CC BY
185
К ВОПРОСУ О ВОСТОЧНОЙ ПРАВОВОЙ ТРАДИЦИИ
Либо ветер с Востока одолевает ветер с Запада, Либо ветер с Запада одолевает ветер с Востока.
Китайское изречение
Часто, говоря о Востоке, имеют в виду прежде всего Азию. При этом, когда ведут речь о «цивилизованном мире», обычно подразумевают, что «нецивилизованные страны» — это азиатские государства.
Между тем, если смотреть на мир непредвзято, объективно, то Азия — это отнюдь не оплот дикости. На этом континенте произошли, по крайней мере, четыре крупных «культурных извержений» мировой значимости: арабское, индийское, малайское, китайское. Если вдуматься и хорошо вглядеться в окружающую действительность с учетом их последствий, Азия, восточная культура (удивительно!) все чаще обнаруживают себя в самых, казалось бы, необычных проявлениях, часто даже в том, что на первый взгляд кажется типично европейским, западным. Если руководствоваться географическими критериями, то Гомер, Фалес, Геродот, Гиппократ, творившие на малоазиатском берегу Эгейского моря, — азиаты, но воспринимаются они как европейцы.
В целом же Восток — это не только Азия, а огромный мир, своеобразная и мощная культура, ряд цивилизаций, часть которых безвозвратно погибла. Восток — это бездна разнообразных проблем философского, теологического, нравственного, страноведческого и других свойств. Мы сосредоточимся лишь на одном вопросе — правовой традиции.
Надо сказать, традиция сама по себе может быть объектом и предметом внимания исследователя. Вместе с тем могут изучаться отдельные разновидности традиции как таковой, скажем, религиозные традиции, политические традиции, традиции в области искусства и т.д.
Для некоторых, однако, традиция лишь объект для критики. По их мнению, традиция — это нечто всегда консервативное, косное, реакционное, то есть то, что мешает развитию, прогрессу. Если следовать этой логике, то необходимо немедленно отказаться от всего традиционного в угоду инновационного, модерна. И что получится? Все начинать с белого листа? Представляется, что излишний критицизм по отношению к традиции есть следствие недоучета того, что в ней в концентрированном виде представлен многовековой (тысячелетний!!!) социальный опыт в разных областях человеческой деятельности, в том числе в сфере права, который, разумеется, нужно переосмысливать с учетом новых реалий, но никак не отбрасывать вовсе. В нашем понимании традиция — это то, что, двигаясь сквозь время, передается из поколения в поколение, отличается непрерывной самотождественностью и не теряет при этом способности к самообновлению и трансформации. В зависимости от конкретных исторических условий, особенностей текущего момента развития общества сфера действия традиции может расширяться и сужаться. Но роль традиции, как значимой формы развития общества и его культуры, сохраняется. И если сложилась хорошая традиция, то ею, конечно же, надо дорожить.
Правовая традиция — это разновидность традиции. Что должно быть положено в основу изучения правовой традиции? Этот вопрос вызывает значительный интерес особенно с усилением культурных обменов, с бурным развитием предпринимательства, туризма. Надо иметь хотя бы маломальское представление об истории, праве, тра-
Самигуллин Венир Калимуллович, доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой правовых и гуманитарных дисциплин юридического факультета Уфимского института (филиала) Российского государственного торгово-экономического университета
©Самигуллин В.К., 2009
дициях, нравах той страны, куда ты решил поехать. Повышению интереса к теме правовой традиции способствуют и публикации последних лет, обусловленные обновлением России, развитием ее права и государственности в условиях постсоветского правового пространства, противоборства различных тенденций в мировом развитии социума: глобализации и антиглобализации, атлантизма и антиатлантизма и др. Сохраняет свое значение и естественное любопытство. Нам интересно знать, какова природа правовой традиции? Как она возникает и развивается в той или иной стране? Каково будущее права в нашей страны? Получается: наш интерес к правовой традиции народов других стран возвращает нас к самим себе. Подобный «эгоизм», думается, естественен, и он неотъемлемый элемент самопознания, органическим компонентом которого выступает правопознание. Таким образом, можно выделить ряд причин, которые заставляют обратиться к теме правовой традиции как таковой.
Согласно индусской мифологии, у тысячеглавого, тысячеглазого, тысяченогого пуруша уста стали брахманами, руки — кшатриями, бедра — вайшьей, ноги — шудрой. Брахманы (дваждырож-денные) — высшая каста индусского общества. Все, что существует в мире, — это собственность (сва) брахмана. Но не только дифференцировано все индусское общество. Брахманы тоже дифференцированы. Наилучшими брахманами признаются «знающие Веду», среди знающих — признающие, среди признающих — исполняющие, среди исполняющих — познающие Брахму, то есть бога, душу. Но путь познания, Конфуций сказал бы «Дао», сложен, связан с преодолением трудностей.
Трудности в изучении правовой традиции во многом связаны с разными подходами к пониманию и объяснению закономерностей развития общества, в частности, в вопросах права, культуры, цивилизации, где много дискуссионного и до конца неясного.
В своей первооснове право едино, и оно прочно связано с практикой. И этим обусловлено то, что право, развертывающееся в систему, само предстает как традиция. Вместе с тем, во всякой
правовой системе представлены определенные традиции. При этом было бы неправильно сводить традицию к обычаю (постоянно воспроизводимая форма, для которой характерна массовость), так как в этом случае теряются ее ценные свойства: универсальность, избирательность, устойчивость, историко-генетическая преемственность в социокультурных процессах. Следовательно, традиция больше, чем обычай. Но в части ее обычай все же представлен. Отсюда — хотя традиция больше, чем обычай, она не свободна полностью от него. Таким образом, с одной стороны, право есть традиция, с другой стороны, традиция есть право.
Правовая традиция — богатое явление, развивающееся под влиянием различных факторов, как положительных, так и отрицательных. Существует угроза «обнуления» ее. Чтобы противостоять этой угрозе, более того, постоянно поддерживать правовую традицию в должном «работоспособном состоянии», необходимы, по меньшей мере, два социальных звена. С одной стороны, образованные, высококультурные, глубокие, неподдельные правовые интеллектуалы — генераторы идей, обладающие стойким иммунитетом против различных социальных вирусов, способных уничтожить правовую традицию, то есть своеобразная правовая аристократия. С другой стороны, широкая народная толща, образующая мощный и нескончаемый поток добродетельных людей среднего достатка, вполне достаточного для нормального развития человека, но приобщенных к высокой духовности, крепких в вере и праве, — подвижники, способные на подвиг, сверхположитель-ные поступки.
Если проблему правовой традиции рассматривать в ключе «Запад — Восток», то можно заметить, что западная правовая традиция освещена в научной литературе весьма основательно, например, работы Эрика Аннерса, Гарольда Дж. Бермана, Пьера Сандевуара, к ним примыкают работы А.А. Чанышева [I]. Так, проведенный Г.Дж. Берманом анализ западной традиции права привел его к заключению, что в целом доминантами этой традиции являются, по меньшей мере, семь взаимосвязанных компонентов: раци-
1 Роль закона в западной правовой традиции нельзя сильно преувеличивать или преуменьшать. По Рене Давиду, в европейской традиции законы — это не более чем ядро, вокруг которого вращаются вторичные правовые нормы ... повсюду граница между правом и фактом весьма искусственна, и трудно сказать, в какой мере решение сложного вопроса основывается на оценке данного дела и в какой на толковании правовой нормы.
онализм, политичность, свобода, гражданское общество, правовое государство, закон1, естественные права. Восточная правовая традиция, хотя тоже вниманием не обделена, все же исследована еще недостаточно.
Таким образом, если руководствоваться гипотезой, что существует не только западная традиция права, но и восточная, тут же возникает вопрос: а каковы ее особенности? Попытаемся в постановочном плане обозначить некоторые особенности этой правовой традиции.
Возникает искушение, в противовес западной традиции права, вести речь о восточной традиции права, где все наоборот, контрастно противоположно. Согласно А.И. Косареву, при рассмотрении понятия права важно принимать во внимание то, что истории известны два способа регулирования общественных отношений: первый — с помощью закона, права; второй — при посредстве «нравственной личности», норм религии, нравственности, традиций. По его мнению, первый способ более представлен на Западе, а второй распространен на Востоке [2, с. 108].
При первом же «погружении» в вопрос выясняется, что восточная правовая традиция охватывает значительное число правовых систем (обычное право, иудейское право, мусульманское право и др.) и обширный круг проблем, которые не ограничиваются «чисто» правовой проблематикой. У многих сложилось представление, что источником права является государство, что право и закон, по существу, одно и тоже. Однако такой взгляд, если внести «поправку» в восточную традицию права, может быть поставлен под сомнение. Выясняется, что государство (а в более широком плане — публичная власть) лишь один из инструментов специально-юридического оформления права. Активное использование этого инструмента ведет к становлению государственного права, то есть права государства. Однако, наряду с этим правом могут существовать и развиваться надгосударственное право и подгосударственное (предгосударственное). При-
мером надгосударственного права служат множество систем религиозного права: каноническое право (католическое и протестантское), мусульманское право, право древних евреев, право некоторых религий Дальнего Востока. К надгосударственному праву может быть отнесено и международное право. Подгосударственным (предгосу-дарственным) правом же являются правовые обычаи (обычное право), правила «вторичных групп»: синдикатов, коммерческих компаний и т.д. [3, с. 166]. Источником же права является разум, несвободный от эмоциональной окраски. Причем, для восточной правовой традиции характерно то, что в ней, наряду с исключительно рациональными правовыми нормами, воздействующими на сознание и волю, достаточно широко представлены эмоционально окрашенные правовые предписания, рассчитанные не столько на интеллектуальное, сколько на чувственное восприятие. Активное же использование в правовой организации взаимоотношений людей и их ассоциаций обычаев, договоров, усмотренческих судебных решений достаточно выразительно свидетельствует в пользу того, что право не сводится к закону, это — более фундаментальное явление, чем закон. Здесь также открывается возможность развивать тему об эмоциональных правовых понятиях, эмоциональном правоприменении, эмоциональном толковании права.
Восточная правовая традиция многолика. Она представлена иудейским (еврейским) правом, индусским правом, китайским правом, японским правом и другими2. В каждом из них немало своеобразного. Вместе с тем они имеют и много общих черт. Например, для всех них характерна поразительная длительность существования. Удивительным является то, что здесь обычай, наполняемый новым социальным содержанием и санкционируемый государством, может уживаться с письменными источниками права.
С исторической точки зрения более внимательного отношения требует к себе тюрко-та-
2 Компаративисты Дж. Мэрримэн и Д. Кларк, используя в качестве классификационного критерия всех известных правовых систем категорию «правовая традиция», приходят к выводу, что в современном мире существуют только три основных типа права — правовые семьи цивильного, общего и социалистического права. В качестве не основных типов права ими рассматриваются другие правовые системы. Они, по их мнению, располагаются в Азии и в Африке, а также на Ближнем Востоке. В состав этих, не основных, типов права входят, считают Дж. Мэрримэн и Д. Кларк, исламская, индусская, еврейская (иудейская), китайская, корейская, японская правовые системы. Кроме того, по их мнению, сюда относится развивающееся на основе «различных туземных правовых обычаев народов Африки» африканское обычное, или родовое, право» [4, с. 26].
тарская правовая традиция. Дело в том, что отношение к тюрко-татарской истории не всегда объективное. Поэтому эта традиция с должной степенью глубины не исследуется. Считается, что все это — прошлое и не во всем приятное.
Как правило, отмечают, что тюрко-татарское право в своей основе — обычное право. Это, думается, верно, но лишь отчасти. Кроме обычного права, на формирование тюрко-татарского права сильнейшее влияние оказало, в частности, китайское право, адаптированное применительно к образу жизни тюрко-татар. Часть из них приняла этноним «монгол», который вначале был, скорее, не столько этнонимом, сколько политикоправовым понятием, обозначающим тюрко-татар-скую знать, ведущую начало от Чингиз-хана, восходящего к золотому роду боргуджинов. Благодаря введению Чингиз-ханом письменности (тан-гутского письма) у тюрко-татар сформировалось оригинальное писаное право. Об особенностях этого права можно составить представление по дошедшим до нас источникам: «Сокровенному сказанию», «Ясе Чингиз-хана», «Билику», ханским ярлыкам, дефтерям, пайцзам, «Уложению Тимура», «Их ЦААЗ» и др. Однако развитие правовой традиции тюрко-татар, амбициозно претендовавших на мировое господство, в силу ряда причин и обстоятельств прервалось. В «Уложении Тимура» и «Их ЦААЗ» представлены уже не собственно тюрко-татарские правовые традиции, а иные: в основе первого — мусульманская правовая традиция, второго — тибето-буддийская. Вместе с тем, в интересах объективности, следует отметить, что тюрко-татарская правовая традиция не исчезла. В частностях она была воспринята русским (российским) правом. Падение Византии и крушение Золотой Орды свершились на глазах одного поколения и привели к тому, что Московское государство, кроме многого другого, стало наследником еще и правовых традиций этих двух великих империй. В то же время недоверчивое отношение к Западу, как к миру греха, актуализировало представление русских людей об их принадлежности к миру восточной традиции, которая лежала в основе, с одной стороны, византийского права, а с другой — тюркотатарского. Причем эти две правовые системы в период могущества Византии и Золотой Орды в определенных частях, особенно в области торговли, брачно-семейных отношений, взаимодействовали.
В восточной правовой традиции часто сакральное и секулярное не исключают друг друга, а органично взаимодополняют. Кроме того, для восточной правовой традиции характерно любопытное сочетание абсолютного и относительного. Этим восточной правовой традицией обеспечивается то, что право, с одной стороны, статично, а с другой — динамично. Если не нарушена мера между этими двумя свойствами права, то право не просто ценность, а весьма надежный и эффективный инструмент, обеспечивающий устойчивое развитие общества (социума, общины), позволяющий конструктивно решать разнообразные по содержанию и значению социальные задачи, особенно если исходить из принципов сердечной любви, разумной солидарности, милосердия, взаимовыручки и взаимопомощи. С точки зрения приведенного, интерес представляет мусульманское право — уникальный культурологический и цивилизационный феномен.
В мусульманском праве соединены два начала: с одной стороны, религиозное, иррациональное, а с другой — светское, рациональное. Причем если свойственный мусульманскому праву «дин» представляет больше религиозное (философско-религиозное, теософическое) начало, то мусульманское право (хокук), особенно в части фикха, отчасти и шариата, несмотря на это обстоятельство, в большей степени все же светское явление. Отсюда — особенности в источниках мусульманского права.
Мусульманское право применительно к шариату (правовым суждениям и предписаниям, содержащимся в Коране и Сунне) рассматривается как данное человеку раз и навсегда, как пригодное «для всех времен и народов», как нечто вечное и универсальное. В силу этого его основополагающими, базисными ценностями являются те же вечные и неизменные, абсолютные общечеловеческие ценности, которые не признаются сторонниками узкоклассового, партийного подхода, но которые ныне положены в основу многих международных правовых договоров и национальных правовых систем целого ряда государств. Это — Истина, Благо, Равенство, Свобода, Добро и Справедливость, Честность, Солидарность и другие ценности равного и подобного достоинства.
Хотя мусульманское право официально не придерживается деления на части в традициях западной правовой традиции, при фундаменталь-
ном анализе они проявляют себя достаточно выразительно. Мусульманское право — публичное право, и оно сильно подвержено религиозному антуражу: многие институты публичного права (особенно верховной власти), частично и частного права (например, брака и семьи), освящены, канонизированы. И с этой точки зрения, мусульманское право, несомненно, является религиозным, иррациональным правом, которое тождественно шариату. Вместе с тем, как показывает анализ, в своей основе мусульманское право — частное право и в какой-то степени еще и социальное право. Ценности, принципы, нормы, заключенные в нем и взятые вместе с живой деятельностью, в значительной степени отражают мирскую, житейскую точку зрения на вещи и отношения. Мусульманское право беспокоят вопросы собственности, обязательств, ответственности за причиненный ущерб, процедуры. И в этом смысле оно вполне светское право, «чистое», рациональное. Более того, под влиянием новейших достижений науки и техники, информационных технологий, событий постиндустриального развития общества мусульманское право сильно вестернизируется. В новейшее время в мусульманском праве достаточно выразительно проявляется конституционное право, которое подвержено влиянию и международного права, как публичного, так и частного.
Согласно мусульманскому праву выбор вариантов поведения возможен в рамках (пределах) пяти нормативных типов: фарз (ваджиб), харам, мандуб (или мустахаб), макрух, муба. Если фарз (ваджиб) — нечто, подлежащее обязательному и беспрекословному исполнению (например, соблюдение «пяти столпов» ислама: Шахада, Са-лята, Закята, Саума, Хаджда), то харам — нечто абсолютно запрещенное (например, супружеская измена или употребление в пищу свинины). Если мандуб (или мустахаб) — рекомендованные, но необязательные действия (например, совершение из добрых побуждений дополнительных молитв), то макрух — не запрещенные, но и не поощряемые действия (например, развод). Муба — действия, по поводу которых не существует указания, как вести себя. Иначе говоря, это те действия, которые как бы отданы на усмотрение: каждый мусульманин, исходя из своей совести, здравого смысла, имеющихся знаний, накопленного опыта, сложившейся ситуации, принимает самостоятельное и ответственное решение — как
быть. Если вдуматься, то большинство проблем современной жизни, оказывается, попадают под категорию муба. Следовательно, верность распространенного в части народа мнения о том, что мусульманское право требует лишь слепого послушания и предпочтение отдает не активному поведению, а пассивному, может быть поставлена под сомнение как недостаточно обоснованная. Причина: незнание тонкостей ислама и мусульманского права или полное игнорирование их как недостойных внимания «продвинутых» людей.
В этой связи очень важно выстроить правильное отношение к исламу и мусульманскому праву. В современной России это, думается, необходимо и возможно в рамках юридической аккультурации и преемственности юридической практики, прерванной применительно к мусульманскому праву в советский период, на основе принципов толерантности, плюрализма, культурной автономии, самоорганизации и самоуправления, но в рамках российской правовой системы в целом.
Важно выработать в отношении мусульманского права умную политику, надежную философскую линию. К сожалению, в концепциях, посвященных развитию федерального и регионального законодательства — двух уровней постсоветского российского законодательства, проблематика инкорпорации ценностей, принципов, норм мусульманского права оказывается обойденной. Норм мусульманского права, «привитых» к «организму» российского права, нет, а если и есть, то их так мало, что трудно обнаружить. Сказываются стереотипы старого правового мышления, где право — не основа общества, а только послушное и удобное средство, орудие, обслуживающее политические интересы политизированного и идеологизированного государства, где право равно закону, а закон исключительно мера политическая. Между тем, если изменить взгляд на закон, допуская, что законы могут быть правовые и неправовые, и добиваться того, чтобы они были только правовыми, то некоторые нормы мусульманского права (те, что не противоречат принципу диспозитивности) могли бы быть вполне инкорпорированы уже сейчас в действующее российское законодательство.
Для Индии, Китая, Японии характерно исключительно тонкое решение вопроса о соотношении старого и нового в правовой традиции,
как и в традиции вообще. Здесь часто идут по пути не замены старого новым, а по пути одновременного существования старого и нового. В результате новое не вытесняет старое, а существует с ним наравне, подчиняясь общей динамике и гармонии. Можно сделать вывод: в восточной правовой традиции оригинально решается вопрос о соотношении старого и нового. Часто новое — это хорошо забытое старое. Следовательно, не всякое старое на самом деле столь старое, чтобы отказываться от него как от негодного, абсолютно устаревшего. Такой взгляд, особенно актуализируясь в переломные, кризисные моменты развития социума, позволяет успешно преодолевать трудности. Возникает мысль: а не есть подобное еще один механизм правового регулирования общественных отношений? Данный вопрос требует глубокого теоретического осмысления.
Страны, приверженные восточной правовой традиции, осведомлены о популярной в современной России и на Западе идее о гражданском обществе и правовом государстве, однако степень приобщенности к ней народа и лидеров этих стран различна. Во всяком случае, ряд государств (в частности, Вьетнам, Китай, Северная Корея) не спешат заявлять о том, что они разделяют эту идею, находя, что альтернативы ей нет. Для них большую ценность представляют традиционные правовые ценности. Например, ныне Китай вдохновляют во многом правовые идеи, вытекающие из учения Конфуция. «Азиатские тигры» увлечены концепцией «просвещенного авторитаризма», которая предполагает регулируемый рынок при управляемой демократии.
Порой о Востоке и Западе рассуждают, противопоставляя их друг другу: Запад — это индивидуализм и превалирование «чувства вины» перед самим собой, а Восток — коллективизм и «чувство стыда» перед своей группой. Несомненно, при сравнительном анализе некоторые особенности в западном менталитете и восточном менталитете можно заметить. Однако чувство вины и чувство стыда не существуют в чистом виде. Они присущи всем современным людям, где бы они ни проживали и к какой бы культуре, к какой бы цивилизации ни принадлежали. Индивидуализм и коллективизм тоже нельзя противопоставлять друг другу. Всюду люди ведут себя следующим образом: в некоторых сферах жизни «один, как все, и все, как один», а в не-
которых (особенно в сферах, связанных с творческой деятельностью) — подход индивидуалистический, порой доходящий до крайних форм.
Если взять область правосферы, то сегодня наблюдается определенное влияние западной правовой традиции на восточную. Так, несомненным историческим феноменом западной правовой традиции является конституционализм. В основе его, как идеи нового обустройства общества и государства, лежат, по меньшей мере, следующие фундаментальные принципы: принцип организации государственной власти, принцип пределов власти, принцип демократических выборов.
Особое место в конституционализме как материально-правовой теории занимает идея о конституционном процессе — совокупности правовых и организационных приемов и способов, позволяющих переводить политико-правовые идеи мыслителей, правоведов и конституционно-правовые принципы и нормы в практическую плоскость. Многое здесь зависит от уровня развития гражданского общества и правового государства, качества жизни, правовой традиции и политической активности граждан.
Конституция — это не столько акт государства, сколько продукт и функция гражданского общества. Опыт конституционно-правовой традиции, зародившейся в рамках западной правовой традиции, воспринят многими странами, в том числе такими, которые являются приверженцами восточной правовой традиции. Исламские государства (Иран, Йемен и др.) приняли конституции, многие положения которых заимствованы из конституций западных государств.
В целом же конституционализм — феномен, имеющий мировое значение, и ему свойственны как минимум три компонента: I) философская система идей, взглядов, принципов, в которой центральное место занимает учение о конституции (о правовых основах государственной власти, о государственном устройстве общества, о правах и свободах человека и гражданина); 2) конституционное законодательство, то есть часть позитивного права в его публично-правовой ипостаси; 3) практика реализации принципов и норм, получивших закрепление в действующей конституции, конституционном законодательстве в целом [5].
Вместе с тем и восточная правовая традиция оказывает влияние на западную. Это особенно ярко
проявлось в прошлом в области морского права, торговли, таможенных, финансовых отношений, банковского дела. При этом в некоторых областях (например, прав человека) невозможно с полной определенностью сказать о том, какая правовая традиция более влиятельна: восточная или западная. Заметим, наряду с Всеобщей декларацией прав человека от 10 декабря 1948 года действуют, по меньшей мере, еще два серьезных альтернативных ей правовых акта: Всеобщая исламская декларация прав человека от 19 сентября 1981 года и Азиатско-тихоокеанская декларация человеческих прав индивидов и народов от 13— 15 февраля 1988 года.
Хотелось бы отметить и следующее. В дореволюционной России достаточно хорошо была развита ориенталистики (востоковедение), которая отчасти реализовывалась и в правоведении. Между тем, если взять, например, современный курс истории правовых учений (раньше этот курс назывался «История политических и правовых учений»), изучаемый в современных высших юридических учебных заведениях, то здесь восточная правовая мысль представлена очень слабо. Например, в Антологии правовой мысли 2003 года (автор-составитель В.П. Малахов) в разделах, посвященных Новому времени и современности, не приведен ни один крупный специалист (философ, юрист), который продуктивно занимался мусульманским правом. Надо бы восстановить в правах ориенталистику и начать более углубленно изучать право Востока, прежде всего, в высших юридических учебных заведениях страны. Если не во всех, то в тех, что расположены в регионах, где население, приобщенное к восточной традиции права, в частности, к мусульманскому праву, значительно, а также в тех, где готовят кадры, которые, возможно, в перспективе будут работать в этих регионах и за рубежом. Эта идея могла бы быть реализована в рамках курса по сравнительному правоведению или отдельного спецкурса. Так, в Институте права Башкирского государственного университета вопросы мусульманского права рассматривались в 90-е годы прошлого столетия в рамках спецкурса «Конституционное правовое обеспечение свободы совести». Но, думается, было бы еще лучше, если бы изучалось не одно только мусульманское право, а все восточное право как таковое. Творческое наследие Ю.Х. Акчурина, М.Ф. Ахундова, Ч.Ч. Валиханова, И.М. Гаспринского (Гас-
пралы), Г.С. Саблукова и многих других незаслуженно забытых авторов могло бы быть представлено в этом курсе достаточно основательно, широко и с пользой для современника, особенно для молодежи.
Едва ли можно построить правильные отношения в социуме и поддерживать их устойчивое развитие на основе тех типов и форм сознания и мышления, для которых характерна частичность, замкнутость, историческая ограниченность. А это значит: назрела необходимость выработать новый тип правосознания, который, позволяя преодолеть слабые стороны прежних типов и форм сознания, создал бы более благоприятные условия для решения тех задач, которые сегодня либо не решены, либо решены частично. Если такой тип сознания, прямо относящийся к праву, удастся выработать, то, скорее всего, на основе известного мировоззренческого синтеза, охватывающего все наиболее ценное, важное, что имеется в разнообразных правовых традициях. А это, на наш взгляд, актуализирует культурологический подход к праву, проблематику обновления и преемственности в этой области. Думается, правоведами должно быть изменено отношение к религии, религиозным конфессиям, и это однако не призыв стать всем юристам теистами, верующими. Не исключено, что мировоззренческий синтез следует понимать достаточно широко, не ограничиваясь лишь рамками «научного» мировоззрения; возможно, залог успеха — в синтезе науки, философии и религии.
ЛИТЕРАТУРА
1. Аннерс Э. История европейского права (пер. со швед.) / Ин-т Европы. — М.: Наука, 1994; Берман Г.Дж. Западная традиция права: эпоха формирования / Пер. с англ. 2-е изд. — М.: МГУ: Издательская группа ИНФРА М — НОРМА, 1998; Сан-девуар П. Введение в право. — М.: Издательская группа Итратэк — Р, 1994; Чанышев А.А. История политических учений. Классическая западная традиция (античность — первая четверть XIX века). — М.: Московский государственный институт международных отношений (университет) МИД РФ, Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2001.
2. Государство и право. — 2003. — № 8.
3. Касьянов В.В., Нечипуренко В.Н. Социология права. — Ростов-на-Дону: Феникс, 2001.
4. Meryman J, Clark D. Comparative Law: Western European and Latin American systems. — New York, 1978.
5. Пустовалов A.P. Развитие идей конституционализма в русской политико-правовой мысли XIX — начала XX веков: Автореф. дисс. ... канд. юрид.
наук. — М., 2006. — С. 10; Самигуллин М.В. Конституционно-правовая мысль дореволюционной России (1730—1883 гг.): историко-правовое исследование: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. — Волгоград, 2007. — С. 10.
Ключевые слова: Восток, право, традиция, восточная правовая традиция, тюрко-татарская правовая традиция, мусульманское право, абсолютное и относительное, старое и новое.
Key words: Orient, right, tradition, oriental legal tradition, Turkic-Tatar legal tradition, Muslim right, the absolute and the relative, the old and the new.
Venir K. Samigullin
TO THE QUESTION OF ORIENTAL LEGAL TRADITION
The article considers the topical problem of oriental legal tradition in an organizational plan. The circumstances requiring the study of this phenomenon are pointed out. An attempt is made to reveal the peculiarities of this legal tradition. The article stands up for the idea according to which a correct organization of social relationships in society and support of their stable development are impossible on the basis of those types and forms of consciousness and thinking which are characterized by partiality, isolatedness, historical narrow-mindedness. Therefore, the need for working out a new type of legal consciousness has become urgent, which, letting to overcome the weakness of the former types and forms of consciousness, would create more favourable conditions for solving those problems which are not solved or solved only partially nowadays.
