CC BY
114
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
Рецензия на книгу М. С. Киселевой «Интеллектуальный выбор России второй половины XVII — начала XVIII века: от древнерусской книжности к европейской учености».
(М.: Прогресс-Традиция, 2011. 472 с.)
Появление монографии М. С. Киселевой «Интеллектуальный выбор России второй половины XVII — начала XVIII века: от древнерусской книжности к европейской учености» знаменует собой определенный этап философского анализа древнерусской и петровской книжной традиции. История философской рефлексии древнерусской мысли начинается с конца XIX в., когда с 1891 г. была защищена первая диссертация, в которой был поставлен вопрос об историко-философском исследовании древнерусских текстов: «Рукописные материалы к истории философии в России» М. В. Безобразовой. Но после 1917 г. изучение древнерусской книжности приостановилось. Практически не издавались первоисточники, да и среди издаваемых предпочтение отдавалось летописям и воинским повестям, и единственной «отдушиной» для исследователей стало исследование «естественнонаучной», «сатирической», «еретической» и полемической литературы, и тут необходимо вспмнить работы В. П. Адриановой-Перетц, А. А. Зимина А. И. Клибанова, Н. А. Казаковой, Я. С. Лурье, Д. С. Лихачева, Т. И. Райнова, М. В. Соколова, Н. А. Богоявленского, В. К. Кузакова и др. Ситуация полностью изменилась в связи с празднованием тысячелетия Крещения Руси в 1988 г. К этой дате было опубликовано множество статей и сборников, в которых анализировалась древнерусская философская терминология и место философии в древнерусской культуре, а также вышли в свет обобщающие труды по древнерусской философской мысли А. Ф. Замалеева, В. С. Горского, М. Н. Громова. Вслед за институциализацией древнерусской философской мысли началось ее внутреннее структурирование. Стали выходить работы, посвященные отдельным направлениям древнерусской мысли: эстетике (В. В. Бычков), истории (В. В. Мильков), антропологическим идеям (Л. А. Черная, Т. В. Чумакова), также анализу эпистемологической целостности древнерусской книжности (М. С. Киселева). В монографии «Интеллектуальный выбор России второй половины XVII — начала XVIII века: от древнерусской книжности к европейской учености» М. С. Киселева постаралась свести воедино все эти направления и создать своеобразную энциклопедию древнерусской мысли кануна петровских реформ. Это было необходимо, поскольку исследовательница поставила перед собой сложную задачу поиска предпосылок той дисциплинарной революции, которая была совершена Петром I в русской культуре. В двадцати главах книги последовательно доказывается, что интеллектуальный выбор России был совершен задолго до петровских реформ, его
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2013. Том 14. Выпуск 3
361
инициатором был царь Алексей Михайлович, который во многом опирался на ту традицию рецепции западноевропейской культуры, которая сформировалась в отечественной культуре задолго до него1. Поэтому одной из центральных тем, проходящих через всю монографию, стал вопрос о том, как происходит взаимодействие власти и культуры в эпоху перемен. Автор показывает, что любой выбор, в том числе и «интеллектуальный выбор», является свидетельством тектонических процессов, которые происходят в культурном пространстве страны и в политике, проводимой государственной властью. Достаточно неожиданным может показаться то, что эти вопросы рассматриваются в книге на материале гомилетики. Выбор материала, которым прежде всего стали проповеди Симеона Полоцкого, позволил проследить работу механизма заимствования, проанализировать родовые черты «интеллектуала Средневековья», которые создали предпосылки для следующего этапа дисциплинарной революции, которым стали петровские реформы в области светского образования и науки. Анализируя механизмы заимствования и взаимодействия русской культуры с культурами Запада, автор убедительно доказывает, что для осуществления инокультурных влияний не требовалось больших и объемных ресурсов. Так, например, первые плоды систематической европейской образованности проникли в Москву вместе с православным монахом Максимом Греком еще в царствование Василия III. И вокруг одного ученого грека сложился кружок единомышленников, разбудивший пусть слабый, но интерес к образованию, учению языкам и наукам, наиболее ярко выразившимся в деятельности Андрея Курбского.
Рассматривая творчество ученых монахов, прибывших в России по приглашению властей, М. С. Киселева справедливо отмечает, что в первую очередь эти интеллектуалы желали для страны просвещения в пределах веры, надеялись на то, что крещение Руси наконец-то будет дополнено ее настоящей христианизацией, и начнется катехизация верующих. Однако достаточно быстро, уже в начале XVIII в., на почве этого просвещения, когда едва стали насаждаться первые образовательные институции, Петр I потребовал совсем иного типа образования, ориентированного на практическое нужды страны, на позитивное знание и технические науки, для чего вновь был запущен механизм культурного заимствования. Конечно, быстрых результатов это не могло дать, не хватало системы образования, на формирование которой потребуется еще целое столетие, но первый толчок был дан. Дисциплинарная революция развивалась медленно, небольшими толчками, двигаясь шаг за шагом от практической, инженерно-технической выучки, начавшей приносить свои плоды уже с 20-х гг. XVIII в., к гуманитарно-историческому знанию (от В. Н. Татищева), отвечавшему потребностям становящейся Российской империи, и, наконец, к «литературно-языковому» полю деятельности (от Тредиаковского, Кантемира и Ломоносова), плодами которого воспользовался А. С. Пушкин. Именно его «удар по наковальне русского языка», произошедший век спустя после смерти царя-реформатора, создал литературный русский язык как необходимое основание для дальнейшего естественного развития русской культуры во всех интеллектуальных направлениях.
Одной из центральных проблем, которые в своей монографии поднимает М. С. Киселева, стал об интегрирующем культурном основании, которое позволило укорениться
1 Этой теме посвящена первая глава «Вхождение России в интеллектуальное пространство Европы», в основу которой положена работа: Киселева М. С., Чумакова Т. В. Вхождение России в интеллектуальное пространство Европы: между царством и империей // Вопросы философии. 2009. № 9. С. 22-40.
новым идеям и благодаря которому заимствования в русской культуре XVII в. смогли принести свои плоды, соединившись в некую единую культурную программу, единый процесс, обозначенный в культурологических трудах по русской истории словом «переходность» — такой любимый своего рода объясняющий «штамп» к истории российского XVII в. Автор последовательно доказывает, что таким интегратором стали антропологические начала русской барочной культуры, которые активно формировались в этом столетии (на основании все того же механизма заимствования) в царствование Алексея Михайловича, а затем утверждались в Петровскую эпоху и далее продолжали работать в правление императрицы Екатерины II. Эта тема поднимается на протяжении всей монографии и завершается в приложении к монографии «Два двойных портрета», в котором проводится сравнение двух государственных деятелей императора Петра I и Бенджамина Франклина, и двух изобретателей — Джеймса Уатта и Ивана Ползунова.
Другой важной проблемой, которую невозможно обойти, работая с текстами XVII столетия, стала специфика русского барокко. М. С. Киселева показывает то, как развивалось заимствованное из Европы через Украину русское барокко, при это она выделяет два исторических и территориальных локуса: московское барокко, существовавшее со второй половины XVII до начала XVIII в., и имперское барокко, возникшее вместе с Санкт-Петербургом и продолжавшееся до конца XVIII в. по всей территории Российской империи. Конечно, проанализировать все многообразие барочной культуры в одной монографии невозможно, и автор сделала акцент на изучении барочной гомилетики, которая составляет неотъемлемую часть распространения барочной книжной культуры и также может быть разделена на два этапа в своем развитии. Ранний вариант гомилетики московского книжного барокко представлен, прежде всего, Симеоном Полоцким с его двумя сборниками проповедей «Обед душевный» и «Вечеря душевная», в работе над которыми принимал участие его ученик Сильвестр Медведев, готовивший сборники к печати. Произведения Дмитрия Ростовского, ориентированные на «умное делание» и моральное самосовершенствование православных, рассматриваются как своего рода промежуточный этап между Москвой и Санкт-Петербургом. М. С. Киселева считает, что гомилетика Стефана Яворского, Феофана Прокоповича, Феофилакта Лопатинского, Гавриила Бужинского представляет совсем иной тип и относится уже к периоду имперского барокко. Представители московского периода были сосредоточены на выполнении просветительских задач в жанрах проповеди и катехизиса, а в Петровскую эпоху, в полном согласии с государственной политикой, через них реализовывались не только богословские, по преимуществу и имперские идеологические задачи. Таким образом, в исследовании продемонстрированы особенности не только антропологического дискурса в отечественной культуре переходного периода, но и специфика имперского дискурса, полностью подчинившего себе развитие не только светской культуры, но и религии.
Проведенное в монографии «Интеллектуальный выбор России второй половины XVII — начала XVIII века: от древнерусской книжности к европейской учености». исследование, убедительно показывает, что именно в раннем периоде российской барочной культуры от последнего царства до рождения империи нужно искать основания того интеллектуального выбора, который был в дальнейшем совершен в пользу европейской науки, образования и становления нового типа человека русской культуры эпохи Просвещения.
Т. В. Чумакова
