CC BY
66
ИСТОРИЯ ЛИТЕРА ТУРЫ
О.Л. Довгий
КНИЖНАЯ ТОПИКА У КАНТЕМИРА И ПУШКИНА
В статье предлагается подход к творчеству А.Д. Кантемира как культурного фона, «литературного бессознательного» русской поэзии. Кантемир привил русской поэзии многие классические сюжеты и мотивы - в частности, создал богатую книжную топику: практически все книжные мотивы, введенные в русскую литературу Кантемиром, продолжают жить в русской литературе. В статье рассматриваются основные книжные мотивы, связанные с линией Книга-Автор-Книгопродавец-Читатель, и прослеживается трансформация этих мотивов в творчестве А.С. Пушкина.
Ключевые слова: А.Д. Кантемир; книжная топика; культурный фон; «литературное бессознательное»; линия Книга-Автор-Книгопродавец-Читатель; А.С. Пушкин; основные книжные мотивы.
Под книжной топикой нами понимается вся совокупность мотивов, связанных с книгой. В данной статье нас будет интересовать жизнь книжной топики на русской почве.
Со всем богатством и разнообразием европейских книжных мотивов русскую поэзию познакомил А.Д. Кантемир, первый русский писатель европейского типа. Кантемир не скрывал подражательной направленности своего творчества:
Что дал Г ораций, занял у француза,
О коль собою бедна моя муза!
Да верно, ума хоть пределы узки,
Что взял по-гальски, заплатил по-русски1.
Именно в привнесении европейских тем, мотивов, сюжетов в русскую литературу, в создании ее культурного фона видел он свою миссию.
По замечанию Ю.К. Щеглова, «Кантемир, как и Пушкин, находился на перекрестке европейских культурных течений и не менее свободно, чем
Пушкин, владел интернациональным языком поэтических стереотипов и дизайнов»2. Произведения Кантемира стали культурным фоном, «литературным бессознательным» русской поэзии. Один из сюжетов, тщательно разработанных Кантемиром для русской литературы, - книжный.
В творчестве Кантемира возникает основной каркас мотивов, связанных с книгой, - так что каждый последующий писатель, обращаясь к теме книг, невольно оказывается внутри кантемировского сюжета; и ему остается только искать новые вариации уже существующих мотивов.
Кантемировский книжный сюжет состоит из трех частей:
1. Рождение Книги - многочисленные мотивы авторских творческих
мук.
2. Жизнь Книги, вышедшей из рук Автора; мотивы, связанные с читательским произволом.
3. Жизнь Книги после физической смерти Автора. Переход прямого значения слова Книга в метонимическое; начало синонимии Автора и Книги - круг мотивов библиотеки и памятника.
В настоящей статье мы рассмотрим только круг мотивов, связанных со второй частью сюжета - жизнью уже созданной, отпечатанной Книги.
Схема этой части кантемировского сюжета (во многом перекликающегося с метафорой мира как библиотеки) примерно такова:
Центральным персонажем является Книга (понимаемая как предметно, так и метонимически и персонифицированно) - именно вокруг нее вращаются Автор, Книгопродавец, Читатель. Книга у Кантемира и субъект (она наделяется свойствами «ненавидеть», «скучать», «желать» в паре «Книга - Автор») и объект (часто просто «негодная бумага» - в паре Книга - Читатель-Враг). Сюжет предусматривает широкий, но вполне обозримый круг мыслей, эмоций, действий каждого персонажа по отношению к Книге.
Автор по отношению к Книге - отец:
.. .Не к таким воспитана от меня ты нравам...
...любовник:
.а ты знаешь,
Как я сам, любовник твой, когда мне наскучишь,
Тебя, сжимая, верчу3...
Книга может рождаться легко - когда невзыскательный Автор не
отягощает себя лишними трудами:
Невежда той всем своим доволен бывает.
.Счастлив тот, кто, на одной ноге стоя, двести Стихов пишет в час один, и что день, полдести Измарает.
и в страшных муках:
И когда стихи пишу, мню, что кровь пущаю.
Кончив дело, надолго тетрадь в ящик прячу.
Пил и чищу потом, и хотя истрачу
Большу часть прежних трудов, новых не жалею4.
Труды свои двадцать раз я вновь зачинаю,
Как три строчки напишу, то две замараю...
Поневоле каждый день, как гвоздем прибиты,
Черню листы иль слова, высправне забыты5...
Поначалу Автор обладает на Книгу абсолютными правами. Мотив вечного недовольства Автора своим творением находит крайнее выражение в желании уничтожить его (разорвать или даже сжечь):
Не пощадил, боязлив я, своей работы,
Лист написав, два или три изодрал, исхерил6.
Особое место в сюжете занимает драматический момент прощания Автора с Книгой, когда Автор теряет над Книгой все права. Здесь целая серия мотивов: отпускания Книги на волю, ее скитаний по чужим рукам, предвидения всевозможных невзгод (забвения, хулы, использования не по назначению, книжной лавки - возникает имя Книгопродавца («У Сосиев в лавке»); пыли, моли как губителей книги, перечисления никем не читаемых произведений («с Бовою, иль с Ершом») - соседей Книги по пыльным полкам, тревог за ее дальнейшую судьбу:
Когда уж иссаленным время ваше пройдет,
Под пылью, мольям на корм кинуты, забыты Г нусно лежать станете, в один сверток свиты Иль с Бовою, иль с Ершом; и наконец дойдет (Буде пророчества дух служит мне хоть мало)
Вам рок обвертеть собой иль икру, иль сало7.
Многие из этих мотивов в перечислены в Примечании к стихотворению «К своей книге»: «Нетрудно усмотреть, что сие письмо служило предисловием в книге, в которой собраны были Г орациевы творении. Г оворит он в той книге как к сыну, который, наскучив жить под опекою и надсмотром отцовским, ищет скинуть узду и на волю выйти. Отец ему изъясняет, в какие бедства он себя подвергает, и напоследок, не могучи его унять, дав ему некие наставления, пущает его на волю»8.
Кантемир активно использует мотив обращения Автора к своим стихам:
Ин пойди, беги, куды тянет тебя воля, -Выпущенной, уж тебе возврату не будет9.
Не без вреда своего презирают дети Советы отцовские. В речах вы признайте Последних моих любовь к вам мою. Прощайте10.
После того, как произошло прощание, Книга переходит во владение Книгопродавца, Читателя - и сюжет рисует реализацию (или опровержение) предсказаний Автора.
Случается, что и сам Автор выступает в роли Книгопродавца:
Или стихи посылать то в Лондон, то в Вену,
Продавать их за деньги, кто даст больше цену11.
Книгопродавец реализует многие мотивы, возникшие в воображении Автора при прощании с Книгой; имена многих Книгопродавцев, с легкой руки Кантемира, становятся достоянием поэзии:
К Вертумну, книга моя, кажешься и к Яну Смотреть, хочется тебе, сиречь, показаться Чиста и украшена у Сосиев в лавке,
. Когда ж, измята в руках черни, впадать станешь
Кормить станешь, иль, сальна, сошлешься в Илерду .
Именно у Книгопродавца Книга ждет своего Читателя. Будет это Друг или Враг - решает судьба.
По сюжету Кантемира, качество Книги далеко не всегда связано со счастливой судьбой у Читателя. Бывает, что самые пустые книги пользуются популярностью:
Правда, все его стихи слабы и унылы,
Можно видеть - сочинял, не знаючи силы;
Однако ж, не бессчастны, можно то сказати,
Найдет купца продавать и глупца читати13.
А бывает (и очень часто), что достойные книги долго пылятся в забвении, ожидая своего часа. Кантемир вводит в русскую поэзию мотив сравнения старых книг и старых вин по принципу их драгоценности.
Книги, и старинные гадателей свертки -Буде для того, что сколь старее, столь лучше Греков сочинении и римлянов книги.
. Буде стихи, как вино, лучше становятся Со временем, знать бы я хотел, в сколько точно Лет стихи могут достичь вышню свою цену14.
Заметим, что у Кантемира мотив улучшения качества книги от времени по аналогии с вином дан в сатирическом ракурсе - а русская поэзия станет использовать этот мотив без всякой иронии:
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед15.
Мотив книги, понимаемой метонимически, вновь возникает в связи с размышлениями Кантемира о судьбе его книг после смерти:
Я и себе не хочу докучной прислуги:
Ни в воску видеть себя вылита дурнее,
Ни выхваленным в стихах глупых быть желаю,
Чтоб не краснеть мне с такой почести обильной;
И с писцом моим в один ящик непокрытый Уклав меня, не снесли в ряд, где продаются
Ладан, перец, и духи, и прочие вещи,
Кои ввертываются в негодну бумагу16.
Здесь мотивы второй части кантемировского книжного сюжета соприкасаются с мотивами третьей (топикой Памятника - продолжения жизни поэта после смерти); а «ящик непокрытый», в котором заканчивает свои дни Книга, очень напоминает гроб - и протягивает ниточку к излюбленной пушкинской метафоре книга-могила.
Читатель, согласно сюжету Кантемира, бывает двух типов.
1) Читатель-Друг сродни Aвтору. Для него Книги - друзья. Стоящие на полках тома - круг избранных друзей, которым Читатель предпочитает общество современников:
Где б, от шуму отдален, прочее все время Провожать меж мертвыми греки и латины,
17
Исследуя всех вещей действа и причины .
Кантемир вводит мотивы книг-друзей и мертвых друзей, библиотеки и местоположения книг на полках в зависимости от читательских предпочтений. Один и тот же Читатель для разных Книг оказывается Другом и Врагом. Книгу нелюбимую ждет печальная участь:
Книгу их изданную стыдно читать миру,
В пыли гниющу, червям оставленну, сиру18.
2) Враг. Читатель, иронизирующий, выворачивающий наизнанку всю патетику перечисленных выше мотивов, связанных с Читателем-Другом.
Читатель-Враг вводит свой круг мотивов: книги губят здоровье:
Приходит в безбожие, кто над книгой тает, -Критон с четками в руках ворчит и вздыхает19.
(Оба значения глагола «таять» - млеть от удовольствия; физически уменьшаться, исчезать - особенно второе, слышатся в этой фразе, усиливая убедительность позиции врага чтения.) Книги отрешают от общест-
ва; чтение (и писание) книг не приносит богатства; противопоставления
книги вину с явным предпочтением второго:
Кто над столом гнется,
Пяля на книгу глаза, больших не добьется Палат, ни расцвеченна марморами саду.
.Что же пользы иному, когда я запруся В чулан, для мертвых друзей - живущих лишуся,
Когда все содружество, вся моя ватага Будет чернило, перо, песок да бумага?
В веселье, в пирах мы жизнь должны провождати:
И так она недолга - на что коротати,
Крушиться над книгою и повреждать очи?
Не лучше ли с кубком дни прогулять и ночи?20
И естественным для того, кто выбирает вино, оказывается использование такой вредной вещи как книга на иные нужды - оборачивание куд-
Медор тужит, что чресчур бумаги исходит На письмо, на печать книг, а ему приходит,
Что не в чем уж завертеть завитые кудри;
Не сменит на Сенеку он фунт доброй пудры21. или оружие в домашней драке:
Но вдруг вижу, что свечи и книги летают,
На попе уже борода и кудри пылают22.
Интересно проследить за игрой мотива употребление книги не по на-
23
значению : в стремлении физически уничтожить Книгу внешне сходятся позиции Aвтора, недовольного своим трудом, и Читателя-Врага. Но это кажущееся сходство еще больше подчеркивает их внутренний антагонизм. (Хотя Книге, по большому счету, все равно: брошена она в огонь разочарованным Автором или сожжена в результате семейной драки).
Тут возникает мотив усыпления стихами, очень полюбившийся русской поэзии:
.Иль войди на катедру, поучая сильно,
Где бы слышатели твои заснули умильно24.
И что чтецов я своих зевать не заставлю25.
Вот - в самых общих чертах - основные мотивы второй части канте-мировского книжного сюжета, где на первый план выдвигается Читатель.
Как видим, у Кантемира все очень четко и ясно; все персонажи разведены по полюсам.
В таком виде книжный сюжет (в его русском изводе) достался русской поэзии - и вся русская книжная топика живет внутри этого сюжета, варьируя его мотивы, наращивая новые ветви на заданный Кантемиром ствол. Проследить жизнь книжных мотивов, идущих от Кантемира, в творчестве разных русских писателей - задача очень заманчивая.
К Пушкину мотивы сюжета пришли после путешествия через всю русскую литературу XVIII в. - путешествия столь долгого, что исходная точка даже забылась: например, как самую близкую аналогию стихотворения «Городок» (1815), тематическим ядром которого является описание библиотеки с краткими и афористичными характеристиками поэтов разных веков и стран26, обычно указывают стихотворение Батюшкова. «Мои пенаты»27. Безусловно, Батюшков - ближайший по времени источник. Но во-первых, ближайший не значит единственный (а Пушкин с творчеством Кантемира был знаком хорошо); во-вторых, батюшковское стихотворение (там, где речь идет о библиотеке) - построено по рецепту Кантемира, игравшего в художественном мире Батюшкова очень важную роль28.
В XX в. Маяковский поставит на полку и автора «Городка», и себя самого, продолжая традицию метонимического восприятии Книги:
После смерти нам стоять почти что рядом:
29
Вы на Пе, а я на Эм ...
В перечислении писателей Пушкин выступает в роли Читателя-Друга, живущего в определенном кругу избранных книжных «мертвых друзей»:
Друзья мне - мертвецы,
Парнасские жрецы30.
и (именно в силу этой избирательности вкуса - вполне в русле кан-темировского сюжета) Читателя-Врага в отношении тех авторов, которым не посчастливилось попасть в круг избранников:
Кладбище обрели На самой нижней полки Все школьнически толки,
Лежащие в пыли,
Визгова сочиненья,
Глупона псалмопенья,
Известные творенья -Увы, одним мышам!
Кантемировский мотив летающих в драке книг пушкинскому капризному Читателю пришелся по душе: книги летят под стол:
Друзья! Почто же с Кантом Сенека, Тацит на столе,
Фольянт над фолиантом?
Под стол холодных мудрецов,
Мы полем овладеем;
Под стол ученых дураков!
Без них мы пить умеем31.
(Здесь Пушкин продолжает кантемировскую традицию противопоставления книг и вина и в своей браваде как бы солидаризируется с Чи-тателем-Врагом, предпочитающим книгам вино.)
... в огонь:
И трубку разжигают Безрифминым лихим32.
В лицейской лирике в огонь с легкостью отправляются не только чужие, но и свои сочинения:
Вольтера, Виланда читать Или в минуту вдохновенья Небрежно Стансы намарать
тт 33
И жечь потом свои творенья .
Как видим, все делается в соответствии с рецептами Кантемировско-го сюжета. В творчестве Пушкина находим множество примеров исполь-
34
зования книг на самые невероятные нужды .
Пушкин легко решает кантемировскую проблему совмещения несовместимого - книги и вина; кантемировские мотивы углубляются, обогащаются; возникают книжные метафоры, которые органично войдут в сюжет и на законных основаниях продолжат свою жизнь в творчестве последующих поколений поэтов.
Воспомнив старину за дедовским фиялом,
35
Свой дух воспламеню Петроном, Ювеналом .
.Она не ведает, что дружно можно жить
С Киферой, с портиком, и с книгой, и с бокалом36...
Пушкин подхватывает кантемировский мотив старых книг и старых вин, насыщает его новыми смыслами за счет все новых сопоставлений.
У Кантемира старое вино и старые книги; Пушкин расширяет границы сравнения: старое вино и «печаль минувших дней».
Кантемировский мотив сравнения книги и вина у Пушкина перекликается с мотивом прощания Автора с Книгой - существующим у Пушкина и самостоятельно:
Иди же к невским берегам,
Новорожденное творенье,
И заслужи мне славы дань:
Кривые толки, шум и брань37.
и в параллели с мотивом книги-вина:
Блажен, кто праздник жизни рано Оставил, не допив до дна Бокала полного вина,
Кто не дочел ее романа И вдруг умел расстаться с ним,
38
Как я с Онегиным моим .
Пушкин придает мотиву трагическое звучание, вводя префикс «не до»: не дочел, не допил. Прием будет подхвачен русской поэзией: В. Высоцкий построил на нем целое стихотворение:
Но к ней в серебряном ландо Он не добрался и не до...39
Кантемировский мотив книга - вино у Пушкина, в расширенном виде выглядит так: Книга - вино (бокал) - жизнь.
Пушкинское «не до.» неуклонно ведет к его излюбленной книжной метафоре - Книга-могила, возникающей уже в ранней лирике:
Во мгле два призрака склонилися главами.
Один на груды сел и прозы и стихов -Тяжелые плоды полунощных трудов,
Усопших од, поэм забвенные могилы!40
Тонкая тафта «Городка» превратится в розовую, зеленую и, наконец, в траурную:
И полку с пыльной их семьей Задернул траурной тафтой41...
Постоянным спутником метафоры книга-могила у Пушкина является мо-
42
тив выпавшей книги .
Поскольку «мысль о смерти неизбежной» - одна из любимых тем Пушкина, то, естественно, ход его мыслей (как и в сюжете Кантемира) приводит к тому, что участь кладбища на полу в пыли может ожидать не только творения Визгова и Глупона, но и его собственные:
Но может быть, и это даже Правдоподобнее сто раз,
Изорванный, в пыли и в саже Мой недочитанный рассказ,
Служанкой изгнан из уборной,
В передней кончит век позорный,
Как прошлогодний календарь Или затасканный букварь. 43
В стихотворении «Цветок» метафора развернута; его можно прочитать как повесть о надгробии над могилой «того» и «той»: книга подобна могиле; цветок - «узору надписи надгробной на непонятном языке».
Кантемировский мотив книга и пыль тоже развивается у Пушкина в кругу мотивов жизнь-смерть. Безусловно, пыль для книг сродни могиле:
Меж тем как пыльные громады Лежалой прозы и стихов Напрасно ждут себе чтецов44.
Но «возможен ход обратный»: Пушкин смотрит на каноническую ситуацию и с другой стороны:
Когда-нибудь монах трудолюбивый Найдет мой труд усердный, безымянный...
И, пыль веков от хартий отряхнув,
Правдивые сказанья перепишет45...
В сущности это продолжение и развитие мотива старых книг, приобретающих от времени бОльшую ценность.
Сам Пушкин был склонен к совершению этих «обратных действий», к воскрешению из праха незаслуженно забытых имен:
Вот почему, архивы роя,
Я разбирал в досужий час Всю родословную героя46.
Мотив пыли-книги-жизни не останется незамеченным в русской поэзии:
Вошла со стулом,
Как с полки, жизнь мою достала И пыль обдула47.
В кантемировском каноне мы отмечали мотив связи книги и сна. Пушкин разрабатывает этот мотив очень активно и всесторонне - и тоже при помощи мотива выпадающей книги.
Г ерой у Пушкина часто засыпает от скуки:
Вильгельм, прочти свои стихи,
.Скажи, когда ты не скучал?
Подумай, поищи. Тогда ли,
Как над Вергилием зевал А розги ум твой возбуждали?49
Непременно возникающий мотив зевания над книгой подключает могильные мотивы:
И всех вас гроб зевая ждет50 .
.Могилы склизкие, которы также тут Зеваючи жильцов к себе наутро ждут51.
У Пушкина, сон над скучной книгой сродни погружению в могилу, смерти.
Но пушкинский Читатель может не дочитать и интересную Книгу (из рук выпадают и «Кандид», и «ветхий Данте») - когда чтение плавно переходит в мечты, грезы, а то и пробуждает поэзию (в этом случае Пушкин вводит в кантемировский мотив усыпления стихами качество сладостности):
Огонь опять горит - то яркий свет лиет,
То тлеет медленно - а я пред ним читаю Иль думы долгие в душе моей питаю.
И забываю мир - и в сладкой тишине Я сладко усыплен моим воображеньем,
И пробуждается поэзия во мне52.
А пробуждение поэзии — вполне может привести к созданию новой Книги. Круг замыкается.
Мотивы кантемировского сюжета возникают у Пушкина в новых ситуациях. Книга-вино-могила - у Пушкина все это звенья единого сюжета, имя которому - жизнь.
тт 53
И, с отвращением читая жизнь мою .
«Онегин» - недописанная книга. Жизнь - недочитанная книга.
Пушкинское философское развитие книжных мотивов и метафор, по сути являющееся повествованием о жизни, далеко отстоит от простого и ясного кантемировского книжного сюжета. Но «растрепанный том Парни», лелеемый столетиями как знак принадлежности к Пушкину, - это отголосок кантемировского мотива мертвых друзей; знак Книги, становящейся в сознании потомков синонимом ее Автора.
1 Соч. Кантемира цит. по: Кантемир А.Д. Собрание стихотворений. Л., 1956 (Библиотека поэта. Большая серия). Названия цитируемых произв. даются в сносках с указанием страницы: «Эпиграмма I. Автор о себе».
2 Щеглов Ю.К. Антиох Кантемир и стихотворная сатира. СПБ, 2004. С. 21.
«Из Горация. Письмо XX. К своей книге». С. 323.
4 «Сатира VIII. На бесстыдную нахальчивость». С. 173.
5 «Из Буало. Сатира вторая. К Мольеру». С. 344. Здесь мы очень близко подходим к части сюжета, связанной с авторскими муками при рождении Книги, - но не вдаемся в подробное рассмотрение ее мотивов.
6 «Словопроношение Императрице Елисавете Первой». С. 273.
«Письма. Письмо II. К Стихам своим». С. 216.
о
«Из Горация Писем книга I. Письмо XX. К своей книге». С. 324.
9 «Из Горация. Писем книга I. Письмо XX. К своей книге». С. 323.
10 «Письмо II. К Стихам своим». С. 216.
11 «Из Буало. Сатира первая». С. 340.
12
«Из Горация. Письмо XX. К своей книге». С. 324.
13
«Из Буало. Сатира вторая. К Мольеру». С. 346.
14 «Из Горация. Писем книга II. Письмо I. К Августу». С. 327.
15 М.Цветаева. «Моим стихам, написанным так рано.».
16 «Из Горация. Писем книга II. Письмо I. К Августу». С. 328.
17 «Сатира VI. О истинном блаженстве». С.147. Вариациям выражения «Мертвые греки и латины» в русской литературе суждена долгая жизнь, вплоть до современного: «Если
не сведут с ума римляне и греки, сочинившие тома для библиотеки».
18
«Из Буало. Речь королю». С. 336.
19 «Сатира I. На хулящих учения.» С. 57.
20
«Сатира I. На хулящих учения.». С. 59.
21
«Сатира I. На хулящих учения.». С. 59.
22 «Сатира V. На человеческие злонравия вообще». С. 132.
23 Об использовании этого мотива арзамасцами и Пушкиным в связи с творчеством графа Д.И. Хвостова см.: Довгий О.Л. Пушкин и Хвостов в «хвостовской лавке Арзамаса» // Поэтика. М., 2009. С. 158-182.
24
«Из Буало. Сатира первая». С. 342.
25
«Сатира IV. О опасности сатирических сочинений.». С. 112.
26Заметим, что ни Батюшков, ни Пушкин на заветной полке не держат творений Кантемира.
27 См., например, ТомашевскийБ. Пушкин. Кн. 1: (1813-1824). М.; Л., 1956.
28 См., например, Батюшков. Вечер у Кантемира; Фридман Н.В. Проза Батюшкова. М., 1965.
29 В. Маяковский. «Юбилейное».
30 Произв. А.С. Пушкина цит. по: Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Л., 1977-1979.
31 «Пирующие студенты».
32
«Послание к Галичу».
33
«Послание к Юдину».
34 См. об этом: Довгий О.Л. «Ветхий Данте выпадает». Режим доступа: http://intrada-books.ru/dovgy/fallen.htm, свободный; Довгий О.Л. Пушкин и Хвостов в «хвостовской лавке Арзамаса» // Поэтика. М., 2009.
35
«К Лицинию».
36 «К Лицинию».
37
«Евгений Онегин», 1, LX.
38
«Евгений Онегин», 8, Ш.
39 «Кто-то высмотрел плод.».
40 «Жуковскому».
41 «Евгений Онегин», 1, ХКТУ.
42 О мотиве выпадающей книги у Пушкина см.: Довгий О.Л. «Ветхий Данте выпадает».
43 «Евгений Онегин», 2, Х1а.
44 «Разговор книгопродавца с поэтом».
45 «Борис Годунов».
46 «Родословная моего героя».
47
Б.Пастернак. «Из суеверья».
48 «Пирующие студенты».
49 «Сцена из Фауста». Черновик.
50 «Сцена из Фауста».
51 «Когда за городом задумчив я брожу..».
52 «Осень».
53 «Воспоминание».
