CC BY
94
Вестник ПСТГУ
II: История. История Русской Православной Церкви.
2009. Вып. 11:2 (31). С. 7-19
Христианская Церковь в Киевской Руси: история ИЗУЧЕНИЯ.
Становление церковной историографии
Петр (Гайденко), иеромонах
Статья посвящена вопросам историографического наследия, созданного представителями церковной научной среды. Автор пытается преодолеть укоренившиеся стереотипы в отношении церковной исторической мысли, связанные с недостаточной разработанностью и систематизацией исторических трудов, посвященных проблемам истории Русской Церкви. Автор на примере того, как рассматривалась и излагалась представителями церковной науки XVIII в. история киевского периода Русской Церкви, стремится дать обзор церковной исторической мысли, ставит проблему специального изучения феноменов церковной научной школы и церковной историографии.
Как уже не раз отмечалось многими исследователями, источниковая база исследуемого нами т.н. киевского периода истории Русской Церкви крайне скудна. По подсчетам И. В. Поздеева, «от ранних периодов русской истории непосредственно сохранились именно литургические памятники1, которые для XI—XV вв. составляют не менее 75% всех имеющихся в распоряжении историков подлинных текстов»2. Рассматривать богослужебные переводные тексты в качестве источника по истории Русской Церкви крайне сложно. В этих условиях первенствующее значение приобретают историографические источники.
Важно заметить, что количество работ, представленных в виде монографий, учебной и методической литературы, не говоря уже о необычайном множестве статей, посвященных истории Церкви в Киевской Руси или хотя бы частично рассматривающих эту проблему, очень велико. Уже давно созрела необходимость в написании большой работы, посвященной историографии по проблемам истории Русской Церкви. В настоящее время при всей сложности и неоднозначности отождествления конкретных исследователей с теми или иными научными школами и направлениями очень отчетливо прослеживаются две
1 Нельзя не принимать во внимание, что почти вся церковная культура киевского периода была подчинена литургическим целям (см.: Маек Е. Лекции по древнерусской литературе:
Ч. 1. Warszava, 2006. С. 8).
2 Поздеев И. В. Источниковедческое значение русских богослужебных текстов // Проблемы источниковедения и историографии: Материалы II научных чтений памяти акад. И. Д. Ко-вальченко / Отв. ред. С. П. Карпов. М., 2000. С. 390.
научные традиции в изучении истории христианства на Руси: представленная светскими научными и научно-педагогическими корпорациями и церковными образовательными и просветительскими центрами.
В церковных исследованиях русской истории часто присутствовала тяга к нравственно-педагогической и религиозно-догматической оценке прошлого, стремление извлечь из событий прошлого моральный урок3. Порой это стремление противоречило беспристрастности суждений исследователя4. Возможно, именно по этой причине в современной исторической науке, к сожалению, в целом сохраняется недопонимание и недооценка того интеллектуального наследия, которое нам оставили церковные образовательные центры5. Между тем в отношении XIX в.,«несмотря на все различия в интересах, методах и подходах к исследовательской работе, церковная и светская науки не были изолированы друг от друга»6. А значит, вопрос об исследовании феномена церковной исторической школы и написании ее истории по-прежнему остается открытым.
Формирование церковной исторической литературы по истории православия в России тесно связано со становлением в рамках академической учебной программы курса истории Русской Церкви7. Этот процесс был обусловлен двумя факторами: во-первых, развитием системы духовного образования, ориентированного на религиозно-практические нужды Церкви и каноническо-догматические нормы церковной жизни, и, во-вторых, возникновением в России различных исторических научных школ, несомненно, оказывавших влияние на умонастроения духовных образовательных корпораций.
Можно заключить, что и этапы формирования курса, а вместе с ним и развития концепций, излагающих историю Русской Церкви, во многом, хотя и не во всем, повторяют те же периоды, на какие можно было бы разделить и историю высшего церковного образования в России с учетом развития русской исторической науки в целом. В упрощенном варианте историю развития церковной исторической литературы до Октябрьской революции 1917 г. можно разделить на два этапа: «домакарьевский» (до митрополита Макария (Булгакова), в этот период только закладывались основания будущей русской церковной истори-
3 В целом для традиционного исторического знания естественно рассматривать нравственную характеристику прошлого как «неотъемлемое право исторического знания» (см.: Барышков В. П. Ценностные ориентации в исторической науке // Человек науки и научнотехнический прогресс: Межвузовский научный сборник. Саратов, 1990. С. 119; Али-Заде А. А. Границы науки: о возможности альтернативных моделей познания: Научно-аналитический обзор. М., 1991. С. 40—42), однако в церковной литературе эта «историческая педагогика» выражена более внятно.
4 См.: Вен Поль. Как пишут историю. Опыт эпистемологии. М., 2003. С. 220—225.
5 Так, например, в фундаментальной работе Л. П. Лаптевой «История славяноведения в России» среди множества образовательных центров бывшей Российской империи почему-то никак не прослежена деятельность духовных академий (см.: Лаптева Л. П. История славяноведения в России в XIX в. М., 2005).
6 Геннадий (Гоголев), архим. Великан учености. Жизнь и труды протоиерея Александра Васильевича Горского (1812—1875). М., 2004. С. 190.
7 Именно с развитием духовного образования А. П. Лебедев связывал развитие церковной исторической мысли (см.: Лебедев А. П. Церковная историография в главных ее представителях с VI до XX в. СПб., 2001. С. 397—419).
ческой науки) и послемакарьевский8 (когда великие реформы Александра II способствовали оживлению не только государственной, но и религиозной жизни)9. Протоиерей Георгий Флоровский признавал, что александровские реформы немало способствовали «переработке церковного самосознания»10. Для последнего периода было характерно широкое использование научных методов при написании церковных исторических работ.
Следующий этап развития русской церковной исторической науки обусловлен условиями жизни Церкви в советском обществе. После 1917 г. до возрождения русского православия в конце 80-х гг. XX в. развитие богословия и церковной исторической науки если и не приостановилось, то, во всяком случае, очень сильно замедлилось. Находившийся в эмиграции А. В. Карташев с сожалением констатировал: «При отсутствии вообще свободы мысли и свободы слова в границах СССР пока не может быть там и богословия и литературы об историческом, культурном и социальном творчестве Церкви»11. Лишь в последние годы мы можем наблюдать оживление научной работы в церковных академических корпорациях по вопросам истории Русской Церкви, в том числе и по проблемам истории религиозно-государственных отношений в Киевской Руси12.
Возникновение в России церковной науки, как и науки вообще, связано, главным образом, с преобразованиями императора Петра I. Конечно, появление исторических сочинений нелетописного характера происходило задолго до реформ Петра и было связано с политическими событиями XVI—XVII вв., однако цели составления этих «нелетописных исторических произведений», к которым относятся «Летописец начала царства царя и великого князя Ивана Васильевича», «Степенная книга»13, переписка Иоанна Грозного и князя Андрея Курбского, сказания и повести XVII в. и многие другие сочинения14, были необычайно далеки от научных и в ряде случаев даже познавательных. Что же касается их содержания и идейной направленности, то данная группа трудов принадлежит к разряду апологетических политических работ15. Так что о начале церковной науки в России можно начинать
8 См.: Гайденко П. И. Очерки истории церковно-государственных отношений в Киевской Руси: Становление высшего церковного управления (1037—1093 гг.). Казань, 2006. С. 22—34.
9 См.: КоролеваЕ. Д. К вопросу о взаимоотношениях государства и Русской Православной Церкви в синодальный период // Макарьевские чтения: Материалы 5-й межд. конф. (21—22 ноября 2006 года). Горно-Алтайск, 2006. С. 116.
10 См.: Флоровский Г. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991. С. 377.
11 Карташев А. В. Православие и его отношение к историческому процессу // Православная мысль. Париж, 1948. Вып. 6. С. 89.
12 Так, например, с 1950 по 2005 г. из более чем 360 дипломных, кандидатских, магистерских и докторских работ, защищенных в МДА на кафедре Истории Русской Церкви, на темы, так или иначе связанные с историей Церкви в Киевской Руси, приходится чуть более 20.
13 Влияние этого произведения на взгляды В. Н. Татищева и иных историков XVIП в. было необычайно сильно (см.: СиреновА. В. Степенная книга как исторический источник (редакции XVI — начала XVII в): Автореф. дис. ... канд. ист. наук. СПб., 2001. С. 3—18). Однако в этой книге «искали не достоверность или фактическую полноту повествования о прошлом, а наиболее приемлемую формулировку той или иной проблемы, идею, в ‘‘доброкачественности’’ которой можно не сомневаться» (СиреновА. В. Степенная книга: история текста. М., 2007. С. 442).
14 См.: Пономарев А. М. Превращение русских исторических знаний в науку. Ярославль, 1987. С. 36-85.
15 См.: Там же.
говорить, лишь с момента зарождения системы образования и научного знания как такового. А это происходит лишь во второй половине XVII столетия.
Давая характеристику интеллектуальной жизни России конца XVII — начала XVIII в., малороссийский богослов П. Славучинский с южнорусским юмором и литературной образностью писал: «До великой эпохи петровских реформ в умственно-нравственной жизни Руси святой царила тишь, да гладь, да Божья благодать»16. Тем не менее однозначно рассматривать XVII в. в отношении России как «органическое продолжение древнерусского культурного развития» не всегда верно17, поскольку это столетие было переломным и ознаменовалось не только национальным возрождением после смутного времени, но и усилением западноевропейского влияния. На место традиционного авторитета книжности, судьба которой «была решена реформой Никона и последовавшим за ней расколом»18, стала приходить европейская «ученость». Этому немало способствовало присоединение в 1654 г. Украины к России.
И все же культурный вклад малороссов, обладавших в глазах жителей Московского государства европейской просвещенностью, «не распространился на все русское общество», он лишь «изменил сознание элиты тогда, как общество в своих глубинных слоях оставалось чуждым этой культурной эволюции»19. Первые крупные московские школы Симеона Полоцкого (1664 г.) и при Печатном дворе, а несколько позже Славяно-греко-латинская школа, созданная в 1685 г. стараниями братьев Лихудов, были призваны решать вопросы прежде всего государственных, а не церковных нужд. Дело осложнялось еще и тем, что до правления императора Петра в московской церковной и придворной среде к грекам, белорусам и украинцам, оказывавшим на протяжении второй половины XVII столетия на русскую культуру и зарождающуюся науку самое сильное влияние20, относились с недоверием и подозрением. В них видели источник ереси21. Причем главными критиками украинцев и белорусов были силы, близкие к старообрядчеству22. Окончательно дело осложнялось спорами между Москвой и Кие-
16 Славучинский П. Русская духовная литература первой половины XVIII века и ее отношение к современности (1700-1762 гг.) Труды Киевской Духовной академии. 1878. № 4. С. 129.
17 См.: Живов В. М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. М.,
2002. С. 324-325.
18 Киселева М. С. Учение книжное: текст и контекст древнерусской книжности. М., 2000. С. 185.
19 Каррер д’Анкосс Э. Незавершенная Россия. М., 2005. С. 74-75.
20 См.: Скрынников Р. Г. Крест и корона: Церковь и государство на Руси XI—XVII вв. СПб., 2000. С. 400— 401.; Ключевский В. О. Русская история: В 5 т. М., 2001. Т. 2. С. 391—397.
21 Проблемы, возникавшие вокруг преподававших в Москве греков и украинцев в период правления патриарха Иоакима, были связаны со спорами по различным догматическим и литургическим вопросам. Помимо ряда богословских позиций, которых придерживались малороссы и греки, москвичей смущало и то обстоятельство, что многие украинские богословы имели латинское образование и при обосновании своих религиозных взглядов нередко прибегали к философским доводам (см.: Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991. С. 77-79).
22 Как пишет об этом В. М. Живов, «старообрядцы относили на счет украинского влияния порчу отеческой традиции, что для них актуализировало восприятие украинцев как иностранцев и иноземцев» (Живов В. М. Указ. соч. С. 348).
вом в отношении юрисдикции обширной Киевской митрополии23, значительная часть духовенства которой не испытывало большой, а главное искренней радости от возможности заключения религиозно-политического союза с Россией. Московское священство довольно быстро осознало, что с западноевропейским образованием белорусы и украинцы «успели всосать в себя и латинскую мысль, а с Фомой Аквинатом усвоить и схоластико-латинское воззрение на догматы»24. К тому же преподавание в школах преследовало цели практического, а не научно-теоретического свойства25. Так что, если первые отечественные учебные заведения и имели важное значение для истории русской науки, то принципиально изменить ситуацию на ниве русского просвещения не могли.
Лишь с приходом Петра I, опиравшегося на малороссов и питомцев Киево-Могилянской академии, не чуждавшихся западноевропейской учености, дело в области науки и образования сдвинулось с места. В целом формирование российской науки происходило под сильным влиянием иностранцев, что оценивалось современниками не только как вынужденная необходимость, но и норма26. Именно на начало XVIII в. приходятся первые попытки введения в духовных школах курса церковной истории27.
Важнейшим событием в области русской церковной и гражданской истории, предвосхитившим рождение отечественной исторической науки, стало сочинение профессора и киево-печерского архимандрита Иннокентия Гизеля28, ученика митрополита Петра (Могилы)29. В дальнейшем архимандрит Иннокентий стал
23 См.: Живов В. М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. С. 344-365.
24 Знаменский П. В. Духовные школы в России до реформы 1808 года. СПб., 2001. С. 9.
25 Так, например, Славяно-греко-латинская школа Заиконоспасского монастыря, преобразованная в 1687 г. в академию, готовила подьячих для Приказа тайных дел и для иных царских служб, в первую очередь дипломатической (см.: СкрынниковР. Г. Крест и корона: Церковь и государство на Руси XI—XVII вв. С. 400.; Ключевский В. О. Русская история: В 5 т. Т. 2. С. 410- 411).
26 См.: Копелевич Ю. Х. Санкт-Петербургская академия наук и власть в XVIII в. // Наука и кризисы: Историко-сравнительные очерки / Ред.-сост. Э. И. Колчинский. СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. С. 122-123.
27 Лебедев А. П. Церковная историография в главных ее представителях с VI до XX в. С. 397.
28 Архимандрит Иннокентий был известен своей ревностью в деле защиты украинского православия на Украине. По мнению В. Павлова, на религиозно-философские убеждения Иннокентия повлияли пять основных факторов: 1) «этнические корни» (архимандрит Иннокентий родился в лютеранской семье в Пруссии и изначально был врагом католицизма); 2) принятие монашества в стенах Печерского монастыря в Киеве; 3) близость с митрополитом Петром (Могилой); 4) большой опыт в церковном управлении и профессорства в Киево-Мо-гилянской академии, ректором которой был архимандрит Гизель; 5) знакомство с античным и западноевропейским философским наследием (см.: Павлов В. Л. Барочные мотивы в философии Иннокентия Гизеля // Человек в культуре русского барокко. М., 2007. С. 217-218).
29 Киевский митрополит Петр (Могила) (1596-1647) происходил из знатной семьи. Его отец был господином Валахии. Петр получил свое начальное образование в Львовском братском училище. После этого слушал лекции в разных университетах Европы. Хорошо владел греческим и латынью. С 1627 г. архимандрит Киево-Печерской Лавры. В 1633 г. во Львове был возведен на Киевскую митрополичью кафедру. Получил известность крупного полемиста, противника унии, борца за религиозные права украинского народа и создателя в Малороссии стройной системы образования, соответствующей европейской традиции своего времени.
одним из претендентов на Киевскую митрополичью кафедру30. С именем святителя Петра связаны возрождение Киево-братского училища, будущей Могилян-ской академии, и расцвет православного просветительства на Украине31.
Правда, в основе этого «просвещения» лежали схемы, методы и традиции западноевропейских школ и коллегиумов32, отрицательное отношение к которым сохранялось среди русского духовенства и в более поздние эпохи33. Созданный архимандритом Иннокентием в 1674 г. «Синопсис», в основу которого легла хроника Феодосия Софоновича, переиздавался на протяжении всей первой половины XVIII в. 25 раз34, а до 1836 г. — еще пять раз. Книга служила своего рода учебником по истории России35. Последнее дореволюционное издание настоящего исторического сочинения Гизеля датировано 1861 г.36 Это было не только научное, но и политическое сочинение, поэтому текст «Синопсиса» «проникнут духом русско-православного единства», которое «в изложении автора проявляет себя в общности 1) этнической, 2) цивилизационной и 3) религиозной»37.
С. Голубев полагал, что именно эта полемическая направленность южнорусской литературы XVI—XVII вв. не позволила малороссийской научной мысли написать качественные сочинения по церковной истории. Давая характеристику Синопсису о. Иннокентия, ученый немилосердно писал, что это сочинение «изобилует летописными баснями и не имеет никаких научных
Петру Могиле принадлежит инициатива написания житий святых и исправления славянского текста Библии (см.: Русский биографический словарь: В 20 т. (далее — РБС) Т. 12. М., 2001. С. 63-65).
30 Выдвижение архимандрита Иннокентия на Киевскую митрополичью кафедру произошло в 1683 г. на фоне обострения отношений между киевским духовенством и московским патриархом, неодобрительно относившимся к насаждению образования и усиления влияния выходцев из Украины в Москве. «Москвою конечно руководило естественное желание сосредоточить и духовную власть над краем (Украиной. — П. Г.), находившимся еще под властью константинопольского патриарха <...>. Едва ли не в силу этих переговоров хотели сделать митрополитом архимандрита Печерского Иннокентия Гизеля, но он скончался 18 ноября 1683 г.» (Шляпкин И. А. Св. Димитрий Ростовский и его время (1651-1709). СПб., 1891. С. 34-35).
31 См.: Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви: Период самостоятельности Русской Церкви (1589-1720). Патриаршество в России (1589-1720). Отдел первый: патриаршество Московское и всея Великой России и Западнорусская митрополия (1589-1654). М., 1996. Кн. 6. С. 514-518.; Голубев С. Киевский митрополит Петр Могила и его сподвижники (опыт исторического исследования). Киев, 1883. Т. 1. С. 422-431; Мечта о русском единстве: Киевский синопсис (1674 ). М., 2006. С. 33.; Соловьев С. М. История России с древнейших времен. 1613-1657: В 18 кн. Кн. 5. М., 2001. С. 593-602.
32 Голубев С. Киевский митрополит Петр Могила и его сподвижники (опыт исторического исследования). С. 1-19.
33 Способность в XVI—XVII вв. украинского духовенства и малороссийской шляхты идти на компромиссы с западноевропейцами даже в области богословского образования вызывала порицание даже в конце XIX столетия. Примером этого может служить труд иером. Тарасия (Курганского) (см.: Тарасий (Курганский), иером. Перелом в древнерусском богословии. М.,
2003. С. 53-55).
34 РБС. Т. 7: Евгений-Ищенко. М., 1999. С. 435— 436.
35 См: Рубинштейн Н.Л. Русская историография. М., 1941. С. 45.
36 РБС. Т. 7. С. 435.
37 Мечта о русском единстве: Киевский Синопсис (1674). М., 2006. С. 32.
достоинств»38. Тем не менее этот труд обладает, по нашему мнению, не только недостатками, но и достоинствами. Так, древнейший период истории христианства на Руси у архимандрита Иннокентия Гизеля представлен очень подробно и систематично39. Даже некоторая наивность языка, роднящая труд печерского архимандрита с летописанием, ничуть не умаляет указанных достоинств работы. Скорее всего, эта особенность текста связана с тем, что «Синопсис» предназначался для русского, а не малороссийского читателя40. Правда, в отличие от русских историков-летописцев XV—XVI столетий и своего неспокойного времени, о. Иннокентий обосновывал права русских царей на «киевское наследство» не на «генеалогическом» праве, а на «кровном родстве» народов Малой и Белой и Великой Руси41. Могилянский профессор выделил пять основных этапов в христианизации земель восточных славян. Так что представленный в Синопсисе процесс проникновения евангельской проповеди на Русь можно назвать «эволюцией», берущей свое начало: 1) в легендарном апостольском благословении; 2) не менее легендарном усвоении из рук защитника правоверия Патриарха Фотия основ христианских истин первыми киевскими князьями Аскольдом и Диром и их дружинниками; 3) в проповеди присланного на Русь первого иерар-ха-митрополита, «смягчившего своей проповедью сердца и нравы язычников» и, наконец, 4—5) в пробуждении у восточных славян желания познать истинного Бога. Последнее выразилось в сознательном обращении ко Христу княгини Ольги и ее внука, равноапостольного Владимира42.
Несмотря на всю силу и значительность преобразований в отношении русской церковной исторической науки в первой четверти XVIII в., изменения оказались не столь успешными и не такими ощутимыми43, как этого бы следовало ожидать, наблюдая за развитием светской русской исторической науки44.
38 Голубев С. Начало систематической обработки Русской церковной истории: Вступительная лекция. Киев, 1885. С. 2.
39 См: Рубинштейн Н. Л. Русская историография. С. 45.
40 А. С. Демин, анализируя эту сторону украинских текстов, предназначавшихся для московского читателя, пишет: «.московские издатели выбирали себе цели не по моде, а по необходимости. Добавочным свидетельством тому служат сами же украинские издания. Как только печатавшаяся на Украине книга предназначалась для русских читателей (в этом случае она имела посвящение царю и печаталась на русском языке), в ней сразу чувствовалось повышенное внимание составителей к ясности и понятности повествования» (Демин А. С. О древнерусском литературном творчестве. Опыт типологии с XI по середину XVIII в. от Иллариона до Ломоносова. М., 2003. С. 395).
41 См.: Кашуба М. В. Истолкование отечественной истории деятелями Киево-Могилянс-кой академии в борьбе против унии // Человек и история в средневековой философской мысли русского, украинского и белорусского народов: Сб. науч. тр. Киев, 1987. С. 143.
42 См.: Иннокентий (Гизель), архим. Мечта о русском единстве: Киевский Синопсис (1674).М.: Европа, 2006. С. 106-107.
43 С. Голубев дал неутешительную характеристику церковной исторической науке XVIII в.: «<...> не много можно указать сочинений, которые бы составляли некоторый вклад в нашу церковно-историческую литературу» (Голубев С. Начало систематической обработки Русской церковной истории. С. 2—3).
44 С. Голубев перечисляет лишь нескольких исследователей XVIII столетия, труды по церковной истории которых достойны были его особого внимания и которые хотя бы отчасти были интересны и для данного обзора: Никодим Селий, Платон Любарский, Георгий Конис-
Впрочем, это касалось и всего церковного образования в целом. Е. Поселянин заметил, что политика Петра в отношении Церкви и религиозного просвещения была «странной»45. К тому же сама система семинарского обучения будущих русских пастырей на протяжении всего XVIII в. оставалась в удручающем состоянии46. Для русского духовенства образование по большей части имело значение не научное, а карьерное. К тому же, отодвинутое на второй план более образованными малороссами, оно питало вражду не только к «пришельцам», но и к их науке47. Поэтому успехи в области церковной науки оставались весьма скромными. Церковная история начинала складываться в основном усилиями «энтузиастов».
Однако нельзя не признать, что церковные авторы, особенно из среды малороссов, сыграли большую роль в формировании гражданской истории России. Интересную характеристику их труду дала Н. Н. Бродкина: «Они не были профессиональными историками и не оставили (за небольшим исключением) значительных учено-исторических трудов, однако их многочисленные исторические «экскурсы» в «похвальных словах», переводах, литературных сочинениях и особенно в проповедях стали своего рода путеводителем по мировой и отечественной истории, выполняя важные функции просветительства и популяризации исторического знания в широкой народной среде»48. В силу всего выше сказанного приходится констатировать, что установить и проследить научную преемственность в церковной исторической науке, в особенности на начальном этапе ее развития, очень сложно.
Начало XVIII в., века просветительства, в котором особое место отводилось христианскому просветительству49, для церковной исторической науки было ознаменовано именем святителя Димитрия Ростовского. Е. Поселянин видел в митрополите Димитрии личность «самую светлую в церковном мире XVIII века»50. Современники и потомки оценили ростовского первоиерарха не как ученого, а как духовного писателя51. Однако работы святителя Димитрия имели не только агиографическую, но и церковно-научную ценность, нередко служа своего рода образцом для церковных исследователей при написании ими учебных пособий по истории Русской Церкви52. Уже в конце XIX в. остро ощуща-
ский и Самуил Миславский (см.: Голубев С. Начало систематической обработки Русской церковной истории. С. 3).
45 «Странна была церковная политика Петра. С одной стороны, он требовал распространения просвещения, с другой — отнял у духовенства всякую материальную возможность к распространению его» (Поселянин Е. Очерки из истории русской церковной и духовной жизни в XVIII веке. С. 47).
46 См.: Федоров В. А. Русская Православная Церковь и государство: Синодальный период (1700-1917). М., 2003. С. 88-93.
47 См.: Там же. С. 155.
48 Бродкина Н. Н. Церковь, общество и государство в эпоху Петра Великого. Саратов, 1997. С. 388.
49 См.: ШкуриновП. С. Философия России XVIII века. М., 1992. С. 151—152.
50 Поселянин Е. Очерки из русской церковной и духовной жизни в XVIII веке. М., 1998. С. 56.
51 См.: Там же. С. 40, 57.
52 Так, например, до сих пор редакции житий, составленных Димитрием, используются в учебных программах современных семинарий по церковной истории в качестве своего рода
лась плохая изученность личности и творческого наследия святителя Димитрия Ростовского53. Действительно, жизни митрополита и особенно его трудам были посвящены только две крупные работы — В. Нечаева и И. А. Шляпкина, а также его житие54. Хотя работа Шляпкина была подвергнута жесткой критике55, однако по обилию использованного архивного материала и рассмотренных документов она выгодна отличалась от работы В. Нечаева. Вполне возможно, широкое признание исследования последнего автора в церковной среде объясняется тем, что
B. Нечаев, ученик протоиерея А. Горского, сделал успешную церковную карьеру, достигнув епископского сана56.
Главный историко-агиографический труд святителя Димитрия — «Жития святых». Необходимость в написании максимально полного свода почитаемых в русской православной Церкви житий первоначально объяснялась полемическими соображениями57 и практическими богослужебными и бытовыми нуждами монастырской жизни в Малороссии. Это произведение уже с момента его замысла предназначалось для душеполезного поучения и чтения за монастырскими трапезами58. Следует особо отметить не осуждаемую в украинском церковном сознании вынужденную объективную зависимость малороссийской православной жизни (не только монашеской, но и образовательной) от католичества59.
учебников и исторических источников. Более того, приходится признать, что даже тексты церковных исследований по древнерусскому периоду нашей Церкви немногим отличаются от агиографии святителя Димитрия (см.: Гайденко П. И. Рецепция барочного мировоззрения в церковно-исторической литературе XVIII—XIX вв. // Человек в культуре русского барокко: Сб. статей по материалам международной конференции ИФ РАН, Москва, Историко-архитектурный музей «Новый Иерусалим». 28—30 сентября 2006 г. М., 2007. С. 411—413).
53 Так, например, Г. А. Воскресенский, религиозный писатель и профессор Московской Духовной академии, особо отметил, что «русская духовная литература небогата специальными исследованиями о св. Димитрии» (Воскресенский Г. А. Св. Димитрий Ростовский и его время (1651— 1709). Исследование И. А. Шляпкина. СПб., 1891 // Богословский вестник. 1892. Янв. С. 420).
54 См.: Шляпкин И. А. Св. Димитрий Ростовский и его время (1651—1709). СПб., 1891. 460; Нечаев В. Святый Димитрий, митрополит Ростовский. М., 1849; Житие святителя Димитрия, митрополита Ростовского, чудотворца // Жития святых, на русском языке, изложенные по руководству Четьих-Миней св. Димитрия Ростовского (с дополнениями, объяснениями и изображениями святых). М., 1903. Кн. 1. С. 402—430.
55 Воскресенский Г. А. Св. Димитрий Ростовский и его время (1651—1709 гг.). Исследование И. А. Шляпкина. С. 435—436.
56 См.: РБС. М., 1999. Т. 4. С. 291-292.; ПЭ. М., 2004. Т. 8. С. 548.
57 См.: Голубев С. Киевский митрополит Петр Могила и его сподвижники (опыт исторического исследования). Киев, 1898. Т. 2. С. 274—294.
58 См.: Шляпкин И. А. Св. Димитрий Ростовский и его время (1651—1709 гг.). С. 38.
59 Так, описывая интеллектуальную жизнь украинского духовенства, П. Славучинский отмечал: «В Киеве, в центре Малороссии, на рубеже между Западом и Русью уже давно сформировалась ученая корпорация из православных монахов. Наподобие иезуитских школ возникла православная киево-могилянская коллегия, где малорусские духовные, твердо стоя на почве древнего православия, не отвергали, а напротив старательно усвояли плоды ритори-ческо-философско-богословской католической науки» (Славучинский П. Русская духовная литература первой половины XVIII века и ее отношение к современности (1700—1762 гг.).
C. 142). Отсутствие или недостаток научного опыта приводили к объективной необходимости заимствования православным духовенством западноевропейских образцов как в церковном образовании, так и церковном просвещении (см.: Корзо М. А. Украинская и белорусская кате-
Наиболее остро осознал необходимость составления свода житий православных святых киевский митрополит Петр (Могила), ясно понимавший абсурдность ситуации употребления для монастырских нужд латинских вариантов житий святых.
Начало работы над украинскими Четьями-Минеями было положено митрополитом Сильвестром Коссовым, а несколько позже поддержано архимандритом Иннокентием Гизелем, который, правда, так и не успел завершить свой труд60. Свт. Димитрий Ростовский продолжил их труд над составлением житийного свода в сложной ситуации недоверия российских церковных властей, с одной стороны, а с другой стороны, осложнением взаимоотношений украинских православных с католиками. В 1686—1687 гг. в очередной раз «в Москве возникли сомнения в неправославии малороссийского духовенства»61. В эти же самые годы правобережная шляхта и униатское духовенство уничтожали православную литературу и преследовали мирян и священников Киевской митрополии Константинопольского патриархата за православие и симпатии к Московскому царю62. В дальнейшем «Жития святых» свт.Димитрия Ростовского стали одним из важнейших источников по истории Русской Православной Церкви. Примечательно, что и по сей день это произведение, хотя бы и в переработанном варианте, служит пособием по общецерковной и русской церковной истории для воспитанников духовных учебных заведений. Что же касается сомнений в «неправославии» выпускников коллегии, то вопрос этот был закрыт в 1701 г. дарованием коллегии имени «академии» и собственной юрисдикции63.
Не менее замечательным, хотя и менее известным произведением свт. Димитрия может быть назван его «Синопсис», или «Летопись»64. Особая часть этого пространного сочинения посвящена описанию «начала славянского народа» как потомства Иафета. В своем труде свт. Димитрий обосновывает историю России как продолжение и развитие библейской истории. Вместе с этим повествование строится в контексте великих княжений, что само по себе очень напоминает концепцию архимандрита Иннокентия Гизеля. И хотя формально описанию непосредственно церковного прошлого святитель уделяет очень мало внимания, однако высшими добродетелями князей и достижениями соответствующих периодов истории становятся дела, так или иначе связанные с церковной жизнью.
Первым же печатным трудом, обращенным непосредственно к истории Церкви, несомненно, считается сочинение архиепископа Феофилакта (Лопа-тинского) ^ 1741 )65 «Рассмотрение сей повести» о событиях первых веков хрис-
хетическая традиция конца XVI—XVIII вв.: Становление, эволюция и проблема заимствований. М., 2007. С. 210-555).
60 См.: Шляпкин И. А. Св. Димитрий Ростовский и его время (1651—1709 гг.). С. 38.
61 См.: Нечаев В. Святый Димитрий, митрополит Ростовский. С. 22.
62 См.: Макарий (Булгаков), митр. История Русской Церкви. М., 1996. Кн. 6. С. 147—274, 400—578; МиловидовА. Судьба русской книги в Северо-Западном крае в связи с его культурной историей // Христианское чтение. 1903. Окт. С. 491.
63 См.: Иконников В. С. Киев в 1654—1855 гг.: Исторический очерк. Киев, 1904. С. 14.
64 См.: Димитрий Ростовский, свт. Летопись. Синопсис. М., 1998.
65 Личность этого архипастыря очень показательна. Согласно его официальной биографии, приведенной в «Русском биографическом словаре», Феофилакт — уроженец Волыни,
тианства славянских народов66. Именно это обстоятельство и может считаться главным достоинством настоящей работы, публицистический тон которой вполне соответствовал духу времени. О самом архиепископе, оставившем после себя помимо этого исторического сочинения еще торжественные слова, полемические труды, одну комедию, и молитвенные воздыхания67, писанные на латыни, исследований не так много68. Однако тот факт, что именно ему принадлежит первое церковно-историческое сочинение, для нас весьма ценен.
Формирование первых российских церковных историков, как и всей российской науки, начинало происходить в неспокойные годы первой половины XVIII в., время дворцовых переворотов и бироновщины. И хотя наиболее яркие достижения России этого века в области просвещения приходятся на время правления императриц Елизаветы Петровны и Екатерины Алексеевны, однако не отметить время продолжительного царствования Анны Иоанновны нельзя. С точки зрения современников императрицы, ее вступление на престол вселяло «предчувствие светлых дней для русского народа и, конечно, для русского духовенства». И хотя после ее смерти время этого царствования всячески представлялось как мрачная эпоха поругания над русскими обычаями (причем нередко это делалось и от имени духовенства), однако сама императрица и ее временщики оказывали Церкви особое почтение и расположение69. Впрочем, давая характеристику церковной политике Анны Иоанновны, Н. И. Костомаров писал, что, заботясь о распространении христианства, правительство императрицы «разом издавало и такие (распоряжения. — П. Г.), которыми хотели оградить Православную Церковь от ханжества»70. Достигалось это, с одной стороны, репрессивными методами, главным инициатором которых считался архиепископ Феофан (Прокопович), а с другой — особым вниманием к образованию священства71. Среди таких начинаний, несомненно, можно отметить и особое попечение Анны Иоанновны об устройстве духовных школ и семинарий, преподавание в которых начинало вестись уже не на одной только латыни, но и на русском языке72, посколь-
закончил Киевскую академию, обучался за границей, был одним из первых ректоров Московской Духовной академии, советником Святейшего Синода, почитался знатоком греческого и был известен своими лекциями по богословию и трудами по исправлению Библии (РБС. Т. 15. С. 450-451).
66 См.: Бродкина Н. Н. Церковь, общество и государство в эпоху Петра Великого. С. 388.
67 См.: Феофилакт (Лопатинский). Зерцало горячайшаго ко Господу Богу духа, излиянно-го Феофилактом Лопатинским, ... архиепископом Тферским и Кашинским, или Молитвосло-вие, им самим на латинском языке сочиненное и своеручно писанное, а со онаго на российский переложено Гавриилом Щеголевым. М., 1787; РБС. М., 2001. Т. 15. С. 450.
68 См.: ЧистовичИ. А. Феофилакт (Лопатинский): Чистович Илларион Алексеевич. Реши-ловское дело. СПб., 1861; Морошкин И. Я. Феофилакт Лопатинский, архиепископ Тверской, в 1706—1741 годах: Исторический очерк // Русская старина. 1886. № 1. С. 1—38; № 2. С. 265—292.; Бродкина Н. Н. Церковь, общество и государство в эпоху Петра Великого. С. 263—264, 388.
69 См.: Титлинов Б. В. Из истории Русской Церкви 30-х годов XVIII века // Христианское чтение. 1903. Нояб. С. 615—629.
70 КостомаровН. И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. М., 2006. С. 916.
71 ПЭ. М., 2001. Т. 2. С. 459-461.
72 См.: Смолич И. К. История Русской Церкви (1700—1917). М., 1996. Кн. 8. Ч. 1. С. 395.
ку «оказывалась настоятельная нужда в умных, ученых и высоконравственных священниках, которые были бы способны внушать уважение к своей личности и доверие к своим речам»73. Это «просветительное» движение П. В. Знаменский связывал с деятельностью и усилиями «архиереев-малороссов»74. Так что эпоха Анны была полна перемен, надежд и страхов. Вот в такой атмосфере начинали закладываться убеждения первых российских историков.
Одним из первых выразителей этой просветительской доктрины может считаться белорусский архиепископ Георгий (Конисский) (1717—1795). По окончании Киево-Могилянской академии Григорий остался в стенах Alma mater, принял монашеский постриг с именем Георгий и был призван к преподаванию поэтики и риторики. В идейных же воззрениях архиепископ Георгий (Конисский) находился под влиянием примера Г. С. Сковороды и проповедуемого им религиозного гуманизма. Как и большинству просветителей, архиепископу Георгию Конисскому было свойственно «разумное» и вместе с тем «оптимистическое» восприятие действительности75, что в свою очередь неминуемо сказалось на исторических представленияхархиерея. История христианства, возводимого им не столько к империи ромеев, сколько к месту проповеди Спасителя76, и история российской государственности у архиепископа Георгия (Конисского) не различаются. Описывая мотивы и условия появления на Руси Церкви, белорусский просветитель, с одной стороны, стремится к созданию живой и занимательной картины героического прошлого, а с другой — вынести из всего назидательный урок для ума и сердца читателя77. При описании событий архиепископ Георгий не скупится ни на краски, ни на эмоции. В то же самое время он желает написать предельно «правдивую» историю. Впрочем, в соответствии с нормами «научности» своего времени, он не анализирует факты, а живописует их, исходя из морально-педагогических целей прославления подвигов первых русских князей и высокой «просветительной» миссии Церкви. Так что порой трудно сказать, рисует ли белорусский иерарх Киевскую Русь или же Россию времен Елизаветы и Екатерины. Однако можно признать, что архиепископ Георгий (Конисский) скорее «рисовал», а не «воссоздавал» историю.
Более или менее ясные внутреннюю структуру и внешнее очертание курс истории Русской Церкви, как и курс церковной истории в целом, стал приобретать лишь в первой половине XIX в. Однако этот период нуждается в отдельном
73 Костомаров Н. И. Указ. соч. С. 922—923.
74 См.: Знаменский П. В. Духовные школы в России до реформы 1808 года. С. 153.
75 См.: Шкуринов П. С. Философия России XVIII века. С. 152—157.
76 Архиепископ Георгий (Конисский) в духе библейского реализма Г. Сковороды акцентирует внимание читателей на том, что Владимир «предпочел всем (веру. — П. Г.) Христианскую Греческого или Иерусалимского исповедания» (Георгий (Конисский), архиеп. История руссов или Малой России. М., 1846. С. 3).
77 Так, например, пересказывая историю первых русских князей, архиепископ Георгий Конисский пишет: «Из сих князей знатнейшие по историям: Каган, воевавший Грецию и осаждавший флотилиею своею и сухопутным войском столичный город Константинополь, спасшийся чудом Богоматери, <...> победоносные в войнах Оскольд и Дир, воевавшие славно с Греками и Генуэзцами на море и на суше, разорившие славные города Синоп и Трапезонт, и поразившие на голову войска неприятельские при реке Осколе <...> и Владимир, первый крестивший всю Россию» (Георгий (Конисский), архиеп. История руссов или Малой России. С. 3).
рассмотрении. Нам же остается отметить, что русская церковная историческая мысль подошла к новому этапу своего существования вполне подготовленной и способной к принятию и использованию новых научных методов, открывшихся перед русской исторической наукой.
Ключевые слова: Киевская Русь, Русская Православная Церковь, Домонгольский период Русской Церкви, церковная историография, церковно-историческая научная школа, церковная историография XVIII в.
The Christian Church of the Kievan Russia: the Story of studying.
The Formation of a Church Historiography.
hieromonk Peter (Gaydenko)
The article is dedicated to the issue of the historiographic heritage created by representatives of church scientific surroundings. The author attempts to overcome implanted stereotypes concerning a church historical investigation that were formed by insufficient qualification and systematization of historical works, which were dedicated to the problems of Russian Church history. The author aspires to give the review of church historical thought opening the specific question about studying of the phenomenon of a church scientific school and a church historiography. By way of example, the author examines the views of representatives of church scholarship on the history of the Russian Orthodox Church of a Kievan period during the 18-th century.
Keywords: Kievan Russia, the Russian Orthodox Church, the pre-Mongolian period of the Russian Church, Church Historiography, the scientific School of the Church history, the Church Historiography of the 18-th century.
