ситскому идеалу в Фаворском преображении воссоздаваемой древней Церкви.
III. ОТ СРЕДНИХ ВЕКОВ К НОВОМУ ВРЕМЕНИ
К. А. Сергеев, А. М. Толстенко
К ВОПРОСУ О СУЩНОСТИ СРЕДНЕВЕКОВОЙ МЕТАФИЗИЧЕСКОЙ ПОЗИЦИИ
Метафизика возникает и формируется в такой ориентации мышления, которая направлена на постижение всего сущего в целом. С Платона и Аристотеля философия становится метафизикой. В период эллинизма слово "метафизика" получает широкое распространение. Отныне метафизика имеет дело с фундаментальной философской проблематикой. Когда мы говорим о метафизическом, то мы тем самым имеем в виду сверхчувственное, помимо чувственного; тогда речь идет об основания всего налично сущего. Если слово "метафизическое" понимается негативно, то метафизическое либо относится к одностороннему и абстрактному мышлению в противоположность диалектическому и конкретному (Гегель); либо поиск оснований всего сущего считается просто бессмысленным и даже абсурдным, как это имеет место в разного рода "позитивизмах" и "прагматизмах". Если же метафизическое понимается позитивно, то тогда имеют в виду нечто предельное и решающее. Как правильно отмечает М. Хайдеггер, слово "метафизика", как и сами истоки метафизического мышления, до сих пор являются смутными. Но еще более странной оказывается история формирования и сама сущность философии как метафизики. Но несмотря на свою странность и неясность, метафизическое в своих существенных аспектах определяет до сих пор как историю, так и конфигурацию всей современной цивилизации. Следует здесь отметить, что слова в исторической реальности бывают более могущественными, чем даже вещи и дела. Мы по-прежнему мало оцениваем тот факт, что вопреки технизации мира в планетарном масштабе, вопреки господствующей ныне технической мощи история и в наше время является фундаментальным измерением человеческого бытия.
Философская мысль в ее метафизическом измерении определяет себя постижением того, что есть начало всего сущего. Слова арх^ и архегу означают следующее: начинать, быть в начале всего и в силу
этого править. Когда мы отыскиваем арх^, тогда мы выясняем правящее начало всего сущего. Природа есть начало всего в древнегреческой философии. Метафизическая позиция - это поиск начала всех вещей. Метафизическая позиция древнегреческой мысли получает свое выражение в аристотелевском понимании бытия как природы. В период формирования средневековой мысли природа понимается как ens creatum, причем в силу грехопадения все природно сущее лишается присущего ему божественного слова. Средневековая мысль выражает себя в следующем благовествовании Иоанна Богослова: "В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог" (Иоан. 1, 1). Правящим началом всего сущего оказывается уже не природа, а слово. Фундаментальная позиция средневековой мысли определяется пониманием бытия как слова. Из этого понимания проистекает риторическое Слово Августина, грамматическое Слово Ансельма, логическое Слово Фомы Аквинского и поэтическое Слово Данте. Бытие есть слово, и средневековое понимание бытия завершается словом.
В христианском мире человек причастен к сущему лишь в той мере, в какой он вовлекает себя в абсолютную полноту бытия, которая присуща только Богу. Он связывает себя с Богом в любовном и молитвенном созерцании, которое определяет его участие в интеллектуальной интуиции, имеющей изначально божественный характер. Чтобы знать истину, полагал Августин, необходимо сначала верить. Нет знания самого по себе вне истины Откровения. Бог одаряет человека верой. Он как бы вкладывает веру в человеческое существо, чтобы спасти его от гибели. Содержание веры есть прежде всего Слово Бога, которое даруется человеку свыше. Это Слово нуждается в человеческом красноречии. Именно с этим обстоятельством связана теология Августина, имеющая ярко выраженный риторический характер. Вера, проистекающая от Бога и выражаемая в человеческом языке, требует понимания. Эта вера нуждается в своей собственной грамматике, которую создает Эриугена и Ансельм. Если разум опирается на веру, а сама вера есть Божественное Слово, то в силу этого обстоятельства человек должен иметь ясную и четкую грамматику этого Слова. Истина христианского вероучения есть всецело истина спасения. Все знание тут соотносится с порядком дела спасения. Оно состоит на службе обеспечения и достижения спасения каждой отдельной человеческой души. Этим заранее обусловлено то, каким образом будет устанавливаться и передаваться знание об истине спасения. Вера включает в себя такую истину, которая исключает всякое сомнение. Праведность, имеющая церковно санкционированный характер, проникает не просто в глубины добра и зла; она заключает в себе нечто гораздо более
важное, а именно: истина, имеющая праведный характер, призвана сохранять духовность человеческого существа, т.е. его личность. А личность, по словам Августина, дороже всего телесного космоса. Вера призвана охранять от любого рода ошибки и заблуждения, коль скоро речь идет о спасении. Вот почему необходима "грамматика" веры, которая выражает себя в знании веры. Верное слово, которое получает "грамматическое" измерение в теологии Эриугены и Ансельма, нуждается тем самым в особом настрое разума. Этот настрой направлен на такое слово, которое сообщается отцами и учителями церкви. Именно этим вызвана необходимость доктрины, т.е. такой doctrina Christiana, которой соответствует определенная schola (школа). Такая школа нуждается в своей грамматике так же как сама доктрина нуждается в своей риторике, в особого рода красноречии (Августин). "Схоластика" ориентированна уже не столько на отцов церкви, сколько на учителей веры и спасения (Ансельм Кентерберийский, Бернар Клервоский, Фома Аквинский). Коль скоро человеческое познание определяется верой, то единственно надежным способом достижения истины спасения оказывается путь прилежного собирания и сохранения учения Откровения, сообщаемого учителями церкви. Истина обретает характер доктрины, и она существует, опосредуемая непрерывно "учением учительствующих" (doctrina doctorum), наделенных "изначальным" красноречием, "изначальной" грамматикой и соответствующей логикой. Точные границы между разумом и верой фиксируются в "логическом" Слове Фомы Аквинского. Фома открывает как бы гармонию между разумом и откровением, между естественным и сверхъестественным. В "логическом" Слове Аквината все сущее подлежит человеческому познанию, кроме Бога. Свою логику doctrina christiana Фома осознавал в качестве Божественного дара, т.е. как Откровения. Поскольку Бог есть высший разум, постольку есть особая логика, которая присутствует в творении. Божественный разум бесконечен, тогда как разум и логика человеческого знания имеют свои границы. Логическое измерение бытия-как-слова тем самым освобождает место не только для философии, но и для космологии. "Логика веры" Фомы Аквинского как бы предоставляет место для концептуального мышления, которое через Аристотеля и благодаря Аристотелю строит свои суждения силлогистически. В теологии Фомы достигается гармония между верой и знанием, Богом и природой. Бог оказывается "рациональным", в силу чего рациональными являются мир и человек. И тут имеет место номиналистическая реакция в лице Дунса Скота. Основной тезис номинализма заключается в следующем: Бог творил мир не по силлогизмам Аристотеля, а по своей собственной воле. У. Оккам доказывал, что
нет никакого мира универсалий, а человеческие имена есть лишь общие знаки для обозначения уникальных вещей, созданных и сохраняемых только по воле Бога. Все имена типа "человек", "животное", "растение" и т. п. — лишь общие имена для обозначения единичных и неповторимых вещей, поскольку Бог в своем творении никогда не повторяется. Поэтому логика силлогистического мышления не имеет никакого отношения к проекту творения мира Богом и к его замыслу сохранения и предназначения мира природы и человека. Тем самым разрушалась связь между Богом и человеком. Концептуальный разум, выражающий себя в логике силлогизма, утрачивал в результате такой аргументации всякую основу, необходимую для последовательных рассуждений; риторика веры (Августин), грамматика веры (Эриугена и Ансельм) и логика веры (Фома Аквинский) — все это оказывалось уже совершенно несостоятельным. Последней попыткой сохранить средневековый дискурс, направленный на постижение бытия-как-слова, была поэтика Данте. В поэтическом слове Данте понимание бытия-как-слова по сути дела находит свое завершение. Через поэтику Данте, а затем через лирику и риторику Петрарки формируется новая форма знания, которая называет себя БШ&а ИитапИаИБ. В этом знании человек начинает противопоставлять себя Богу и даже отделять себя от Бога; отделять себя прежде всего от церкви с ее догматикой гарантированного спасения. Человек остается как бы один на один с вещами, но зато он обретает веру в самого себя, в свою способность "исцелять" и преобразовывать мир только на основе своего разума. Понимание бытия-как-слова преобразуется в постижение бытия-как-сознания. Таким образом, происходит разделение науки на сферы естественно-технического разума и гуманитарно-исторического; происходит разделение знания на естественнонаучное и гуманитарное. Отношение к природе оказывается сугубо техническим. Но таким же, начиная с Макиавелли и заканчивая Марксом, является и отношение к обществу. Современное знание, которое во многом опирается на психоанализ и герменевтику, также оказывается сугубо техническим знанием. Знание древнегреческого или латинского языка служит ныне мерой знания греческой и латинской мысли. И это есть свидетельство техничности нынешнего знания, а тем самым свидетельством его кризисного состояния. Через период Ренессансного гуманизма христианская церковь становится "христианством" культуры. Культура провозглашает наличие высших и верховных ценностей. Сегодня мы постоянно говорим о "высших ценностях" человека, о "жизненных ценностях" народа, о "культурных ценностях" нации и т.д. Ценности могут означать разного рода блага, т.е. благо есть то, в чем ценности опредмечиваются. Когда
тот или иной способ объективирования всего сущего утрачивает характер научной или идеологической обоснованности, тогда нигилизм становится основой не только мышления, но и человеческого поведения. Тогда смысл "человеческого" лишается всякого значения, и тогда криминальность оказывается неизбежным моментом условия человеческого существования. Современное знание может говорить только о том, что человек во всем сущем всегда имеет алиби в бытии (М. М. Бахтин). В этом суть антропоцентризма, который до сих пор не отличают от антропоцентризма в его исторических формах и разного рода вариациях.