ББК 74.58
YAK 378.4(470) «18»
Е.Ю. НАЗАРЕНКО
E.U. NAZARENKO
К ВОПРОСУ ОБ УНИВЕРСИТЕТСКОМ ОБРАЗОВАНИИ В РОССИИ В КОНТЕКСТЕ ИДЕОЛОГИИ СВЯЩЕННОГО СОЮЗА (1817-1824 гг.)
UNIVERSITY EDUCATION IN A CONTEXT OF IDEOLOGY OF HOLY ALLIANCE (1817-1824)
В статье рассматривается эволюция, которую претерпело университетское образование в России под влиянием идеологии Священного Союза во второй половине царствования Александра I.
The article narrates about the evolution which was undergone by university education in Russia in the second half of reign of Alexander I when in domestic policy of the state the ideology of Holy Alliance dominate.
Ключевые слова: университеты, образование, идеология, консерватизм, религия, масонство.
Key words: universities, education, ideology, conservatism, religion, freemasonry.
В первой четверти XIX века развитие университетов в России вступило в полосу структурных изменений. В первую половину правления Александра I, в период господства просветительской программы в официальном дискурсе Российской империи, новообразованное министерство народного просвещения всячески поощряло развитие университетского образования и науки. В этот период были созданы новые университеты: в 1804 г. - Казанский, а в 1805 г. - Харьковский. Кроме того, в 1804 г. был создан Петербургский педагогический институт, впоследствии преобразованный в университет. Все эти шаги способствовали становлению в России научной мысли.
В то же время, несмотря на преобладание просветительских тенденций, консервативные умонастроения также затрагивали эту сферу. Однако это была весьма своеобразная разновидность консервативной идеологии, а именно т.н. масонский консерватизм [2, 3, 5, 6, 7, 16]. Наибольшим влиянием пользовалась группа московских розенкрейцеров, идейным вдохновителем которой был О.И. Поздеев. Несмотря на разницу в мировоззрении и даже вражду с православными консерваторами, масоны в значительной степени разделяли их представления о том, что образование должно иметь прежде всего нравственно-религиозный характер. По их представлениям, наука не должна вступать в противоречие с теорией божественного происхождения мира и человека, с представлениями о правильности и незыблемости монархического строя и необходимости подчинения церковному авторитету. В 1810 г. попечителем Московского учебного округа был назначен адепт розенкрейцеров П.И. Голенищев-Кутузов. В том же году министром народного просвещения стал граф А.К. Разумовский, по мнению Е.А. Вишленковой, также являвшийся сторонником консервативных масонов [2, с. 129].
На наш взгляд, именно эти деятели заложили основу программы, которая впоследствии воплощалась в жизнь преемником А.К. Разумовского, князем А.Н. Голицыным. Князь был назначен управляющим министерством в 1816 г., а в следующем, 1817 г., возглавил объединённое министерство духовных дел и народного просвещения.
Это ведомство было создано с целью внедрения религиозных дисциплин в систему образования. Об этом говорится и в манифесте: «Желая, дабы Христианское благочестие было всегда основанием истинного просвещения,
признали мы полезным соединить дела по Министерству народного просвещения с делами всех вероисповеданий в состав одного управления, под названием Министерство духовных дел и Народного просвещения» [13, л. 19].
Религия, в соответствии с принципами заключенного в 1815 г. Священного Союза, должна была стать основой подлинного просвещения, а Библия -основным его источником. По словам М.И. Сухомлинова, «соединение веры и знания провозглашено было целью умственного развития, но под соединением понимали не равноправный союз двух начал, а полное и безусловное господство одного над другим» [15, с. 187]. С целью распространения Священного Писания к тому времени уже несколько лет существовало Российское Библейское Общество, президентом которого также являлся А.Н. Голицын. Этот принцип закладывался в основу и университетской жизни.
Как отметил М.И. Сухомлинов, «в акте Священного Союза есть одно только выражение, один намёк, из которого создали целую систему, а именно: Христос назван единственным хранителем мудрости и знания» [15, с. 174]. Этот весьма абстрактный принцип в различных сферах мог реали-зовываться по-разному. Если низшее и элементарное образование А.Н. Голицын всячески поощрял (в частности, деятели министерства духовных дел и народного просвещения поощряли создание народных школ взаимного обучения по методике англичан Белла и Ланкастера), то к университетской науке и к преподаванию в высшей школе отношение было не столь позитивным. А.Н. Голицын являлся сторонником концепции примата веры над наукой, утверждая, что «истинное благочестие всеконечно превыше всякого от наук Просвещения, и не требует от оного никакого споспешествования» [13, л. 35]. Кроме того, он полагал, что «разрушительный дух последнего столетия распространил вредную мысль о непримиримой вражде, долженствующей существовать между религией и наукой. За сию пагубную мечту Европа заплатила реками крови и слез» [8, с. 70].
Необходимо отметить, что в осуществлении этой линии принимали участие люди с различными политическими взглядами, объединёнными скептическим отношением к возможностям человеческого разума. На первых порах существования «сугубого» (т.е. двойного) министерства удалось объединить как сторонников мистицизма и масонства (сам А.Н. Голицын, Д.П. Ру-нич), так и православных консерваторов (А.С. Стурдза).
Следует остановиться на деятельности Главного правления училищ, входившего в состав Департамента народного просвещения органа, обладавшего очень широкими полномочиями. Фактически, Главное правление училищ осуществляло контроль над всеми сферами деятельности университетов, гимназий и приходских школ, а также решало вопросы о создании новых учебных заведений. Этот орган составлялся из попечителей учебных округов, а также «из посторонних членов, определяемых по Высочайшим повелениям» [13, л. 27 об] и из лиц, приглашённых министром. На заседаниях правления дозволялись споры и разномыслия, но при этом «исполнение решений при разногласии, делается по мнению той стороны, с коею согласился министр» [13, л. 28 об].
Особой частью Главного правления училищ был Учёный комитет, состоявший из трёх или четырёх человек. Основной его функцией было рассмотрение учебных пособий, а также «суждение о книгах всякого рода, входящих к министру по разным случаям и для разных предметов, от издателей и иным образом» [13, л. 29]. 27 марта 1818 г. был определён состав Учёного комитета, в который вошли И.С. Лаваль, Н.И. Фус и А.С. Стурдза. Впоследствии его членом был Д.П. Рунич [9, с. 114].
С.В. Рождественский отмечал, что «необходимость бдительного контроля за преподавателями в университетах признавалась руководящими деятелями министерства после 1816 года также единодушно, как прежде составителями уставов университетов 1804 года свобода преподавания считалась одним из главных условий процветания университетов» [9, с. 135].
К похожим выводам пришёл и американский историк Дж. Флинн [18, р. 83]. По его мнению, господствовавшую в первые годы правления Александра I радикальную просветительскую модель, за редкими исключениями (среди которых наиболее заметной фигурой был профессор Харьковского университета И. Шад [8, с. 75-77]), никто не разделял. При А.Н. Голицыне члены Главного правления училищ оперировали, как правило, такими понятиями, как дисциплина и послушание, а не свобода и равенство.
В то же время, нельзя говорить о том, что просветительская программа в сфере университетской политики вовсе перестала существовать. Так, С.В. Рождественский разделял деятелей народного просвещения на умеренных (среди которых были И.С. Лаваль, архимандрит Филарет, К.А. Ливен) и радикалов (к которым относились М.Л. Магницкий, Д.П. Рунич, А.С. Стурдза) [9, с. 109]. Дж. Флинн, разделяющий подобную классификацию, первое направление связывал с деятельностью С.С. Уварова, а второе - с плодами трудов М.Л. Магницкого [18, р. 104-107].
Наиболее значительной фигурой среди умеренных либералов являлся попечитель Петербургского учебного округа граф С.С. Уваров. Он являлся сторонником распространения научного знания. Именно по его инициативе на основе Петербургского педагогического института был создан сначала Главный педагогический институт (призванный восполнить недостаток учительских кадров), а в 1818 г. - Петербургский университет. Однако связанное с его именем направление развивалось скорее по инерции, доставшейся от предыдущего этапа в истории университетской политики.
А.Н. Голицын относился к С.С. Уварову настороженно. Известно, что в начале 1818 г. князь пригласил к себе на аудиенцию профессора Я.В. Толмачева, которому поручил написать статью, полемически заострённую против западного республиканизма. При этом он запретил показывать эту работу Уварову, поскольку он, А.Н. Голицын, знает «дух современной политики» лучше попечителя Петербургского учебного округа [18, р. 108]. Уже в то время А.Н. Голицын считал позицию С.С. Уварова слишком вольнодумной. В дальнейшем расхождения между С.С. Уваровым и другими руководящими деятелями народного просвещения стали ещё более очевидны. Это предопределило его отставку с поста попечителя Петербургского учебного округа в 1821 г.
Помимо внутренних предпосылок нарастания консерватизма в официальном курсе, весьма важной причиной этого была реакция властей на события, происходившие вне России. В Германии проходили студенческие волнения, инспирированные тайными обществами, функционировавшими в университетах. Апогеем этой деятельности стало убийство в 1819 г. студентом Зандтом известного писателя консервативной направленности Коцебу, являвшегося также агентом российского правительства. Под влиянием этих событий, напугавших власти Александра I и его приближенных, «был поставлен вопрос о ликвидации практически всех существовавших университетов» [4, с. 280]. Задача выработки инструкции для реорганизации системы образования была поручена известному дипломату и одному из идеологов Священного Союза А.С. Стурдзе, который незадолго до этого был назначен членом Главного правления училищ. В 1818 г. инструкция была составлена.
По мнению составителя инструкции, необходимо было создать такую систему, в которой «религия, образование и верноподданность идут вместе» [15, с. 210]. Он полагал, что необходимо запретить преподавать «ложные учения о происхождении верховной власти не от Бога» [15, с. 210]. А.С. Стурд-за утверждал, «что всякое энциклопедическое преподавание, ограничиваясь поверхностным понятием о науке, не даёт обществу вполне образованных граждан» [15, с. 210]. Основой образования, согласно А.С. Стурдзе, является нравственное воспитание в христианском духе, а изучение наук является вторичным и возможно лишь в той мере, в которой научное познание не противоречит креационистской доктрине и прочим основам христианского вероучения. Таким образом, в числе неблагонадёжных дисциплин оказалось есте-
ственное право, некоторые направления философии, анатомия и ряд других университетских курсов. Также автор инструкции ратовал за усиления контроля государства над университетами, за серьёзное ограничение университетской автономии.
Первым университетом, подвергшимся преобразованиям в соответствии с этими принципами, был Казанский университет. В 1819 г. А.Н. Голицын получил донесения о неудовлетворительном состоянии Казанского учебного округа, после чего выступил с инициативой проведения там ревизии, которая была в том же 1819 г. осуществлена членом Главного правления училищ М.Л. Магницким. В ходе своей проверки М.Л. Магницкий выявил серьёзные нарушения в жизни университета. Вызвал нарекания со стороны ревизора и моральный облик большинства профессоров университета, и запущенность его хозяйства.
А.Н. Голицын, «прочитав донесение» М.Л. Магницкого, «донёс обо всем императору» [17, с. 246]. По некоторым сведениям, князь даже предлагал уничтожить университет, но император не пошёл на такие меры [8, с. 93]. Однако там были произведены структурные перемены. М.Л. Магницкий, наделённый чрезвычайными полномочиями, был назначен попечителем Казанского учебного округа. Вскоре после своего назначения он уволил 11 профессоров (правда, только одного из них, И.И. Срезневского, по причинам идейного характера).
В 1820 г. М.Л. Магницкий составил инструкцию, в которой говорилось о том, что основной задачей университетского образования является воспитание «верных сынов Православной Церкви, верных подданных Государю, добрых и полезных граждан Отечеству», а «все то, что не согласно с разумом Священного Писания, есть заблуждение и ложь, и без всякой пощады должно быть отвергаемо» [4, с. 285]. По мнению М.И. Сухомлинова, деятельность М.Л. Магницкого «в сущности не только не было выполнением основной мысли Священного Союза, но и положительно ей противоречило» [15, с. 177]. Однако, на наш взгляд, это не так. Квинтэссенцией университетского образования, по М.Л. Магницкому, «должен быть один дух Святого Евангелия» [4, с. 284], что не только не противоречило идеологическим установкам «сугубого» министерства, но и напрямую проистекало из них.
В то же время, исследователь совершенно справедливо утверждал, что «министерство Голицына стремилось превратить российские университеты в подобие иезуитских коллегиумов с их изоляцией от внешнего мира, монастырским образом жизни и всеобъемлющим контролем за духовной и умственной жизнью учащихся» [8, с. 75]. Было запрещено свободное передвижение студентов по городу, а в дортуарах установлен очень жёсткий режим. Допуск посторонних лиц был воспрещает, а за малейшие провинности следовали наказания, среди которых были: лишение пищи и заключение в карцер. М.Л. Магницкий воспитывал в студентах богобоязненность, поэтому «попадавшие в карцер получали название «грешников», и пока они находились в заключении, за спасение их душ произносились молитвы» [4, с. 290].
Изменения в Казанском университете можно считать образцовыми в контексте той версии идеологии Священного Союза, которую им дали А.Н. Голицын и объединённая вокруг него группа чиновников. Между тем, ни в одном другом университетском центре не была проведена убедительная реструктуризация, подобная той, исполнителем которой был М.Л. Магницкий.
В качестве примера можно взять Виленский университет. Расположенный в Западном крае, на территории, заселённой преимущественно польскоязычными католиками, было весьма непросто его вписать в «общехристианский» формат. В 1819 г. А.Н. Голицын, уступив, не стал настаивать на введении самостоятельного чтения учащимися Библии, поскольку, удовлетворившись словами попечителя Виленского округа князя А.И. Чарторыйско-го о том, что «уставом римско-католической нашей церкви не всем мирским людям позволяют читать священное писание» [14, л. 29 об.].
Однако в начале 1820-х гг. власть пытается распространить общехристианские принципы и в Вильно. Значительную роль в этом процессе сыграли небеспочвенные опасения распространения сепаратистских идей в стенах университета. К примеру, в 1823 г. Главное правление училищ рассматривало вопрос о создании в Вильне училищной полиции для контроля за студентами и преподавательским составом, поскольку Главное правление училищ испытывало «недоверие к училищным чиновникам» [10, л. 1-1 об.]. Этот проект был отклонён стараниями князя Чарторыйского, утверждавшего, что «в толико важном деле» [10, л. 2] нет нужды действовать поспешно. Князь А.Н. Голицын, принимая во внимание негативное отношение к проекту университетской корпорации в Вильно, снова уступил, не теряя при этом надежды на установление в будущем «точного надзора как за учащимися в университете и тамошней гимназии, так и вообще за все юношеством, воспитывающимся в учебных заведениях Виленского округа» [10, л. 8 об.].
Действительно, вскоре после этого был усилен контроль за студенческой жизнью, предприняты меры, чтобы университетские надзиратели «наблюдали за учениками, находящимися в городе по квартирам, и чтобы узнавали как они обращаются» [11, л. 6 об.]. Также студентам, как и в Казани, запрещалось посещать город и выезжать в театр без разрешения университетского начальства. Однако более масштабных перемен не последовало.
Некоторые университетские центры и вовсе почти не были затронуты преобразованиями. К примеру, попечитель Дерптского учебного округа граф К.А. Ливен был убеждённым противником деятельности Библейского Общества и стремился ограничить влияние мистиков на процесс образования во вверенном ему университете. Он пользовался расположением Александра I, поэтому А.Н. Голицын ничего не мог противопоставить его влиянию. Кроме того, попечителем Московского учебного округа был князь А.Н. Оболенский, который не препятствовал изданию научной литературы в духе концепции естественного права [18, р. 158]. Реструктуризация Московского университета так и не была начата (возможно, А.Н. Голицын попросту не успел её провести). Таким образом, мы можем констатировать, что «общехристианская» политика в университетской сфере имела только локальные «успехи».
В этом отношении особое место занимает деятельность Д.П. Рунича, который в 1821 г. сменил С.С. Уварова на посту попечителя Петербургского учебного округа. Он явился инициатором репрессий против известных профессоров К.И. Арсеньева, П.Д. Лодия, А.И. Галича и Э. Раупаха. Этот сюжет весьма основательно и подробно изучен, поэтому не имеет смысла на нем подробно останавливаться. Можно отметить то, что эта карающая акция была вполне в духе разработанной А.С. Стурдзой и М.Л. Магницким программы. Однако в своём консерватизме он шёл дальше их. Так, по словам Е.Н. Азизовой, «Рунич намеревался уничтожить «бесполезный» Учительский институт, его воспитанников превратить в казённых учеников Петербургской гимназии» [1, с. 148]. Если М.Л. Магницкий не являлся противником просвещения как такового и внёс ряд конструктивных предложений (таких, как создание при Казанском университете Института востоковедения), то Д.П. Рунич был ориентирован исключительно на запрещение и охра-нительство. На наш взгляд, это означало фактический отход от принципов «общехристианского» просвещения.
Деятельность Д.П. Рунича являлась не единственным примером нарастания охранительных тенденций в системе образования в первой половине 1820-х гг. Особенно ярко они проявились после того, как на рубеже 1810-1820-х гг. по Европе прокатилась серия революций: в Испании, Португалии и Пьемонте. После этого начинаются планомерные ограничение контактов российских университетов с Западом. Данный процесс шёл поэтапно. В 1820 г. появилось предписание, запрещающее студентам Дерпт-ского университета обучаться в четырёх университетах Германии - Гейдель-бергском, Йенском, Гессенском и Вюрцбургском. С весны 1821 г. это правило
было распространено на студентов всех российских университетов. По предложению А.Н. Голицына был установлен контроль со стороны министерства внутренних дел за выдачей заграничных паспортов студентам.
Показательным в этом отношении было дело магистра философии Ви-ленского университета, правоведа Франца Малевского, который с 1822 г. проходил годичную стажировку в Берлине и готовился к замещению места профессора в своём университете. В 1823 г. попечитель Виленского учебного округа князь Адам Чарторыйский ходатайствовал о годичной стажировке Малевского в Геттингенском университете для завершения образования. Однако в то время уже вышел вышеупомянутый запрет, и Малевскому было велено оставаться в Берлине до решения его дальнейшей судьбы. После этого совет Виленского университета внёс предложение об отправке молодого ученого в какое-либо другое место, к примеру, «в Великобританию, а в случае если бы на сие не воспоследовало дозволение высшего начальства, то отправить в Падуанский или Боннский университеты» [12, л. 13 об.]. А.Н. Голицын был согласен с этим решением и написал главнокомандующему польскими войсками цесаревичу Константину Павловичу письмо с просьбой оставить Малевского за границей. Однако цесаревич отказал в этой просьбе, заявив, что «не только не следует позволять магистру Малевскому отправляться в Великобританию, или другие немецкие университеты, ... но даже я полагал бы вызвать его и из Берлина обратно в Россию, ибо необходимо нужно предпринимать самодеятельнейшие меры к прекращению вкравшегося вольнодумственного духа» [12, л. 30].
Как мы видим из приведённого выше примера, А.Н. Голицын не считал необходимым полностью изолировать российскую науку от европейской. Это объясняется тем, что мировоззрение самого князя было основано на масонстве и западном мистицизме. Поэтому изоляционистские идеи не были свойственны ни ему, ни большинству сотрудников его министерства. Однако в этот период, когда из Европы в Россию проникали революционные идеи, в официальных российских кругах все более возрастало желание отгородиться от Запада. Это была одна из основных причин случившейся в мае 1824 г. отставки А.Н. Голицына, расформирования «сугубого» министерства и назначения на пост министра народного просвещения твёрдого консерватора А.С. Шишкова.
Литература
1. Азизова, Е.Н. Государственная и общественно-политическая деятельность Дмитрия Павловича Рунича [Текст] / Е.Н. Азизова // Консерватизм в России и мире. - Воронеж, 2004. - Ч. 1. - С. 140-149.
2. Вишленкова, Е.А. Заботясь о душах подданных: религиозная политика в России первой четверти XIX века [Текст] / Е.А. Вишленкова. - Саратов : Изд-во Саратовского ун-та, 2002. - 444 с.
3. Минаков, А.Ю. Масонство и русский консерватизм // Российская империя в исторической ретроспективе : сб. науч. тр. V междунар. науч. конф. [Текст] / А.Ю. Минаков. - Белгород ; Чернигов, 2010. - С. 36-49.
4. Минаков, А.Ю. Михаил Леонтьевич Магницкий [Текст] / А.Ю. Минаков // Против течения: исторические портреты русских консерваторов первой трети XIX столетия / под ред. А.Ю. Минакова. - Воронеж : ЛОП ВГУ, 2005. -88 с.
5. Минаков, А.Ю. Правое масонство и русский консерватизм первой четверти XIX века [Текст] / А.Ю. Минаков // Науч. ведомости Белгород. ун-та. Сер. История. Политология. Экономика. Информатика. - 2010. - № 13 (84). - Вып. 15. - С. 123-130.
6. Минаков, А.Ю. Русский консерватизм в первой четверти XIX века [Текст] / А.Ю. Минаков. - Воронеж : Изд-во Воронеж, гос. ун-та, 2011. - 560 с.
7. Минаков, А.Ю. К постановке вопроса о типологии раннего русского консерватизма [Текст] / А.Ю. Минаков // Клио. - 2003. - № 3 (22). - С. 26-31.
8. Петров, Ф.В. Российские университеты в первой половине XIX века. Формирование системы университетского образования. Кн. 2 : Становление системы университетского образования в России в первые десятилетия XIX века. Ч. 3 [Текст] / Ф.В. Петров. - М., 1999.
9. Рождественский, С.В. Исторический обзор деятельности Министерства народного просвещения 1802-1902 [Текст] / С.В. Рождественский. - СПб., 1902.
10. Российский государственный исторический архив (далее - РГИА). Ф. 733. Оп. 62. Д. 645.
11. РГИА. Ф. 733. Оп. 62. Д. 646.
12. РГИА. Ф. 733. Оп. 62. Д. 653.
13. РГИА. Ф. 733. Оп. 86. Д. 460.
14. РГИА. Ф. 733. Оп. 87. Д. 7.
15. Сухомлинов, М.И. Материалы для истории образования в России в царствование императора Александра I [Текст] / М.И. Сухомлинов. - СПб., 1866.
16. Соколовская, Т. Русское масонство и его значение в истории общественного движения (XVIII и первая четверть XIX столетия) [Текст] / Т. Соколовская. - М., 1999.
17. Фаджионатто, Р. Александр Николаевич Голицын [Текст] / Р. Фаджионатто // Против течения: исторические портреты русских консерваторов. - Воронеж, 2005. - С. 218-266.
18. The University Reform of tsar Alexander I 1802-1835 [Text] / J.T. Flynn. - Washington, 1988.