CC BY
23
Очерки
Пространственная Экономика 2007. № 2. С. 94-116
К 80-летию принятия первого пятилетнего плана развития народного хозяйства СССР
М. Бирбраер
к вопросу о методологии
построения «перспективных планов»
IV
Вопрос о соотношении «прогноза» и «директивы» имеет центральное значение во всей методологии вопроса. Необходимо поэтому указать, что различие между нашей формулировкой и формулировкой, данной в «контрольных цифрах», довольно существенно. Мы заменяем слова: «и наметить» словами «чтобы наметить». Тем самым получается принципиально иная связь между прогнозом и директивой, как конечными результатами научного планирования, связь не механическая, а органическая и целеустремленная.
Авторы и руководители «контрольных цифр» и «перспективного плана» в своих теоретических работах о методологии планирования затрагивают, естественно, и вопрос о соотношении между «прогнозом» и «директивой». В частности, тов. В. А. Базаров говорит по этому поводу следующее.
Тов. Базаров вводит несколько необычную терминологию. «Прогноз» он называет «генетикой», «директиву» — «телеологией». Такая терминология вряд ли приемлема для последователей строгого диалектического материа-
© Бирбраер М., 2007
Бирбраер М. К вопросу о методологии построения «перспективных планов» // Экономическое обозрение. 1927. № 6. С. 85-99; 1927. № 7. С. 81-95.
Окончание. Начало опубликовано в журнале «Пространственная экономика». 2007. № 1. С. 135-149.
лизма. Однако не в терминах дело, тем более, что тов. Базаров прямо указывает, что введенные им термины являются синонимами «прогноза» и «директивы». Важно соотношение между этими элементами плана, или словами тов. Базарова: «Каковы должны быть взаимоотношения между генетикой и телеологией?»
«(Этот) вопрос, — отвечает тов. Базаров, — в принципе разрешается очень просто. Само собою понятно, что поле телеологического конструирования тем сильнее расширяется за счет генетического прогноза, чем полнее охвачена данная отрасль хозяйства непосредственным оперативным содействием государства». (Курсив наш. — М.Б.)
Отсюда тов. Базаров приходит к выводу, что
«сельское хозяйство... является той областью, где генетическое исследование играет преобладающую роль».
Наоборот:
«Государственный сектор народного хозяйства является областью телеологических построений по преимуществу».
Однако как в сельском хозяйстве, так и в государственном секторе имеются, по мнению тов. Базарова, «элементы» и «генетики», и «телеологии». Какие же это «элементы»? В отношении сельского хозяйства:
«Прямое плановое воздействие на крестьянское хозяйство мы можем оказывать лишь в той мере, в какой государственная промышленность предъявляет определенный спрос на сельскохозяйственное сырье. Косвенно, через фонд заработной платы, размах оперативной деятельности государственных предприятий и учреждений».
В отношении государственного сектора:
«Генетическое исследование дает лишь количественный учет тех ресурсов, которые могут быть использованы государственным сектором».
Тов. Базаров слишком сильно суживает сферу нашего планового воздействия на сельское хозяйство, с одной стороны, явно недооценивает значение «генетики» в процессах, протекающих в государственном секторе народного хозяйства, с другой. То, что говорит тов. Базаров, неверно ни теоретически, ни практически. Прежде всего, неверно само это разделение нашего хозяйства китайской стеной на два сектора, которые имеют связь между собой лишь на почве спроса и предложения и лишь в меру количественных соотношений обмена. Было бы неточно, если бы мы сказали просто, что оба сектора нашего хозяйства представляют собой «сообщающиеся сосуды», ибо межсекторные связи очень глубоки и разнообразны и далеко не ограничиваются одними только количественными отношениями. Вообще, как это легко видеть из приведенных цитат, тов. Базаров делает чересчур сильный формально-количественный уклон в анализе интересующей нас темы.
Возвращаясь к вопросу о «взаимоотношениях между генетикой и телеологией», мы вправе спросить: «Установлены ли тов. Базаровым определенные границы между генетикой и телеологией?» И думаем, что, несмотря на утверждение тов. Базарова, дело отнюдь не так просто разрешается у него. «Генетика» и «телеология» везде находятся во взаимной конкуренции, и границы их власти покрыты дымкой тумана. В самом деле, если вдуматься в определения тов. Базарова, то увидим, что «генетика» определяет «лишь ресурсы, которыми может воспользоваться государственный сектор. Но тогда в чем заключается преимущественная власть «телеологии» в планировании государственного сектора хозяйства? Таково же положение и в сельском хозяйстве. Оказывается, что преимущественная власть «генетики» здесь сильно стеснена не только «плановым спросом», но еще и «системой мероприятий». После этого крайне трудно сказать, какая власть где имеет преимущество, ибо ниоткуда не следует, что, скажем, властитель ресурсов в государственном секторе («генетика») обладает меньшей властью, чем плановый конструктор («телеология»).
Если тов. Базаров разделяет сферы действия «прогноза» и «директивы» по признаку, мы бы сказали, административного подчинения, то тов. С. Г. Струмилин находит другой рппарит ётвютв, а именно в зависимости от масштаба планирования во времени. Он говорит:
«Годовой план наиболее обусловлен не зависящими от нашего планового воздействия объективными обстоятельствами. Капитальные вложения предшествующих лет и последний урожай предопределяют собой экономику будущего года в области возможного производства, товарооборота, ввоза и вывоза, бюджета, кредита и т. д. — почти на все сто процентов. Возможности перераспределения наличных производительных сил, в целях получения более эффективной их комбинации — в пределах одного года — чрезвычайно ограничены. На протяжении пяти лет они уже гораздо шире, а за 10—15 лет при значительном накоплении — они огромны. Поэтому возможности проявления свободных творчески-реконструкционных идей социального организатора в проектировке генерального плана особенно велики, в пятилетке меньше, а в годовых планах и вовсе ничтожны. И если всякий план представляет собой известную комбинацию из элементов предвидения объективно-неизбежного и проектировки целесообразного с точки зрения наших субъективных социально-классовых устремлений, то в годовых планах первое место принадлежит предвидениям, а в многолетнем — предуказаниям».
Тов. Струмилин, по-видимому, совершенно не разделяет точки зрения тов. Базарова насчет невозможности планировать сельское хозяйство. Напротив того, он считает, что «перспективы сельского хозяйства при наличии плана промышленности в известной мере им предопределены». Естествен-
но, в многолетнем плане, ибо в пределах одного года, как мы видели, и плана промышленности предуказать нельзя, так как все «почти на все сто процентов обусловлено не зависящими от нашего планового воздействия объективными обстоятельствами».
Легко, однако, видеть, что и тов. Базаров, и тов. Струмилин — оба представляют дело планирования, дело «директивы» («предуказания», «телеологии») слишком механически и потому, как нам кажется, совершенно неправильно и ненаучно. Их построения в высокой степени «рационалистичны», можно сказать, поставлены на голову. В представлении тов. Базарова государственное хозяйство находится почти вне воздействия «стихийных» сил (т. е. диалектических сил развития); если бы не было частного хозяйства, в первую очередь хозяйства крестьянского, то практически почти не видно было бы пределов усмотрению планового руководителя. Тов. Базаров не видит сопротивления, оказываемого силами развития, имманентными самому государственному хозяйству (во всяком случае до тех пор, пока оно действует в условиях товарно-денежных связей), всякому «неправильному» заданию и, наоборот, помощи, оказываемой теми же силами развития, всякому заданию, удачно разгадавшему внутренние законы данных общественных процессов. Между «предвидением» и «предуказанием» в жизни не может и не должно быть разрывов, иначе эволюция окажется искаженной и неизбежно испытает задержку.
За примерами идти недалеко: «просчеты» 25/26 г. Сейчас можно с полной очевидностью показать, что вызванный этими «просчетами» товарный голод обусловливался не только процессами, идущими со стороны неорганизованного хозяйства, но что и организованное хозяйство, в частности госпромышленность, своими действиями, напр., в области своего снабжения, много содействовало усилению нездоровых явлений, обнаружившихся на рынке. Сама госпромышленность, следовательно, находится под действием «законов развития», отменять которые никому не дано. Эти законы необходимо познать, чтобы, пользуясь ими, заставить их действовать в пользу, а не во вред нашим интересам. Если же попытаться воздействовать на развитие, игнорируя его законы, то такая попытка обычно обходится слишком дорого.
Ибо и само планирование, как только оно становится реальностью, немедленно включается в состав объективных факторов, определяющих их развитие. Подобно всякому другому фактору, плановое хозяйство может оказывать на развитие хозяйства, в зависимости от обстоятельств, либо положительное, либо отрицательное влияние. За короткое время нашего планирования мы имели возможность на опыте испытать итои другое. Передовая «Правды», посвященная оценке «просчета» 25/26 г., совершенно правильно указала на «издержки планового хозяйства». В этом свете становится совер-
шенно очевидной неправильность утверждения, что в 25/26 г. нас «регульнул мужик», ибо в 25/26 г. мы не встретились с враждебной классовой силой, которая стала нам сознательно противодействовать. Дело обстояло и лучше, и в известном смысле хуже: наш неправильный план столкнулся с серьезными экономическими законами, которые он попытался игнорировать, но которые, естественно, этого позволить не могли. Вот почему противодействие плану было оказано не со стороны «кулака» и «нэпмана» (им-то, собственно, и не надо было противодействовать, ибо они только выиграли), а как раз со стороны государственного сектора, в первую очередь, со стороны кредитной системы, монопольно концентрированной в руках пролетарского государства. Теоретическое обобщение вышеприведенного взгляда тов. Базарова на соотношение между «прогнозом» и «директивой» в деле планирования может произвести впечатление, что тов. Базаров в данном случае не учитывает роли «надстройки» в составе факторов, определяющих экономическое развитие, впадая в своего рода философский дуализм.
Но тем же «дуализмом», да еще в гораздо большей степени, страдает и концепция тов. Струмилина, несмотря на то, что, как мы видели, он далеко не разделяет точки зрения тов. Базарова насчет возможности планирования сельского хозяйства. «Элементы» «предвидения» и «проектировки» состоят, по тов. Струмилину, в некоторой, как бы это сказать, конкуренции между собой. Усиление одних означает ослабление других. Вместе они составляют некую «комбинацию» противоположностей: «в годовых планах первое место принадлежит предвидениям, а в многолетних — предуказаниям».
На практике пока что тов. Струмилину не удалось осуществить только что приведенного теоретического положения. Составленная под его руководством пятилетка меньше всего имеет в себе элементов «предуказания», роль «предвидения» тяготеет над ней в гораздо большей мере, чем над любым годовым планом. Достаточно для этого сослаться хотя бы на построенную перспективу динамики себестоимости и цен. Даже сумма капитальных затрат промышленности (уже где бы дать простор предуказаниям) оказалась решительно детерминированной. Роковое «предвидение» почти безраздельно властвует над перспективой безработицы, кредита, бюджета, денежного обращения, жилищного строительства, дорожного строительства, развития транспорта, сельского хозяйства — одним словом, всюду. Чем объясняется такой разрыв между теорией и практикой?
К сожалению, генеральный план Госплана еще не готов. Тов. Струмилин вправе надеяться, что в генеральном плане положение в этом отношении резко изменится. Мы не можем разделять с ним этой надежды, ибо мы полагаем, что само его теоретическое положение неверно. Как уже раньше указывалось, мы полагаем, что между «предвидением» и «предуказанием» нет
никакой противоположности. Наоборот, они могут и должны представлять собою совершенное единство. Чем лучше мы сможем предвидеть, тем лучше будут наши директивы, чем больше в плане «элементов» прогноза, тем больше и «элементов» предуказания — и никак не наоборот. Если в этом пункте сделать ошибку, если в процессе планирования возникнет серьезный разрыв между предвидением и директивой, необходимо все переделать наново, ибо тогда неизбежно и неумолимо вступает в силу закон возмездия за неумелое планирование.
Теоретическое положение тов. Струмилина в известном смысле стоит на голове. Если его перевернуть, то оно будет гораздо вернее. Действительно, в годовых планах и теоретически, и практически больше всего места для активного человеческого воздействия, в том числе имеется огромный простор для человеческих ошибок исполнителей. Поэтому в годовых планах директивы должны быть довольно подробно конкретизированы, развиты, должны охватывать больший круг объектов. Наоборот, чем дальше отодвигается исполнение плана, чем длительнее период, к которому относится перспектива, тем общее будет директива, тем меньший круг объектов ей следует охватить для того, чтобы получить реальное осуществление в жизни. Но и в перевернутом виде формула тов. Струмилина будет верна лишь при условии устранения разрыва между «предвидением» и «предуказанием». Действительно, в годовом плане представляется возможность гораздо лучше, гораздо больше и гораздо подробнее предвидеть, чем в пятилетнем, а в пятилетнем, чем в многолетнем.
Что верно, по нашему мнению, у тов. Струмилина, хотя и не совсем удачно выражено? Верно то, что результат нашего планового воздействия с течением времени возрастает. Будучи проведено сегодня, плановое мероприятие вплетается в экономические процессы и становится реальным, активным фактором, который действует затем довольно длительное время совершенно, так сказать, объективно, подчиняясь внутренним законам своего развития. Кроме того, широкие мероприятия не могут проводиться мгновенно, иные требуют десятков лет для своего осуществления. Возможность скачков, действительно, довольно ограничена, по крайней мере они невозможны ежегодно. Они, впрочем, никому ежегодно и не нужны. Но отсюда не следует ничего такого, о чем говорит тов. Струмилин. Остается неверным, будто только два «вещных» фактора — «капитальные вложения предшествующих лет и последний урожай предопределяют собою экономику будущего года в области возможного производства, товарооборота, ввоза и вывоза, бюджета, кредита и т. д. — почти на все сто процентов». Это неверно ни теоретически, ни, следовательно, и практически. Это методологически дезориентирует. В смысле цифровых скачков указанные «вещные» факторы имеют, правда, свое лимитирующее значение, однако это значение далеко не абсо-
лютно даже в смысле цифр. Еще менее верно утверждение тов. Струмилина о том, что «возможности перераспределения наличных производительных сил в целях получения более эффективной их комбинации в пределах одного года чрезвычайно ограничены». Мы имеем опыт 1921 г., когда введение новой экономической политики довольно резко «перераспределило наличные производительные силы». Тов. Струмилин здесь явно погрешил против четкого разделения между широким планом, исполнение которого рассрочивается во времени, и возможностями планового воздействия вообще. Если бы в пределах ближайшего года было бы невозможно (или чрезвычайно трудно) производить «перераспределение» (точнее, форсирование развития) производительных сил, то это значило бы, что и вообще эту задачу решить нельзя, ибо на практике мы все время имеем дело с «пределами одного года». В силу сказанного мы считаем неправильным и глубоко-пессимистический вывод тов. Струмилина о том, что «возможности проявления свободных творчески-реконструкционных идей социального организатора в проектировке генерального плана особенно велики, в пятилетке меньше, а в годовых планах и вовсе ничтожны». Между генеральным планом на много лет и «контрольными цифрами» на ближайший год, по нашему мнению, нет такой пропасти: от почти полной свободы творчества до почти полного отсутствия ее. Соотношения здесь совершенно иные, ибо и генплан в очень сильной степени детерминирован, и годовой план дает большие возможности для свободы творчества.
Власть статистики и статистических цифр доминирует над методологическими положениями тов. Струмилина. Именно поэтому он воспринимает, естественно, больший масштаб цифр в перспективе многих лет по сравнению с перспективой одного года, как полный переворот метода.
V
Выше мы пытались критически проанализировать общую методологическую установку, которая практически и теоретически применяется при построении планов. Мы стремились доказать, что эта общая установка страдает некоторыми весьма существенными дефектами. Указывая на чрезмерную власть цифр и статистических данных при построении планов, мы отмечали крайнюю недостаточность применения при исследовании подлинно качественного анализа, а также и абстрактного анализа. По нашему мнению, чрезмерная власть цифр привела к тому, что при планировании живые отношения людей, т. е. отношения экономические и социальные часто подменяются мистическими отношениями вещей. Мы также вскользь указали, что вопрос «о темпах» поставлен в нашем планировании не так, как следует; 100
что в этой постановке совершенно выпало понимание диалектических законов развития процессов и явлений; что вообще, вместо разбора развития процессов, мы большей частью встречаем так наз. «динамические ряды», скрадывающие эволюционность общественных явлений. Вопрос о соотношении между «прогнозом» и «директивой» в построении планов подвергся довольно обстоятельному рассмотрению, ибо он является узловым во всей проблеме методологии планирования. Путем критики существующих на этот счет взглядов было установлено, что никакой противоположности между «прогнозом» и «директивой» мыслить нельзя. Следовательно, правильное планирование требует в качестве действительно научного предвидения исчерпывающего знания и объяснения экономических явлений, чтобы выработать правильные линии воздействия на них в целях бескризисного перерастания нашего переходного хозяйства в хозяйство социалистическое. Тем самым все больше заострялась потребность в выработке научно-методологических способов построения планов. Значение этой потребности трудно переоценить, ибо от нее зависит правильность построения планов, а от правильности или неправильности последних зависит в довольно заметной степени и все развитие нашего хозяйства.
Необходимо поэтому несколько ближе рассмотреть существующие в настоящее время методы составления планов. Сначала перечислим их, ибо они пока еще не вполне «кодифицированы». При этом нам придется опираться исключительно на данные Госплана СССР и его работников, ибо, насколько мы знаем, другие плановые органы своей методологии не вырабатывали и во всяком случае ее не публиковали.
При представлении контрольных цифр на 1925/26 г. Госплан выдвинул следующие методы:
1) метод динамических и статических коэффициентов;
2) метод экспертных оценок;
3) метод контрольных сопоставлений с довоенными данными.
В контрольных цифрах на 1926/27 г. к ним прибавился и занял доминирующее положение:
4) метод балансовый.
Наконец, при составлении пятилетки тов. Струмилин выдвинул два новых метода:
5) метод последовательных приближений и
6) метод инженерной проектировки.
Кроме того, в работах и выступлениях тов. Базарова, Струмилина и др. имеется упоминание о необходимости руководствоваться «регулятивными идеями», но эта мысль, к сожалению, не получила пока никакого оформления в качестве метода планирования.
Метод «динамических коэффициентов» в настоящее время не пользуется больше признанием. Контрольные цифры на 1926/27 г. крайне ограничивают действие этого метода.
«Научная статистическая теория не дает нам формально математического права экстраполировать на будущее динамические тенденции прошлого», говорится там (стр. 13).
К этому замечанию можно присоединиться, но с весьма существенной оговоркой о том, что оно верно, поскольку речь идет о механическом перенесении коэффициентов прошлого на будущее. Впрочем, даже и с этой оговоркой формулировка должна быть изменена, ибо для механического перенесения динамических коэффициентов развития с прошедшего на будущее не только нет «формально математического» права, но и, вообще, никакого. И тут, как нам кажется, мы подходим к самому существу дела.
Динамические коэффициенты представляют собой несомненную реальность. Совершенно также несомненно, что они не случайны, так как, как и все другие экономические явления, они причинно-обусловлены. Следовательно, они подчиняются совершенно определенным закономерностям. Задача исследователя (а конструктор-плановик, по нашему мнению, не может не быть исследователем) — открыть эти закономерности. В этом смысле мы выше говорили о заслуге тов. Громана в постановке вопроса об эмпирических закономерностях.
Могут ли быть эти закономерности изображены математически? Несомненно, да, и поскольку мы от теоретизирования в области экономического строительства, после завоевания власти пролетариатом, перешли к практическому строительству, мы должны иметь математические цифровые масштабы. Если, скажем, нам раньше достаточно было знать в самых общих линиях, что рост населения, территория и время кладут довольно узкий предел увеличению национального дохода за один год; если раньше мы могли удовлетвориться очень широкой формулой (например, «прирост национального дохода колеблется при нормальных условиях в пределах от 2 до 15% в год»), то теперь нам необходимо было бы найти более точные формулы и выявить условия, при которых «национальный доход растет быстрее или медленнее. Формула при этом неизбежно получит многочленный вид, она отнюдь не будет проста, но она будет тем, что нам нужно.
Грубейшая ошибка считать, что «темпы» можно механически экстраполировать из года в год. До тех пор, пока общество будет развиваться, совершенно неизбежно изменение «темпов» по закону о переходе количества в качество. Но это не значит, что «темпы» имеют полную свободу скакать. Не приходится скрывать, что открытие законов, управляющих «темпами», иначе говоря — отыскание «динамических коэффициентов», представляет весь-
ма серьезные трудности. Мы, однако, не думаем, что это дело находится вне пределов нашей досягаемости. Во всяком случае, попытаться надо, и отказ «контрольных цифр» от «динамических коэффициентов» мы склонны считать недостаточно обоснованным.
Открытие «динамических коэффициентов» можно, как нам кажется, приравнять к открытию естественных законов. Инструменты наблюдения и анализа должны быть весьма индивидуально приспособлены. Если для наблюдения за звездами нужен телескоп, то для рассмотрения слона на земле он уже не годится, а для рассмотрения строения кровяного шарика этого же слона требуется уже микроскоп. К сожалению, приходится констатировать, что для установления всяких «динамических коэффициентов», фигурально выражаясь, у нас всегда употребляют телескоп. Мы это видели на примере с проблемой дифференциации крестьянства. Авторы «контрольных цифр» не мыслят себе возможности анализа этой проблемы без массовых статистических данных. Между тем, как раз массовые данные, если бы даже они были, способны скрадывать наиболее существенные черты этой дифференциации. Еще хуже то, что массовые данные способны обнаружить болезнь лишь много времени спустя после (продолжая метафору) инкубационного периода, когда, следовательно, научный анализ, состоящий в исследовании причины и процесса, уже практически невозможен. Наши экономисты исследуют в 100%-ном масштабе, по крайней мере, стремятся к этому. Они хотят на все иметь цифры, охватывающие предмет на 100%, иначе они отказываются дать анализ. Можно ли сказать что-нибудь о капитальных затратах, если неизвестно на все 100% количество производства извести в стране? Некоторым плановикам кажется это невозможным, они затрачивают колоссальную энергию для того, чтобы добыть необходимые 100%-ные цифры. Естественно, что они при этом неизменно промахиваются. Стремление к 100%-ному охвату при анализе и исследовании производит огромные опустошения в нашей экономической мысли. Это — прямо национальное бедствие. Если размышления о сущности денег делали в Англии людей глупыми в большей мере, чем любовь, то соответственный эффект от метода астрального 100%-ного охвата без размышлений увеличивается во столько раз, во сколько раз лучший телескоп увеличивает астральное тело. С таким методом, конечно, никаких «динамических коэффициентов» открыть нельзя.
Между тем, значение «динамических коэффициентов» для всего дела планирования у нас прямо-таки колоссально. Это — вопрос о нашей революции и ее значении для развития производительных сил страны. Нас учили, что революция является выражением новой структуры производительных сил, что революция именно тогда и бывает победоносной, когда она дает новый, более мощный, размах производительным силам. Октябрьская революция в
смысле расчистки общественного поля сделала несомненно гораздо больше и гораздо радикальнее, чем все революции до этого. Поэтому все «динамические коэффициенты» хозяйства должны получить невиданный по мощи размах. Так говорит абстрактный экономический закон, в правильности которого у нас никто не сомневается. В чем задача экономиста-конструктора? Его задача заключается в том, чтобы, вооруженный наукой, он претворил в действительность огромные возможности, предоставленные ему революцией. Метафорически можно дело изобразить таким образом: революция открыла богатейшие нефтеносные земли; задача инженеров получить из них максимум золота в минимальный срок.
Мы, следовательно, горячо настаиваем на сохранении метода «динамических коэффициентов», однако при условии, если эти коэффициенты будут исчислены действительно научными способами и будут исследованы причины, которые влияют на величину самих коэффициентов при различных условиях. Нельзя, например, просто экстраполировать темп роста довоенных бюджетов на бюджеты СССР, точно так же нельзя и современные темпы экстраполировать на будущее механическим путем. Это было бы бессмысленным арифметическим упражнением. Но если бы из исследования ряда довоенных бюджетов и бюджетов иностранных государств мы могли бы получить алгебраическую формулу роста при различных условиях со взвешиванием каждого из этих условий, то такие «динамические коэффициенты» несомненно могли бы составить надежную опору для планирования. Естественно, что такая алгебраическая формула должна учесть не только количественные факторы, но и ряд качественных и социальных, определяющих данное явление.
Вышесказанное, казалось бы, не нуждается в дальнейших пояснениях и примерах. Совершенно очевидно, что все сказанное относительно «динамических коэффициентов» относится всецело и к методу «статических коэффициентов». Нам представляется (и это ясно из предыдущего изложения), что контрольные цифры 1925/26 г., объединяя метод «статических и динамических коэффициентов» воедино, развивали более правильный взгляд на этот вопрос, чем контрольные цифры 1926/27 г., сделавшие попытку разделить эти методы. «Статические коэффициенты», как известно, должны отражать взаимозависимость отдельных экономических явлений и процессов между собой, но ясно, что различная конфигурация отдельных явлений и процессов в экономическом комплексе именно в силу существующих взаимозависимостей отразится на каждом из явлений и изменит его собственный темп. Действительно, предлагаемая нами алгебраическая формула «динамических коэффициентов» должна включать в качестве членов ряд «статических коэффициентов».
Другой подход к «статическим коэффициентам» способен привести лишь к неизбывным недоразумениям. Возьмем такой пример. Казалось бы, чего проще определить соотношение («статический коэффициент») между денежной массой и товарооборотом. Вряд ли найдется много явлений, где характер взаимозависимости был бы менее прост в математическом выражении. Однако как раз на этом пункте оказался наибольший «просчет». Еще при составлении «контрольных цифр» на 1925/26 г. было совершенно справедливо указано, что состав нашего товарооборота по сравнению с довоенным количественно сильно изменился, ибо из него выпали сделки земельные и фондовые. Но дело при ближайшем рассмотрении оказывается не только в этом. Тут, оказывается, необходимо привести немного «качественного анализа» и анализа абстрактного. Мы имеем опыт Англии, где «статический коэффициент» денежной массы к товарообороту неизмеримо ниже, чем он был в царской России.
Эмпирически данный «статический коэффициент» может быть принимаем не иначе, как с большой осторожностью, ибо, прежде всего, следует доказать, что в действительности все обстоит (или обстояло) действительно «разумно», т. е. необходимо подвергнуть анализу всю конкретную обстановку и установить основные факторы, определившие данное соотношение, и их роль при этом. «Статический коэффициент», напр., довоенного царского бюджета к национальному доходу нельзя канонизировать для СССР не только потому, что царские условия несопоставимы с нашими, но еще и потому, что царский бюджет сам по себе был плох и служил орудием задержки развития производительных сил.
Метод «коэффициентов» таит в себе серьезную опасность. Неумеренное и неумелое пользование им способно, действительно, превратить плановую работу в «кладбище цифр». Но задача заключается в том, чтобы действительно научным путем получить не мертвые, а живые «коэффициенты», эмпирически установленные на основании изучения действительности во всей ее конкретности и сложности.
Наше отношение к методу «контрольных сопоставлений» с довоенными данными явствует из вышесказанного. Этот метод надо решительно переконструировать, и тогда он может сделаться весьма плодотворным. В этом смысле мы многого ждем от предпринятого коллективного исследования «Динамика русской промышленности за последние 40 лет». Поскольку наше строительство протекает на территории прежней России и мы в весьма значительной мере и еще довольно долго будем опираться на старый материальный и культурный остов, сравнение с довоенным будет представлять интерес еще очень долго, хотя уже не в качестве масштаба, а в качестве «лабораторного» материала, на котором мы будем проверять выведенные нами экономические законы.
Можно в силу этого только приветствовать попытку «контрольных цифр» 1926/27 г. привлечь к делу нашего планирования исследование опыта капиталистических стран. К сожалению, часть, трактующая в «контрольных цифрах» мировое хозяйство, оказалась «отрезанным ломтем». Это очень жаль, ибо из мирового опыта нам еще долго придется черпать культуру для нашего строительства.
Методу «экспертных оценок» мы, по-видимому, в значительной степени обязаны тем, что в плановой работе мы получили, по выражению тов. Кржижановского, «рассыпной, ведомственный фронт». Мы думаем, что этот метод меньше всего может претендовать на то, что способ пользования им сколько-нибудь прочно выяснен. По свидетельству «контрольных цифр» на 1926/27 г., «экспертные оценки» оказались методом очень плодотворным, поскольку ведомства сумели придать своим претензиям вид «обстоятельных рефератов».
Вопрос о ведомственных претензиях имеет в вопросе о планировании самостоятельный интерес, точно так же, как и вопрос о районных и республиканских претензиях. Однако этот вопрос мог бы вывести далеко за пределы нашей темы: мы в данном случае говорим о методологии составления планов, а не об их содержании. В данной связи мы считаем необходимым сказать лишь, что самостоятельная разработка ведомствами и районами своих планов совершенно неизбежна, как неизбежна борьба и за свои интересы. Попутно мы бы хотели отметить упрощенное представление о «параллелизме», господствующее у нас и подчас приводящее к довольно нелепым результатам. У нас «параллелизмом» нередко считают всякое рассмотрение одного вопроса в двух местах, хотя бы и с различных точек зрения. Схематизм таких упростителей представляет себе возможность разрезать живую ткань явлений на основе, якобы, «разделения труда», при котором полностью обесцвечивается живой интерес дела. В интересующем нас вопросе упростители представляют себе дело таким образом, что, скажем, ВСНХ должен строить перспективу промышленности, не интересуясь бюджетом в целом: нужная, де, цифра из бюджета может быть получена из НКФ или Госплана. Это — явно смехотворная борьба с «параллелизмом». Однако, противоположный способ, при котором никакого разделения труда нет и один орган, вышестоящий, переписывает у нижестоящего его «экспертные соображения», тоже представляет собой нонсенс. Разделение труда и ответственности в планировании — задача назревшая. Однако повторяем, ее подробное рассмотрение выходит за пределы нашей темы.
Возвращаясь к вопросу о методе «экспертных оценок», нам кажется, что этот метод может принести значительную пользу в деле планирования, однако не в том виде, в каком он до сего времени практиковался. «Экспертные оценки», как голос людей повседневного опыта, могут дать огромной цен-
ности материал, отдельные факты, количественно сегодня еще ничтожные, но которые представляют собой эмбрионы завтрашних крупнейших явлений и процессов. Нечто вроде таких «экспертных оценок» представляют собою парламентские комиссии в Англии, материалами которых пользовался Маркс в I т. «Капитала». «Экспертные оценки» должны быть поставщиками отдельных характерных фактов, иллюстрационного материла, обобщение которого может дать весьма плодотворные результаты, порой гораздо более плодотворные, чем «массовые статистические данные». Никакие суммарные конъюнктурные данные не в состоянии заменить для политика-экономиста, экономиста-конструктура этих разрозненных по внешности крупиц живого опыта во всей его комплексности. Только на этом основании он в состоянии своевременно подметить зарождение нового процесса и, в зависимости от своих устремлений, усилить его или убить его системой целесообразно направленных мер. Особенно огромно значение «экспертных оценок» в вопросах, касающихся организации. До сих пор мы в нашем планировании не отдавали никакого внимания этим вопросам. Жизнь показала все их значение, и ошибка должна быть исправлена1.
В более широком смысле методом «экспертных оценок» следует пользоваться экономисту-конструктору во всех случаях, когда ему требуется ученая экспертиза специалиста по какой-нибудь детали его плана, будь то проблемы техники производственной, финансовой и т. п. Привлечение заграничной экспертизы, использование опыта и знаний крупнейших иностранных авторитетов должно нами проводиться не только в области техники, но и в области экономики. Разрозненные случаи, насколько мы знаем, подобного использования имели у нас место.
Все вышеприведенные методы могут привести к правильным результатам лишь в соединении с другими научными методами. К сожалению, слишком часты случаи обратные, когда выведенные «коэффициенты» и «экспертные оценки» приводят к совершенно неправильным выводам и дезориентируют исследователя, вместо того, чтобы дать ему надежную опору в понимании явлений. Дело в том, что тут легко попасть в «наивный эмпиризм», который узаконяет, как норму, явление, в действительности либо отклоняющееся от нормы (что чаще всего), либо выражающее совершенно другой закон. «Наивный эмпиризм» у нас довольно сильно распространен, что объясняется чересчур большой властью статистики без достаточного ка-
1 Примеров того, как организация может повлиять на всю материальную сторону общественных процессов, можно показать сколько угодно. Финансовый капитализм с известной точки зрения есть новая форма организации капиталов. Раздаточные конторы при превращении в мануфактуру на заре капитализма тоже вначале были только новой формой организации. Организация системы долгосрочного кредита в наших условиях способна внести огромные изменения во все процессы производства ит.д.и т. п.
чественного и абстрактного анализа, а также и распространенностью конъюнктурных наблюдений. Не очень заботливые насчет глубины анализа, некоторые литераторы-экономисты очень быстро возводят любое конъюнктурное наблюдение в «закон развития». Любопытная в этом отношении история произошла с вопросом о движении текущих счетов. Когда в 1924/25 г. движение текущих счетов в банках испытывало беспрерывный рост, приближаясь к некоторой высоте, на которой стояла сумма денежного обращения, в печати очень убедительно доказывалось, что между суммой текущих счетов и суммой денежного обращения существует некая постоянная зависимость. Из этого легко делали вывод о широких возможностях эмиссии и еще больших кредитных возможностях, ибо каждый эмиссионный рубль должен, по этой теории, вызвать приток 80—90 коп. в виде текущих счетов. Прошло немного времени. Изменившиеся конъюнктурные условия привели, при росте эмиссии, к падению текущих счетов. Вся «теория», естественно, была торжественно похоронена ее же авторами, которые тут же выдвинули новую. Оказалось, что «динамика» текущих счетов, эмпирически обнаружившаяся за последние два квартала (бывает, что и меньшего периода достаточно), «ясно» показывает, что в движении текущих счетов «мы достигли уже предела». Маленький миг размышления, и выносится решение: «в советских условиях текущие счета, вообще, расти не могут». Так порой идет фабрикация «обобщений». Из обобщения эмпирической динамики текущих счетов в 1925/26 г. делали весьма серьезные выводы некоторые очень умные экономисты. В частности, на этом основании некоторые экономисты утверждали, что долгосрочный кредит в СССР, вообще, невозможен. Однако конъюнктуре угодно было вновь потешиться над этими обобщениями. Первый квартал 1926/27 г. вновь обнаружил рост текущих счетов. Мы еще не знаем, какую новую «теорию» изобретут по этому поводу, но факт тот, что к обобщениям нельзя подходить так упрощенно, на основании одной только эмпирической динамики. Нужна еще научно установленная теоретическая проверка.
VI
«Балансовый метод» заслуживает гораздо более подробного рассмотрения, чем мы в состоянии это сделать в настоящих строках.
Не подлежит никакому сомнению огромная значимость балансового сведения воедино всего хозяйственного комплекса для установления правильного понимания всех пружин хозяйства и выработки целесообразной экономической политики. Но... необходимо с полной отчетливостью уяснить себе трудности составления такого народнохозяйственного баланса. Тут 108
огромные горы всяких методологических проблем, конечно, еще больше трудностей выполнения.
Отнюдь не случайно то обстоятельство, что до настоящего времени во всем всемирном опыте не было случая составления полного народнохозяйственного баланса. «Экономические таблицы» Кенэ и схемы Маркса не представляют собой даже попыток произвести подобный баланс во всей его сложности. Это только гениальные схемы, чрезвычайно упрощающие все отношения действительности. Единственное назначение этих схем — представить более наглядно некоторые весьма важные абстрактные идеи, развиваемые их авторами. Это — прекрасные диаграммы, особенно схемы Маркса, полные живого, действенного смысла, это — облеченные в плоть и кровь абстракции, но ни с какой стороны не попытки даже первого подхода к разрешению задачи построения народнохозяйственного баланса.
Тов. В. Г. Громан полагает, что только недостаток статистических данных помешал Марксу развить свои схемы в баланс. Мы полагаем, что это не так, хотя одной этой причины достаточно для того, чтобы и в условиях СССР сделать еще надолго невозможным составление удовлетворительного народно-хозяйственного баланса во всей его сложности. Но, повторяем, дело не в одной статистике. Маркс вряд ли мог бы принять самое идею баланса всей системы капиталистического хозяйства в то время, когда он видел свою основную задачу в том, чтобы показать не условия равновесия этой системы, а, наоборот, силы, беспрерывно выводящие ее из состояния равновесия. В этом отношении задача советских экономистов, поскольку речь идет о советской экономике, противоположна вышеуказанной задаче Маркса, ибо мы как раз ищем условия подвижного равновесия, бескризисного развития нашего хозяйства. Идея народнохозяйственного баланса поэтому нам крайне близка. К сожалению, однако, для нас остается пока один, очень важный лимит, который помешает нам практически разрешить задачу изображения баланса нашего хозяйства. Этот лимит — наше недостаточное знание законов нашего хозяйства. Схематизируя свои вычисления, Маркс легко (и, конечно, законно) абстрагировался от влияний, осложняющих положение в действительности. Он «отмысливал» существование остальных классов, кроме буржуазии и пролетариата, он «отмысливал» существование цен и принимал, что продукты обмениваются по их стоимости, он легко пренебрег делением постоянного капитала на основной и оборотный, он исключил из оборота деньги, он совершенно игнорировал многочисленные диспропорции, обнаруживающиеся при экономическом развитии классового общества. Все это ему не нужно было для построения схемы, хотя не кто иной, как тот же Маркс в своем общем анализе резко подчеркивает значение всех указанных осложняющих моментов. Построение же балансов без всех указанных плюс
п плюс единица неуказанных элементов совершенно невозможно. Это особенно невозможно в стране, где до сих пор имеется не одна форма хозяйства, а пять (Ленин).
Мы поэтому полагаем, что неуспех предпринятого ЦСУ построения, народнохозяйственного баланса за 1923/24 г. объясняется отнюдь не одними методологическими погрешностями его авторов. Мы полагаем, что в ближайшее время построение народнохозяйственного баланса представляет собой задачу, невозможную для выполнения. При наилучшей номенклатуре нам придется допустить такую массу экстраполяции, такое количество догадок и прикидок, такую уйму всяких условных и мнимых величин, что результат вряд ли окупит ту колоссальную затрату энергии, остроумия, человеческих физических сил и наличных денег, которых требует построение народнохозяйственного баланса.
Мы имеем гораздо более скромные опыты балансовых построений, опыты, которые имеют неизмеримо больше шансов на успех, чем построение народнохозяйственного баланса. И пока эти опыты все еще мало удовлетворительны. Таково, например, положение с построением сводного баланса одной только государственной промышленности. Имеем ли мы такой сводный баланс хотя бы за один год, который мог бы удовлетворить требованиям грамотного экономиста? На основании личного опыта в этом деле мы утверждаем, что такого баланса еще пока, увы, нет. В лучшем случае мы имеем сумму балансов отдельных предприятий, но эта сумма, конечно, далеко не может считаться балансом промышленности. До сих пор не удается освободиться от многократности счета по отдельным статьям, в частности, пока не удалось выделить внутрипромышленные расчеты, не удалось слить баланс производственных организаций с обслуживающими их торговыми и всякими иными организациями, составляющими, по сути дела, единую «систему, лишь искусственно разделенную. Такой, казалось бы, простейший расчет, как «расчетный баланс» между госбюджетом и госпромышленностью, пока вызывает массу споров. Огромные трудности для составления баланса, даже единичного предприятия, представляет такая штука, как денежная оценка. Единственно благодаря существованию денежной оценки только и становится возможным сводить воедино в балансе самые разнообразные статьи хозяйства, без этого универсального измерителя баланс по существу был бы просто несводим. Но денежная оценка допускает известный произвол, и часто в силу одного этого балансовые величины теряют всю ясность очертаний. Всем хорошо известно, как несовершенна оценка основного капитала промышленности не только в СССР, но и везде во всем мире. Даже баланс единичного промышленного предприятия заключает в себе известные условности.
Необходимо иметь в виду, что составление баланса промышленности
в СССР обставлено огромным количеством исключительно благоприятных факторов, совершенно немыслимых ни в какой другой стране, совершенно невозможных и в СССР для такой отрасли хозяйства, как сельское хозяйство и т. п. Кроме того, когда мы говорим о балансе промышленности, мы имеем в виду, по сравнению с балансом народного хозяйства, нечто гораздо более скромное не только по объему, но и по содержанию. Ибо под промышленным балансом мы понимаем только статическое состояние капиталов на определенную точку во времени, между тем как под балансом народного хозяйства обычно понимается (Громан) вся совокупность производства, распределения, обмена и накопления.
До сих пор мы говорили об отчетном балансе. Трудности его составления возрастают почти беспредельно, когда мы от баланса отчетного переходим к построению «планового баланса», баланса «будущего». На основании многолетнего опыта построения «плановых балансов» промышленных предприятий и всей промышленности в целом, можно прийти к заключению, что пока мы в этом деле еще очень мало можем грамотно творить. До сих пор пределы ошибок «плановых балансов» в отдельных частях достигают огромных размеров. Почему это происходит? Причина столь же проста, сколь и неумолима: мы пока знаем очень мало о действительных законах, формирующих баланс.
Все же, что касается промышленного баланса, то со всякими оговорками он может служить довольно надежным документом для познания и планирования промышленности. Мы накопляем также опыт и знание балансовых законов в отношении промышленности, и можно поэтому надеяться, что со временем мы научимся строить и грамотные «плановые балансы». Что же касается балансов народного хозяйства, то нужно заранее оказать, что грамотное их составление потребует очень долгой выучки.
Мы бы поэтому считали, что задачу построения баланса народного хозяйства нужно, по крайней мере, временно поставить вне методов планирования. Другое дело — разнообразные балансовидные схемы. Не претендуя ни в какой мере на точность, давая в некоторых случаях (где это возможно) ориентировочное представление о порядке цифр, балансовидные схемы должны иметь главнейшей целью, по аналогии со схемами Маркса, раскрытие и иллюстрацию установленных другими путями (путем качественного и абстрактного анализа на основе изучения жизненных фактов и характерных отдельных цифр) экономических явлений и процессов, их взаимозависимостей и скрещивающихся влияний. Такие схемы при достаточном анализе в состоянии выявить статические и динамические закономерности нашего хозяйства и, следовательно, могут оказать делу познания и планового строительства огромной ценности услуги.
В этих схемах должны найти себе широкое применение знания и конструкторские таланты «архитекторов» нашего планового хозяйства. Вот тут-то и место для практического разрешения задачи трисекции угла, теоретически неразрешимой, о чем говорит тов. Струмилин в защиту «прикидок» при построении планов.
В «контрольных цифрах» Госплана и его «пятилетней перспективе» приведено очень значительное число балансов. Некоторые балансы имеют все права на существование, например, баланс бюджетный, баланс внешней торговли и т. п. При некоторой осторожности вполне возможно и законно для практических целей строить сводный баланс госпромышленности, сводный баланс кредитной системы, государственной крупной торговли, транспорта и т. п. организованных и централизованных отраслей народного хозяйства, где исчисление опирается на проверенный отчетный материал, где величина и качество неизбежной ошибки в достаточных пределах известны. Сюда же относятся и балансы некоторых видов сырья (хлопка, свеклы), минерального топлива (впрочем, по углю суммарные данные гораздо менее интересны, чем разрозненные балансы по отдельным районам добычи), централизованного электроснабжения (суммирование его с сельскими и мелкими электростанциями — безусловная безвкусица), машиноснабження, вагоно- и паровозоснабжения и т. п.
Допустимо ли составление таких «балансов», как «баланс города и деревни», баланс «производства и накопления в сельском хозяйстве» и т. п., т. е. таких балансов, которые неизбежно составляются исключительно путем экстраполяции, путем более или менее обоснованных статистических прикидок с точностью «до двух крокодилов»? Совершенно допустимы, но их результат не может служить основанием для теоретического анализа. Наоборот: они могут строиться не иначе, как на основе предварительного теоретического анализа, опирающегося на всю совокупность научных методов, не зависящих от наличия массы статистических таблиц. Такие балансы должны строиться на основании, так сказать, алгебраической формулы, выведенной аналитическим путем, лишь путем подстановки числовых величин для конкретизации и уяснения, а никак не наоборот. Результатное «мы видим» должно предшествовать балансу, а не вытекать из него.
В этом случае «баланс» окажется насыщенным содержанием и окажется возможность его проверки. Ато сейчас, право же, навеки останется погребенной ошибка в кропотливых исчислениях общей суммы вложений крестьян в свое хозяйство, или в исчислении суммарной величины «платежеспособного фонда крестьянства», установленной героическими усилиями Наркомторга со скрупулезной точностью. Погребенной бесплодно — вот в чем дело. Нам же нужно на ошибках учиться — вот что. Надо, следовательно, так ошибиться, чтобы по обнаружении ошибки легко было найти и ее причину.
Резюмируем вышесказанное о «балансовом методе». В этом деле, по нашему мнению, следует ставить себе исключительно выполнимые задачи. Вследствие целого ряда причин построение «балансов» представляется делом крайне трудным и сложным. Пользоваться «балансами» при построении планов следует поэтому с большой осторожностью, отнюдь не переоценивания их значения. Там, где есть хорошо проверенный отчетный баланс, его цифры, после достаточного теоретического анализа, могут служить основанием для построения «плановых балансов», выполнение которых обеспечивается рядом мер, основанных на «прогнозах-директивах». В тех же случаях, где и отчетные балансовые данные представляют собой плод более или менее, смелых экстраполяций и прикидок, «балансовые» данные не могут служить основанием для теоретических выводов. Наоборот, они сами должны быть оправданы теоретическим анализом. Не рекомендуется портить отчетные данные включением в них экстраполяционных, в крайнем случае, те и другие должны быть показаны и анализированы отдельно. Наконец, что касается построения единого народнохозяйственного баланса, то мы бы полагали, в целях экономии сил и средств, временно от него отказаться вовсе. Надо предварительно накопить богатейшие запасы динамических и статических коэффициентов в отношении отдельных элементов народного хозяйства и попутно теоретически проверить самую возможность построения полного народнохозяйственного баланса, установить его методологию и пределы возможных ошибок. Тем временем мы научимся строить балансы хотя бы отдельных отраслей. Только после этого нужно будет поставить вопрос о составлении «отчетного баланса» с тем, чтобы по накоплении достаточного числа таких балансов перейти к построению «плановых балансов». К тому времени, кстати, мы будем настолько богаты, что предел возможных ошибок сможет быть нами сочтен неглижабельным.
В тесной связи с балансовым методом стоит вопрос о соотношениях и связях отдельных отраслей народного хозяйства между собой. Выше мы много говорили о крайней недостаточности чисто количественной «увязки» отдельных отраслей между собой, ибо характер взаимозависимостей здесь крайне сложен, часто противоречив и запутан. Если мы говорили, что в народном хозяйстве господствуют «цепные связи», то это следует понимать не только в однократном смысле, что изменение-де в какой-нибудь одной решающей отрасли влечет за собой изменения в ряде соприкасающихся с ней отраслей. Дело обстоит гораздо сложнее, ибо причинно-обусловленные изменения сами становятся причинами изменений, множась и окрещиваясь в своих влияниях.
Существующая в настоящее время номенклатура отраслей весьма далека от идеальной научной классификации. От этого, впрочем, она не становит-
ся плохой. Наоборот, ее сила заключается в том, что она отражает жизнь, а не схематическую конструкцию. Как бы то ни было, но существующее разделение отраслей имеет ярко ведомственный уклон. Особенно богато содержанием наименование «промышленность»: сюда входит и сельское хозяйство Сахаротреста, и полукустарные во многих случаях подсобные производства отдельных трестов; часть мукомольной промышленности входит в «промышленность», часть же в «торговлю», ибо она подведомственна Нар-комторгу; кинопромышленность вообще не входит в состав народного хозяйства: она подчинена не хозяйственному наркомату и т. д. Еще большее разнообразие в содержании понятий отдельных отраслей промышленности: то, например, что мы называем «металлической» отраслью, включает в свой состав частично руду, огнеупорный кирпич, кирпич, лесозаготовки, цемент, стекло, химию, производство электроэнергии и пр. и пр.; продукция металлопромышленности относится как к «группе А» (производство средств производства), так и к «группе Б» (производство средств потребления). То же и в других отраслях.
При таких условиях крайне затруднительно получить представление о конкретном направлении плана, если пользоваться только количественными показателями. (Вряд ли нужно подчеркивать, что причина трудности в основном не в номенклатуре отраслей). В самом деле: что собой представляет шоссификация страны: индустриализационное или аграризационное мероприятие? В ВСНХ подсчитали, что одна промышленность переплачивает на перевозках по плохим гужевым дорогам не менее 250 млн руб. в год. Эти переплаты представляют собой прямой вычет из национального накопления, ибо они не идут никому на пользу, они просто пропадают. Частично потеря получается натуральная, путем раструски, рассыпки и порчи продукта. Замедляется оборот капитала, т. е. мы с большим капиталом достигаем меньших успехов. Во всем народном хозяйстве потеря энергии капитала и материальных ресурсов от плохого состояния дорог измеряется колоссальными суммами. Не подлежит никакому сомнению, что во всякой стране, особенно в такой стране, как СССР, с ее огромными пространствами, с ее продолжительной осенью и весной, когда бездорожье останавливает жизнь огромных территорий, что в такой стране нынешнее состояние наших дорог представляет собой серьезный фактор задержки развития производительных сил страны. Шоссификация страны есть крупный элемент обороноспособности ее. Значение шоссификации может быть соизмеримо только со всеобщей грамотностью в деле развития производительных сил. Это также вопрос о повышении товарности сельского хозяйства, а, следовательно, и вопрос о развитии сырьевых культур, о переходе к многополью. Тракторизация немыслима в широких размерах при нашем бездорожье. Шоссификация лучший
из возможных наших ответов на вопрос об аграрном перенаселении. Она может дать работу, хотя бы частично, безработным и вместе с этим разрешить наиболее безболезненно вопрос о рационализации в промышленности.
Что же это — индустриализация или аграризация? Ассигнование на шос-сификацию пойдет, конечно, в основном в деревню. На этом основании найдется чудак, который будет плакать, что из наших скудных ресурсов, могущих послужить для капитального строительства промышленности, урываются суммы для «сельского хозяйства», другой отнесет это к затратам на транспорт, третий на «потребительские» нужды, поскольку речь идет об общественных работах для борьбы с безработицей. Но все это — формальный схематизм. В действительности подобные мероприятия являются самой доподлинной индустриализацией, действительным выполнением линии XIV съезда партии, а не «отпиской» о выполнении. Так, по крайней мере, представляется дело при первом подходе к нему, ибо более подробное рассмотрение его выходит далеко за пределы настоящей статьи. Вопрос должен быть специально разработан специалистами и экономистами, и здесь он приведен лишь для примера.
Приведенный пример ясно показывает, что в перспективной проектировке возможны весьма сложные и любопытные комбинации, совершенно не укладывающиеся в рамки обычной классификации. Об этом очень удачно говорит тов. Струмилин, когда указывает, что всегда может найтись конструкция, которая разрешает те же задачи проще, изящнее и целесообразнее. Однако нужно какое-то мерило для этого. Мало сказать: индустриализация страны. XIV съезд и не сказал просто: индустриализация, а еще прибавил: в целях построения социализма. Для политической директивы такого указания достаточно, тем более, если взять эту директиву в рамки завета «смычки с крестьянством». Задача экономиста-конструктора — разложить данную ему эпохальную задачу на последовательные звенья во времени и избрать кратчайший и наиболее безболезненный путь для выполнения задачи.
Мы, таким образом, считаем совершенно правильными оба предлагаемых тов. Струмилиным метода: «метод последовательных приближений» и метод «инженерной проектировки», но их следует толковать разрешительно.
Метод «последовательных приближений» есть не только (и даже не столько) «уточнение темпов», сколько определение переходных звеньев, «за которые надо изо всей силы ухватиться в каждый момент для того, чтобы повернуть всю цепь» (Ленин). Общую «идею» надо конкретизировать в ряде общих же «идей», руководящих планом данного отрезка времени, данной части плана. Лишь после этого вступает в свою роль «инженерная проектировка», т.-е. «материальное оформление и монтаж» отдельныхдеталей плана.
В этом отношении и «контрольные цифры», и «пятилетка» Госплана
имеют существенные погрешности. Руководящие «идеи» очень слабо конкретизированы, переходные звенья и их взаимозависимость крайне недостаточно выяснены. В этих работах очень мало дисциплинирующее начало, господствует «рассыпной ведомственный фронт». Симптоматично, что ни в общей статье тов. Кржижановского, ни в общей статье тов. Струмилина не чувствуется напряжения борьбы, очень много бесстрастной объективности. Оттого именно конкретные цифры планов нередко превращаются в мертвые схемы.
Мы не можем здесь заняться анализом руководящих «идей», которые нам следует конкретно положить в основу планов на ближайшие 10—15 лет, 5-летие и 1927/28 г. Но, говоря о методах планирования, мы считаем необходимым указать, что, наряду с научно-исследовательскими и научно-конструирующими методами, в данном деле требуется разработка и некоторых материальных методов, обеспечивающих выполнение плана. В частности, таким методом является «метод резервов». Нельзя не пожалеть, что этот вопрос так слабо затронут в «пятилетке» Госплана.
