CC BY
276
«МОЩНО, ВЕЛИКО ТЫ БЫЛО, СТОЛЕТЬЕ!». СПб., 2014
Ю. Г. Клименко
К ВОПРОСУ О ВЛИЯНИИ ФРАНЦУЗСКОГО НЕОКЛАССИЦИЗМА НА МОСКОВСКУЮ АРХИТЕКТУРУ ПОСЛЕДНЕЙ ТРЕТИ XVIII ВЕКА.
ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ ТВОРЧЕСТВА Н. ЛЕГРАНА
Николя Легран, представитель французского неоклассицизма, волею судьбы оказавшийся в России, долгие годы занимал пост главного архитектора в московских учреждениях, в которых он руководил градостроительным преобразованием Древней столицы. Один из немногих иностранных архитекторов, предпочитавший Санкт-Петербургу Москву, он активно внедрял принципы французского неоклассицизма в ходе регулирования древнерусского города. Н. Легран не только создавал общественные постройки, способствовал появлению и распространению новых типов храмов и городских жилых усадебных домов, но и вводил новые конструктивные решения в практику местных мастеров, а его архитектурные ученики работали как в Москве, так и в российской провинции, занимая посты губернских архитекторов.
Несмотря на его вклад в русскую архитектуру, история изучения творческой биографии мастера, родившегося в Париже, связана с целым рядом трудностей. В отечественной историко-архитектурной науке ему то отводили роль гувернера, то атрибутировали самые яркие классицистические постройки Москвы и Подмосковья. Одной из основных причин, по которой имя и наследие Н. Леграна оказалось в забвении, следует считать трагические события в Москве 1812 г. Пожар, возникший в период пребывания французской армии в городе, полыхал с 3 по 8 сентября. Согласно документам, пострадало более 70 % городской застройки (было уничтожено 6532 из 9158 московских домов). Исчезли не только лучшие постройки, среди которых преобладали здания классицистического периода, но и возможность эти сгоревшие здания атри-
196
К вопросу о влиянии французского неоклассицизма на московскую архитектуру
бутировать1. В ходе пожара были утрачены государственные и частные архивы, хранившие имена их создателей: заказчиков и исполнителей. Тотальное уничтожение документов о производстве работ с проектами и контрактами унесло имена архитекторов, декораторов, каменщиков и других мастеров.
Масштаб утрат отчасти объясняет возникновение после 1812 г. нетолерантности москвичей в отношении ко всему «французскому», из-за которой в штатах московских государственных учреждений не оставалось более французских архитекторов. Прежде значительная французская колония Москвы2 в послевоенные годы практически исчезла3. Упоминания о вкладе французских мастеров в строительство крупнейших московских объектов допожарного периода стали неуместными и опасными. Под влиянием идей о самоидентификации именно в эти годы появлялись первые попытки переписать страницы архитектурной истории, составив перечень построек местных мастеров, не связанных с Францией. Патриотические настроения в обществе способствовали их выдвижению на первый план, обходя вниманием упоминания о вкладе французских архитекторов. Достаточно вспомнить первую публикацию 1816 г. о М. Ф. Казакове, которая начиналась с утверждения, что он «ни у одного иностранца не брал он уроков и никогда не выезжал из России»4. Здесь же архитектору, скончавшемуся от известия об уничтожении Москвы в пожаре, приписывали все наиболее значимые классицистические строения, включая Пашков дом и ряд других построек, которые удалось пере-атрибутировать другим архитекторам только в ХХ в., после обнаружения достоверных документов.
1 В отличие от западноевропейской архитектуры, преимущественно созданной из камня и кирпича, московские здания в основном строили из дешевых материалов, лишь внешне имитирующих природный камень. Гипсовые и деревянные детали, оштукатуренные под мрамор, во время пожара 1812 г. исчезали бесследно. Восстановление некоторых зданий с воссозданием утраченного декора происходило лишь в конце XIX столетия, когда принципы научной реставрации еще не были сформулированы. Зачастую новый эклектичный декор был лишь стилизован под классицистические формы (см., например, убранство фасадов дома П. Е. Пашкова (Румянцевский музей)).
2 Ржеуцкий В. С. Французская колония в Москве в царствование Екатерины II // Россия и Франция. XvilI-ХХ века. Вып. 5. М., 2003. С. 30-55.
3 Даже сын Н. Леграна покинул Москву, а позднее стал губернским архитектором в Твери.
4 [Казаков М. М. ]. О Матвее Федоровиче Казакове // Русский вестник № 11. М., 1816. С. 5-14.
197
Ю. Г. Клименко
Таким образом, в послевоенный период многие произведения Н. Леграна сознательно связывали с творчеством российских мастеров. К концу XIX в. критическое отношение в отечественных публикациях к иностранному архитектору особенно заметно проявлялось в работах П. Н. Петрова. По его мнению, Н. Легран, как «бывший гувернер, <.. .> один из слабо образованных иностранцев “искателей счастья”, во множестве появившихся в России в Екатерининскую эпоху», был занят в Москве «тупой копировкой чертежей корифеев итальянской школы Скамоцци и Палладио», а также «строил и сочинял на один лад барские дома в помещичьи усадьбы.»5 Подобная оценка творчества иностранного мастера, да и в целом атмосфера негативного отношения к наследию московского классицизма спровоцировали потерю интереса на долгие годы к этой теме.
В изучении реального вклада французских архитекторов, работавших в России, нельзя ни отметить роль Французского института в С.-Петербурге (1911-1919 гг.)6. Деятельность этой «малой Сорбонны» была многогранна, но непродолжительна. Однако среди результатов тщательных археологических поисков — изданная в 1934 г. монография «Русская академическая художественная школа в XVIII в.», где один из разделов был посвящен французскому влиянию на русскую архитектурную школу. Ее автору, Д. Рошу7, удалось собрать и опубликовать наиболее полные и достоверные материалы, в том числе и по московскому архитектору Н. Леграну. Несмотря на отдельные ошибочные сведения по биографии зодчего, эта публикация способствовала реабилитации его имени и рождению интереса к изучению деятельности французского мастера.
В этом вопросе наиболее сложная партия принадлежит московскому искусствоведу, историку и живописцу И. Э. Грабарю (1871-1960). Именно благодаря его исследовательской натуре, уникальному организаторскому таланту и исключительному честолюбию, многие русские мастера так называемого «второго» и «третьего» плана были спасены от исторического небытия. Несмотря на все заслуги этого исследователя, его стремление к сенсационным открытиям, ярким заявлениям и разобла-
5 Петров П. Н. Строительное дело в России при Екатерине II // Зодчий. М., 1880. № 10-11. С. 90.
6 Ржеуцкий В. С. «Французский институт в С.-Петербурге» (1911-1919) и русскофранцузское научное и культурное сближение // Россия и Франция. XVIII-ХХ века. Вып. 7. М., 2006. С. 293-322.
7 Roshe D. Французское влияние на русскую культуру // Русская академическая художественная школа в XVIII в. М., 1934. С. 40-48, 168-169.
198
К вопросу о влиянии французского неоклассицизма на московскую архитектуру
чениям порой чрезмерно увлекали и захлестывали. «Человек минуты», как он сам неоднократно себя называл, И. Э. Грабарь известен противоречивыми публикациями, в которых он иногда сознательно был вынужден искажать факты, что неоднократно разоблачали впоследствии8.
Еще в первые годы его увлечения московской архитектурой века Просвещения, связанные с подготовкой к изданию «Истории русского искусства», И. Э. Грабарь лично возглавлял все научные поиски. «Я зарылся в архивный материал, почти забросил живопись, проводя большую часть времени то в Петербурге, то в Москве, — писал ученый. — Большая часть 1907 года и весь 1908 прошли под знаком архивного сидения. <...> Из казенных архивов пришлось перекинуться в частные. По вечерам голова пухла от архивных сведений, особенно от рукописей начала XVIII века, которые приходилось читать, ввиду их трудности, крайне медленно»9.
Уже в эти дореволюционные годы он писал о московской архитектуре: «Ее нет, она либо сгорела, либо заменена. и вот я стал в этой темноте копаться. И кажется теперь знаю, что такое Москва. Любопытно ведь, что от этой эпохи в сущности почти никаких ни рисунков, ни гравюр не осталось. Я нашел массу проектов, фасадов, планов и пр. именно этой эпохи»10. Случилось так, что именно том, посвященный московскому классицизму, не был издан из-за немецких погромов в Москве 1910-х гг., во время которых пострадало издательство И. Кнебеля, где находились материалы И. Грабаря. Неизвестно, какие взгляды и атрибуции были высказаны исследователем в этом проекте, оставшемся неопубликованным. Позднее он утверждал о своем интересе к творчеству французского архитектора, возникшему именно в этот дореволюционный период. Однако согласно некоторым документам, первые упоминания имени Н. Леграна в бумагах и переписке исследователя появляются только в 40-е гг. ХХ столетия. Выявленные после Второй мировой войны материалы о произведениях французского мастера, подкрепленные сведениями из различных архивных собраний, присылаемых И. Грабарю по его запросам, позволили ему атрибутировать крупнейшие московские постройки
8 Об инциденте с Д. Жилярди см.: КлименкоЮ. Г. И. Грабарь и А. Бенуа: Противостояние. К 100-летию «открытия» архитектора Доменико Жилярди // Исследования по истории архитектуры и градостроительства. Труды кафедры Истории архитектуры и градостроительства МАРХИ. Вып. 2 / Под общ. ред. акад. Д. О. Швидков-ского. М., 2011. С. 357-393.
9 Грабарь И. Э. Моя жизнь. Автомонография. М., 2001. С. 217.
10 Грабарь И. Письма. 1891-1917. М., 1974. С. 211-212.
199
Ю. Г. Клименко
екатерининского классицизма. Благодаря работе его респондентов, копировавших ему документы из столичных и провинциальных архивов, а также помощи А. Н. Бенуа, искавшего в Париже для московского коллеги сведения о Н. Легране, И. Э. Грабарь в 1947 г. на заседании РАН выступил с докладом, посвященном творчеству этого французского архитектора и его вкладу в классицистическую архитектуру Москвы. Учитывая сложность политической обстановки этого времени в стране11, исследователь подготовил два варианта заключения к своему докладу о «Загадках московской архитектуры XVIII века». Он говорил об авторе дома П. Е. Пашкова — «сказочного палаццо» и «здания не только лучшего в Москве, но, — как он утверждал, — я не знаю ему равного в Европе»12. Согласно стенограмме доклада, исследователь определял автора этой московской усадьбы на основании детального стилистического анализа особенностей приемов В. Баженова и Н. Леграна: «Если Вы меня спросите, а кто же? <.. .> встает вопрос — кому же из этих двух13 архитекторов его надо приписать. Тому великому, который был светочем русского искусства и остался таким до сих пор, или талантливому, большому, но не гению? Пока у нас нет никаких иных данных, мы не можем ни развенчивать Баженова, ни возвеличивать Легранда, для этого нет достаточно оснований <.> Будем ждать, пока не найдется хоть каких-нибудь сведений, до сих пор еще где-то втуне лежащих и не дающихся нам в руки. Они придут, я в это верю!»14
Однако еще за месяц до выступления И. Грабарь на своей даче в Абрамцево 4 августа 1947 г. подготовил другой вариант своей заключительной речи, в которой решительно атрибутировал это здание Н. Леграну: «Среди архитектурных загадок старой Москвы нет более мучительной, нежели Пашков дом. <...> Автор этих строк сам долго колебался, ища его между Баженовым и Казаковым, пока изучение постройки Кригс-
11 В СССР в конце 1940-х гг. начиналась вторая волна репрессий среди ученых. Эта разворачивающаяся кампания против «буржуазных космополитов» осуществлялась не в привычной форме арестов, а в форме массовых и быстрых увольнений в академических и издательских кругах.
12 ОР ГГГ. Ф. 106. Оп. 1. Д. 1313. Л. 29-30.
13 Следует напомнить, что именно И. Грабарю в начале ХХ в. принадлежит идея атрибуции М. Ф. Казакову дома Пашкова. На выступлении 1947 г. он категорически отказался от собственной версии: «но никоим образом ни Казакова» (Архив РАН. Ф. 457. Оп. 1 (1947). Д. 84. Л. 66).
14 Архив РАН. Ф. 457. Оп. 1 (1947). Д. 80. Л. 99-100.
200
К вопросу о влиянии французского неоклассицизма на московскую архитектуру
комиссариата не привело его к новому, совершенно неожиданному выводу. .. .Пока в наших руках не будет данных более убедительных, чем приведенные в настоящем изыскании, строителем Пашкова дома приходится считать Леграна. Значит ли это, что архитектурный шедевр на Моховой отныне оказывается произведением не русского мастера, а француза? Нет, это значит, что в истории русского искусства одним великим русским мастером стало больше»15.
Вероятно, предчувствуя опасность подобного заключения, И. Э. Грабарь не решился его зачитать на академическом заседании, а вскоре и вовсе отказался в пользу В. Баженова при атрибуции всех остальных построек, по которым сохранились неопровержимые доказательства проектирования и строительства только французским архитектором. Уже в 1951 г. свой текст доклада был им опубликован в монографии о творчестве великого русского гения16, где имена Баженова и Леграна он просто поменял местами17. Официально отрекшись от изучения этой темы, он активно продолжал собирать сведения и документы о клане Легран в России. Так, в письмах в Ленинград он обращался к Г. Г. Гримму: «Кстати, я давно хотел Вас спросить, не можете ли Вы навести меня на след бывшего директора Эрмитажа Леграна <...>? Ведь он был, наверное, прямым потомком баженовского друга и выученика?»18
Учитывая широкий междисциплинарный характер деятельности И. Грабаря, в архитектурною науку он непроизвольно привносил методику атрибуции, заимствованную из опыта работы с живописными школами. Его принципы стилистической атрибуции были признаны недостоверными. Его критиковали за использование теории «облюбованного завитка», «по которому безошибочно узнаешь его автора среди десятка других»19. И дело здесь даже не в том, что отделочными работами, заканчивающимися изготовлением «завитков» на капителях, сандриках или десюдепортах, по контракту занимались не архитекторы, а специалисты-декораторы, лепщики или скульпторы. Система доказательств авторства
15 ОР ГТГ. Ф. 106. Оп. 1. Д. 1315. Л. 3.
16 Грабарь И. Э. В поисках неизвестных построек В. И. Баженова // Неизвестные и предполагаемые постройки В. И. Баженова. М., 1951. С. 58.
17 Клименко Ю. Г. И. Э. Грабарь и его архитектурные атрибуции московского классицизма // Архитектурное наследство. Вып. 53. М., 2010. С. 290—303.
18 Письмо И. Э. Грабаря к Г. Г. Гримму от 29.01.1952 г. (Грабарь И. Э. Письма. 1941-1960. М., 1983. С. 128, 271).
19 Грабарь И. Э. В поисках неизвестных построек В. И. Баженова. С. 84.
201
Ю. Г. Клименко
архитектурного произведения для историка была вторичным этапом, после внутреннего определения собственных задач по отношению к конкретному памятнику. Время, в которое он вынужден был работать, требовало корректировки всех научных взглядов. В советский период, когда исчезало значительное число архитектурных произведений классицизма, созданных мастерами второго и третьего ряда, приходилось доказывать ложную атрибуцию «безопасному» русскому мастеру ради спасения и сохранения самих памятников. Возможно, именно поэтому возникала необходимость, например, признать Матвея Казакова автором тех лучших построек, которые требовалось защитить от сноса. Удобная система атрибуции по «сходству завитка» позволяла быстро и эффективно выстраивать алгоритм выявления авторства, массово приписывая архитектурные ансамбли «школе Казакова».
Во избежание повторения этих ошибок в методике архитектурной атрибуции необходимо учитывать совокупность многих признаков. К этому арсеналу необходимо добавить и конструктивные особенности почерка мастера, которые могут помочь в установлении авторства ряда построек русского классицизма, документы о строительстве которых уже утрачены. Значение «конструктивного решения» в архитектурных воззрениях Екатерины Великой было отмечено в работах Т. В. Ильиной20.
Сомнения в успешности конструкций, предложенных В. Баженовым при выполнении ряда московских императорских заказов, требуют более пристального изучения этой темы. Еще И. Э. Грабарь обратил внимание на использование в русском классицизме одного примечательного инженерного приема, который он ошибочно назвал «одностолпными палатами», известными только местным зодчим. Замеченные исследователем случаи применения кругового цилиндрического свода вокруг центральной опоры в цокольном этаже Пашкова дома, в угловых ротондах здания московского Кригскомиссариата и некоторых других сооружениях отличалось от примеров из древнерусского строительного опыта, где принцип работы свода был совершенно иным.
Анализ особенностей применения в основании ротондальных купольных форм указанного свода, распространенного в западноевропейской архитектуре, — вопрос для специального исследования. В рамках данной работы следует лишь отметить ряд известных примеров в
20 Ильина Т. В. История искусств. Отечественное искусство. М., 2000. С. 83.
202
К вопросу о влиянии французского неоклассицизма на московскую архитектуру
архитектуре Древнего Рима, где активное использование подобного типа свода объяснялось популярностью здесь самой темы ротонды. Храмы, мавзолеи, крипты, залы терм, фортификационные башни и многие другие ротондальные постройки в основании опирались на свод, изучение и анализ которого проводились в XVIII столетии избранными воспитанниками королевской Академии Архитектуры, направленными из Парижа на обучение во Французскую Академию в Риме. Обмеры и фиксация подобных объектов впоследствии были опубликованы с комментариями и необходимыми чертежами.
Свод, расположенный в основании таких ротондальных построек, во французских строительных изданиях XVII в. называли «цилиндрическим круговым сводом вокруг центральной опоры». В трактате по стереотомии 1728 г. об искусстве резки камня данный свод так и назван: «Voute sur le noyau ou berceau tournant»21. В современных словарях, посвященных вопросам французской архитектурной лексики, свод принято определять как «Vo ute en berceau tournant sur le noyau»22. Его активное использование можно видеть в самых разных областях архитектуры. Среди примеров такого свода в храмовой архитектуре Парижа — и небольшая церковь Сен-Мари-де-ля-Визитасьён на ул. Сан-Антуан (1632-1634 гг., арх. Ф. Мансар), и огромный собор Сен-Женевьев (ныне Пантеон, 1757-1789 гг., арх. Ж.-Ж. Суффло); в фортификационном строительстве — крепость Бала-гье (1636 г.) близ г. Тулон, донжон нормандского форта Сен-Вааст-ла-Угэ Манш (1690-е гг.) и многие другие. Однако наиболее широкое применение эти конструкции получали именно в жилой партикулярной архитектуре, в основании объема ротонды, часто выступающего в сад. Разработка этих композиционных решений присутствует на конкурсных проектах, получивших высшую апробацию в Королевской академии архитектуры Парижа, Школе мостов и дорог и других учебных центрах Франции. Достаточно обратиться к премированным работам, отмеченным «Grand prix», или учебным пособиям, где в качестве образцового проекта предлагался именно такой тип дома. Ж. Н. Л. Дюран, автор популярного архитектурного курса при Политехнической школе Парижа, изданного в 1803-1805 гг., рекомендовал аналогичный проект особняка для город-
21 La Rue J.-B., de. Traite de la coupe des pierres. Paris, 1728. Pl. XXIX. Р. 53.
22 Perouse de Montclos J.-M. Architecture. Description et vocabulaire methodiques. Principes d’analyse scientifique. Paris, 2011. P. 293.
203
Ю. Г. Клименко
ского и загородного строительства23. Примечательно, что на проекции разреза французские инженеры обращали внимание на необходимость устройства в основании купольной ротонды цилиндрического кругового свода вокруг центральной опоры.
Эту конструктивную схему следует рассматривать как итог поисков идеальной архитектурной формы во французском неоклассицизме, получивших яркое отражение в разнообразных увражах, пользующихся спросом у самой широкой аудитории. Среди этих изданий особую популярность в России снискали тетради с проектами Ж.-Ф. Де Неффоржа. В его проектных замыслах регулярно использован ротондальный объем с круглым (или овальным) салоном. Его применение заметно не только в архитектурных теоретических трудах, но и на практике во Франции.
Среди парижских партикулярных отелей эпохи Людовика XVI, относящихся к рассматриваемому типу, примечателен отель де Сальм (17821785 гг., архитектор П. Руссо), где основание купольной ротонды со стороны набережной Сены укреплено круговым цилиндрическим сводом вокруг центральной опоры. Подобную конструкцию можно наблюдать и в известном парижском отеле Бурбон-Кондэ (1780-1782 г., архитектор А.-Т Бронияр), и в «загородном павильоне герцога Орлеанского на ул. Прованс», исполненном тем же архитектором и ставшим широко известным после издания в начале XIX столетия сборника проектов лучших архитектурных произведений Парижа и окрестностей. Издание, подготовленное архитекторами и граверами Ж.-Ш. Краффтом и Н. Рансонеттом, широко рекламировало наиболее успешные замыслы французского неоклассицизма с виртуозными конструктивными и декоративными решени-ями24. Благодаря этим публикациям известны многие подобные примеры
23 «Maison de ville et de campagne» (Durand J. N. L. Precis des lemons d’architecture donnees a l’Ecole polytechnique. Paris, 1805. Pl. 28).
24 Публикация этих архитектурных тетрадей сделала доступными для изучения и повторения обмеры и проекты лучших отелей Парижа и его пригородов. Здесь представлены не только чертежи парадных зон с описаниями и экспликациями, но и что наиболее ценно — планы подвалов и многочисленные конструктивные разрезы. Это позволяет в полной мере оценить все объемно-пространственные и конструктивные особенности архитектурного решения французских отелей. Среди многочисленных изданий автора: Krafft J.-Ch, Ransonnette N. Plans des plus beaux jardins pittoresques de France, d’Angleterre et d’Allemagne, et des edifices, monumens, fabriques, etc. Qui concourrent a leur embellissement, dans tous les genres d'architecture, tels que chinois, egyptien, anglois, arabe, moresque, etc. Paris, 1809. 56 p. 96 pl.
204
К вопросу о влиянии французского неоклассицизма на московскую архитектуру
из творчества К.-Н. Леду, часть из которых уже утрачена (отель Телуссон, 1778-1781 гг., или дом Окуара, 1765 г.). Не сохранился и отель де Гонто на ул. Луи-Ле-Гран архитектора П.-Л. Моро-Деспру, где в цокольном этаже также были подобные своды.
Их применение парижскими архитекторами, обучавшими российских учеников, имеют особое значение в контексте изучения механизмов и путей распространения особенностей французского классицизма в русской архитектуре. В этом отношении следует обратить внимание на творчество Ш. Девайи и Ж.-Ф. Т. Шальгрена, поскольку в их мастерских воспитывались такие мастера, как В. Баженов, И. Старов, Ф. Волков, А. Захаров и др.
В творчестве Ш. Девайи (1730-1789) интересен замок Монмюзар близ Дижона, возведенный в 1760-е гг. и позднее повторенный в проекте «Павильона наук и искусств под эмблемой Минервы», который архитектор отправил в Россию для Екатерины Великой. Этому произведению было посвящено немало глубоких исследований25, однако остается без внимания анализ конструктивного решения этого удивительного замысла, соединившего в себе интерес к архитектурным образцам самого разного характера — от неопалладианских форм до моделей, восходящих к греко-римской Античности, воспринятых сквозь призму утонченного французского неоклассицизма. В цокольном этаже «храма-дворца» для российской императрицы Девайи под толосом и под итальянским салоном дважды предлагал использовать цилиндрический круговой свод с центральной опорой. Уверенность французского архитектора продиктована неоднократной апробацией этого типа свода: при строительстве собственного дома в Париже на ул. Пепиньер26, при реконструкции замка Вильгельмсхёге для ландграфа Гессе (1785 г.), а также в ряде других произведений, многие из которых знакомы отечественным исследователям благодаря копиям, исполненным российскими мастерами. Известны, например, чертежи А. Н. Воронихина, воспроизводившие идеи Ш. Девайи
25 Этот проект подробно исследован в трудах: Шевченко В. Проект «античного дома» для Екатерины II. Мифы и реальность // От мифа к проекту: Влияние итальянских и тичинских архитекторов в России эпохи классицизма. Лугано; СПб., 2004. С. 76-83; Швидковский Д. О. Чарлз Камерон и архитектура императорских резиденций. М., 2008.
26 Krafft J.-Ch., Ransonnette N. Plans, coupes et Mnvations des plus belles maisons et des hфtels construits а Paris et dans les environs (1771-1802). Paris, 1909. Pl. 43—45.
205
Ю. Г. Клименко
«на застройку в новом квартале Люксембургского дворца»27. И в этом проекте, и в своих самостоятельных работах Воронихин повторяет конструктивные приемы своего французского учителя. Достаточно упомянуть его проекты Никольской церкви или памятник Павлу I в Павловском парке, в которых архитектор под ротондой проектировал круговой цилиндрический свод вокруг центральной опоры, близко повторяющий конструкции, применяемые Ш. Девайи и другими французскими мастерами.
В Москве знанием этого инженерного приема Н. Леграном может быть объяснено их появление в здании Кригскомиссариата28 и ряде других архитектурных произведений этой эпохи. Указанный свод сохранился в доме П. Е. Пашкова на ул. Моховой (под овальным залом парадного этажа), в доме И. И. Юшкова на Мясницкой ул. и в доме на Гончарной улице (в основании угловых ротонд). Кроме строительного опыта, Н. Леграна ценили за знание и способность обучать местных архитектурных учеников «рисовать орнаменты и барельефы и прочего, что относится до внешних и внутренних украшений»29. Проектные идеи французского архитектора нередко реализовывали другие московские зодчие30. Продолжавшаяся не менее 30 лет архитектурная деятельность Н. Леграна в России опровергает мнения современных исследователей о франко-русских связях, утверждавших, что только «Валлен-Деламот прожил в российской столице шестнадцать лет... так долго в России не оставался ни один французский архитектор»31.
Благодаря архитектурному руководству Н. Леграна Особым Департаментом Комиссии о каменном строении Санкт-Петербурга и Москвы,
27 Rabreau D., Mosser M. Charles De Wailly (1730-1798), peintre-architecte dans l’Europe des Lumieres. Paris, 1979. Р. 105, 113, 121.
28 Главный Кригскомиссариат создан Н. Леграном по его собственному проекту на Космодамианской набережной в 1776-1784 гг. Три из четырех угловых башен-ротонд в двух нижних этажах были перекрыты круговыми цилиндрическими сводами вокруг центральной опоры.
29 РГАДА. Ф. 292. Оп. 1. Д. 8. Л. 520. — Согласно школьному расписанию занятий 1778 г., главный архитектор Каменного Приказа Н. Легран обучал старшие классы по 9 часов в неделю спецкурсу по украшению зданий в стиле французского неоклассицизма.
30 Клименко Ю. Г. Французский классицизм в творчестве московских архитекторов. (К 275-летию В. Баженова, М. Казакова и Н. Леграна) // Архитектура и строительство России. М., 2013. № 10. С. 2—11.
31 Медведкова О. До приезда в Россию: Валлен-Деламот и конкурс на проект площади Людовика XV // Пинакотека. № 13—14. 2002. С. 70.
206
К вопросу о влиянии французского неоклассицизма на московскую архитектуру
в первом проектном плане Москвы, «прожектированном» императрицей в июле 1775 г., появляется целый ряд особых приемов, характерных для французского градостроительного искусства. Именно в этом документе, например, впервые в русском градостроительстве было предложено организовать зону бульваров для общественных прогулок на месте снесенных крепостных стен. Это и другие предложения, уже неоднократно апробированные в ходе реконструкции французских городов, стали новаторским экспериментом для российского градостроительного искусства. Вместе с другими планировочными решениями, в этом «прожектированном» плане были отражены основные градостроительные замыслы по благоустройству Москвы екатерининского времени, позволившие включить ее в круг лучших европейских городов, преобразуемых согласно новым эстетическим идеалам эпохи Просвещения.
Информация о статье
ББК 85.1; УДК 72.035
Автор: Клименко Юлия Гаврииловна — кандидат архитектуры, доцент кафедры истории архитектуры и градостроительства МАРХИ, старший научный сотрудник НИИТИАГ РААСН, Москва, Россия, v-klim@vandex.ru. vulva.klimenko.11@mail.ru Название: К вопросу о влиянии французского неоклассицизма на московскую архитектуру последней трети XVIII в. Проблемы изучения творчества Н. Леграна
Аннотация: В изучении вопроса влияния французского неоклассицизма на московскую архитектуру последней трети XVIII века существенное место занимает деятельность парижского архитектора Н. Леграна, около тридцати лет возглавлявшего архитектурные ведомства Москвы (Особый Департамент Комиссии о каменном строении Москвы и Санкт-Петербурга, Каменный Приказ и московскую Управу благочиния). Совмещая архитектурную, градостроительную и педагогическую работу, он оставил многочисленных учеников, которые трудились не только в Москве, но и во многих российских губерниях. Особая роль мастера заметна во внедрении новых принципов в процессе реконструкции средневековых городов, когда, избегая радикальных решений, он стремился обращаться к активному диалогу элементов «старого» и «нового» в архитектуре. Он также способствовал развитию строительного, инженерного и декоративного искусства в московской архитектурной школе.
Однако, несмотря на вклад Н. Леграна в архитектурную практику Древней столицы, отношение к его заслугам изменилось после трагических событий 1812 г. Впоследствии на разных этапах отечественной историко-архитектурной науки нетолерантное отношение к французским мастерам не способствовало объективному изучению его творческой биографии. На примере противоречивых заявлений И. Э. Грабаря о роли Н. Леграна в создании лучших московских классицистических ансамблей Москвы, сделана попытка показать недопустимость научных симпатий к западноевропейскому мастеру в конце 1940-х - 1950-х гг.
В последние годы изучение особенностей строительных приемов Н. Леграна, используемых им в московских произведениях, позволяет надеяться на выявление более полного перечня его работ. Это способствует определению места воспитанника парижской школы не только в русско-французских архитектурных контактах, но и более широко, в сложном процессе переноса архитектурных знаний в Москве эпохи Просвещения. Смена референтных моделей в ходе архитектурных заимствований в период классицизма позволяет про-
207
Ю. Г. Клименко
следить эти процессы не только на примере российской столицы, но и в ее периферийных областях. Благодаря инфильтрации идей французского классицизма московское зодчество постепенно стало развиваться в европейском контексте.
Ключевые слова: архитектурная атрибуция, французский неоклассицизм, благоустройство Москвы, конструктивные решения
Литература, использованная в статье
Roshe, Denis. Французское влияние на русскую культуру // Известия Государственной академии истории материальной культуры. Вып. 123: Русская академическая художественная школа в XVIII в. Ленинград; Москва: Государственное социально-экономическое издательство, 1934. 206 с.
Грабарь, Игорь Эммануилович. Письма. 1891-1917. Москва: Наука, 1974. 472 с.
Грабарь, Игорь Эммануилович. Письма. 1941-1960. Москва: Наука, 1983. 368 с.
Грабарь, Игорь Эммануилович. В поисках неизвестных построек В. И. Баженова // Неизвестные и предполагаемые постройки В. И. Баженова. Москва: Издательство Академии Наук СССР, 1951. 292 с.
Грабарь, Игорь Эммануилович. Моя жизнь. Автомонография. Москва: Республика, 2001. 496 с.
Ильина, Татьяна Валериановна. История искусств. Отечественное искусство. Санкт-Петербург: Исторический факультет СПбГУ, 2000. 100 с.
[Казаков, Матвей Матвеевич]. О Матвее Федоровиче Казакове // Русский вестник. № 11. Издатель Сергей Глинка, Москва: Университетская типография, 1816. С. 5-14.
Клименко, Юлия Гаврииловна. И. Грабарь и А. Бенуа: Противостояние. К 100-летию «открытия» архитектора Доменико Жилярди // Исследования по истории архитектуры и градостроительства. Труды кафедры Истории архитектуры и градостроительства МАРХИ. Вып. 2 / Под общ. ред. акад. Д. О. Швидковского. Москва: ДПК Пресс, 2011. С. 357-393. Клименко, Юлия Гаврииловна. И. Э. Грабарь и его архитектурные атрибуции московского классицизма // Архитектурное наследство. Вып. 53. Москва: КРАСАНД, 2010. С. 290-303. Клименко, Юлия Гаврииловна. Французский классицизм в творчестве московских архитекторов. (К 275-летию В. Баженова, М. Казакова и Н. Леграна) // Архитектура и строительство России. Москва, 2013. № 10. С. 2-11.
Петров, Петр Николаевич. Строительное дело в России при Екатерине II // Зодчий. Санкт-Петербург: Императорское Санкт-Петербургское общество архитекторов, 1880. № 10-11. С. 89-101.
Ржеуцкий, Владислав Станиславович. «Французский институт в С.-Петербурге» (19111919) и русско-французское научное и культурное сближение // Россия и Франция. XVIII-ХХ века. Вып. 7. Москва: Наука, 2006. С. 293-322.
Ржеуцкий, Владислав Станиславович. Французская колония в Москве в царствование Екатерины II // Россия и Франция. XVIII-ХХ века. Вып. 5. Москва: Наука, 2003. С. 30-55. Швидковский, Дмитрий Олегович. Чарлз Камерон и архитектура императорских резиденций. Москва: Улей, 2008. 320 с.
Шевченко, Валерий Георгиевич. Проект «античного дома» для Екатерины II. Мифы и реальность // От мифа к проекту: Влияние итальянских и тичинских архитекторов в России эпохи классицизма. Лугано; Санкт-Петербург: Государственный Эрмитаж, 2004. С. 76-83. Krafft, Jean-Charles; Ransonnette, Nicolas. Plans des plus beaux jardins pittoresques de France, d’Angleterre et d’Allemagne, et des edifices, monumens, fabriques, etc. Qui concourrent a leur embellissement, dans tous les genres d’architecture, tels que chinois, egyptien, anglois, arabe, moresque, etc. Paris: Crapelet, 1809. 56 p. 96 pl.
La Rue, Jean-Baptiste de. Traite de la coupe des pierres. Paris: Imp. Royale, 1728. 184 p. Medvedkova, Olga. Avant la Russie: Vallin de la Mothe et le concours pour la place Louis XV // Pinakotheke. № 13-14. Moscou, 2002. Р 64-71.
Perouse de Montclos, Jean-Marie. Architecture. Description et vocabulaire methodiques. Princi-
208
К вопросу о влиянии французского неоклассицизма на московскую архитектуру
pes d’analyse scientifique. Paris: Editions du Patrimoine, 2011. 672 p.
Durand, Jean Nicolas Louis. Precis des let^ons d’architecture donnees a l’Ecole polytechnique. Paris: Librarie de l’Ecole polytechnique, 1805. 32 pl.
Rabreau, Daniel; Mosser, Monique. Charles De Wailly (1730-1798), peintre-architecte dans l’Europe des Lumieres. Paris: Caisse nationale des monuments historiques et des sites, [1979]. 128 p., XII pl.
Information about the article
Author: Klimenko, Yulia Gavriilovna — Ph. D. in Architecture, associate professor of Chair of History of Architecture and Town-planning, Moscow Institute of Architecture (State academy), Moscow, Russia, y-klim@yandex.ru, yulya.klimenko.11@mail.ru
Title: On the influence of French neoclassicism on Moscow architecture of the last third of 18th century. Problems of N. Legrand studies
Summary: Investigating the influence of French neoclassicism on Moscow architecture of the last third of 18th century a ranking place is taken by the activity of the Paris architect N. Legrand, who had been in charge of Moscow architectural authorities for about thirty years. Combining architectural, town-planning and pedagogical activity, he left a lot of followers, who worked not only in Moscow but in many other Russian provinces. The architect’s special place is notable in introducing the new principles in the course of medieval towns reconstruction, when avoiding radical solutions, he was trying to turn to the active dialogue between the elements of «ancient» and «modern» in the architecture. He also favoured the development of construction, engineering and decorative art in Moscow architectural school.
However, despite Legrand’s contribution in the architectural practice of the Ancient Capital, the attitude to his achievements had changed after the tragic events of 1812. Later, at different stages of native historical and architectural science, intolerant attitude to French masters did not favour the objective study of his creative biography. The author reveals the I. E. Grabar’s controversial evaluations concerning the participation of the European architect in creation of the best Moscow ensembles.
The analysis of peculiarities of N. Legrand’s construction methods, used in Moscow building, leaves the hope for discovery of the more detailed list of his works. This makes it possible to determine the place of the Paris school follower in the Russian-French architectural contacts and, in broader sense, in the complicated process of transferring the European architectural experience to Moscow in the Age of Enlightenment. The change of referential models in the course of architectural borrowings in classicism period allows tracing of these processes not only by the example of the Russian capital but at the periphery of the state. Thanks to infiltration of ides of French classicism, Moscow architecture gradually started to develop in European context. Keywords: French Neoclassicism, embellishment of Moscow, art of vault, problem of architectural attribution
References
Roshe, Denis. Frantsuzskoe vliyanie na russkuyu kul’turu [French influence on the Russian culture],
in Izvestiya Gosudarstvennoy akademii istorii material’noy kul’tury. Issue 123: Russkaya akademi-cheskaya khudozhestvennaya shkola v XVIII v. [Russian Academic Art School in the 18 century]. Leningrad; Moscow: State Socio-Economic Publ., 1934. 206 p.
Grabar’, Igor’ Emmanuilovich. Pis’ma [Letters]. 1891-1917. Moscow: Nauka Publ., 1974. 472 p. Grabar’, Igor’ Emmanuilovich. Pis’ma [Letters]. 1941-1960. Moscow: Nauka Publ., 1983. 368 p. Grabar’, Igor’ Emmanuilovich. V poiskakh neizvestnykh postroek V. I. Bazhenova [In search of unknown structures of V. Bazhenov], in Neizvestnye i predpolagaemye postroyki V I. Bazhenova. Moscow: Academy of Sciences of the USSR Press, 1951. 292 p.
Grabar’, Igor’ Emmanuilovich. Moya zhizn’. Avtomonografiya [My life. Automonograph]. Moscow: Respublika Publ., 2001. 496 p.
Il’ina, Tat’yana Valerianovna. Istoriya iskusstv. Otechestvennoe iskusstvo [Art History. Domestic arts]. St. Petersburg: Historical Faculty SPSU, 2000. 100 p.
209
Ю. Г. Клименко
[Kazakov, Matvey Matveevich]. O Matvee Fedoroviche Kazakove [About Matvey Fedorovich Kazakov], in Russkiy vestnik. № 11. Publisher Sergey Glinka. Moscow: University Print., 1816. P 5-14.
Klimenko, Yuliya Gavriilovna. I. Grabar’ i A. Benua: Protivostoyanie. K 100-letiyu «otkrytiya» arkhitektora Domeniko Zhilyardi [I. Grabar’ and A. Benois: Confrontation. To the 100th anniversary of the «discovery» of the architect Domenico Gilardi], in Shvidkovskiy D. O. (ed.). Issledo-vaniya po istorii arkhitektury i gradostroitel ’stva. Trudy kafedry Istorii arkhitektury i gradostroi-telstva MARHI [Studies on Architecture and Urban History]. Issue 2. Moscow: DPK Press, 2011. P 357-393.
Klimenko, Yuliya Gavriilovna. I. E. Grabar’ i ego arkhitekturnye atributsii moskovskogo klas-sitsizma [I. Grabar’ and his architectural attribution of Moscow classicism], in Arkhitekturnoe nasledstvo [Architectural Heritage]. Issue 53. Moscow: KRASAND Publ., 2010. P. 290-303. Klimenko, Yuliya Gavriilovna. Frantsuzskiy klassitsizm v tvorchestve moskovskikh arkhitektorov. (K 275-letiyu V. Bazhenova, M. Kazakova i N. Legrana) [French classicism in creativity of Moscow architects. (On the 275th anniversary V Bazhenov, M. Kazakov and N. Legran)], in Arkhitektura i stroitel’stvo Rossii [Architecture and Building in Russia]. Moscow, 2013. № 10. P 2-11.
Petrov, Petr Nikolaevich. Stroitel’noe delo v Rossii pri Ekaterine II [Civil engineering in Russia under Catherine II], in Zodchiy. 1880. № 10-11. P. 89-101.
Rzheutskiy, Vladislav Stanislavovich. «Frantsuzskiy institut v S.-Peterburge» (1911-1919) i russko-frantsuzskoe nauchnoe i kul’turnoe sblizhenie [«The French Institute in St. Petersburg» (1911-1919) and Russian-French scientific and cultural rapprochement], in Rossiya i Frantsiya. XVIII-XX veka [Russia and France. 18th-2^h centuries]. Issue 7. Moscow: Nauka Publ., 2006. P. 293-322.
Rzheutskiy, Vladislav Stanislavovich. Frantsuzskaya koloniya v Moskve v tsarstvovanie Ekateriny II [French colony in Moscow during the reign of Catherine II], in Rossiya i Frantsiya. XVIII—XX veka [Russia and France. 18h-20h centuries]. Issue 5. Moscow: Nauka Publ., 2003. P. 30-55. Shvidkovskiy, Dmitriy Olegovich. Charlz Kameron i arkhitektura imperatorskikh rezidentsiy [Charles Cameron and architecture of the imperial residences]. Moscow: Uley Publ., 2008. 320 p. Shevchenko, Valeriy Georgievich. Proekt «antichnogo doma» dlya Ekateriny II. Mify i realnost’ [The «antique house» for Catherine II. Myths and Reality], in Ot mifa k proektu: Vliyanie italyanskikh i tichinskikh arkhitektorov v Rossii epokhi klassitsizma [From Myth to the project: Impact of Italian and Ticinese architects in Russia of classicism]. Lugano; St. Petersburg: State Hermitage Museum, 2004. P. 76-83.
Krafft, Jean-Charles; Ransonnette, Nicolas. Plans des plus beaux jardins pittoresques de France, d’Angleterre et d’Allemagne, et des edifices, monumens, fabriques, etc. Qui concourrent a leur embellissement, dans tous les genres d’architecture, tels que chinois, egyptien, anglois, arabe, moresque, etc. Paris: Crapelet, 1809. 56 p. 96 pl.
La Rue, Jean-Baptiste de. Traite de la coupe despierres. Paris: Imp. Royale, 1728. 184 p. Medvedkova, Olga. Avant la Russie: Vallin de la Mothe et le concours pour la place Louis XV, in
Pinakoteka. № 13-14. Moscou, 2002. Р 64-71.
Perouse de Montclos, Jean-Marie. Architecture. Description et vocabulaire methodiques. Princi-pes d’analyse scientifique. Paris: Editions du Patrimoine, 2011. 672 p.
Durand, Jean Nicolas Louis. Precis des legons d’architecture donnees a I’Ecole polytechnique. Paris: Librarie de l’Ecole polytechnique, 1805. 32 pl.
Rabreau, Daniel; Mosser, Monique. Charles De Wailly (1730-1798), peintre-architecte dans l’Europe des Lumieres. Paris: Caisse nationale des monuments historiques et des sites, [1979]. 128 p., XII pl.
210
