулов 1997: 227]. Социально-психологические характеристики адресата в политических коммуникациях зависят от сложившихся в определённой референтной группе политических пред-
ставлений и предпочтений. Практически каждое издание ориентируется на суммарный образ адресата, моделируемый в соответствии с политической (идеологической) ориентацией издания. Такого адресата не столько нужно побудить к определённым мыслям и действиям, сколько ещё раз убедить в верности и справедливости солидаризирующей позиции. Этот факт в значительной мере определяет выбор оценочных средств, касающихся «другого адресата», и характер приёмов манипуляции как «своими», так и «чужими». Языковые средства при этом могут быть направлены не на пере-структурирование образа мыслей адресата, не на изменение его принципов и позиций, не на поиск альтернативных оценок, а на подтверждение мотивации уже сделанного политического выбора. Преподносится «желаемая» оценка, удовлетворяющая потребности «своего» (целевого) адресата.
Система оценок известна политикам и их ретрансляторам, и остаётся только расставлять заданные акценты, интерпретируя новостную информацию политического характера. Значимым оказывается так называемый «читательский формат» - подключение к обсуждению острых проблем адресата, который в своей реакции на события политической жизни нередко копирует приёмы вербальной реакции, задаваемые журналистской средой «своего круга». Рефлективность обратной связи с целевым адресатом прогнозируется и в большинстве случаев полностью соответствует заданной в той или иной публикации системе оценок. Политически ориентированные издания нередко эксплицируют обратную связь со «своим» адресатом в виде откликов читателей на актуальную публикацию. Такого рода отклики проявляют политические предпочтения определённых групп людей через набор позитивных (в виде поддержки, одобрения, похвалы) и негативных (в виде критики, недоверия, приведения контраргументов) языковых средств и риторических приёмов. Тексты, фиксирующие обратную связь с адресатом, с полным основанием могут быть включены в пространство политического дискурса. Контент-анализ вербальных признаков обратной связи может оказаться полезным для лингвополитологических обобщений.
Мы-высказывания манифестируют «свой круг», организуют стратегию солидарности с целевым адресатом и предполагают его противопоставленность «другим». «Мы» относится к числу сложных и выразительных по своему смысловому объёму категорий. Это инклюзивное местоимение стало универсальной психологической формой самосознания всякой общности людей. Но «мы» всё-таки всегда подразумевает противопоставление каким-либо - то определённым, то неопределённым - «они» [Поршнев 2007: 14]. В политическом дискурсе «мы» ещё более усложняется, поскольку в ма-нипулятивных целях виртуальная, желаемая
взаимосвязь людей может декларироваться как реальная. В оппозиционном дискурсе безусловно реальной оказывается лишь антитеза: «мы» - это не «они».
Существенным сегментом оппозиционного политического дискурса является этноцентризм: приписывание себе (особенностям своей культуры, культурным традициям, языку) только положительных черт другим - только отрицательных. Семантика противопоставления активно эксплуатируется в политическом дискурсе как таковом. В оппозиционном дискурсе структуры и приёмы противопоставления пополняются за счёт скрываемого, но легко распознаваемого политического оппонента - обобщённого субъекта, стоящего на другой позиции. Языковые средства приспосабливаются к определённому способу существования в системе политических коммуникаций. Так, например, обилие новообразований с корнем евро- можно считать одним из показателей полярного отношения к проблеме евроинтеграции: евроозабоченные политики, евродеградация, еврогордость, евроунижения, европрорыв, еврочленство, евроскептики. Окказиональное словосложение само по себе является носителем двойной модальности (предметной, то есть объективной, и оценочносубъективной), что обусловливает сжатость высказывания и даёт возможность для реализации любых иллокутивных установок - от аналитических резюме до дискредитирующей положение дел языковой игры смыслами.
Выбор языковых средств теми, кто пытается добиться власти, рвётся к ней, основывается на правилах социальной рецепции, так как подчиняется интенции вызвать поддержку определённого сегмента общества через чёткую расстановку политических сил. Необходимая для оппозиционного дискурса расстановка сил поддерживается благодаря приёму, который можно назвать жёстким разделением дефиниций. «Усвоить слова, в которых представлено всё то, что признано группой, - значит получить большое преимущество в борьбе за власть» [Корнейко 2003: 84]. Актуальные для определённого этапа борьбы за власть слова из политического лексикона начинают выполнять роль ключевых, вокруг которых разворачиваются политические баталии. Примеры оппозиционной лексикографии могут составить весьма показательный для идентификации той или иной политической силы словарь: «На слуху преимущественно слово «репреватизация», предполагающее отъём у одного частника и перепродажу другому. ... И всё же призрак репреватизации бродит по стране. Политики - справедливости ради стоит отметить - стараются, чтобы дефиниции в их устах звучали правильно»; «Захваты названы рейдерством, а цели их определены просто - смена собственника и менеджмента в пользу захватчика (рейдера) или заказчика операции; перепрофилирование дея-
тельности предприятия или полное его уничтожение»; «По мере нарастания хаоса загадочное слово «легитимность» стало наиболее часто употребляемым в президентском Секретариате и в выступлениях самого президента»; «Слово «справедливость» постоянно преследует простых избирателей и является одним из главных слоганов БЮТ. Однако стоит призадуматься над политико-психологическим значеним слова. ... Неоднократно было подмечено: понятия имеют расплывчатый характер, когда каждый ищет личное восприятие справедливости. Риторика, основанная на данном слове, позволяет найти субъективное понимание справедливости практически любому участнику голосования». Стремление «спрятать» проблему в нужную номинацию как оптимальную для определённых политических сил упаковку демонстрирует следующий пример: «Вряд ли этот сценарий по душе рационально мыслящим массам. Но пока весь кошмар происходящего будет ими осознан, ещё немало розовых макарон будет намотано на уши избирателя, пытающегося обнаружить в магазинах «дефляцию», в государственных махинациях - «ревальвацию» национальной валюты, а в приватизации - «национализацию». Дискурсивные конфигурации, нацеленные на совпадение с адресатом, многообразны. Отсутствие непосредственного контакта с аудиторией компенсируется, с одной стороны, поиском приёмов диалогизации публицистического монолога, с другой - максимальным сокращением сроков обратной связи, вплоть до синхронизации речевых действий адресанта и адресата путём использования приёмов совмещения пространства и времени двусубъектного речевого события.
Рецептивная коннотация политических высказываний организуется с учётом сознания адресата. Отличительной чертой оппозиционных политических текстов является большое количество рефлексивов, сопровождающих информацию о положении дел. Речь - неотъемлемая часть человеческой психики, и речевые шаги рефлексивного характера со стороны адресанта способствуют переходу фактологической информации в ментальный контекст адресата. Рефлексивы фиксируют состояние психики в момент описания события. «Коммуникативная рефлексия над своими внутренними состояниями вынуждает субъекта речи превращаться в субъекта сознания: идентифицировать и квалифицировать свои чувства, эмоции, потребности, мысли, идеи, соображения, устремления, идеалы, а также осознавать своё место в социальном, культурном и ментальном пространстве» [Рябцева 1994: 92]. В оппозиционном политическом дискурсе рефлексивы «отвечают» за апперцепцию адресата, с которым адресант стремится совпасть в оценках, мнениях, предположениях и т.д. Имитируется суггестивность
непосредственного общения с адресатом, мотивы которого и степень социальной активности полностью совпадают с соответствующими установками адресанта. Политические рефлекси-вы обеспечивают социально-эмоциональную поддержку со стороны адресата. Примеры: «Время подтвердило нашу правоту и укрепило в позиции - не нужен Украине никакой ГУАМбат, а равно и вовлечённость - в любом виде - в дела (и «делишки» т.н. партнёров) на Кавказе»; «В своей, можно сказать, программной статье «Как нам обустроить Украину» (название-то какое!) литератор, в последнее время немало внимания уделяющий политике, пришёл к выводу, что главной бедой нашей страны является отсутствие у жителей равнинных центра и востока Украины «духа гордой нации», присущего «западноукраинским горцам».
Оппозиционный политический дискурс представляет собой особую сферу эвфемиза-ции. Эвфемистически отмеченные высказывания в этом виде речевой деятельности перестают быть способом ухода от огрубления с тем, чтобы выглядеть вежливым, употребляя эмоционально нейтральные слова [Крысин 1996: 384-408]. Политические эвфемизмы не коррелируют со своими денотатами, а создают новый денотат, точнее, коннотат, так как в эвфемистическом высказывании меняются признаки денотата вплоть до противоположных (план выражения не может не влиять на план содержания). В оппозиционно ориентированном политическом дискурсе эвфемизмы трудно квалифицировать как проявление политической корректности, задача которой - поиск способов языковых выражений, не задевающих чувств и достоинств человека. Достоинство политиков и политических партий нередко заменяется набором внушаемых общественному мнению имиджевых признаков, и конкурирующие силы предпочитают сценарии, направленные на «понижение» имиджа. Эвфемистические высказывания в политическом дискурсе чаще всего оказываются способом дискредитации оппонента, в результате чего они, по сути, становятся дисфе-мизмами. Декодирование эвфемистических высказываний в политическом дискурсе требует от адресата в ряде случаев немалого когнитивного напряжения, объясняющегося необходимостью пресуппозиционных знаний как условий удачи в понимании сказанного, включённости в фактуру быстротекущей политической жизни.
В оппозиционных СМИ используются семантические регистры, проявляющие все приёмы номинации - прямой, переносной, перифрастической. Перифрастические номинации позиционируют политических деятелей в полном соответствии с дискурсивными стратегиями оппозиционной коммуникации: газовый мотылёк, фурия Оранжевой революции (о Ю. Тимошенко), грузинский кум Ющенко, тбилисский наместник Вашингтона, кавказский Садам, Михо, Саак, Мишико, главное грузин-
ское горе (о М. Саакашвили), Пан-Никогда-Не-Кравшие-Руки (о Ющенко), терминатор (о Луценко). Все перифразы, касающиеся персоналий политикума, представляют собой замены дисфемистического характера. Дисфемистичес-кий способ номинации антиреферентной группы обладает высокой степенью пейоративности, что превращает его в существенный ресурс политической оценки.
Стилистический компонент значения языковой единицы в политическом дискурсе тесно связан с социальным. Политический оппозиционный дискурс не имеет признака табуирован-ности. Не случайно почти полное отсутствие в нём «извинительных» кавычек как знака отстранённости от ненормативного словоупотребления. Жаргон - активно используемый резерв оценки: закатывание страны под асфальт, братки во власти, спагетти на уши, «разводят» призывами скинуться на очередной «прорыв».
На эвфемистических высказываниях в оппозиционном политическом дискурсе чаще всего основывается риторический приём иронии (антифразиса). Ирония проявляет диалогичность структуры мысли говорящего и способна качественно изменить значение слова. Через иронию выстраивается драматургия отношений с оппонентом как носителем позиции, от которой иронизирующий пропонент отстраняется. Ирония оказывается текстовой категорией, специфицирующей оппозиционный дискурс. Примеры можно найти в любом оппозиционном издании.
Носителями агональных оценок являются тропы, с помощью которых происходит своеобразная «раметка» зон и сфер политического влияния. Сравним: предвыборные фишки, ан-тироссийская нива, непропорциональная сила, американский зонтик, предбанник ЕС, политическое похмелье, оранжевый грибок Украины, цветной вирус, милитаристская горячка, политическая похоть, моральный дальтонизм, дракончик национализма, горизонталь украинского болота, болото нестабильности, политический мазохизм, украинская политическая бандура, электоральный пирог, костёр инфляции, разбитое корыто недальновидной политики.
В оппозиционном дискурсе оценочные номинации могут выстраиваться по принципу восходящей градации с нарастающей пейоратиза-цией, строящейся на предикативной метафоре, в том числе развёрнутой в метафорический образ: «То, что на самом деле происходит в высших эшелонах власти Украины, можно назвать разбродом и шатанием, а проще -схваткой бульдогов»; «Когда-то глубокомысленные оппоненты и лояльные публицисты называли наш политикум «серпинарием». Но сегодня это обычный свинарник. ... Ведь обитатели свинарника хоть и имеют чрезвычайно сходное с нами устройство организма, не
имеют склонности к интеллектуальным упражнениям».
Театрализованные политические баталии сопровождают политическую жизнь [Чудинов 2008: 171-181]. Представление политики как театра занимает прочное место в системе политических метафор, создаваемых любого рода оппозицией, ещё и потому, что концепт театра как игры, мистификаций и под. даёт возможность обращаться к множеству реалий лицедейства, к прецедентным фактам и именам, политической афористике, то есть всему тому, что может оценивать «других» себе на пользу. Характерная для оппозиционного дискурса изощрённая игра смыслами может организовываться путём конвергенции - схождением в одном месте текста пучка приёмов в единой стилистической функции - отрицательно оценочной. Подтверждение этой позиции можно найти в любом оппозиционном политическом дискурсе.
Некоторые обобщения. Политический язык не бывает единым, о чём свидетельствуют политические дискурсии, демонстрирующие «расслоение» оценочных номинаций, способов представления своих мнений и позиций оппонента. Политические тексты представляют собой дискурсивную формацию, свидетельствующую о позиционном единстве высказываний определённых политических групп и всех тех, кто разделяет соответствующую идеологию, и о дистанцировании от оппонента. Идеология закрепляется в дискурсивном узусе и составляет основу прагматики политического текста. Политический дискурс идентифицирует представителей определённых политических объединений, представляя их ментальность в виде оценок событий, способов описания предмета обсуждения и т.д. Стратификации отношений между политическими объединениями и их лидерами не являются абсолютно стабильными, и динамика изменений отражается в языке.
Политический дискурс распознаётся по комплексу знаковых средств, строящихся на базе некоего общего кода для передачи необходимых идеологических смыслов. Идеологизированные формы мышления находят языковое воплощение прежде всего в дискурсе оппозиционного характера, для которого характерна по большей части резкая интенциональная направленность, диктующая вполне определённый выбор смысловых и экспрессивных языковых средств и риторических приёмов со сложившейся традицией оценивания чего-либо или кого-либо через дистанцирование от объекта (приём иронии, эвфемизации высказывания, перифразирования, способы включения «чужого» слова как аргумента и контраргумента и др.). Сочетание прямых и косвенных (риторически отмеченных) высказываний создаёт необходимую для привлечения внимания общественно-
сти интригу, которая всегда интенциональна. Оппозиционность политического дискурса проявляет не сумма языковых фактов сама по себе, а их мотивированность политическим целями и одноаспектная безальтернативная оценочность другого, который в политике всегда конкурент и всегда чужой.
Сфера ответственности за соблюдение правил толерантности, вежливости, политкорректности в оппозиционном политическом дискурсе существенно суживается, а в некоторых случаях просто перестаёт существовать как этически маркированная категория. Вседозволенность в политике оборачивается вседозволенностью в языке политиков и в текстах о политиках и политике. Политическое расслоение оборачивается языковым противостоянием. На политическую лингвистику возлагается общественно значимая роль: разработка методов политического анализа языка в условиях разных политических практик и видов коммуникаций.
ЛИТЕРАТУРА
Какорина Е.В. Стилистический облик оппозиционной прессы // Русский язык конца XX столетия (1985-1995). - М.: «Языки русской культуры», 1996. 409-426.
Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. - М.: Наука, 1987. 264 с.
Корнейко Т.Г. Основные подходы к изучению политического языка в современных политиколингвистических исследованиях // Вестник Московского ун-та. Сер. 12. Политические науки. 2003. № 5.
Крысин Л.П. Эвфемизмы в современной русской речи // Русский язык конца XX столетия (19851995). - М.: «Языки русской культуры», 1996. С.384-408.
Луканина М.В. Газетный текст через призму теории коммуникации // Вестник Московского ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2003. № 2.
Олейник М.А. Адресатный план и тип текста: аспекты взаимодействия // Жанры и типы текста в научном и медийном дискурсе: межвуз. сб. науч. тр. Вып. 3. - Орёл, 2006. С. 95-105.
Поршнев Б.Ф. Мыслима ли вообще коллективная психология // Политическая психология: Хрестоматия [Сост. Е.Б. Шестопал] - М.: Аспект Пресс,
2007. С. 5-14.
Рябцева Н.К. Коммуникативный модус и метаречь // Логический анализ языка: Язык речевых действий. - М., 1994. С. 82-92.
Чудинов А.П. Политическая метафорика в начале XXI века // Современная языковая ситуация в свете лингвокреативной деятельности. - Екатеринбург,
2008. С. 171-181.
Шейгал Е. Семиотика политического дискурса. - М.: ИТДГК «Гнозис», 2004. 326 с.
Источник иллюстративного материала
Еженедельник «2000». www.2000.net.ua.
© Синельникова Л.Н., 2010
