CC BY
179
В. Р. ШУХАТОВИЧ,
кандидат социологических наук,
Институт социологии НАН Беларуси, г. Минск
КАТЕГОРИЯ «ПРИЗВАНИЕ»
В ИСТОРИЧЕСКОМ И КУЛЬТУРНОМ ИЗМЕРЕНИИ
Статья посвящена анализу призвания как социологической категории. Охарактеризован генезис представлений о призвании. Категориальный статус призвания рассмотрен в рамках теоретико-методологических подходов М. Вебера, Г. Зиммеля и Ф. Тённиса.
Феномен призвания привлекает внимание широкого круга специалистов: деятелей науки и искусства, представителей сферы образования и профессиональной подготовки. Это явление ассоциируется с глубокой преданностью избранной профессии, высокой ответственностью и самоотдачей, бескорыстием и творческим отношением к труду, отражает духовную связь человека с профессией. В социологии к феномену призвания традиционно обращаются в связи с изучением проблем профессионального самоопределения. Имеются работы, посвященные рассмотрению призвания как смысла самой профессии, роли интеллигенции в обществе, призванию отдельных профессий и даже стран и народов. Однако, несмотря на интерес к данной теме, специалисты отмечают недостаточную научную разработанность проблематики призвания как на теоретическом, так и эмпирическом уровне.
Так, российский социолог С. Ю. Вишневский, посвятивший изучению феномена призвания свою докторскую диссертацию, отмечает, что «в методологической разработке проблематики призвания и ее эмпирическом анализе еще много неисследованного, неизученного. Практически нет монографий и серьезных публикаций, специально посвященных социологическому категориальному анализу призвания. Это расходится с реальной исследовательской социологической практикой, где «призвание» и сходные по смыслу и значению понятия широко распространены» [1, с. 4]. Автор акцентирует внимание на важности обращения к историческим истокам изучения призвания, поскольку идеи выдающихся социологов прошлого имеют историческое значение и находят применение в современном, развивающемся обществе, однако отмечает, что применять их без изменений к анализу современной ситуации невозможно [1].
Некоторые ученые, отмечая значимость призвания как социального явления, обращаются к нему в связи с изучением других социальных проблем. Например, белорусский социолог С. А. Шавель рассматривает призвание в связи
с проблемой социального порядка и поиска «естественных», т. е. существующих в самом обществе, возможностей регулирования социальных отношений в рамках целостности [2, с. 178-179]. Ученый определяет профессиональное призвание как свободный выбор человека, основанный на способности к антиципации (предвосхищение результата деятельности) и интериоризации той социальной роли, с которой личность согласна себя идентифицировать [2, с. 180-181]. Обращаясь к статье Г. Зиммеля «Как возможно общество?», Шавель отмечает отсутствие в его схеме механизмов конструирования «мест» обществом с учетом индивидуальной предрасположенности, а также выбора индивидом тех или иных видов деятельности (профессий) на основе призвания [3, с. 178-179]. Он объясняет непрописанность этих механизмов отсутствием у Зиммеля категории социальных ожиданий и обосновывает ее эври-стичность в качестве теоретической основы эмпирических исследований феномена призвания.
Среди зарубежных публикаций особенно выделяются те, в которых придается значение этическим аспектам призвания. В частности, существует точка зрения, согласно которой профессия, которую выбирают вопреки призванию, перестает соответствовать общественной потребности, в соответствии с которой она возникла, т. е. перестает выполнять свою социальную функцию. Так, автор многочисленных работ в области теологической и прикладной этики J. M. Gustafson отмечает: «Рассмотрение профессии как призвания выявляет две черты: 1) высокий уровень развития мотивации и 2) более глубокое видение целей, которым профессия служит» [4, с. 509]. По мнению ученого: «У профессии без призвания нет моральных и гуманистических корней, она теряет гуманистическую сущность и ограничивает видение целей, которым она (профессия) служит» [4, с. 501].
Личный опыт автора, полученный при проведении прикладного социологического исследования «Трудовая мотивация и социальный статус врача»*, также убедил в необходимости развития теории и методологии изучения призвания и проведения серьезных эмпирических исследований. Так, 56,2% опрошенных отметили призвание в качестве мотива выбора профессии, однако из-за отсутствия сопоставимых данных оказалось невозможным корректно оценить даже распространенность данного феномена; значительная часть данных была проинтерпретирована гипотетически, поскольку оказалась за рамками традиционных схем объяснения.
Недостаточная определенность категориального статуса понятия «призвание» ставит под сомнение качество интерпретативных процедур на всех эта-
* Исследование «Трудовая мотивация и социальный статус врача» проведено в ноябре 2008 г. Институтом социологии НАН Беларуси совместно с Республиканским комитетом белорусского профсоюза работников здравоохранения. Опрошено 1348 врачей, представляющих 44 лечебных учреждения Республики Беларусь различного уровня подчинения и профиля. В выборке пропорционально представлены все регионы республики; 94,6% опрошенных составили врачи-практики всех специальностей.
пах социологического исследования. В связи с этим полагаем необходимым обратиться к историческим истокам изучения призвания. Характеризуя генезис представлений о призвании, можно отметить, что первым, кто ввел в социологическую науку категорию призвания, был немецкий мыслитель М. Вебер. Его работы «Протестантская этика и дух капитализма», «Наука как призвание и профессия», «Политика как призвание и профессия» связаны с поиском духовных оснований человеческой деятельности и культурных форм, в которых идеи могут оказывать воздействие на ход исторического развития общества. Так, в работе «Протестантская этика и дух капитализма» Вебер осуществляет анализ концепции призвания у Лютера. Он обращает внимание на тот факт, что немецкое слово «ВегиБ> (профессия, призвание) в его современном смысле впервые появилось в лютеровском переводе Библии и что в этом слове, а также в английском «Calling» наряду с другими мотивами звучит религиозный мотив - представление о поставленной Богом задаче [5, с. 96]. Вебер прослеживает историческую эволюцию этого слова во всех культурных языках мира и приходит к выводу о том, что у народов, тяготеющих к католицизму, отсутствует понятие, аналогичное тому, которое в немецком языке именуется «ВешБ>, тогда как у всех протестантских народов оно существует. В примечаниях к своей работе он отмечает, что «из древних языков только древнееврейский обладает словами подобного оттенка» [5, с. 96, 122].
Хотя, по мнению Вебера, элементы оценки мирской повседневной деятельности, которые содержатся в понятии «Beruf», существовали уже в Средние века и даже в древности (в эпоху позднего эллинизма), новым благодаря Лютеру явилось не просто значение слова «Beruf», - новой явилась сама идея, созданная Реформацией. Вебер пишет: «Безусловно новым было, однако, следующее: в этом понятии заключена оценка, согласно которой выполнение долга в рамках мирской профессии рассматривается как наивысшая задача нравственной жизни человека. Неизбежным следствием этого были представление о религиозном значении мирского будничного труда и создание понятия «Beruf» в вышеуказанном смысле. Следовательно, в понятии «Beruf» находит свое выражение тот центральный догмат всех протестантских исповеданий, который отвергает католическое разделение нравственных заветов христианства на «praecepta» (заповеди - лат.) и «consilia» (советы - лат.), - догмат, который единственным средством стать угодным Богу считает не пренебрежение мирской нравственностью с высот монашеской аскезы, а исключительно выполнение мирских обязанностей так, как они определяются для каждого человека его местом в жизни; тем самым эти обязанности становятся для человека его «призванием». И далее Вебер акцентирует внимание на идее Лютера о том, что «выполнение мирских обязанностей служит при любых обстоятельствах единственным средством быть угодным Богу, что это - и только это - диктуется божественной волей и что поэтому все дозволенные профессии равны перед Богом» [5, с. 96-98]. Он отмечает, что, «с точки зрения Лютера, монашеский образ жизни не только бессмыслен для оправдания перед Богом, но и являет
собой лишь порождение эгоизма и холодного равнодушия, пренебрегающего мирскими обязанностями человека. Мирская же деятельность, напротив, характеризуется им как проявление христианской любви к ближнему...» Нравственная квалификация мирской профессиональной деятельности, по мнению Вебера, является одной из самых важных идей, созданных Реформацией, и в частности Лютером [5, с. 98].
Теме профессионального призвания посвящена также статья Вебера «Наука как призвание и профессия», которая представляет собой доклад, прочитанный зимой 1918 г. в Мюнхенском университете с целью показать студентам, в чем состоит их призвание как будущих ученых и преподавателей. В центре внимания выступления Вебера, которое вышло за пределы намеченной задачи и превратилось в программную речь, оказались проблема превращения духовной жизни в духовное производство и связанные с этим вопросы разделения труда в сфере духовной деятельности, изменения роли интеллигенции в обществе, наконец, судьбы европейского общества и европейской цивилизации вообще. По мнению Вебера, ученый-профессионал, а также преподаватель должны обладать не только серьезными профессиональными знаниями, но и страстью, вдохновением, быть преданными своему делу, иметь желание принести пользу своими знаниями, быть способными воспринимать критику, и без этих качеств невозможно представить достижение высоких научных результатов. Он пишет: «Одним холодным расчетом ничего не достигнешь». И далее акцентирует внимание на том, что вдохновение сопутствует достижению высоких результатов не только в научной, но и практической деятельности. «Коммерсанту или крупному промышленнику без «коммерческой фантазии», то есть без выдумки - гениальной выдумки, - лучше было бы оставаться приказчиком или техническим чиновником; он никогда не создаст организационных нововведений». Эта мысль Вебера представляется особенно значимой в контексте изучения ценностных диспозиций предпринимательской и инновационной активности. Отмечая специфические черты научной деятельности, Вебер пишет о том, что она в отличие от искусства «вплетена в движение прогресса» в том смысле, что в отличие от никогда не устаревающего совершенного произведения искусства «всякое совершенное исполнение замысла в науке означает новые «вопросы», оно по своему существу желает быть превзойденным» [5, с. 707-712].
В заключении своей работы Вебер отмечает: «Судьба нашей эпохи с характерной для нее рационализацией, интеллектуализацией, и прежде всего расколдовыванием мира, заключается в том, что высшие благороднейшие ценно -сти ушли из общественной сферы или в потустороннее царство мистической жизни, или в братскую близость непосредственных отношений отдельных индивидов друг к другу» [5, с. 734]. Он призывает всех быть честными интеллектуалами и предлагает «простой» путь: обратиться к своей работе и соответствовать «требованию дня» - как человечески, так и профессионально. Призвание в политической деятельности Вебер связывает прежде всего с хариз-
мой, т. е. способностью человека (вождя, пророка) заставить поверить в себя других людей [5, с. 647]. Необходимой чертой политического вождя (руководящего государственного деятеля) он полагает исключительную личную ответственность за то, что он делает, «ответственность, отклонить которую или сбросить ее с себя он не может и не имеет права» [5, с. 666]. В качестве одной из движущих сил и «харизматическим» элементом вождизма Вебер отмечает труд с верой и личной самоотдачей человеку, а не какой-то абстрактной программе какой-либо партии [5, с. 675]. Размышляя о науке и политике как о профессии и призвании, Вебер отвечает на вопрос о том, какими чертами должен обладать профессионал, чтобы он мог соответствовать смыслу и целям избранной профессии. Ученый полагает, что для этого необходимо понимание смысла и целей избранной профессии, поскольку именно они определяют социальную роль профессионала.
Феномен профессионального призвания отражает системное единство личности и общества, «естественную социальность» - порожденную самой природой общества, системой разделения труда, связь человеческой психики (мышления, мотивации) с социальной, и прежде всего профессиональной, структурой. В рассмотренных работах Вебера эта связь проявляется, во-первых, в нравственной регуляции профессиональной деятельности принципами религиозной этики; во-вторых, в согласованности двух уровней призвания - индивидуального (с точки зрения смысла деятельности человека в рамках своей профессии) и институционального (с позиции роли, социальной функции самой профессии).
К категории профессионального призвания обращался и современник М. Вебера немецкий философ Г. Зиммель. В своей статье «Как возможно общество?» он писал о том, что, несмотря на определенные диссонансы, общественная жизнь основывается на предпосылке о принципиальной гармонии между индивидом и социальным целым, и если бы «социальная действительность обрела свой вид благодаря этой принципиальной предпосылке, без помех и упущений, то у нас было бы совершенное общество.» [6, с. 524]. Для этого, по мнению автора, человек должен осознать интегрирующую необходимость для жизни целого своей особости, определяемой внутренней жизнью личности, а также увидеть возможности своего социального существования и определить свое место в социальной среде. Поскольку этого не происходит, «индивид не обобществлен, а общество не является той непрерывной действительностью взаимодействия, о которой говорит понятие «общество» [6, с. 524].
В понятии профессионального призвания Зиммель видел вершину возможности достижения обществом того совершенного состояния, при котором индивидуальность отдельного человека находит место в структуре всеобщности. Он писал: «При большей разработанности понятия «призвание» оно обнаруживает своеобразную структуру: с одной стороны, общество производит в себе и предлагает некоторое «место», которое, правда, отличается от других по содержанию и очертаниям, но в принципе может быть заполнено
многими и поэтому есть нечто анонимное; с другой стороны, несмотря на его всеобщий характер, индивид занимает это место на основании внутреннего «призвания», квалификации, воспринимаемой как вполне личная. Любое «профессиональное призвание» нуждается в гармонии (как бы она ни возникала) между строением и жизненным процессом общества и индивидуальными качествами и импульсами. Именно на этой гармонии как общей предпосылке основывается в конечном счете представление о том, что для каждой личности есть в обществе позиция и род деятельности, к которым она «призвана», и императив: искать их, покуда не найдешь» [6, с. 525]. Зиммель определяет призвание как фундаментальную категорию, которая «дает сознанию индивида форму, предназначающую его быть социальным элементом», способным найти для себя такое «место», где «его особость становится необходимым звеном в жизни целого».
Упоминается категория «призвание» и в работе Ф. Тённиса «Общность и общество. Основные понятия чистой социологии», где она рассмотрена в соотнесении с общеизвестной типологией «общность» (Gemeinschaft) и «общество» (Gesellschaft). Мы полагаем, что данная теоретическая конструкция могла бы выступить методологической основой социологического исследования призвания. Релевантность данной идеи мы обосновываем следующими обстоятельствами. Во-первых, типология «общность» - «общество» рассматривалась Тённисом как универсальная схема социологического анализа социальных феноменов. Во-вторых, нам представляется очевидной смысловая близость, а в ряде случаев и совпадение понятий, эксплицирующих понятие «призвание» (Beruf), у Вебера и тех, которые раскрывают суть категории «общность» (Gemeinschaft), у Тённиса. Например, такие понятия, как дух, достоинство, служение, долженствование, взаимопонимание, упоминаются в работе Тённи-са в связи с характеристикой общностных отношений. В-третьих, мы обращаем внимание на единство языка, места и времени проживания Вебера, Зиммеля и Тённиса - классиков немецкой социологии, - что, по нашему мнению, определяет сущностное родство их методологических подходов. В-четвертых, мы полагаем, что рассмотрение феномена призвания сквозь призму категорий, использованных Тённисом для характеристики различий «сущностных форм «общность» и «общество», позволяет значительно расширить наши представления о его роли в развитии современного общества, обеспечении социального согласия и легитимации социального порядка.
Мы рассматриваем призвание как социальный феномен, поскольку, выражаясь языком Тённиса, полагаем его продуктом человеческого мышления, необходимым «для сохранения и поддержания общей сущности», а также социальным фактом, существующим потому, что его «вместе мыслят многие». Позитивное влияние феномена призвания на «социальные связанности» мы объясняем прежде всего его способностью формировать доверие. Исходным понятием анализа социальной связанности Тённис полагает волю и рассматривает ее источником всякого намерения и действия. Тённис различает сущностную волю (Wesenswille) человека и волю избирательную (Kurville). Сущ-
ностная воля исходит из духа, души, совести, образа мыслей, способа мышления и ощущений, отчасти сформированных учением, отчасти - унаследованных от ушедших (предков и предшественников) и оказывающих на него влияние. Для нее характерно единство целей и средств. Сущностная воля противопоставляется воле избирательной (Kurville), которая определяется как исключительно рациональная и для которой характерно отделение мыслительных форм целей и средств друг от друга, что для Тённиса ассоциируется с неразборчивостью в выборе средств ради достижения цели, подавлением и преодолением своей совестливости. Тённис полагает, что «чисто эмоциональные (импульсивные), то есть иррациональные воления и действия, с одной стороны, и чисто рациональные, ориентированные только на средства и часто противоречащие чувствам воления и действия, с другой, - это лишь крайние случаи, между которыми происходят все действительные воления и действия. Выдвинутые нами понятия сущностной воли и избирательной воли воздают должное той мысли, что масса волений и действий расположена ближе или склоняется либо к одному, либо к другому случаю. Я называю их нормальными понятиями (Normalbegriffe) или понятиями, указывающими направление (Richtungsbegriffe); они представляют собой идеальные типы, призванные служить масштабом для познания и описания реалий» [7, c. 28-30].
Тённис не противопоставляет неразумной воле разумную и акцентирует свое внимание на том, что сущностная воля также обладает разумом, и «более того - он формируется в ней до своего расцвета в качестве творческого и созидательного, искусного воления и деяния, как дух гения, художнического или нравственного», однако «в своих простейших формах сущностная воля есть лишь непосредственное, страстное и одновременно наивное воление и деяние; для избирательной воли, наоборот, чаще всего характерно сознание». Избирательная воля как идеальный тип у Тённиса ассоциируется с делячеством и механической работой (Machen), а сущностная воля - с творчеством (Schaffen). Тённис отмечает: «...все виды связанности, в которых преобладает сущностная воля, я называю общностью (Gemeinschaft), а все те, которые формируются посредством избирательной воли или существенно ею обусловлены, - обществом (Gesellschaft), причем оба понятия в их сущности и тенденциях суть модальности связанности» [7, c. 31-33].
Полагаем, что в рамках методологии Тённиса призвание может быть рассмотрено как одна из сложных форм проявления сущностной воли человека, основанная на осознанном нравственном выборе профессии в соответствии со своей телесной и душевной предрасположенностью, исходящая из потребности принести пользу людям и готовности принять соответствующие выбранной социальной роли обязанности.
По нашему мнению, феномен профессионального призвания способен формировать особый - «общностный» (по Тённису) тип социальных отношений, причем на разных уровнях институциональной организации: во-первых, между профессионалами - в рамках трудовых коллективов, организаций и про-
фессиональных сообществ; во-вторых, между представителями институционально связанных ролей, таких как «врач-пациент», «учитель-ученик» и т. п.
В этом случае общностные отношения могут быть близки или к «товарищескому типу» (у Тённиса), или к «типу господства» (например, отца над ребенком на основе «охранительного отношения»). Например, «товарищеский тип» общностных отношений между профессионалами возможен в том случае, если отношения основаны на духовном родстве, общих профессиональных интересах, высокой квалификации, преданности профессии, взаимном уважении и доверии; а на уровне институционально связанных ролей - при условии понимания взаимосвязанности и необходимости сотрудничества, взаимной симпатии и взаимного уважения. Общностные отношения «по типу господства» на основе «охранительного отношения» также возможны: например, в профессии - между наставником и учеником; в статусной связанности -«врач-пациент», «учитель-ученик» - на основе эмпатии со стороны профессионала и почтения со стороны ученика, пациента и т. п. Доверие, сформированное на межличностном уровне, может конвертироваться в институциональное доверие - организации, профессиональному сообществу, социальному институту и общественному порядку, в целом порядку. Такое доверие Тённис называет «овеществленным доверием». Мы полагаем значительной роль призвания в формировании овеществленного доверия и в данной связи предлагаем рассматривать его влияние на характер социальных отношений.
Социокультурное измерение понятия «призвание» в значительной мере определяется его ролью в современном языке. О жизнеспособности феномена «призвание» свидетельствует тот факт, что данное понятие входит в словари современных европейских языков. Так, например, в английском языке Calling интерпретируется как сильное желание или ощущение долга заниматься определенным видом деятельности, особенно работой, которая связана с помощью людям. Может выступать синонимом Vocation, так может называться формальная профессия [8, с. 210]. Vocation означает ощущение того, что целью жизни является определенный вид деятельности; занятие, которое дает это ощущение, особенно, если это позволяет приносить пользу другим людям. В религиозном контексте означает сильную веру в избрание Богом быть священником или членом религиозной школы для обучения римскому католицизму [8, с. 1844] (в рамках религиозных общин при монастырях). В итальянском языке Vocazione применяется: 1) в юридической лексике - как «вызов (призыв) наследования» в связи с получением наследником права на наследство или отказом от получения наследства; 2) в религиозной лексике - как религиозное призвание - иметь, чувствовать призвание к священнослужитель-ству, к затворнической жизни; 3) в повседневной лексике рассматривается как «естественная склонность к чему-нибудь: иметь, чувствовать склонность к браку, к музыке, к искусству. Делать что-то по призванию» [9, с. 1911]. В современном русском языке понятие призвание, согласно словарю М. Фасмера, «калькирует немецкое Beruf - «призвание, профессия». Там же отмечается, что «немецкое слово первоначально имело религиозный смысл: «призыв Бога
людям» [10, с. 832]. Необходимо уточнить, что это не калька, а соответствие (обратный перевод), примерами калькирования являются такие заимствованные из других языков понятия, как «мотив», «стимул», «атитьюд» и т. д. В белорусском языке призвание объясняется как «внутреннее влечение и способность к какому-нибудь делу, профессии» [11, с. 431].
Очевидно, что понятие «призвание» имеет междисциплинарный статус. Это обстоятельство также должно учитываться при проведении интерпретативных процедур. Продуктивным нам представляется сотрудничество социологов с представителями таких областей социогуманитарного знания, как экономика, культурология, антропология, теология, этика и лингвистика. Полагаем, что интересные результаты могут быть получены на основе применения в социологии идей лексической ономасиологии, в предметное поле которой входит изучение теории и практики порождения и формализации смыслов [12, с. 3-11].
Литература
1. Вишневский, С. Ю. Призвание как социокультурная проблема: историко-социологический анализ: автореф. дис. ... д-ра социолог. наук. - Екатеринбург, 2006. - С. 4.
2. Шавель, С. А. Социальные ожидания - условие стабильности и устойчивости развития общества / С. А. Шавель // Социальный порядок и жизнеспособность общества / С. А. Шавель [и др.]; отв. ред. С. А. Шавель. - Минск: Белорус. наука, 2007. - С. 178-179.
3. Социальный порядок и жизнеспособность общества / С. А. Шавель [и др.]; отв. ред. С. А. Шавель. - Минск: Белорус. наука, 2007. - С. 178-179.
4. Gustafson, J. M. Professions as «Callings» / J. M. Gustafson // The Social Service Review. -1982. - Vol. 56, N 4. - P. 509.
5. Вебер, М. Избранные произведения / М. Вебер. - М., 1990.- С. 96.
6. Зиммель, Г Избранное: в 2 т. / Г Зиммель; пер. с нем. - Т. 2: Созерцание жизни. - М., 1996. - С. 524.
7. Обшцость и общество. - М., 2007.- С. 28.
8. Longman Dictionary of contemporary English. - Pearson education limited, Edinburgh Gate, Harlow England; printed in Italy by La Tipografica Varese. - 4th edition. - 2005.
9. Vocabolario della lingua italiana. Il conciso Istituto della enciclopedia italiana fondata da giovannitreccani. - Roma I Edizione:Il Conciso, 1998.
10. Фасмер, М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. - Т. 3: (Муза-Сят) / М. Фас-мер; пер. с нем. и доп. О. Н. Трубачева. - 3-е изд., стер. - СПб.: Терра - Азбука, 1996. - 832 с.
11. Тлумачальны слоушк беларускай мовы: у 5 т. - Мшск: Галоуная рэдакцыя Беларускай Савецкай Энцыклапедьп, 1980. - Т. 4. - С. 431.
12. Шаблоусю, А. I. Лекичная анамааялопя: прадмет, метад, асноуныя паняцщ / А. I. Шаб-лоусю // Беларуская лшгвютыка. - Вып. 57. - Мшск, 2006. - С. 3-11.
V. R. SHUKHATOVITCH CATEGORY OF “VOCATION” IN THE HISTORICAL AND CULTURAL DIMENSION
Summary
The article deals with the analysis of vocation as a sociological category. The genesis of concepts of vocation is characterized. The status of vocation as a category is examined on the base of the methodological approaches of M. Weber, G. Simmel and F. Toennies.
