CC BY
31
Сегодня эта идея разрушается на всех уровнях её существования: от идеологии до практики. Разрушение проявляется в явной или неявной трактовке образования как услуги, а не миссии, растущем отчуждении сообщества преподавателей по отношению к администрации вузов, к студентам и по отношению друг к другу. Причём стоит отметить, что процесс это идёт не только снизу вверх (в отношении студентов к преподавателям), но и сверху вниз (в отношении преподавателей к студентам). Причин много. Их выявление само по себе достаточно любопытный предмет анализа. «Автономия поля», если использовать терминологию Пьера Бурдьё, всё более начинает нарушаться вторжением инородных по отношению к нему инстанций, к которым начинают прибегать как преподаватели, так и студенты для решения различных задач. В жизни факультета это проявляется в апелляции к вышестоящим инстанциям (ректорату) в ситуации внутрифакультетских конфликтов, причём со стороны как студентов, так и преподавателей. В жизни университета - в апелляции как тех, так и других к вневузов-ским структурам. В данном случае не так важно, кто прав, а кто виноват. Важна общая утрата доверия к соответствующему локальному сообществу и его представителям.
Одним из следствий становится, выражаясь языком Алексея Лосева, перерастание абсолютной мифологии в рефлективную, а именно (запоздалая!) разработка корпоративных этик. Но они, по сути, превращаются в идеологию, идущую сверху вниз и фактически подразумевающую подтекст: не выносить сор из избы. Более практическим следствием становится разработка многочисленных нормативных документов, призванных регламентировать актуальные и потенциальные конфликтные ситуации. Собственно, в этом видится (возможно, единственное) рациональное основание растущей бюрократизации и формализации.
С некоторой долей условности можно говорить о том, что вузовская система находится на распутье. Можно, наверное, согласиться с М. Эш, что «если говорить о широком контексте дебатов о политике и культуре в немецкоязычной Европе и о том, какие исторические конструкции употребляются в этих контекстах, то список ключевых слов здесь невелик: «глобализация» (которую часто представляют, небрежно и упрощённо, как «американизацию»), «приватизация» (этот термин употребляется в Британии чаще, чем «маркетизация»), «автономия» и «элита» [3] .Если говорить о варианте более «идеалистическом», то он предполагает возвращение в той или иной форме к «гумбольдтовскому идеалу» (с акцентом на ценности двух последних понятий у М. Эш), хотя пресловутая идеалистичность заключается не в самих принципах, а в возможности их восстановления. Кстати, если говорить об упреках в негибкости традиционной вузовской системы, то стоит отметить, что при всей своей громоздкости она достаточно быстро реагировала на так называемые запросы современности, при всей мифо-логичности самих этих запросов. Что касается варианта, так сказать, «реалистического», то он требует весьма существенного изменения университетской культуры в целом, культуры мышления и организации в частности. Очевидно, что возникает необходимость не просто расширения административных служб, а общего переструктурирования организационной системы вуза. Можно утверждать, что для складывающихся форм работы с документооборотом не нужны профессора и доценты на административных должностях. Скорее, необходимо дальнейшее различение компетенций по принципу профессору - «профессорово», а техническому работнику -своё. Говоря иначе, необходимо создание слоя (и определение их места в системе) технических работников, которые взяли бы на себя функции работы, которая давно уже не имеет никакого отношения к традиционным задачам университета и его сотрудников.
Библиографический список
1. Ziman, J. Why Must Scientists become More Ethically Sensitive Than They Used to be? / J. Ziman // Science, New Series. - Dec. 4, 1998. - Vol. 282. - №. 5395. - P. 1813-1814.
2. Модель исследовательского университета: как создавался миф о Гумбольдте, главное из встречи ФДК с Олегом Морозовым, состоявшейся 12 мая 2017 года // Философский дискуссионный клуб. - URL: http://philosophy-lub.ru/texts/humboldt (дата обращения: 08.05.2018).
3. Эш, М. Бакалавр чего, магистр кого? «Гумбольдтовский миф» и исторические трансформации высшего образования в немецкоязычной Европе и США / М. Эш // Новое литературное обозрение. - 2013. - № 122. - С. 59-83. - URL: http://www.nlobooks.ru/node/3769 (дата обращения: 08.05.2018)
© Сыров В. Н., Агафонова Е. В., 2018
УДК 101.1:316.77
КОЛЛЕКТИВНЫЕ ПРАВА ЭТНИЧЕСКИХ СООБЩЕСТВ КАК СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКАЯ ПРОБЛЕМА
И. С. Тарбастаева
Институт философии и права Сибирского отделения РАН
В статье рассматриваются коллективные права с позиции социально-философского подхода. Коллективные права понимаются как права, которые возникают у индивида в силу его добровольной причастности к определённому сообществу. Субъектом коллективных прав автор признаёт этническое сообщество как первичного носителя этнической культуры. Утверждается, что данные сообщества обладают ценностью, несмотря на глобализационные процессы. Показывается, что методологический индивидуализм не позволяет признать субъектом права исключительно сообщества. Автор вслед за правоведами предлагает разводить понятия «субъект права» и «субъект правоотношений». Таким образом, субъектом права является этническое сообщество, а субъект правоотношения — это индивид, относящий себя к данному сообществу.
Ключевые слова: коллективные права, социально-философский подход, субъект права, этнические сообщества, индивид, этническая культура, методологический индивидуализм, субъект правоотношения.
В последнее время правоведы всё чаще заявляют о важности социально-философского анализа правовых явлений. Рефлексия над предельными основаниями права, его роли в регулировании общественных процессов способны привести к качественно новому уровню понимания исследуемого объекта. Уже потом эти знания могут быть транслированы на теоретико-практическую площадку исследования. Такой подход особенно актуален для коллективных прав этнических сообществ, достаточно дискуссионной темы в российском и зарубежном сообществах. Расхождение во взглядах среди правоведов, как правило, касается проблемы субъектности. Если субъектом прав является индивид, тогда данные права не являются коллективными, а коллективной формой индивидуальных прав. Если же субъектом признать само сообщество, то возникает ряд теоретических и практических сложностей с формально-юридической точки зрения1. Проблематика методологического индивидуализма и коллективизма напрямую входит в дисциплинарное поле социально-философского исследования. И здесь для осмысления субъекта коллективных прав актуально применение философского подхода с его должным уровнем абстрагирования.
Другим положением, дающим основание говорить о коллективных правах как об объекте социально-философского анализа, является аксиологическая значимость этнических сообществ. Глобализационные процессы, на первый взгляд, приводят к стиранию культурных границ, и может показаться, что присутствие в публичном пространстве этнических групп как носителей этнокультурного многообразия уже теряет свою актуальность. Достаточно на индивидуальном уровне иметь возможности для культурного самовыражения, и главная задача государства - предоставить это право. Мы же убеждены, что сообщества продолжают играть важную роль в обеспечении сохранения и развитии этнических культур. Таким образом, проникновение в сущностный смысл коллективных прав, по сути, невозможен без применения социально-философского подхода. Правоведение не обладает необходимым теоретико-методологическим аппаратом, предназначенным для осмысления общественных институтов, социальных процессов в широком смысле. В этом смысле оценка роли этнических сообществ на индивидуальную, коллективную жизнь не входит в область исследования правовых наук, не является их предметом исследования.
В российском сообществе разработкой коллективных прав исследователи занимаются сравнительно недавно, однако существующий задел в литературе свидетельствует о значительном интересе. Так, учёные разрабатывают понятие «коллективные права» [1; 2], анализируют проблему соотношения с индивидуальными правами [3; 4], обращаются к практическому опыту в отношении коренных малочисленных народов [5; 6].
В современных западных юридических, социальных науках понятие «коллективные права» также является относительно новым явлением. Так, М. Хартней отмечает, что «трудно найти ссылки на это понятие в любом словаре или энциклопедии по философии, а также в стандартной работе по политической философии» [7, с. 21]. Тем не менее коллективные права, их социально-философские основания активно обсуждаются среди зарубежных исследователей. Следует отметить работы сербского исследователя, профессора юридического факультета Белградского университета Миодрага А. Йовановича. Данную тематику он начал разрабатывать в своей диссертации «Коллективные права в мультикультурных сообществах» (2004) [8]. Затем вышла книга «Коллективные права. Юридическая теория» (2012), в которой он проводит концептуальный теоретический анализ данных прав [9]. Оригинальный взгляд предлагает американский учёный М. Хартней (1991); презентация его концепции коллективных прав представлена в предыдущих публикациях [10].
В нашем понимании коллективные этнические права - это права, которые возникают у индивида в силу его добровольной причастности к определённому сообществу. Важную роль здесь играет личная самоидентификация, его стремление ассоциировать себя членом некоторой группы. При этом субъектом коллективного права является само сообщество как первоначальный носитель этнической культуры, которая не может функционировать в рамках отдельного индивида. Отдельный человек выражает тот или иной аспект культурного многообразия; он не может отражать всю её многогранность. Индивид обладает определёнными правами, поскольку ему близки ценности, идеи, разделяемые в данном сообществе. Оно аккумулирует их в себе, благодаря ему социальные установки, практики сохраняются. Конкретный человек может разделять какие-то ценности, но быть категорически не согласен с другими, а также выбирать близкие образы жизни из возможных в данной культуре2. В индивидуальном же преломлении культура предстаёт перед нами как нецелостное, многоуровневое явление. В этом смысле мы солидарны с позицией С. Бенхабиб, которая интерпретирует культуру как не однообразные, а многоуровневые, децентрализованные и расколотые на части системы действия и смыслотворчества [11, с. 33]. Вместе с тем индивидуальное самовыражение возникает лишь тогда, когда существует сообщество, в котором его члены также поддерживают данную стратегию поведения. Не будь сообщества, не возникало бы индивидуального права на культурную самобытность. Исходя из этого, субъектом коллективных прав следует считать этническое сообщество, и это важное концептуальное решение, определяющее дальнейший ход рассуждения.
На первый взгляд, признание коллективного субъекта права входит в противоречие с современной теорией права, согласно которой носителем прав является индивид. В основе этого представления лежит методологический индивидуализм как принцип либерального управления обществом: реальностью обладают отдельные люди, мир понимается как сумма единичных вещей и сущности. На первый план выдвигается отдельный человек,
1 Например, каким образом сообщество будет нести корреспондирующую ответственность, способно ли оно представлять личные интересы и многие другие.
2 Так, современный тувинец может быть буддистом или придерживаться шаманизма, а может органично сочетать оба мировоззрения.
а ценность общественных групп или учреждений измеряется исключительно тем, в какой мере они защищают права и интересы индивида и способствуют осуществлению целей отдельных субъектов. Так, М. Вебер, писал, что социальные коллективы должны рассматриваться исключительно как результаты и способы организации действий индивидов, так как только они могут рассматриваться в качестве агентов действий, которые доступны пониманию [12].
Поэтому социально-философская концепция коллективных прав порой критически воспринимается сторонниками либерального устройства. М. Берент пишет: «Коллективные права были довольно проблематичным вопросом в рамках либеральной традиции. Одной из главных причин этого является влияние методологического индивидуализма... теории, которая утверждает существование только индивидов и отрицает, что коллективы являются реальными сущностями» [13]. Дж. Пестоу отмечает: «Западная интеллектуальная традиция плохо приспособлена для признания важности коллективов и коллективных прав. ... Либеральное, демократическое государство признаёт права своих граждан: оно признаёт народный суверенитет, но испытывает трудности в признании коллективов» [14]. Миодраг А. Йованович более категорично выражается по этому поводу: «Сама по себе концепция коллективных прав может быть рпт^аае подозрительной, если не смертельно опасной, .... для всех приверженных либеральным ценностям как неоспоримой основы современных государственных структур и юридических приказов» [15].
Кроме того, признание субъектом права сообщества порождает ряд вопросом с формально-юридической точки зрения. Так, если существуют у группы права, то кто будет нести ответственность? Как сообщество от лица всех может принимать решения? Может ли сообщество действовать как единый организм, ведь включённые в него индивиды не имеют солидарности по всем позициям? Порой сообщества сильно поляризованы, и в них происходят острые конфликтные ситуации. Эти и другие вопросы вполне справедливы. Оставить их открытыми, продолжая утверждать правосубъектность группы, означает отказываться от здравого смысла. В то же время мы не можем игнорировать значимость этнических сообществ, понимания того факта, что этничность является коллективным явлением. И право способно оказать содействие в актуализации тех или иных аспектов этнической культуры, необходимых и адекватных сегодняшнему времени. Поэтому апелляция только к методологическому индивидуализму представляется не совсем верной и требующей признания важности самих сообществ.
Если к этому вопросу подходить с чисто юридической точки зрения, то, очевидно, что субъектом права является индивид. И здесь именно социально-философский подход, предполагающий осмысление предельных оснований бытия, в частности, «этничности», «личности», общества», позволяет не торопиться с выводами, и расставить нужные акценты в праве, исходя из особенностей социальных процессов, а не возможностей юридической техники. Признание субъектом права сообщество вытекает из понимания значимости коллективных этнических объединений1. В этом смысле мы согласны с Миодрагом А. Йованочом, который защищает нормативно-нравственную точку зрения «ценностного коллективизма», которая идёт вразрез с традиционной политической философией либерализма и доминирующими идеями либерального мультикультурализма. Он полагает, что культурная самобытность группы обладает внутренней ценностью. Существование коренных народов, национальных или религиозных меньшинств является единственным моральным благом, которое не может быть сведено к ценности членов этих коллективов. Другими словами, права группы не сводятся к правам её членов. Моральная ценность групп является причиной и оправданием существования коллективных прав, защищающих коллективные интересы таких коллективов [9].
Выход из сложившейся концептуальной и практической дилеммы можно найти, если обратиться к ключевой для правоведения категории «субъект права». Ряд исследователей справедливо утверждают, что следует разводить понятия «субъект права» и «субъект правоотношений». Так, Е. С. Чиркова, Т. Н. Радько, В. С. Нерсесянц, М. В. Карасева и другие считают, что субъект права и субъект правоотношений не являются тождественными понятиями. Е. В. Жильникова пишет: «Субъект права - это потенциальный участник правоотношений, находящийся до вступления в правоотношение в статическом состоянии, а субъект правоотношения - субъект права, находящийся в стадии реализации своей правосубъектности, то есть в динамическом состоянии» [16, с. 76]. С. М. Владимиров отмечает, что субъект права является понятием более теоретическим, включающим в себя полный круг возможных связей и воплощений [17].
Применительно к коллективным правам, это означает следующее: субъектом права является этническое сообщество, а субъект правоотношения - индивид, относящий себя к данному сообществу. Сообщество как первичный носитель этнической культуры наделяется определёнными правами в целях сохранения и развития самобытности. Далее конкретный индивид, если он идентифицирует себя как часть группы, непосредственно может воспользоваться предоставленными правами; именно он будет нести корреспондирующую ответственность. Такое понимание снимает многие концептуальные противоречия, которые возникают при обсуждении коллективных прав. В частности, критику того, что данные права умаляют значение личности, ставят на первое место коллектив, таким образом, реализуя методологический холизм.
Приведём пример из законодательства, где практически отражено разделение понятий «субъект права» и «субъект правоотношений». Обратимся к федеральному закону от 30 апреля 1999 г. № 82-ФЗ «О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Федерации». Так, ст. 9. гласит, что малочисленные народы
1 М. Хартней считает, что обращение исследователей к коллективным правам является результатом недавнего интереса к ценности сообществ [7].
имеют право получать от государства помощь для воспитания и обучения подрастающего поколения малочисленных народов. Далее в ст. 10 говорится, что лица, относящиеся к малочисленным народам, имеют право создавать учебные группы для обучения традиционным хозяйствованию и промыслам малочисленных народов [18]. В целом закон предоставляет коренным малочисленным народам право воспитывать, согласно их традициям, а уже конкретные индивиды реализуют данное право.
Таким образом, социально-философский подход даёт возможность глубже понять природу коллективных прав, выделить основополагающий их смысл. На наш взгляд, он заключается в сохранении культурной самобытности, этнокультурного многообразия в современном мире. Сообщества являются в некотором смысле «хранителями» уникальных ценностей, и поэтому их правомерно считать субъектами коллективных прав. Обращение к исследованиям правоведов, а именно к их выводам о важности разграничения понятий «субъект права» и «субъект правоотношений» даёт возможность снять противоречия с позиции методологического индивидуализма. Значимость индивида в данной интерпретации коллективных прав не умаляется, он является активным субъектом, непосредственно реализует свои права, которыми он обладает в силу добровольной причастности к этническому сообществу.
Библиографический список
1. Мирская, Т. И. К вопросу о понятии коллективных прав / Т. И. Мирская // Государство и право. - 2015. - № 11. - С. 95-100.
2. Регеда, Е. В. К вопросу о правовой сущности института коллективных прав / Е. В. Регеда // Бизнес в законе. - 2009. - № 1.- С. 48-50.
3. Напсо, М. Б. «Этнические» коллективные и индивидуальные права: выбор между правами народов и культурными правами индивида / М. Б. Напсо // Известия РГПУ им. А. И. Герцена. - 2008. - № 50. - С. 102-110.
4. Дубровский, Д. Индивидуальные и коллективные права: противоречия практики / Д. Дубровский // Библиотека «Гражданское общество в России». - URL: https://www.civisbook.ru/files/File/Dubrovskyi_ind.pdf (дата обращения: 24.04. 2018).
5. Кряжков, В. А. Коренные малочисленные народы Севера в российском праве / В. А. Кряжков. - М.: Норма, 2010. - 560 с.
6. Новикова, Н. Н. Коллективное право коренных народов на самобытное развитие: культурная ценность или конфликт интересов / Н. Н. Новикова // Коллективные права этнических сообществ: проблемы теории и практики / под ред. Ю. В. Попкова, И. С. Тарбастае-вой. - Новосибирск: Манускрипт, 2017. - С. 110-120.
7. Hartney, M. Some Confusions Concerning Collective Rights / M. Hartney // Canadian Journal of Law and Jurisprudence. - July 1991. -Vol. IV.- № 2 - Р. 293-314.
8. Miodrag, J. Collective Rights in Multicultural Communities / J. Miodrag. - Beograd 2004. - 240 p.
9. Miodrag, J. Collective Rights. A Legal Theory / J. Miodrag. - Cambridge:Cambridge University Press, 2012. - 230 p.
10. Тарбастаева, И. С. Коллективные права в исследованиях М. Хартнея / И. С. Тарбастаева // Коллективные права этнических сообществ: проблемы теории и практики / под ред. Ю. В. Попкова, И. С. Тарбастаевой. - Новосибирск: Манускрипт, 2017. - С. 31-37.
11. Бенхабиб, С. Притязания культуры. Равенство и разнообразие в глобальную эпоху / С. Бенхабиб; пер. с англ.; под ред. В. И. Иноземцева. - М. : Логос, 2003. - 350 с.
12. Weber, М. Economy and Society / М. Weber, ed. by G. Roth, C. Wittich. - Berkeley: University of California Press, 1968. - 656 p.
13. Berent, M. Collective Rights and the Ancient Community / M. Berent // Canadian Journal of Law and Jurisprudence. - July 1991. - Vol. IV. -№ 2. - P. 387-399.
14. Pestieau, J. Minority Rights: Caught Between Individual Rights and Peoples' Rights. Canadian Journal of Law and Jurisprudence / J. Pestieau. -July 1991. - Vol. IV. - № 2. - P. 361-373.
15. Miodrag, J. Are There Universal Collective Rights? / J. Miodrag // Human Rights Review. - 2010. - Vol. 11. - № 1. - P. 17-44.
16. Жильникова, Е. В. Проблемы разграничения понятий «субъект права» и «субъект правоотношений» / Е. В. Жильникова // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики в 3-х ч. Ч. II. -Тамбов: Грамота, 2011. - № 7 (13). - C. 74-77.
17. Владимиров, С. М. Основные современные взгляды на субъект права / С. М. Владимиров // Вопросы экономики и права. - 2013.-№ 11. - С. 11-14.
18. О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Федерации: Федеральный закон от 30 апреля 1999 г. № 82-ФЗ (с изменениями и дополнениями) // Российская газета. - 1999. - 12 мая. - № 90.
© Тарбастаева И. С., 2018
УДК 391:167.7
ЭТНИЧЕСКАЯ МОДА: ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
М. В. Топоева
Хакасский государственный университет им. Н. Ф. Катанова
В статье анализируются основные концепции моды как социокультурного феномена, представленные в отечественной и зарубежной науке конца Х1Х—ХХ1вв. Определено, что мода выполняет различные функции: визуализации статуса и материального положения населения; повышения солидарности групп и индивидуализации личности; осуществления коллективных действий акторов моды и пр. Отмечено, что новый социокультурный феномен «этническая мода» (в том числе хакасская мода) возник в условиях возрождения народов страны, выполняет те же роли в обществе.
Ключевые слова: мода, этническая мода, этническая идентичность, хакасская национальная одежда, конкурсы красоты, модельеры.
Глобализация всё более универсализирует человечество, естественным ответом на это является стремление народов сохранить уникальность своей культуры. По мнению Л. М. Дробижевой, «снижение значимости этничности прогнозировалось с урбанизацией общества, затем со всемирной модернизацией, но каждый раз и в ходе первого, и в ходе второго процессов их последствия для этничности были не однонаправленными. В каких-то проявлениях жизни она теряла значение, а в каких-то, наоборот, набирала новый потенциал для поддержания интенсивности» [1, с. 17], и, как справедливо отмечает исследователь, «в изучении этничности методологически мы исходим из того, что она проявляется не только в ассоциации с этнической общностью,
