CC BY
28
УДК 165.2
К ВОПРОСУ О СВОБОДЕ СУБЪЕКТА В ИНТЕРПРЕТАЦИИ РЕАЛЬНОСТИ
Т.Ф. Пыхтина
Новосибирский государственный университет экономики и управления «НИНХ» E-mail: [email protected]
Рассматривается одна из ключевых проблем гносеологии - проблема свободы субъекта познания в ее современной трактовке постмодернизма. Отмечены те сложности и противоречия, которые возникают в связи с ориентацией на абсолютизацию свободы познающего субъекта.
Ключевые слова: познание, субъект, объект, реальность, постмодернизм, дискурс.
ON THE MATTER OF LIBERTY OF SUBJECT IN REALITY INTERPRETATION
T.F. Pykhtina
Novosibirsk State University of Economics and Management E-mail: [email protected]
One of the key issues of epistemology - issue of liberty of subject of cognition in its modern postmodernism treatment is considered. Difficulties and contradictions arising from orientation towards liberty absolutization of cognizing subject are noted.
Key words: cognition, subject, object, reality, postmodernism, discourse.
Проблема субъекта всегда являлась ключевой в теории познания. Она обращена к самой сущности познания и знания. Тот круг проблем, который связан с определением места и роли субъекта познания, выходит на первый план, поскольку их решение непосредственно раскрывает природу знания и его регулятивные возможности. Современное познание отошло от классической бинарной оппозиции субъекта и объекта, от противопоставления идеи объекту, означаемого - означающему. Субъекту отведена, по сути, определяющая роль. Уже в кантовской философии впервые в качестве главного фактора, определяющего способ познания и конструирующего предмет знания, выступает не структура и характер познаваемой субстанции, а специфика познающего субъекта. Если обратиться к версиям современного, столь неоднородного постмодернизма, то увидим ряд общих положений, еще более усиливающих позиции субъекта в познании и выработке знания.
Постмодернизм кардинально изменил познавательную ситуацию, сделав упор на свободе субъекта в интерпретации познаваемой реальности: свобода - источник творения новой реальности. По сути, субъект имеет дело не столько с миром, сколько со своим отношением к этому миру в разных его формах, в контексте разных парадигм. Поскольку субъект оказался погружен в объект, а сама реальность человекоразмерной, то, на первый взгляд, может возникнуть ощущение произвола наблюдателя в зависимо-
© Пыхтина Т.Ф., 2013
сти от его собственных установок и целей. Однако рассуждения авторов показывают, что вопрос имеет более сложное решение.
Прежде всего, сама познаваемая реальность, понимаемая как текст (мы строим тексты, отражающие наши взаимоотношения с миром), задает смысл. Так, Ж. Деррида отмечал: «Факты сами по себе являются теоремами, их достаточно описать, т.е. рассказать, ... чтобы теория в качестве смысла самих вещей была произведена самим объектом описания. Смысл представляется сам собой, в порядке самопрезентации.» [4, с. 58]. Иначе говоря, через диалог текстов субъекта и реальности рождается понимание.
По мнению Дерриды и других представителей постмодернизма, современное познание находится в тупике, так как заключено в достаточно жесткие рамки категориального аппарата, который определяет методы познания действительности, тем самым навязывает свой смысл явлению. Поэтому надо освободиться от предписанных схем, обратиться к самой реальности как процессу, соблюдая принцип «ненасилия над природой». Единственным средством выхода за пределы навязанных смыслов он считал их деконструкцию с помощью глубинного анализа языка. Она откроет путь спонтанному мышлению, свободе интерпретации. Но это познание не следует понимать, как видно из дальнейших рассуждений Дерриды, в качестве произвольного, целиком зависящего от субъекта восприятия реальности. Как известно, постмодернизм широко опирается на позиции синергетики: хаос - конструктивный механизм самоорганизации сложных систем - текстов. В этом смысле, в качестве аттрактора может выступать и сам субъект (цель субъекта), но все же понимание выстраивается через столкновения, встречи с точками объекта - текста. По выражению другого видного представителя постмодернизма Ж. Делеза, «свертывание внешнего»: мыслить -это сталкиваться со «смыслом», который дан в виде бесформенного, в виде непостижимых «знаков», завораживающих разум [3]. Причем Делез рассматривает понимание более в психологическом аспекте, опираясь на «теорию желания». Его «теория желания» своеобразна тем, что само желание не связано с сущностью субъекта, а возникает из отношения к внешнему и приписывается субъекту лишь в столкновении с внешним (субъект «пребывает вне себя») как переживание. Конструкция понимания (познания) Делеза достаточно сложна, но все же очевидна ее обращенность к реальности - она в определенной мере определяет знание.
В свете рассматриваемой проблемы важно отметить еще то обстоятельство, что и сам познающий субъект приобрел другое значение. В современной трактовке он - коллективный и выступает как часть реальности, скорее даже, произведенная реальность: образ субъекта - индивида как объективного наблюдателя остался в прошлом. Отсюда следует его определенность рамками культуры в познавательных возможностях, ценностях и целях. Тем более, что и сам текст «.осваивается как феномен, "живущий" в культуре, несущий в себе отпечатки такого способа существования» [7, с. 52]. В этой связи следует еще учесть, что постмодернизм, отказавшись традиционно-классической трактовки истины, опирается на герменевтические традиции познания как понимания. Для понимания текста - реальности важны принципы целостности и историзма. Поэтому любой фрагмент реальности может быть рассмотрен только в связи с целым. Требование
целостности как необходимого условия понимания выводит к включенности текста в социально-исторические условия, культуру общества в целом. Текст выражает менталитет эпохи, реальное положение самого человека, хотя часто может быть и неосознанным. Так, Х.-Г Гадамер, говоря о научном познании, писал: «В насквозь организованном обществе каждая группа интересов разворачивается по мере ее экономической и социальной власти. И научное исследование она оценивает также согласно тому, в какой мере его результаты будут полезны или вредны ее собственной власти. В этом отношении любое исследование должно опасаться за свою свободу, и любой естествоиспытатель знает, что его открытия с трудом могут добиться признания, если они невыгодны господствующим интересам» [2, с. 11].
Кроме того, представители постмодернизма, постоянно делая упор на свободу субъекта в познании, все же отмечают и другие границы, в которых действует познающий субъект. А именно: выбор поля, в котором осуществляется интерпретация, включает субъекта в определенный вид игры с соблюдением ее правил и приемов, выработанных в результате конценсу-са. Знания, по мнению Ж.-Ф. Лиотара, «.сформулированы совокупностями высказываний; высказывания являются "приемами" направленными на игроков в рамках общих правил; эти правила являются специфическими для каждого знания» [6, с. 68]. Это означает, что знание, накопленное в ранее принятых высказываниях, всегда может быть опровергнуто. И наоборот, всякое новое высказывание, если оно противоречит высказыванию, принятому ранее как законное, может приниматься как законное, если оно опровергнет предыдущее посредством аргументов и доказательств. Объяснить данное положение можно тем, как отмечает автор, что в современном обществе языковые игры реализуются в форме институтов, которые приводятся в движение квалифицированными партнерами, профессионалами. Причем эти «приемы», средства аргументации достаточно подвижны, допускают активное введение новых суждений в зависимости от предварительной договоренности между партнерами. Как видим, претерпела существенное изменение трактовка обоснования знания. В приведенном примере принцип универсального метаязыка оказывается замещенным принципом множественности формальных и аксиоматических систем, используемых для аргументации. Таким образом, оказывается, что развитие знания идет по двум направлениям. Первый связан с новой аргументацией в рамках установленных правил. Второй - с изобретением новых правил, следовательно, с изменением игры. Здесь явно прослеживаются идеи постпозитивизма, но это уже другая проблема. Несомненно, субъект имеет свободу, так как сам выбирает, в какую игру (познавательную деятельность) ему включиться, но далее он должен следовать ее «приемам» - правилам. Из этого следует вывод: структуры познания не только независимы от опыта, но и делают опыт возможным. Поэтому получаемое знание - это не слепок объекта, а характеристика способа деятельности с ним, конструкция языка.
Вообще постмодернизм уделяет большое значение, едва ли не главное, роли языка, дискурса в познании. Поскольку современное познание строится на неопределенности, неполноте, неверифицируемости, парадоксальности, фрагментарности (мир текуч, события всегда опережают теорию),
плюралистичное™, то укоренилась вера в единственную реальность языка, дискурса. Поэтому субъект неизбежно включен в языковую игру, специфический дискурс, который определен правилами этой игры. Р Барт, например, заметил, что язык не просто орудие созерцания, он активно это созерцание производит. «Я сам подчиняюсь требованиям символического кода, лежащего в основе произведения, иными словами, обнаруживаю готовность вписать свое прочтение в пространство, образованное символами» [5, с. 372].
Каждое поле познания понимается как форма эпистемологического путешествия, построения текста на основе существующего дискурса. Конструктивизм постмодерна дает образ мира в определенных лингвистических конструкциях, определяемых когнитивными интерпретирующими схемами, которые выступают в качестве интерсубъективных объективно значимых духовных структур. Тем самым язык как конструктор социальной реальности привносит организацию и значение в опыт познающего субъекта в качестве своеобразного инструмента познания. Как говорил М. Фуко, деятельность людей сводится к «дискурсивным практикам». Для каждой эпохи - своя эпистема (уровень культурного знания, образующегося из дискурса научных дисциплин). Эпистема - код, свод предписаний и запретов, по мнению ряда авторов, выступает как бессознательное. «.. .Для каждой конкретной исторической эпохи ... существование специфической эпистемы - «проблемного поля», достигнутого к данному времени уровня культурного знания, образующегося из дискурсов различных научных дисциплин. При всей разновидности этих дискурсов, обусловленной специфическими задачами разных форм познания, в своей совокупности они образуют ... более или менее единую систему знаний - эпистему. В свою очередь, она реализуется в речевой практике современников как строго определенный языковый код - свод предписаний и запретов» [8, с. 230-231]. Но, исследуя роль дискурса в познании, Фуко больше акцентировал внимание не на его денотативном значении, а, наоборот, вычитывание в дискурсе тех значений, которые подразумеваются, но остаются невысказанными, невыраженными, притаившись за фасадом «уже сказанного» (понимание дискурса как бессознательного, как неявного знания, по Фуко) [8]. При этом высказывания субъекта должны пройти процесс легитимации, быть принятыми к вниманию сообществом. «Когда заявляют, что высказывание, имеющее денотативный характер, истинно, то предполагают, что аксиоматическая система, в которой оно определено и доказуемо, была сформулирована, что она известна собеседникам и принята ими как безусловно наиболее удовлетворительная» [5, с. 105]. Конечно, в данном случае речь не идет о договоренности нескольких исследователей. Имеется в виду неограниченное коммуникативное сообщество с некоторой парадигмой языковой игры, которая приобретает черты трансцендентальности. По словам К.-О. Апеля, «очевидность, которая всегда моя», преобразуется в «априорную значимость высказываний для нас» [1, с. 194-195]. Получается, что с одной стороны, дискурсивные формации не зависят от человека, а с другой -они создаются социумом и контролируются им. Тем самым осуществляется путь, хотя и не единственный, к целостному (коллективному) субъекту познания, о котором говорит постмодернизм.
Таким образом, свобода трактовок и интерпретаций, которой наделен субъект в постмодернизме, не может рассматриваться как произвол (что находим у самих его представителей). В своих действиях он выступает и носителем культуры, и членом сообщества, которое определяет модель легитимации знания. Наконец, вовлечен в тот дискурс - своеобразный метаязык, который обеспечивает понимание текста.
Литература
1. Апель К.-О.Трансформация философии. М., 2001. 344 с.
2. Гадамер Х.-Г. Истина в науках о духе // Топос. 2000. № 1. С. 7-12.
3. Делез Ж. Логика смысла. М.: Раритет, 1998. 480 с.
4. Жак Деррида в Москве. М.: РИК, Культура, 1993. С. 13-81.
5. Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв. Трактаты, статьи, эссе. М.: МГУ 1987 С. 349-387.
6. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. СПб., 1998. 163 с.
7. Микешина Л.А. Трансцендентальные измерения гуманитарного знания // Вопросы философии. 2006. № 1. С. 49-66.
8. Фуко М. Слова и вещи. СПб.: Acad, 1994. 405 с.
Bibliography
1. Apel' K.-O. Transformacija filosofii. M., 2001. 344 p.
2. Gadamer H.-G. Istina v naukah o duhe // Topos. 2000. № 1. IP 7-12.
3. Deljoz Zh. Logika smysla. M.: Raritet, 1998. 480 p.
4. Zhak Derrida v Moskve. M.: RIK, Kul'tura, 1993. II 13-81.
5. Zarubezhnaja jestetika i teorija literatury XIX-XX vv. Traktaty, stat'i, jesse. M.: MGU, 1987. I. 349-387.
6. Liotar Zh.-F. Sostojanie postmoderna. SPb., 1998. 163 p.
7. Mikeshina L.A. Transcendental'nye izmerenija gumanitarnogo znanija // Voprosy filosofii. 2006. № 1. II 49-66.
8. Fuko M. Slova i veshhi. SPb.: Acad, 1994. 405 p.
