CC BY
21
ВОПРОСУ
ЦЕННОСТНО-СМЫСЛОВОЙ МАТРИЦЫ РУССКОЙ КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ:
СПРАВЕДЛИВОСТЬ
УДК 130.2
DOI: 10.24411/1997-0803-2019-10204 Г. Е. Васильев
Российский научно-исследовательский институт культурного и природного наследия имени Д. С. Лихачёва
Статья посвящена особенностям отечественной культурно-исторической системы. В статье рассматривается проблематика ценностных оснований русской культурно-исторической системы; прослеживается своеобразный исторический путь, в процессе которого сформировалась данная особенная культурно-историческая система; сопоставляются Русская культурно-историческая система и Западноевропейская культурно-историческая система, их ценностные основания и особенности. Прежде всего раскрывается такой ключевой ценностный концепт Русской культурно-исторической системы, как справедливость. Также в статье рассматриваются подходы различных философов к культуре как прежде всего системе ценностей и смыслов; раскрывается собственная авторская трактовка понятий «ценности», «высшие ценности». Также автор обосновывает актуальность проблемы соответствия наличествующих культурно-социальных реалий в современном обществе базовым ценностям и смыслам отечественной культурно-исторической системы.
Ключевые слова: ценности, культурно-историческая система, справедливость.
G. E. Vasilyev
D. S. Likhachev Russian Institute of Cultural and Natural Heritage, Ministry of Culture of the Russian Federation (Minkultury), Kosmonavtov str., 2, 129366, Moscow, Russian Federation
The article is devoted to the peculiarities of the national cultural and historical system. The article deals with the problems of the value bases of the Russian cultural and historical system; examines the peculiar historical way in which this particular cultural and historical system was formed; compares the Russian cultural and historical system and the Western European cultural and historical system, their value bases and features. First of all, such a key value concept of the Russian cultural and historical system as "fairness" is revealed. The article also discusses the approaches of various philosophers to culture as,
ВАСИЛЬЕВ ГЛЕБ ЕВГЕНЬЕВИЧ - кандидат философских наук, доцент, ведущий научный сотрудник Российского научно-исследовательского института культурного и природного наследия имени Д. С. Лихачёва
VASILYEV GLEB EVGENYEVICH - Ph.D. (Philosophy), Associate Professor, Leading Researcher of the D. S. Likhachev Russian Institute of Cultural and Natural Heritage
TO THE QUESTION OF VALUE-SEMANTIC MATRIX
OF THE RUSSIAN CULTURAL-HISTORICAL SYSTEM: FAIRNESS
© Васильев Г. Е., 2019
first of all, a system of values and meanings; reveals the author's own interpretation of the concept of "values", "higher values". The author also reveals the relevance of the problem of matching the existing cultural and social realities in modern society to the basic values and meanings of the national cultural and historical system.
Keyword: values, cultural and historical system, fairness.
Для цитирования: Васильев Г. Е. К вопросу ценностно-смысловой матрицы Русской культурно-исторической системы: Справедливость // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. 2019. № 2 (88). С. 40-47. DOI: 10.24411/1997-0803-2019-10204
«...справедливость состоит в том, чтобы каждый имел своё
и исполнял тоже своё. .справедливость сама по себе есть нечто наилучшее для самой души и что душа должна поступать по справедливости, всё равно, достался ли ей перстень Гига, а в придачу к перстню ещё и шлем Аида, или же нет.»
Платон «Государство»
Для начала условимся с понятиями. И прежде всего с понятием ценностей (высших ценностей).
Ценности (высшие ценности) есть самое значимое для человека, «точки интенсивности» его бытия и творчества; аналогично, ценности есть самое значимое для некоего общества, «точки интенсивности» его существования и развития.
Дадим краткое определение понятию культуры. Культура - система высших ценностей и соответствующая ей система символов и объектов (артефактов), а также процесс творчества этих высших ценностей, символов и объектов.
О культуре, в том или ином смысле, прежде всего как системе ценностей, писали многие философы:
«Культура есть осуществление новых ценностей.» (Н. А. Бердяев)
«Культура - сгустки накопленных ценностей.» (Ф. И. Гиренок)
«Культура есть творчество ценностей.» (А. Белый)
«Культура может быть определена как совокупность осуществляемых в общест-
венно-исторической жизни объективных ценностей.» (С. Л. Франк)
«Культура есть . реализация верховных ценностей путём заботы о высших благах человека.» (М. Хайдеггер). Etc.
Очевидно, что всякая культура (культурно-историческая система) имеет своим основанием определённую своеобразную систему ценностей (высших ценностей).
Основополагающей высшей ценностью Русской культурно-исторический системы является Справедливость, во всём её спектре: от сугубо «справедливости социальной» - до своего рода «справедливости высшей», метафизической, сближающейся здесь с иной важнейшей ценностью отечественной культурно-исторической матрицы - Правдой.
Справедливость в самом простом виде можно определить как воздаяние должного. За нечто нехорошее, нанёсшее ущерб обществу, человек получает своё возмездие; за, напротив, внесённый огромный вклад в Общее благо, за сделанное добро другим людям - получает соответствующее вознаграждение по заслугам.
Что есть это упомянутое Общее благо?
Под Общим благом надлежит понимать не только некое материальное благосостояние общества в целом, но и реальную возможность развития каждого человека данного общества, его возможность реализовы-вать свои творческие возможности в гармонии с общественным целым; главное, чтобы осуществлялась эта «творческая самореализация» не только не в ущерб материальному благосостоянию общества в целом (хотя и это очень здесь важно), но и не в ущерб ценностной системе общества, не в ущерб реальному развитию, творческому самосовершенствованию каждого человека данного общества.
Ещё мудрый Платон, когда выстраивал свой образец государственности [11], полагал справедливость (греч. бТкаюа^п) основополагающим принципом устроения любого государства и общества.
Здесь, разумеется, мы сделаем пару оговорок.
Первая: понятие справедливости в античной философии, то есть в Древнегреческой культурно-исторической системе, имеет свои нюансы, несколько отличающие её от соответствующего образца русской справедливости, однако с соответствующими изменениями, эти нюансы здесь, полагаю, не имеют принципиального значения и в основе своей эти концепты - вполне аналогичны1.
И второе: модель государства, которую мы имеем сегодня, несколько, мягко говоря, отличается от той, которую раскрывал Платон, которая имела место в его время. В частности, упомянутый платоновский диалог, посвящённый проблеме справедли-
1 Древнегреческое понятие справедливости содержит, в частности, в большей мере смыслы, связанные с должным соответствием неким обычаям, законам, общественным правилам.
вости и общественного управления, имеет название, собственно, «Политейя» (греч. лоЛлтаа), то есть буквально «Общество», что само по себе говорит о том, что понятия «общество» и «государство» в древнегреческом мире не различались, по крайней мере столь определённо и кардинально, как то имеет место в сегодняшней социально-политической реальности (что западноевропейской, с одной стороны, что российской -с другой).
Русская государственность исторически складывалась - в русле исторического формирования Русской культурно-исторической социальной системы - довольно специфически; и в соответствии с этой спецификой особенно актуальной оказалась здесь именно ценность-идеал «справедливость».
И тут нужно обратить внимание на несколько ключевых нюансов.
Во-первых, русская государственность и Русская культурно-историческая система в целом формировались в специфических климатических условиях - в условиях рискованного земледелия и с весьма низкой, в силу изначально климатических причин, товарностью сельскохозяйственного производства. Поэтому само собой разумеется, что явно несправедливое распределение совокупного общественного продукта, когда, положим, определённая группа общества изымает себе чрезмерно несправедливо высокий объём этого продукта, например, некая «элита», неизбежно оказывает просто катастрофическое воздействие на всё остальное население, вгоняя его в голод и нищету. Так что требование справедливости здесь было следствием элементарной жизненной необходимости выживания.
Во-вторых, русская государственность складывалась в условиях весьма враждебного окружения: с одной стороны, степных
кочевников, а с другой - европейцев, католиков. И войны в таком случае - в отличие от большинства «нормальных» европейских войн, представлявших собой по большей части аристократические забавы (если не брать в расчёт войны религиозные - более жестокие), - которые вынуждена была вести Русь (Россия) с упомянутыми своими «соседями», были войнами на выживание; причём это были войны с противниками, совокупно, кратно численно превосходящими силы русских (народу на Руси всегда исторически не хватало); придут кочевники - убьют, заберут в полон (в рабство), всё пожгут; придут «цивилизованные» европейцы - «крестят огнём и мечом», то есть сделают приблизительно то же самое. Поэтому на Руси жизненно необходимым был более высокий уровень социальной мобилизованности, а значит, социальной ответственности всех и каждого; а в таком случае очевидно, что ценность справедливости актуализируется здесь всенепременно и ощущается особенно остро.
Вследствие этого, для максимальной эффективности управления, на Руси устанавливается самодержавный тип правления, предполагающий модель всеобщего служения (Самодержавный принцип): Государь (Великий князь, царь) служит Богу, отвечает перед Богом за православную Русь; воинская аристократия служит Государю «головой и саблей»; а «тяглый люд» несёт своё тягло - обеспечивает воинскую аристократию и государство в целом соответствующим общественным продуктом, а при необходимости - и сам берёт в руки оружие.
Очевидно, что подобная модель тем более предполагает особую актуализацию принципа социальной справедливости. Ибо в противном случае государству русскому и всей его социально-культурной системе не жить; и уж тем более не обладать
тем, что А. С. Пушкин очень хорошо назвал Самостояньем.
Вышеприведённая модель Самодержавного принципа, предполагающая единое служение всех членов общества - каждый в меру своих сил и на своём месте, будь то в сословном обществе, будь то в бессословном не суть важно, - некоей Общей цели, некоему Общему благу, представляет собой модель, в которой правитель един с народом, опирается в своём управлении на народ, на развитую систему местного самоуправления.
Однако необходимо заметить, что исторически Самодержавному принципу в России противостоял и противостоит принцип Олигархический, берущий свои основания в стремлении части местной элиты (иногда очень значительной её части) иметь в стране все права и при этом ни за что не нести здесь ответственность, исторически, например, пытаясь брать пример с Речи Посполи-той, где местная шляхта, с одной стороны, имела все права над своим простонародьем, а с другой - ни в грош не ставила своего короля. Параллельно данная Олигархическая тенденция (принцип), крайне губительная для страны, актуализировалась в связке с сопутствующей ей Западнической тенденцией в российской элите: российская элита (значительная её часть) взирала на то, как живёт элита европейская, имеющая, во-первых, много больше возможностей для накопления богатства (более высокая товарность сельского хозяйства, возможность грабить колонии и пр.), а во-вторых, не зажатая необходимостью иметь столь же высокий уровень мобилизации, как на Руси, имеющая оттого много больше «вольностей» по отношению к своим суверенам (королям), -вследствие чего желала она, российская элита (её значительная часть), аналогично иметь и для себя такие же «вольности» и
«богатства», совершенно не считаясь с реальным положением дел. Носители Олигархического принципа, с одной стороны, стремились лишить царя (правителя) в России его самодержавной (абсолютной) власти, а с другой - получить полную власть над простонародьем, создав своего рода «кастовую систему», тем самым, очевидно, разрушая ценностный принцип Справедливости.
Борьба этих двух социально-политических «принципов» (Самодержавного и Олигархического) так или иначе проходит «красной нитью», с переменным успехом, подспудно через всю отечественную историю.
К случаю, обратим внимание: западноевропейская, условно, государственная модель, в приближающемся к современному её виде, складывалась в рамках Вестфальской системы (после 1648 года), когда в Европе начали формироваться «национальные» государства и, соответственно, европейские «нации» (по принципу: «одна власть (некоего суверена), одна нация, одна вера»).
Причём формирование это осуществлялось прежде всего относительно городского населения, то есть в среде уже оторванных от традиционных культурных своих укладов индивидов, - сиречь в той социальной совокупности, которую, как «идеальный тип», можно именовать «гражданским обществом», - и, разумеется, никакой такой «системы всеобщего служения», как оно имело место в тогдашней Московской Руси, в данных национальных государствах не предполагалась.
Таким образом, в Европе формировалась некая социальная общность на совершенно иных, нежели на Руси, принципах и основаниях - более индивидуалистических, с принципом частной собственности и т.д., при которых ценностный концепт справедливости обычно особо не актуализировал-
ся и вообще этический уклад (с принципами правды, справедливости) здесь замещался укладом юридическим (с принципами закона, права), то есть таким, где справедливости вообще, в сущности, и места уже нет1. Хотя, конечно, подспудно она - по мудрым философским откровениям Платона - так или иначе лежала и лежит в основании и западноевропейских государств, но, скорее, уже как всё более предаваемый забвению «камень во главе угла».
В этом смысле, несмотря на то, что Русская культурно-историческая государственная система, на первый взгляд, может показаться более, скажем так, тоталитарной, более подавляющей человека, при более глубоком рассмотрении окажется очевидно, что в русской системе, напротив, сохраняется внутреннее (этическое) «второе измерение» человека, личности, остающееся вне воздействия государственной власти; в то время как в системе западноевропейской, вроде как с виду менее тоталитарной, власть, напротив, оказывается именно много более тотальной, овладевающей человеком изнутри, по сути - выводя, выворачивая всего его на поверхность, лишая внутреннего (этического) измерения и замещая его поверхностью своей власти (юридической поверхностью).
В этом смысле легко становится понятным феномен столь элементарной массовой манипуляции сознанием, который имеет место в западном мире сегодня; и западный человек, в отличие от русского, при по-
1 Обратим, тут, к слову, внимание на то, что, например, в английском языке собственно нет слова, которым можно было бы более менее адекватно перевести русское «справедливость»; есть разные слова, которые будут передавать лишь отдельные оттенки данного концепта, как-то: «эквивалентность», «равенство» (equity), «равноправие», «законность» (justice), «честность» (fairness) и т.д., - но это, очевидно, отнюдь не русское «справедливость».
добной манипуляции отнюдь не остаётся «себе на заднем уме», а просто и элементарно, как вышколенный, «перекодируется», -что, впрочем, тем более становится понятным с учётом того, что современный западный человек есть по преимуществу «выходец» из протестантских (тоталитарных, по сути) сект.
Сделаем уточнение. Некую систему управления в государстве (обществе) можно называть тоталитарной, если она пытается контролировать очень многие сферы человеческого бытия, даже те, которые обыкновенно являются глубоко личными. Если человек находится под постоянным надзором, если контролируется каждый его, по возможности, шаг, то такую систему можно называть тоталитарной (принцип «паноптизма»).
Впрочем, во-первых, подобное положение дел не обязательно может (должно) трактоваться негативно; к слову, изначально слово «тоталитарный», введённое идеологами итальянского фашизма (как раз относительно своего «фашизма»), и та система государственной власти, которая обозначалась подобным образом, трактовались ими именно положительно, как нечто хорошее: что упорядочивает жизнь человека, даёт ему социальную стабильность, побеждает преступность и т.д. И только после Второй мировой войны, уже в рамках либеральной идеологической парадигмы англосаксов, целенаправленно заработавшей против Советского Союза, понятие тоталитарного (тоталитаризма) приобрело негативную окраску (якобы «СССР - тоталитарное государство, аналогичное нацистской Германии и фашистской Италии»).
Во-вторых, надо заметить, что обыкновенно бытующее противопоставление тоталитарного и демократического тоже является далеко не верным и, по сути, пред-
ставляет собой лукавую политическую (либеральную) «бинарную» идеологему-обманку. Демократическая система тоже может быть очень тоталитарной. Тем паче учитывая, что современная западная демократическая система - это система прежде всего «формальная», а отнюдь не есть «народовластие» по содержанию. А такая система очень может быть и является тоталитарной: повсеместное доносительство, олигархическая власть контролирует самые личные сферы бытия человека - ювенальная юстиция одна чего стоит! До подобного тоталитаризма ни один «фашизм» не доходил; не говоря уж о повсеместных сегодня турникетах и осмотре перед входом во все мало-мальски общественные места, и т.д.
Возвращаясь, собственно, к ценностному концепту Справедливости, в качестве дополнительного нюанса относительно особенностей русской трактовки данного понятия можно указать на то, что можно назвать «лептой вдовы»; проще говоря, человеку должно воздаваться и по тому, насколько относительно собственных возможностей он внёс свой вклад в Общее благо. Известна евангельская история (Лк. 21.1-4) о том, что некая бедная вдова внесла свою малую лепту, жертвуя христианской общине, но тем самым отдав практически всё, что у неё было; в абсолютных показателях - крайне мало, но в относительных (относительно возможностей вдовы) - очень много. И этот момент в определении русской справедливости тоже присутствует.
Ценность (ценностный концепт) Справедливости является в Русской культурно-исторической социальной и государственной системе основополагающей; она особо остро чувствуется и переживается русским человеком, русским обществом; вокруг неё, по сути, и вращается русская общественная жизнь; и серьёзные проблемы со спра-
ведливостью, во всём спектре её проявлений, влекут самые нехорошие последствия для русского общества и государства.
Серьёзные проблемы с ней так или иначе привели русское общество к революционным катаклизмам начала ХХ века; подобные
проблемы, хоть и в значительной степени искусственно целенаправленно раздутые, сыграли свою роковую роль в аналогичных катаклизмах конца ХХ века; огромные проблемы в этом отношении назревают и в современной России.
Примечания
1. Аксаков К. С. Эстетика и литературная критика / [тест., подгот. текста, вступ. ст., с. 7-41, коммент.
В. А. Кошелева]. Москва : Искусство, 1995. 525 с.
2. Бердяев Н. А. Русская идея. Москва : Эксмо, 1998. 624 с.
3. Васильев Г. Е. Русская историология. Книга первая. До Куликова поля. Москва : Франтера,
2015. 501 с.
4. Васильев Г. Е. Русская историология. Книга вторая. Московская Русь. Москва : Т8 Издательские
технологии, 2017. 600 с.
5. Данилевский Н. Я. Россия и Европа / [сост., послесл., коммент. С. А. Вайгачева]. Москва : Книга, 1991.
574 с.
6. Кожинов В. В. История Руси и русского слова. Москва : Эксмо, 2001. 512 с.
7. Леонтьев К. Н. Византизм и славянство : сборник статей. Москва : АСТ : Хранитель, 2007. 572 с.
8. Лосев А. Ф. Диалектика мифа / сост., подг. текста, общ. ред. А. А. Тахо-Годи, В. П. Троицкого.
Москва : Мысль, 2001. 558 с.
9. Лосский Н. О. Характер русского народа. Москва : Даръ, 2005. 336 с.
10. Нестеров Ф. Связь времён : Опыт исторической публицистики. 3-е издание. Москва : Молодая
гвардия, 1987. 237, [2] с.
11. Платон. Собрание сочинений : в 4 томах / [общ. ред. А. Ф. Лосева и др. ; примеч. А. А. Тахо-
Годи]. Москва : Мысль, 1990-1994. Том 3 / [пер. с древнегреческого С. С. Аверинцева и др.]. 1994. 654, [2] с. : ил.
12. Русская идея : антология / сост. и авт. вступ. статьи: М. А. Маслин. Москва : Республика, 1992. 496 с.
13. Теория государства у славянофилов : сборник статей И. С. Аксакова, К. С. Аксакова, Аф. В. Ва-
сильева, А. Д. Градовского, Ю. Ф. Самарина и С. Ф. Шарапова. Санкт-Петербург : тип. А. Порохов-щикова, 1898. 95 с.
14. Тихомиров Л. А. Руководящие идеи русской жизни. Москва : Институт русской цивилизации,
2008. 640 с.
15. Фурсов А. И. Вопросы борьбы в русской истории. Логика намерений и логика обстоятельств.
Москва : Книжный мир, 2016. 320 с.
16. Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления : пер. с нем. Москва : Республика, 1993. 447 с.
(Мыслители XX в.)
17. Шпенглер О. Закат Европы. Минск : Харвест, 2000. 1376 с.
18. Эрн В. Ф. Борьба за Логос. Философские произведения. Москва : Юрайт, 2016. 350 с. References
1. Aksakov K. S. Estetika i literaturnaya kritika [Aesthetics and literary criticism]. Moscow, Art Publishing
House, 1995. 526 p. (In Russian)
2. Berdyaev N. A. Russkaya ideya [Russian idea]. Moscow, Publishing House "Eksmo", 1998. 624 p.
(In Russian)
3. Vasilyev G. E. Russkaya istoriologiya. Kniga pervaya. Do Kulikova polya [Russian historiology. Book one. To
Kulikovo field]. Moscow, Publishing house "Frantera", 2015. 501 p. (In Russian)
4. Vasilyev G. E. Russkaya istoriologiya. Kniga vtoraya. Moskovskaya Rus' [Russian historiology. Book two.
Muscovite Russia]. Moscow, T8 Publishing technologies, 2017. 600 p. (In Russian)
5. Danilevsky N. M. Rossiya i Evropa [Russia and Europe]. Moscow, Publishing house "Book", 1991. 574 p.
(In Russian)
6. Kozhinov V. V. Istoriya Rusi i russkogo slova [History of Russia and Russian word]. Moscow, Publishing
House "Eksmo", 2001. 512 p. (In Russian)
7. Leontyev K. N. Vizantizm i slavyanstvo [Byzantium and Slavs]. Moscow, Ast Press Publishing House,
2007. 572 p. (In Russian)
8. Losev A. F. Dialektika mifa [Dialectics of myth]. Moscow, Mysl Publishers, 2001. 558 p. (In Russian)
9. Lossky N. O. Kharakter russkogo naroda [The character of the Russian people]. Moscow, Publishing house
"Dar", 2005. 336 p. (In Russian)
10. Nesterov F. Svyaz' vremen: Opyt istoricheskoy publitsistiki [Connection of times. Experience of historical
journalism]. 3rd edition. Moscow, Publishing house "Molodaya gvardiya", 1987. 239 p. (In Russian)
11. Platon [Plato]. Sobranie sochineniy. V 4 tomakh, tom 3 [Collected works. In 4 vol., vol. 3]. Moscow,
Mysl Publishers, 1994. 654 p. (In Russian)
12. Maslin M. A., comp. Russkaya ideya. Antologiya [Russian idea. Anthology]. Moscow, Publishing house
"Republic", 1992. 496 p. (In Russian)
13. Teoriya gosudarstva u slavyanofilov: sbornik statey I. S. Aksakova, K. S. Aksakova, Af. V. Vasilyeva,
A. D. Gradovskogo, Yu. F. Samarina i S. F. Sharapova [The theory of the state in the Slavophiles: a collection of articles by I. S. Aksakov, K. S. Aksakov, Af. V. Vasilyev, A. D. Gradovsky, Yu. F. Samarin and S. F. Sharapova]. St Petersburg, Printing House of A. Porokhovshchikov, 1898. 96 p. (In Russian)
14. Tikhomirov L. A. Rukovodyashchie idei russkoy zhizni [Guiding ideas of Russian life]. Moscow, published
by Institute of Russian civilization, 2008. 640 p. (In Russian)
15. Fursov A. I. Voprosy bor'by v russkoy istorii. Logika namereniy i logika obstoyatel'stv [Questions of
wrestling in Russian history. Logic of intentions and logic of circumstances]. Moscow, Publishing house "Book world", 2016. 320 p. (In Russian)
16. Khaydegger M. [Heidegger Martin] Vremya i bytiye: Stat'i i vystupleniya [Time and being: Articles and
Speeches]. Moscow, Publishing house "Republic", 1993. 447 p. (In Russian)
17. Shpengler O. [Spengler O.] Zakat Evropy [Sunset of Europe]. Minsk, Publishing house "Harvest", 2000.
1376 p. (In Russian)
18. Ern V. F. Bor'ba za Logos. Filosofskiye proizvedeniya [Struggle for the Logo. Philosophical work]. Moscow,
Publishing URAIT, 2016. 350 p. (In Russian)
*
