CC BY
94
В. С. Никоненко КАНТ И СОЛОВЬЕВ:
ИЗ ИСТОРИИ РУССКОГО КАНТИАНСТВА
Теоретическое мышление Владимира Соловьева было универсальным по своему характеру. Говоря о трех типах философии, он полагал своей философской системой высший синтез европейским философским направлениям — эмпиризму и рационализму. С равным успехом мог разрабатывать мистическую философию какой-нибудь гейдельбергский или берлинский профессор. В теоретическом мышлении Соловьева, по его собственному замыслу, не должно было быть ничего специфически национального, хотя в действительности таковым национальным элементом была русская православная традиция, о которой мыслитель говорил как о мышлении великих отцов православного Востока. Однако разрабатывал эту традицию Соловьев философскими методами, а не богословскими. Важен был принцип, а содержание системы и метод были исключительно европейскими. Это относится к ключевым разделам философии Соловьева — онтологии и этике. Национальное русское содержание, стиль русского философствования присущи Соловьеву исключительно в его философской публицистике при рассмотрении вопросов устройства вселенской церкви, свободной теократии и т. п. Здесь философская теория могла проявиться либо в виде диалектического понимания событий, либо в качестве основания конкретной, эмпирической нравственности.
Вследствие указанных характеристик философии Соловьева большое значение имеет вопрос об источниках его воззрений. Они были достаточно многочисленными. Мыслитель глубоко интересовался религиями и культурой Востока, и они нашли отражение в его понимании религии, этики и философии истории. На Соловьева влияли гностики и патристика, и это отразилось в понимании им метафизики и основного принципа мистической философии — учения об Абсолюте как положительном Всеединстве, мощи бытия, живом Боге. Большое влияние на него оказали идеализм Платона и религиозный идеализм неоплатоников — они позволили Соловьеву выработать основные представления об истинно-Сущем и его структуре, т. е. разработать онтологические категории. Также важны были для Соловьева богословско-философские сочинения отцов Восточной церкви, благодаря им он мог раскрыть единство в многообразии проявлений истинно-Сущего в бытии. На Соловьева влияли русские славянофилы и религиозные мыслители, в чьих традициях развивалась религиозно-философская концепция Соловьева, в которой хотя и провозглашалась необходимость разумной веры, но вера имела приоритет перед разумом. Перечень источников философии Соловьева можно продолжить, в особенности относительно менее общих понятий и практических проблем его философии. Но все перечисленные первостепенные и второстепенные источники не имеют в философии Соловьева абсолютного значения. Они чаще всего либо касаются отдельных сторон его философии, либо обращение к ним вызвано необходимостью развить и конкретизировать некие важные первичные влияния. Абсолютные и первичные источники философии Соловьева находятся в европейской философской традиции и представлены прежде всего учениями Декарта, Спинозы, Канта, Шеллинга, Гегеля, Шопенгауэра, Гартмана и, как ни странно, позитивизмом. Но самым важным и суще© В. С. Никоненко, 2010
ственным источником из них для Соловьева стала, пожалуй, философия Канта. Даже Гегель, от которого Соловьев взял диалектической метод своей органической логики, формулу триадического развития и принцип синтеза противоположностей, как источник уступает по своей важности Канту.
Кант сопровождает Соловьева на всех этапах его философской деятельности. Возможно, внимание к Канту усиливалось тем обстоятельством, что учитель Соловьева, П. Д. Юркевич, написал большую работу о Канте — «Разум по учению Платона и опыт по учению Канта». В своей статье о Юркевиче Соловьев очень высоко оценил эту работу.
Сравнительно много места Соловьев отвел Канту в работах «Кризис западной философии (против позитивизма)», «Критика отвлеченных начал», «Оправдание Добра», в частности, в виде приложения к последней опубликована большая статья Соловьева «Формальный принцип нравственности (Канта) — изложение и оценка с критическими замечаниями об эмпирической этике». Соловьев написал большую статью о Канте в «Энциклопедический словарь». Тон и проблематика этих крупных работ различны. Все определялось характером решаемых Соловьевым вопросов. В его магистерской диссертации философия Канта рассматривалась в русле развития европейского рационализма, прежде всего как критика рационалистического и эмпирического догматизма. «. . . Вся последующая философия находится в ближайшей зависимости от переворота, произведенного “Критикой чистого разума”» [1, с. 25]. Кант раскрыл субъективный характер нашего познания и пришел к понятию о непознаваемой сущности — «вещи в себе». И это главное положение Канта, отмечал Соловьев, «останется неприкосновенным» [1, с. 27]. Это заключение Соловьева очень важно для его системы. Хотя он и показывал противоречивость логики Канта относительно «вещи в себе» и относительно системы категорий, но слово было сказано, и сказано оно было Кантом. Есть сущность, непознаваемая ни рационалистически, ни эмпирически. У Канта она вводится по необходимости, но опять же догматически. Вся последующая немецкая философия в лице Фихте, Шеллинга, Гегеля, Шопенгауэра есть развитие Канта и, несмотря на устранение противоречий Канта, она не приводит к признанию достоверного знания о сущем, точнее, признанию объективности знания о нем. В результате Кант фактически разрушает не только догматизм старого рационализма, но обнаруживает и противоречия нового, послекантовского. Фихте, Шеллинг, Гегель справились с проблемой «вещи в себе», но справились с этим в процессе познавательном, в гносеологии, совсем не решив задачу онтологически. Решить эту задачу можно только признав односторонность, ограниченность содержания чистой логики, разрабатываемой в немецкой философии от Канта до Гегеля. Как говорил А. С. Хомяков, «самая задача школы была поставлена неправильно». Отсюда, по логике Соловьева, лежит прямой путь к интуитивизму и мистицизму. Во всяком явлении (а только они и доступны нашему познанию) всегда содержится непонятный, иррациональный элемент, который и есть его сущность, говорит Соловьев [1, с. 57]. Кантовская «вещь в себе» и связанные с нею Абсолют Шеллинга, Абсолютная Идея Гегеля и даже Воля Шопенгауэра есть прямые антиподы истинно-Сущего Соловьева. Правда, Соловьев не мог повторять ошибки докантовского «догматизма» и должен был принципиально признать необходимость иррационального постижения истинно-Сущего в мистических актах. В то же время для превращения в философскую систему мистическая философия потребовала рациональной логики (таковой была, по существу, «органическая логика» Соловьева) и построения на этой основе метафизической системы.
Проблему гносеологии Канта Соловьев очень тщательно рассмотрел в статье о
немецком мыслителе для «Энциклопедического словаря». Он расширил понимание вопроса о возможности синтетических суждений a priori, об априорных формах сознания, о системе категорий, единстве самосознания, разуме и антиномиях и т. д. В частности, излагая критику Кантом рациональной теологии, Соловьев приводит вывод немецкого философа о том, что всеблагой, премудрый и всесовершенный «Бог не может быть доказан теоретически и составляет лишь идеал, достоверность которого основывается не на познавательной, а на нравственной способности человека: это есть постулят чистого практического разума» [2, с. 464]. Посредством такого вывода Соловьев как бы обосновывал свой личный интерес к нравственной философии Канта. Этому разделу философии Канта он посвятил значительно больше внимания, как и в целом разработке собственного этического учения. Примат практического разума или нравственной воли как предваряющего условия должной действительности — это Соловьев воспринял от Канта. Е. Н. Трубецкой подчеркивал, что ко многим проблемам теоретической философии Соловьев подходил через нравственную философию, этику, и это, по мнению исследователя, «коренится чрезвычайно глубоко в духовном складе нашего философа» [3, с. 124]. Внешне это напоминает путь Канта. Кант хотел получить «чистую формальную сущности нравственности, т. е. правило деятельности вообще, необходимое, заключающее в самом себе цель и потому дающее нашей воле соответственный чистому разуму характер самозаконности» [2, с. 464]. Речь шла о чистой и доброй воле, имеющей в самой себе цель. Соловьев обстоятельно анализировал и в статье о Канте для словаря, и в приложении к «Оправданию Добра» три значения кантовского категорического императива, причем полное осуществление нравственного принципа выступает уже не как обязанность осуществления идеи добра, а как постулат, определяемый идеей высшего блага. Высшее благо как единство добродетели и благополучия по требованию разума должно быть осуществлено. На этом основана мораль Канта как учение о долге. Из анализа категорического императива, по Канту, мы получаем три частные постулата: свободу воли, бессмертие души и бытие Бога. Представляет определенный интерес высказывание Соловьева в статье о Канте, что идеи бессмертия души и бытия Божия «составляют предмет разумной веры: веры — так как они не подлежат опыту, разумной — так как они с необходимостью утверждаются на требованиях разума» [2, с. 467]. Если соотнести эти слова с утверждением Соловьева, что слепая вера оскорбительна не только для просвещенного ума, но и для самого Бога, то можно сделать вывод о том, что идея религиозной философии была подсказана Соловьеву Кантом. Соловьев писал, что «выведение и троякое определение категорического императива дали этике основания, равные по достоверности аксиомам чистой математики» [2, с. 474]. И в то же время и в области познания, и в области нравственности Соловьев подчеркивал ограниченность трансцендентализма в трактовке Канта. По мнению Соловьева «эмпирический ум должен усвоить зиждительную силу ума трансцендентального, и гетерономная воля должна стать самозаконною, т. е. сделать добро предметом собственного бескорыстного стремления» [2, с. 473]. Это на языке Соловьева означало превращение трансцендентального субъекта Канта в трансцендентное положительное Всеединство Соловьева.
Основное заблуждение Канта, писал Соловьев в примечаниях к «Критике отвлеченных начал», заключено в предположении немецкого мыслителя о том, что известные метафизические истины, не имея оправдания в разуме теоретическом, могут основываться на разуме практическом как необходимое следствие некоторых нравственных требований [4, с. 745]. Эта мысль Соловьева опять же предполагает иной подход к построению философии всеединства. Метафизика должна получить теоретическое, по
крайней мере, логическое оправдание, а нравственная философия, хотя и получает у самого Соловьева реальный приоритет над онтологией, в свою очередь предполагает теоретическое обоснование и тем самым получает не только формальное, как у Канта, но и реальное, положительное содержание.
Небольшой объем статьи не позволяет затронуть все стороны отношений философии Канта и Соловьева, и даже рассмотренные аспекты не претендуют на полноту анализа. Но, тем не менее, мы видим, что влияние Канта на Соловьева было очень существенным и русский философ уделял учению Канта большое внимание. Это внимание было столь заметным, что кантианец А. И. Введенский говорил о заслугах Соловьева в «распространении у нас критицизма» и «пополнении исследования Канта» [5, с. 778]. Заслуги Соловьева в утверждении в русской философии идей Канта несомненны. Более того, философия Соловьева может быть представлена как продолжение кантовской. Но в то же время Соловьев кантианцем, а тем более неокантианцем не стал. И не стал он таковым в силу абсолютно противоположного понимания основных философских принципов. Кант был создателем трансцендентализма, Соловьев в своей мистической философии говорил о трансцендентном, Кант был рационалистом, а Соловьев построил свою философию на интуиции и мистике, Кант создал критическую философию, Соловьев разрабатывал положительную, Кант шел к Богу от категорического императива, Соловьев выводил не только нравственность, но и Богочеловечество и все бытие из истинно-Сущего, Всеединства или живого Бога. Кант был хорошей школой философского мышления и генератором новых идей, и это было усвоено Соловьевым. Однако «назад к Канту» Соловьев не мог вернуться принципиально, и не потому только, что между ним и Кантом были Гегель, Шопенгауэр и другие, но и потому, что он творчески разрабатывал новые принципы философии, новую философскую систему.
Литература
1. Соловьев В. С. Кризис западной философии (против позитивистов) // Соловьев В. С. Соч.: В 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1988. С. 3-138.
2. Соловьев В. С. Статьи из энциклопедического словаря. Кант // Соловьев В. С. Соч.: В 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1988. С. 441-479.
3. Трубецкой Е. Н. Миросозерцание В. С. Соловьева. Т. 1. М.: Медиум, 1995. 604 с.
4. Соловьев В. С. Критика отвлеченных начал // Соловьев В. С. Соч.: В 2 т. Т. 1. М.: Мысль, 1988. С. 581-756.
5. Введенский А. И. О мистицизме и критицизме в теории познания В. С. Соловьева. Примечание издательства // Соловьев В. С. Собр. соч.: В 2 т. Т. 2. С. 763-789.
Статья поступила в редакцию 17 июня 2010 г.
