CC BY
81
М. В. Русакова
К ПРОБЛЕМЕ ЗНАЧЕНИЯ И ФУНКЦИИ РУССКОГО ПАДЕЖА:
СТРАТЕГИИ ПАДЕЖНОГО ОФОРМЛЕНИЯ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ
Теоретические основания
В настоящее время уже нет ничего необычного в том, что языкознание (по крайней мере на словах) считается антропо- (а не структуре-)центрической наукой. Общеязыковая природа единицы в антропоцентрическом языкознании не может быть определена без учета того, тем более в противоречии тому, как эта единица представлена в индивидуальной языковой системе носителя языка. Думается, однако, что целостной антропоцентрической лингвистической теории, отвечающей указанному требованию, на данный момент не только не существует, но и не может быть создано, поскольку эмпирической базы для ее построения на данный момент, несомненно, недостаточно.
Созданию общей теории, например грамматической, должно предшествовать описание конкретных языков. Насколько мне известно, ни одного примера систематического, не на словах, а на деле антропоцентрического описания (в частности, грамматического) какого-либо конкретного языка пока не существует. Для создания антропоцентрических грамматик отдельных языков, возможно еще в большей степени, чем для построения общей теории, недостает фактов. Недостаток такого рода фактов в первую очередь лежит «на совести» исследователей, которые считают себя психолингвистами, а точнее, дело просто в молодости самой психолингвистики. За недлительное время своего существования психолингвистика больше внимания уделяла глобальным проблемам, таким, как, например, «является ли знание языка врожденным», «каковы общие закономерности организации лексикона» и т.д. Гораздо меньше внимания уделялось проблемам частным, например: «является ли род категорией согласовательной или же семантически наполненной», «являются ли глаголы резать и отрезать членами одной видовой пары» и т.д. В этом аспекте и грамматика русского языка - не исключение.
Разумеется, явления русской грамматики, о которых можно узнать, наблюдая естественные тексты или придуманные примеры, т.е. путем мысленного эксперимента, в достаточной степени описаны. Большая часть классических русских грамматических учений, несомненно, по своей сути ориентирована на описание языка как системы, обеспечивающей коммуникацию людей. В такого рода описаниях невозможны аргументы, основанные на стремлении, например, к краткости и симметричности, удобству лингвистического построения, а также принятие условных решений аксиоматической природы. Именно поэтому многие аспекты теории русской грамматики остаются дискуссионными: ведь для признания верной той или иной трактовки в рамках описания языка как
© М.В. Русакова, 2006
системы, которой пользуются люди, единственно возможными являются и соответствующие аргументы, тем не менее для получения необходимых фактов недостаточно только традиционных для классической лингвистики XX в. методов.
Одним из ярких примеров невозможности при помощи традиционных методов разобраться в природе лингвистического феномена является изучение категории русского падежа. Думается, что не по своей сути, а исключительно по причинам, связанным с методологией традиционного лингвистического исследования, категория падежа имеет в лингвистике славу «одного из наиболее иррациональных явлений языка».1
Ментальные репрезентации языковых единиц определяются механизмами порождения и восприятия речи. Механизмы оперирования единицей в свою очередь определяются тем, как эта единица репрезентирована в языковом и когнитивном пространстве носителей языка. Организация речемыслительного аппарата человека сама по себе недоступна непосредственному наблюдению. Моделировать ее можно только с опорой на исследование механизмов речевой деятельности. Таким образом, исследование механизмов восприятия и порождения речи необходимо для построения общеязыковой теории. Иными словами, центральным для понимания подлинной природы категории падежа в рамках лингвистического антропоцентризма является ответ на вопрос, для чего (имеется в виду вполне конкретное «для чего», т.е. для передачи какой информации) и как (имеется в виду вполне конкретное «как», т.е. при помощи каких приемов, правил, механизмов) носители языка оформляют существительные в конкретной падежной форме.
Скрытые процессы, обеспечивающие функционирование в речи словоформы, иногда могут быть выявлены путем наблюдения над людьми в момент, когда они говорят или слушают, над результатами обоих этих видов деятельности. Попытка исследовать процессы, связанные с оформлением словоформы существительного в категории падежа в устной русской речи, предпринимается в данной статье.
Особенности грамматической системы русского языка предопределяют то, что оформление существительного в категории падежа не может изучаться в отрыве от выбора предлога - думается, что данное утверждение специальных комментариев не требует.
В одной статье невозможно произвести хоть сколько-нибудь последовательный анализ различных концепций в области падежной грамматики. Для уточнения цели настоящего исследования отмечу только то, что вот уже несколько десятилетий при исследовании категории падежа в полной мере проявляется «синдром маятника», заключающийся в постоянном перекидывании соответствующей проблематики из области морфологической семантики в область формального синтаксиса и обратно.2 Имеется в виду не изучение синтаксической семантики, разумеется, а синтаксис как научная дисциплина, в которой изучается формальная связь слов в предложении, синтаксис, который оперирует, в частности, таким конструктом, как «семантически пустая грамматическая категория».
Размышления лингвистов по поводу природы категории падежа позволяют теоретически исчислить две возможные стратегии предложно-падежного оформления субстантивной словоформы: 1) с опорой на предикат и 2) без опоры на предикат. Если говорящие осуществляют оформление субстантивной словоформы в том или ином конкретном падеже, потому что именно этого падежа «требует» управляющий, глагол, то категория падежа в целом должна рассматриваться как обслуживающая синтаксис в приведенном выше понимании, т.е. как категория, служащая исключительно связыванию элементов высказывания в единое целое. Напротив, если падеж приписывается су-
ществительному независимо от глагола, т.е. с опорой на падежное значение, категория падежа должна трактоваться как наполненная семантически.
Надеюсь, что предпринимаемое в статье обращение к стратегиям и отдельным механизмам, которые применяют носители русского языка в процессе порождения пред-ложно-падежного единства в речи, позволит приблизиться к пониманию природы категории падежа в рамках антропоцентрического подхода.
Методика исследования, предпринимаемого в данной статье, заключается в анализе корпуса отклонений, зафиксированных в спонтанной устной речи. Традиционно речевые ошибки рассматривались как источник сведений о недоступных простому наблюдению и плохо поддающихся экспериментальному исследованию процессов синтаксирования. Результаты, полученные с помощью исследования отклонений в речи, внесли вклад в создание глобальной модели порождения синтаксической структуры.3 Созданная модель претендует на универсальность, хотя сделанные выводы в основном базируются на материале английского языка. Сравнительная бедность английской именной морфологии, однако, не позволяет исследовать взаимодействие морфологического компонента с другими языковыми средствами в процессе порождения речи, в частности в процессе живого синтаксирования. К тому же, думается, давно назрел переход к детальному описанию отдельных звеньев процессов речевой коммуникации и уже затем возврат к созданию глобальных моделей нового поколения. Анализируемые отклонения заключались в неадекватном предложно-па-дежном оформлении субстантивной словоформы.
Особенности анализа корпуса отклонений, применяемого в данном исследовании, заключаются в том, что
1) включение высказывания в корпус определялось по формальному критерию: в корпусе представлены все встретившиеся за период наблюдения высказывания (около 1000), в которых употреблена неадекватная предложно-падежная форма;
2) исследование зафиксированных отклонений подчинено решению достаточно узкой (по сравнению с созданием глобальных моделей) задачи, собственно лингвистической по своей природе;
3) исследуются отклонения в речи на русском языке, что, благодаря богатству русской морфологии, позволяет выявить закономерности порождения высказывания, в котором грамматические отношения выражаются (в частности) морфологическими средствами;
4) анализ высказываний, содержащих не адекватную контексту предложно-падежную форму, дополняется анализом интроспективных отчетов говорящих, допустивших сбой. Изредка носители языка высказывают металингвистические суждения по поводу высказываний с отклонениями спонтанно, но большинство таких суждений было получено как ответы на мой вопрос, что послужило причиной отклонений.
Некоторые дополнительные (не связанные с анализом основного корпуса) статистические данные и соображения. Из этих 500 различного рода «неправильностей», встретившихся в устной спонтанной речи на русском языке, 120 - почти четверть - связаны с нестандартным оформлением словоформы в различных морфологических категориях.* Следовательно, большая часть «творческих сил» носителя флективного языка
* Специально для получения этих данных была создана небольшая по объему выборка (не совпадающая с основной). Ее особенностью является характер сбора материала: в выборку были включены все сбои, встретившиеся в период наблюдения. Сбор данных производился до тех пор, пока в выборке не оказалось 500 единиц.
уходит на словоизменение. Это неудивительно: механизмы речевой деятельности, связанные с морфологическим оформлением словоформы, являются, с одной стороны, неотъемлемой частью синтаксирования, а с другой - действуют в рамках слова. Именно в процессах, связанных со словоизменением, при порождении речи осуществляется постоянное непосредственное взаимодействие различных уровней языка, происходят, очевидно, постоянные переходы с одного уровня на другой. Кроме того, и само синтаксиро-вание связано с наибольшей активностью носителя языка, так как предложение обычно является не воспроизводимой, а конструируемой в процессе порождения речи единицей.
Неадекватное предложно-падежное оформление словоформы существительного -один из самых частотных сбоев, фиксируемых в русской речи. Эти сбои составляют примерно десятую часть от всех сбоев, встречающихся в речи, и около половины сбоев, заключающихся в неправильном морфологическом оформлении словоформы.
Результаты анализа основного корпуса. Сбои, составляющие основной корпус, практически без остатка распадаются на две группы.
Группа I (менее многочисленная). Точную количественную оценку наблюдаемых явлений получить невозможно. Дело в том, что сбои распределяются в группы не по внешним, абсолютным признакам (к таким, например, относится факт употребления предложно-падеЖной формы), а в зависимости от причины, по которой произошел сбой. Причина сбоя в каждом конкретном высказывании может быть определена лишь с некоторой долей уверенности. С уверенностью можно утверждать только, что существует та или иная группа сбоев. Эта уверенность базируется на том, что в определенных обстоятельствах появляются и определенного типа сбои, в других же обстоятельствах такого рода сбои практически не появляются. Таким образом, появляется возможность установить связь между возникновением определенных обстоятельств и появлением сбоя, а также в выборке структурно однородных сбоев выделить группы, не однородные с точки зрения причины их появления. Дальнейший анализ высказываний с отклонениями призван, помимо того, способствовать разрешению основных поставленных в данной статье вопросов, проиллюстрировать и подтвердить высказанные методологические соображения.
Сбои, включенные в группу I, определяются неадекватным взаимодействуем в категории падежа (предложно)-падежной формы существительного с другими (пред-ложно)-падежными формами.
1а. Неадекватное подстраивание под словоформу с адъективными окончаниями. Причина сбоя связана с синкретизмом* в парадигме адъективного склонения. Например, по форме не различаются окончания родительного, дательного, творительного и предложного падежей женского рода прилагательных. Высказывания 1 -7 входят в указанную группу.
1. Этим должен заниматься комитет по науке и высшей школы по науке и высшей
школе.
2. Обитатели пятой кварти[р’ъ] проголосовали за действующего президента.
3. Я хотел заметить, что в предпоследней игры вы проиграли.
4. На наши вопросы продолжает отвечать спикер верхней пала[т’ъ] Сергей Миронов.
* Это явление может рассматриваться не как синкретизм, а как омонимия надежных окончаний, однако для целей данного исследования выбор одной из двух трактовок не имеет значения.
5. Отрыв примерно в тех же размер[ъф], что и сейчас.
6. Я не знаю, как вы, а мы получили море удовольствия от тех точных родительских ответ[ъ]х, которые мы услышали.
7. Я присягу давал на военных сбор[ъф] в городе Ерге.
В примере 1 существительное школа оформлено говорящим в родительном падеже вместо дательного. Существительное в родительном падеже может употребляться в одном атрибутивном словосочетании с синкретичной формой родительного, дательного, творительного и предложного падежей женского рода адъективного склонения. Сбой в этом высказывании заключается в неадекватном согласовании существительного с формой, имеющей адъективные окончания, в категории падежа. Достаточно большое количество сбоев такого рода, как в примерах 1-7, в русской речи связано с препозитивным расположением прилагательного по отношению к существительному.
Наличие такого рода сбоев показывает, что существует следующий путь оформления словоформы существительного в категории падежа: сначала в этой категории оформляется словоформа препозитивного прилагательного/ затем словоформа существительного формально согласуется со словоформой прилагательного. Такой путь является весьма обычным и в тех случаях, когда адъективные формы разных падежей формально различимы, что обеспечивает адекватное оформление существительного в категории падежа. Очевидно, однако, что описанный путь оформления существительного в категории падежа не может быть единственным, применяемым говорящими хотя бы потому, что он возможен только тогда, когда существительному в потоке речи предшествует форма с адъективными окончаниями.
Что же касается целей данного исследования, то такие сбои, как в примерах 1-7, вряд ли могут пролить свет на природу категории падежа: стратегия порождения атрибутивного сочетания говорящими в этих высказываниях была такова, что существительное подстраивалось (в приведенных примерах неверно) под прилагательное. Можно сказать, что в подобных случаях существительное оказывается в слабой морфосин-таксичёской позиции. При этом собственные свойства категории падежа, естественно, не актуализируются и не могут быть исследованы.
16. Неадекватное оформление (предложно)-падежной формы существительного путем уподобления другой (предложно)-падежнои форме. Чаще всего стратегия применяется, если два существитёльных имеют общие элементы или находятся рядом в линейной структуре высказывания.
Высказывания 8-12 входят в указанную группу. Чтобы убедиться в том, что упомянутая стратегия существует, достаточно сравнить формы существительных, в порождении которых произошел сбой (выделены жирным шрифтом) с формами существительных (подчеркнуты), послужившими моделями для неадекватного подстраивания:
8. Если мне Танька машину даст, я поеду в институте на машине.
9. Мы перейдем от оплаты по нормативу к оплаты по счетчику.
10. Мы видим ее уже в конце спуске.
11. Уважаемые товарищи, это передача «Прожектор перестройка».
12. Я хорошо знакома с присутствующими в студиями.
Такие сбои, как в высказываниях 1-12, также не могут рассматриваться как диаг-ностичные для выяснения природы категории падежа: стратегия подстраивания словоформы под рядом стоящую словоформу той же части речи не является специфичной именно для категории падежа. Так, например, в высказывании 13 под страивание происходит в категории числа, в высказывании 14 - в глагольных категориях. Иногда такое
под страивание бывает больше, чем в одной категории: в высказывании 12 - одновременно в категориях числа и падежа.
13. Если попытаются по-своему распорядиться выделенными государствами (правильно государством) деньгами, то будут нести ответственность.
14. Нет, ну в общем-то гол был забит правильно.
На первый взгляд может показаться, что между механизмами говорения, реализованными в высказываниях 1-7 и 8-12, нет существенных различий: и в том, и в другом случае отклонения в процессе порождения речи происходят вследствие неадекват-ного применения стратегии синтаксирования, которую можно назвать согласовыванием. Однако антропоцентрическое языкознание предполагает функциональный подход к любым явлениям, и в рамках этого подхода разница между двумя явлениями принципиальна. Подстраивание существительного под прилагательное в большинстве случаев «приводит к успеху» и, следовательно, является стратегией, позволяющей говорящему затратить меньше усилий, ускоряющей и упрощающей процесс порождения речи. Возможность успешного применения этой стратегии основана на избыточности языкового кода и закономерностях линейного развертывания русского атрибутивного словосочетания. Очевидно, именно наличие такого рода особенностей грамматики и таких звеньев в процессе порождения речи и определяет существование подобных стратегий, как использованная при порождении высказываний 1-7. Расширенное же употребление говорящими стратегии согласовывания (как случилось при порождении высказываний 8-12) не может привести к успешному результату, являсь, видимо, следствием чересчур активного стремления говорящих ускорить и упростить процесс порождения речи, и может рассматриваться как издержки этого механизма, в целом несомненно полезного для осуществления устной коммуникации.11
Группа //(более многочисленная). В эту группу включены высказывания со сбоями, причиной которых послужили неадекватные взаимоотношения существительного с глаголом. .. .........
На. Сбои, включенные в данную группу, наблюдаются тогда, когда управляющему глаголу (или иной единице, задающей валентностную рамку) в языковой системе сопоставлен другой, близкий по смыслу или антонимичный элемент, при этом элемент, характеризующийся другой моделью управления. Сбой заключается в том, что в высказывании появляется словоформа, соответствующая управлению не реализованного в высказывании элемента.
Высказывания 15-21 входят в указанную группу. В скобках приведены возможные элементы, которые можно сопоставить элементам, реализованным в высказываниях со сбоями:
15. Я очень рад, что попал в игру «Кресло», но не очень рад (доволен или огорчен) результатом.
16. Никто не сможет мне сказать (указать) никаких недостатков моего алфавита.
17. Она должна конкурировать (бороться) за товары, за услуги и так далее.
18. Они обсуждали, кому кого погибло (досталось) больше.
19. Всю жизнь было потрачено (потратили) на то, чтобы получить классическое образование.
20. Есть люди, у которых такого рода вещей происходят с гораздо меньшей вероятностью (бывает гораздо реже).
21. Что-то они совсем нам достали (надоели) (о жуликах, которые пишут по электронной почте).
Интроспективные отчеты говорящих позволяют выделить две причины, приводящие к сбоям, включенным в группу II. Иногда говорящие указывают на то, что сбои в именных словоформах произошли из-за лексического или синтаксического перепланирования высказывания и замены одного предиката другим.
22. Я об этом уже обсуждала (о том, что N приглашен на конференцию; интроспективный отчет: хотела сказать говорила, но тогда бы вышло, что я рассказывала, а я с самим Ми говорила, потом хотела сказать разговаривала, но это значит, просто разговаривала).
Гораздо чаще, однако, интроспективные отчеты говорящих свидетельствуют о том, что никакой конкуренции предикативных лексем при подготовке высказываний не было.
23. Ну просто если ты набредешь что-нибудь (никакого другого глагола не было).
24. Ну, бабушка скатерти у бабушки скатерти лежат (никаких слов не думала, кроме тех, которые сказала).
25. А печатал ли он что-нибудь об этом? (ни о каких других глаголах, в частности, о глаголе писать не думал, когда говорил).
Для оценки интроспективных отчетов существенно отметить, что наблюдения над другими типами сбоев и интроспективных отчетов показывают, что когда такая конкуренция есть, она может быть с легкостью отрефлектирована говорящим, допустившим сбой. Вообще, можно отметить, что не только конечные, по даже и начальные этапы поиска слова в лексиконе легко выводятся говорящими в светлое поле сознания.
Итак, интроспективные отчеты говорящих свидетельствуют о том, что в момент предложно-падежного оформления именной словоформы они могут и не ориентироваться ни на предикат, уже извлеченный из лексикона, ни на другой, возможный в том же высказывании. Представляется, что эти факты можно истолковать единственным образом: сбои, по крайней мере во многих высказываниях, отнесенных к группе II, являются не следствием подчинения имени не реализованному в речи предикативному компоненту, а следствием «привычки». «Привычка» говорящих заключается в том, чтобы в определенной - семантической и, в частности, синтактико-семантической (высказывание 24) - позиции употреблять именную словоформу в определенном предложно-падежном оформлении.
Сказанное, будучи переформулированным в лингвистических терминах, означает, что у носителей русского языка существуют механизмы, позволяющие морфологически оформлять предложно-падежную словоформу в соответствии с тем, какое место она должна занять в семантической (в широком смысле) структуре высказывания, а не путем формального подчинения существительного управляющему элементу. Следовательно, причиной большинства сбоев в высказываниях, отнесенных к группе II, является применение стратегии предложно-падежного оформления именной словоформы без опоры на предикат в конкретном лексическом воплощении.
Приведенные соображения особенно убедительно иллюстрирует высказывание 26 и интроспективный отчет к нему:
26. Мы такой принцип такого принципа придерживались (почему-то не смогла придумать, как продолжить, начала заново по-другому, глагол придерживаться абсолютно правильный, никаких других глаголов не думала).
Из того, как сложилось построение этого высказывания и комментария говорящего, следует, что элементу, лексически оформленному словом принцип, говорящий вначале приписал роль прямого объекта. Это представляется вполне адекватным (ср., например: Мы такой принцип отвергаем). При этом говорящему не удалось найти в
лексиконе подходящего по смыслу глагола с соответствующими началу валентностны-ми возможностями. Найти такой глагол говорящий и не мог - в языке его просто нет. Следовательно, при порождении высказывания 26 говорящий осуществил анализ ситуации и на его основании оформил существительное в категории падежа, не опираясь ни на какие глагольные лексемы. Если бы в русском языке нашелся глагол с подходящими лексическими и грамматическими характеристиками, то стратегия говорящего привела бы к успеху. Это позволило бы выстроить высказывание, не полностью спланированное к моменту начала его реализации в звучащей речи, без перепланирования.
Рассуждение. Уже сам тот факт, что близкие по значению предикаты имеют разные модели управления, свидетельствует: заполнение соответствующей валентности по крайней мере одного из них осуществляется при помощи предложнопадежной конструкции, выступающей в неканоническом (непрототипическом, идиоматическом) значении. Поэтому постоянное применение стратегии «от семантической структуры высказывания к предложно-падежной конструкции, минуя подчинение предикату», заведомо приводит к систематическим сбоям. Единственной стратегией, которая могла бы всякий раз приводить к успеху при оформлении именных словоформ в рассмотренных высказываниях, было бы следование модели управления, закрепленной в русском языке за конкретным глаголом (или другой единицей, задающей валентностную рамку). Невозможно допустить, что при осуществлении предложно-падежного оформления именной словоформы носители русского языка не просто заполняют валентности глагола, а с опорой на падежное значение осуществляют семантическую и синтаксическую операцию, только тогда, когда это заведомо ведет к неуспеху.
Следовательно, можно с уверенностью утверждать, что стратегия независимого от предиката предложно-падежного оформления именной словоформы используется и тогда, когда ее применение приводит к успеху. Например, в высказывании Иван режет бумагу ножом адекватное порождение словоформ, выражающих дополнения, возможно осуществить без учета глагольного управления, на основании семантической концептуализации события, т.е. определения семантических ролей, выражаемых дополнениями.*
Существование стратегии независимого от предиката предложно-падежного оформления именной словоформы, возможно, косвенно подтверждается следующим фактом: больше, чем в половине рассматриваемых высказываний, именная словоформа, в которой произошел сбой, находится в постпозиции по отношению к управляющему слову. Если управляющая словоформа препозитивна по отношению к управляемой, то у говорящего есть возможность адекватно «пристроить» последнюю к первой. Представляется, что в тех случаях, когда этого не происходит, говорящий, видимо, просто не имеет соответствующего намерения, т.е. намерения оформить именную словоформу в категории падежа в соответствии с «требованиями» конкретного глагола.
Полученные данные, разумеется, не позволяют определить, как часто носители русского языка прибегают к описанной выше стратегии (а также и как часто они формально подчиняют существительное глаголу), но показывают, что эта стратегия вполне обычна.
* Аналогичное рассуждение, вне всякого сомнения, применимо и к использованию описанной выше стратегии согласовывания субстантивной словоформы с адъективной словоформой.
Таким образом, можно с уверенностью сказать, что, приписывая имени тот или иной падеж в процессе порождения речи, говорящие с определенной регулярностью идут от смысла к предложно-падежной словоформе, реализуемой в звучащей речи. Думается, что если при помощи языкового средства в определенных (стандартных) ситуациях можно передавать элемент смысла, то именно передача смысла и является основным предназначением этого средства в системе языка. Следовательно, категория падежа в русском языке является значимой, а не формально-синтаксической, из чего, в частности, следует, что лингвистическое исследование категории падежа не может быть вынесено за пределы морфосемантики.
Разумеется, оформление предложно-падежной словоформы путем, идущим напрямую от смысла к морфологическому средству, не является единственно возможным. Тот факт, что носители русского языка используют стратегию предложно-падежного оформления словоформы с опорой на синтаксическое управление, путем заполнения валентностей предиката, не требует доказательств, полученных путем наблюдения над процессами говорения или слушания. Если бы говорящие никогда не опирались на соответствующие свойства управляющего предиката, то сбои при предложно-падежном оформлении встречались бы гораздо чаще. Дело в том, что несмотря на то, что падеж несомненно является полноценной морфосемантической категорией, это - категория с чрезвычайно широкой периферией. Проблема падежного значения, функциональной наполненности и природы категории падежа в целом неотделима от вопроса о предсказуемости появления словоформы в определенном падеже в различных контекстах.
На протяжении многих десятилетий наблюдаются метания лингвистов от идеи полного хаоса до абсолютной предсказуемости выбора падежа. Диаметрально противоположные точки зрения по вопросу предсказуемости / непредсказуемости основаны на фактах, зафиксированных в ходе традиционного лингвистического анализа текстов. Такая ситуация вовсе не уникальна, если речь идет о явлениях естественного языка - в этом смысле категория падежа не исключение. До этого в пункте II комментировались речевые отрезки, в которых актуализация конкретного падежного значения базировалась на предсказуемости последнего. Часто, однако, никаких семантических оснований для употребления конкретного падежа в контексте высказывания не может быть найдено или эти основания столь сложны, что не могут определить выбор говорящего в быстро разворачивающемся процессе порождения речи. В таких случаях говорящий не может «предсказать» нужный падеж. Единственная стратегия, которая в таком случае приведет к нормативному оформлению в категории падежа, - это подчинение существительного глаголу или другому предикативному элементу, заполнение валентностей. При этом тот факт, что конкретный глагол «требует» того или иного падежа, может носить случайный характер, по крайней мере на синхронном срезе.
Пб. Есть еще одна группа высказываний со сбоями в порождении предложно-па-дежной словоформы существительного. Сбои в высказываниях, включенных в эту группу, заключаются в том, что говорящий заполняет одну из валентностей, существующих у элемента, задающего валентностную рамку, однако не ту валентность, которую следовало бы заполнить в соответствующем контексте. Высказывания 27-28 входят в указанную группу.
27. Ну вот сейчас нету пределов нашего восхищения, нашего восторга.
28. Началась охота на мотоцикле (правильно на мотоциклы).
Сбои при порождении высказываний 27 и 28 произошли вследствие неадекватного применения стратегии синтаксирования, которую можно назвать подчинением. Тем
самым традиционный грамматическии термин «подчинение» оказывается наполненным в рамках антропоцентрического языкознания и приобретает дополнительное значение: деятельность говорящих, заключающаяся в заполнении глагольных валентностей. Представляется, что такие сбои, как в высказываниях 27-28, определяются формально-грамматическим характером этой операции. Видимо, именно тот факт, что при выполнении этой операции не актуализируются морфосемантические свойства предложно-падежной формы, и приводит к тому, что говорящие просто путаются в том, какую из существующих у глагола валентностей следует заполнить.
Все высказанные выше соображения были сделаны на основе анализа речевой деятельности говорящих. Закономерности речевой деятельности слушающих обычно исследуются эксперментальными методами. Получить информацию о том, какими механизмами пользуются слушающие в условиях естественной коммуникации по понятным причинам чрезвычайно трудно. Результатом говорения является звучащий текст, который доступен непосредственному наблюдению, позволяющему (в некоторых случаях) делать выводы о механизмах порождения речи. Результат слушания может поддаваться непосредственному наблюдению только методом интроспекции. Думаю, что организовать непредвзятое интроспективное наблюдение информантов - носителей языка в соответствии с задачами, поставленными в исследовании, практически невозможно. Приведу поэтому только некоторые факты, полученные путем наблюдения над моим собственным процессом слушания.
В течение некоторого времени я фиксировала отклонения в процессе слушания: ослышки, случаи неправильной интерпретации услышанного и случаи неадекватного прогнозирования.* Фиксировались все отклонения такого рода, и мое внимание не было при этом направлено на задачи настоящего исследования. Затем из созданного описанным образом корпуса были выбраны высказывания, содержащие отклонения в распознавании предложно-падежных форм. Высказывания 29-34, приводимые в качестве примеров, были распознаны с отклонениями. В скобках приводятся мои интроспективные отчеты.
29. Нельзя это делать даже в самых серьезных ситуациях (прогнозировала ситуации).
30. Принимая решение о даче согласия быть членом общественной палаты, я учитывал ... (конец высказывания по техническим причинам оказался недописан; интроспективный отчет: ожидала общественной палате).
31. Одним из способов бороться с этим является изменение законодательства (сначала распознала как один из способов, никакого глагола не прогнозировала).
32. Думаю, что на этот вопрос никто точно не имеет ответа (прогнозировала ни у кого нет ответа).
33. В Нальчике еще осталось два очага сопротивления бандитов (прогнозировала бандитам).
34. Мы не страдаем правовым нигилизмом (прогнозировала «от [...]»).
В высказываниях 29 и 30 при распознавании выделенных словоформ, очевидно, была применена процедура, аналогичная той, что использовалась говорящими при порождении именных словоформ в высказываниях 1-7: при прогнозировании будущего
* Как показали случайные реплики слушающих и ответы носителей языка на специально поставленные вопросы, отследить случаи неадекватного прогнозирования достаточно просто - естественно, такое отслеживание происходит спонтанно, независимо от желания (или нежелания) слушающего.
распознанного высказывания слушающий неверным образом подчинил словоформу существительного синкретичной словоформе прилагательного.
В высказываниях 31 и 32 сбои связаны с тем, что управляющему глаголу в языковой системе сопоставлен другой, близкий по смыслу или антонимичный элемент, при этом элемент, характеризующийся другой моделью управления. Прогнозируя или неправильно распознавая предложно-падежную форму текущего высказывания, слушающий оформил ее в соответствии с моделью управления нереализованного в высказывании элемента. При этом при распознавании высказывания 31 опоры на конкретный предикат в его лексическом воплощении не было, а в высказывании 32 такая опора была. Отклонения, зафиксированные в распознавании высказываниий 31 и 32, родственны тем, что наблюдались в высказываниях, включенных в группу На.
Наконец сбои, допущенные при распознавании высказываний 33 и 34, аналогичны сбоям, допущенным при порождении высказываний, включенных в группу Пб. Слушающий прогнозировал предложно-падежную словоформу путем заполнения валентности распознанного предиката, при этом заполнялась валентность, не релевантная для воспринимаемых высказываний.
Думается, что приведенные факты позволяют считать, что в сфере оперирования предложно-падежными формами деятельность слушающих, по крайней мере отчасти, аналогична деятельности говорящего. Закономерности распознавания предложно-падежных форм определяются теми же особенностями русской падежной грамматики, что и закономерности порождения.
Обсуждение результатов. Анализ отклонений, допускаемых носителями русского языка при порождении и восприятии предложно-падежных форм, позволяет высказать несколько положений, существенных для обсуждения грамматической природы падежа.
Словоформы существительного в русском языке непосредственно участвуют в выражении ролевых отношений, при этом категория падежа является языковым средством, используемым для выражения соответствующих значений. Операции, заключающиеся в передаче информации при помощи языковых средств, разумеется, - самые важные в речевой деятельности: именно в них воплощается суть существования языка. Функция категории падежа в языке тем самым заключается в том, чтобы непосредственно передавать информацию.
Однако, несмотря на то, что падеж нужен в языке для того, чтобы полноправно участвовать в формировании семантической структуры высказывания, идиоматическая составляющая при выражении соответствующих значений в русском языке чрезвычайно велика. Невозможно не согласиться с В.Б. Касевичем в том, что сложности, возникающие в связи с семантическим наполнением и, как следствие, с функциональной нагрузкой категории падежа в русском языке, несомненно, связаны с «нарушением (курсив мой. - М.Р.) первичного соответствия между синтаксисом и семантикой».7 Слово нарушение представляется очень важным, так как оно выражает идею соответствия синтаксиса семантике и одновременно случайности, немотивированности, непредсказуемости. Кроме того, как отглагольное существительное оно вносит в теорию падежа и идею процессов и их результатов. Именно процессы и результаты исследовались в данной статье.
Анализ высказываний с отклонениями показал, что при оперировании предложно-падежными формами в речевом процессе складывается ситуация, на первый взгляд парадоксальная. Падеж нужен для того, чтобы передавать информацию, однако гаран-
тированно успешное порождение предложно-падежной словоформы может быть достигнуто только путем подчинения существительного глаголу. Более того, даже в тех случаях, когда оформление предложно-падежной словоформы или ее распознавание возможно осуществить на основе собственно морфологического анализа, говорящие и слушающие (неизвестно насколько) часто идут по пути простого заполнения глагольных валентностей. Очевидно, по крайней мере в некоторых случаях это быстрее и, несомненно, проще, так как отменяет необходимость производить морфосемантический анализ и высвобождает часть «оперативных возможностей» говорящих и слушающих. — Следовательно, (неизвестно насколько) часто категория падежа функционирует в речевых процессах, осуществляемых носителями русского языка, как формально-синтаксическая.
Представляется, однако, что это ни в коей мере не отменяет трактовки категории падежа как семантически наполненной. Наверное, самым важным аргументом в пользу этого положения является тот факт, что в прототипических (канонических) ситуациях требования глагольного управления обычно не противоречат требованиям морфосеман-тики. Так, например, глаголы, обозначающие действия, выполняемые при помощи орудия, управляют творительным падежом. Осмелюсь утверждать, что, поелику возможно - т.е., тогда, когда элементы информации хорошо концептуализируются в рамках падежных значений, - наличие у глагола той или иной валентности определяется в соответствии с требованиями морфосемантики. Сказанное можно переформулировать следующим образом: глагол имеет конкретную валентность, потому что регулярно оказывается в одной синтаксической конструкции с существительными, которые в соответствии с требованиями морфосемантики оформляются в определенном падеже. Именно этим и определяются проанализированные закономерности речевой деятельности носителей русского языка. Говорящие (и слушающие) могут без опасения нарушить требования морфосемантики - подчинять существительные глаголу, поскольку результат окажется тем же, как если бы порождение предложно-падежной формы осуществлялось без опоры на предикат, путем морфосемантического анализа. Однако (неизвестно насколько) часто удобнее бывает воспользоваться именно морфосемантическим анализом, что и делают участники речевого процесса, когда концептуализация осуществляется в рамках падежного значения раньше, чем подчинение предикату, в частности тогда, когда извлечение существительного из лексикона опережает извлечение из лексикона управляющего глагола.
С точки зрения внутренней логики механизмов порождения предложно-падеж-ной формы можно было бы ожидать, что носители языка непосредственно передают информацию с опорой на падежное значение в тех случаях, когда концептуализация не вызывает затруднений - представляется, что естественно передавать информацию при помощи средства, существующего в языке именно для этого. Когда такая концептуализация неоднозначна или невозможна, а значит, категория падежа не может служить средством передачи информации, в таких случаях сама необходимость оформить существительное в падеже определяется исключительно облигаторностью данной категории. Следовало бы ожидать, что именно в этих случаях носители языка прибегают к стратегии опоры на управляющий предикат.
Однако, как показывает анализ высказываний с отклонениями в порождении предложно-падежных форм, носители языка расширительно используют и ту, и другую стратегию. Можно сказать, что по крайней мере два механизма конкурируют при порождении именных словоформ. Эта конкуренция проявляется в том, что носитель языка
обращается к тому механизму, для использования которого раньше возникают возможности, что определяется сформированностью или несформированностью на момент порождения именной словоформы различных компонентов высказывания.
Стратегия, заключающаяся в выборе из нескольких возможных той операции, которую можно выполнить раньше, несомненно является чрезвычайно плодотворной, так как убыстряет речевой процесс. Собственно, само существование грамматики определяется потребностью ускорить протекание речевых процессов.8 Можно к этому добавить, что и используемые говорящими стратегии оперирования грамматическими сущностями направлены на увеличение скорости протекания речевых процессов. В некоторых, а при оперировании в области падежной грамматики довольно частых случаях использование такого рода конкурирующих механизмов приводит к разным результатам. В этом и кроется причина сбоев, поскольку только один из этих результатов нормативен. Можно, таким образом, говорить о грамматических условиях, регулярно генерирующих сбои, о том, что возможность появления сбоя заложена в самой языковой системе,-—
По сути дела, большинство сбоев - следствие того, что грамматическая категория реализуется не только л прототипических ситуациях, что, в свою очередь, является следствием облигаторности реализации грамматикализовавшихся категорий. Сказанное, разумеется, не означает, что избежать сбоя невозможно. И, несмотря на то, что описанные в данной статье сбои весьма часты, все же несравнимо чаще носители русского языка порождают и воспринимают предложно-падежные формы без сбоев.
Оптимальным, я думаю, является следующее поведение, которое и позволяет участникам коммуникации успешно осуществлять речевые процессы: осуществляется та речевая операция, для реализации которой в определенный момент есть все условия, затем оценивается ее результат. Если этот результат неудовлетворительный, используется другой возможный механизм. Думаю, что носители языка часто реализуют одновременно все возможные механизмы, а затем из полученных результатов выбирают адекватный (или лучший). То есть фактически сбои заключаются не в применении неадекватных механизмов, а только в недостаточном контролировании результатов их применения. Впрочем, ослабление контроля, по крайней мере в некоторых речевых ситуациях, тоже оправданно: наличие отклонений описанного типа практически не вредит коммуникации и часто вообще остается не замеченным как говорящим, так и слушающим.
Следует отметить, что в сущности ничего уникального в ситуации, наблюдаемой в русском языке в связи с порождением и восприятием предложно-падежных форм, нет. Периферия категории числа и связанная с ней невозможность концептуализации в рамках морфосемантики существенны, однако оформляя существительные в категории числа, носители русского языка тоже должны обращаться к лексикону, вместо того чтобы непосредственно выражать информацию при помощи реализуемых в речевом акте механизмов словоизменения.
Так, например, можно только помнить, что основа бесед- оформляется окончаниями как единственного числа, так и множественного, а основа пререговор- - только окончаниями множественного числа. Разница лишь в том, что в случае с категорией числа в языке и индивидуальных языковых системах закрепляются формы существительных, в то время как в случае с категорией падежа знания носителей языка о том, как должны быть оформлены существительные, за редким исключением закреплены как свойства глаголов, как набор имеющихся у глагола валентностей. Весьма возможно, что этот факт
является зафиксированной в языковой системе русского языка случайностью: закрепленность выбора падежно-предложного оформления за именной словоформой, хоть и достаточно редко, но все же случается (ср. пойти в другую сторону и пойти в другом направлении).
Предпринятое обсуждение непосредственно связано с центральным как для теории падежа, так и для лингвистики вообще вопросом, как носители языка передают и получают информацию о бесконечном и недискретном внешнем мире при помощи ограниченного, хотя и открытого, класса дискретных единиц языка. Для полноты картины следует добавить, что иногда носители языка оказываются в ситуации, когда не удается применить ни одну из стратегий. Это случается тогда, когда языковая система не предоставляет стандартного пути для порождения предложно-падежной формы, когда элемент семантической структуры высказывания не соответствует ни одному из падежных значений, а глагол не имеет валентности, регулярно заполняющейся в соответствующем контексте. В таких случаях носитель языка вынужден производить концептуализацию в момент речи (on line) и принимать самостоятельное (а не закрепленное в языковой системе) решение о выборе соответствующего языкового средства и создавать тем самым морфосемантическую инновацию. Думается, что высказывания 35-36 представляют собой иллюстрацию того, что такого рода операции действительно периодически осуществляются говорящими.
35. Мы больше между собой говорим о том, что делает власть, чем обращаемся к ней с давлением.
36. Основная работа по реализации этого постановления, конечно же, остается на правительстве.
Неизвестно, впрочем, как действуют носители языка, порождая такого рода высказывания: возможно, они осуществляют выбор одной из возможных в русском языке предложно-падежных форм, но возможно, что выбор производится из имеющихся у глагола валентностей. Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо провести специальный анализ на выборке значительного объема.
Прежде чем перейти к заключительному разделу, необходимо вернуться к методологической составляющей данного исследования. В статье были расклассифицированы высказывания с отклонениями в употреблении предложно-падежных форм. Отклонения были расклассифицированы на основании причин, приведших к сбою. Причина сбоя устанавливалась на основании сочетания нескольких факторов: языкового чутья автора данного исследования, интроспективных отчетов носителей языка, допустивших сбой, структурных и семантических особенностей контекста, в котором встретилась словоформа-сбой, некоторых дополнительных соображений.
Подавляющее большинство встретившихся отклонений укладывается в представленную систему. А именно: 1) сбой возникает практически только тогда, когда контекст, в котором реализуется предложно-падежная форма, имеет определенные свойства, например содержит в препозиции к этой форме адъективную форму с синкретичным падежным показателем; 2) характер сбоя соответствует особенностям контекста, например, если (синкретичная) препозитивная адъективная форма может употребляться в атрибутивном сочетании с дательным или родительным падежом, то и сбой в падежном оформлении существительного заключается в употреблении формы дательного падежа вместо родительного, или наоборот; 3) чувство языка подсказывает, что именно выделенное как классификационный признак свойство контекста и является причиной сбоя;
4) интроспективные отчеты носителей языка,Допустивших сбой, соответствуют выво-
дам, которые можно сделать на основе трех предыдущих факторов; 5) выводы могут подтверждаться некоторыми дополнительными соображениями. Здравый смысл подсказывает, что причина сбоев определена верно и что приведенных доводов достаточно, для того чтобы принять построенную на их основе классификацию, послужившую основой сделанных выше рассуждений и выводов.
Сказанное не может быть отменено тем, что единичные сбои, причины которых не укладываются в приведенную схему, все-таки встречаются. Приведу в качестве примера высказывание 37:
37. Через некоторое время, если такое состоится, у нас встанут заводы в Воронеже, в ОрлА в Орле.
В этом высказывании не присутствуют условия появления сбоя, перечисленные в пунктах I и II. Думаю, закономерно то, что мое чувство языка не дает возможности увидеть какую-либо причину сбоя именно в высказывании 37. Это, как мне представляется, косвенно подтверждает верность трактовки причин сбоев, проанализированных выше. Возможно, создание значительной по объему выборки высказываний, не укладывающихся в созданную классификацию, позволит выявить новые закономерности и получить дополнительные сведения о категории падежа в русском языке.
Итак, основным фактическим результатом проведенного исследования является следующее утверждение: успешное (быстрое и нормативное) оперирование предлож-но-падежными формами в речевой деятельности носителей русского языка предполагает использование и валентностной структуры предиката, и системы (предложно)-па-дежных значений! Использование обоих механизмов «на конкурентной основе» приводит к^быстрению протекания речевых процессов в ущерб нормативности.
Основной результат в области антропоцентрического описания морфологии русского языка заключается в констатации того, что категория падежа несомненно обладает морфосемантической составляющей, несмотря на то, что практически оперирование предложно-падежными формами в значительной степени осуществляется так, как если бы они относились к области формального синтаксиса. Думается, что любая категория, которая по крайней мере когда-либо используется для передачи информации, является семантически наполненной. Следовательно, и природа падежа заключается в том, что эта категория предназначена для выражения значений и участия в формировании смысловой структуры высказывания. Решение же вопросов, связанных с местом этой грам-матической категории в языковой системе, невозможно без обращения одновременно к морфологической, синтаксической, семантической, а в конечном итоге и к прагматической структуре высказывания. Полученные в работе результаты хорошо согласуются с основными положениями Грамматики конструкций.9
'Jespersen О. The philosophy of grammar. New York, 1924. P. 186.
2 Обзор и классификация основных теорий в области надежной грамматики приводится, например, в представляющей собой (в конечном итоге неудачную) попытку соединить две магистральные линии статье А. Вежбицкой (Вежбицка А. Дело о поверхностном падеже // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 15. Современная зарубежная русистика. М., 1985. С. 303-341 (Wierzbicka A. The case for surface case. Ann Arbor, 1980. P. XI-XIX, 1-27, 95-109 (с сокращениями), 1471-152, 155-162).
3 Fromkin V. Grammatical aspects of speech errors // Newmeyer F.J. (ed.). Linguistics: The Cambridge survey. Vol. II. Linguistic theory: Extensions and implications. Cambridge , 1990. P. 117-138.
4 В данном исследовании пет возможности рассмотреть, какие механизмы при этом используют говорящие: ясно, однако, что это не механизмы, обеспечивающие подчинение прилагательного существительному
(Русакова MB. Именная словоформа флективного языка (согласование в русском атрибутивном словосочетании): Автореф. канд. дис. СПб., 2001.
5 Croft W. Radical construction grammar. Syntactic theory in typological perspective. Oxford, 2001; Русакова М.В. О взаимодействии существительного и прилагательного в русском языке // Грамматические категории: иерархии, связи, взаимодействие. Материалы Международной научной конференции. СПб., 2003. С. 35-140.
6 О расширительном употреблении стратегии согласовывания подробнее см.: Русакова М.В. О взаимодействии существительного и прилагательного в русском языке С. 35-140.
7 Кисевич В.Б. Семантика. Синтаксис. Морфология. М., 1988. С. 114.
* Givon r.Bio-linguistics: The Santa Barbara Lectures. Amsterdam; Philadelphia, 2002. u Goldberg A.E. Constructions: A construction grammar approach to argument structure. Chicago, 1995; Croft W. Radical construction grammar. Syntactic theory in typological perspective. Oxford, 2001.
Статья поступила в редакцию 5 декабря 2005 г.
