Научная статья на тему 'К проблеме жанрово-литературной типологии исторической повести в древнерусском летописании домонгольского периода'

К проблеме жанрово-литературной типологии исторической повести в древнерусском летописании домонгольского периода Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
2068
115
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЖАНР / ДРЕВНЕРУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА / ЛЕТОПИСАНИЕ / ЛЕТОПИСНАЯ ПОВЕСТЬ / ПОВЕСТЬ О КНЯЖЕСКОМ ПРЕСТУПЛЕНИИ / ВОИНСКАЯ ПОВЕСТЬ / КОМПОЗИЦИЯ / ЖАНРООБРАЗУЮЩИЕ МОТИВЫ / GENRE / THE OLD RUSSIAN LITERATURE / CHRONICLE / THE CHRONICLE NARRATIVE / THE NOVEL ABOUT THE CRIME OF A PRINCE / MILITARY TALE / COMPOSITION / FORMING GENRE THEME

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Сочнева Н. А.

Одробно рассматриваются летописные исторические повести, занимающие, как мы считаем, промежуточное положение между повестями воинскими и повестями о княжеских преступлениях. Этот промежуточный жанровый тип повествований посвящен описанию междоусобных битв русских князей. Подобно воинским повестям, проанализированные в настоящей статье повести включают в себя развернутый в той или иной мере композиционный элемент описания битвы или осады города; с другой стороны, они принципиально отличаются от традиционных воинских повестей своим пафосом. В основе их лежит осуждение преступлений князей, которые рассматриваются как преступления против Русской земли в целом, и этот пафос, как и набор основных композиционных мотивов, роднит их с повестями о княжеских преступлениях.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The problem of genre and literary typology of historical novel in old chronicle of pre-Mongol period

This article focuses on the chronicles of the historical novels which take an intermediate position between the military tales and stories about the princes' crimes. This intermediate type of narrative genre is devoted to describing the internecine battles between the Russian princes. Analyzed novels, N.V. Trofimova are classified as the military tales. Indeed, like the military tale, they include detailed in one way or another compositional element describing a battle or a siege of the city. On the other hand, they are fundamentally different from traditional military tale pathos. They are based on condemnation of crimes of princes, which are considered as a crime against the Russian land in general. And this pathos as a set of basic compositional motifs makes them similar with stories about the prince's crimes.

Текст научной работы на тему «К проблеме жанрово-литературной типологии исторической повести в древнерусском летописании домонгольского периода»

ФИЛОЛОГИЯ

Вестн. Ом. ун-та. 2013. № 3. С. 148-154.

УДК 882 (09)

Н.А. Сочнева

К ПРОБЛЕМЕ ЖАНРОВО-ЛИТЕРАТУРНОЙ ТИПОЛОГИИ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПОВЕСТИ В ДРЕВНЕРУССКОМ ЛЕТОПИСАНИИ ДОМОНГОЛЬСКОГО ПЕРИОДА

Подробно рассматриваются летописные исторические повести, занимающие, как мы считаем, промежуточное положение между повестями воинскими и повестями о княжеских преступлениях. Этот промежуточный жанровый тип повествований посвящен описанию междоусобных битв русских князей. Подобно воинским повестям, проанализированные в настоящей статье повести включают в себя развернутый в той или иной мере композиционный элемент описания битвы или осады города; с другой стороны, они принципиально отличаются от традиционных воинских повестей своим пафосом. В основе их лежит осуждение преступлений князей, которые рассматриваются как преступления против Русской земли в целом, и этот пафос, как и набор основных композиционных мотивов, роднит их с повестями о княжеских преступлениях.

Ключевые слова: жанр, древнерусская литература, летописание, летописная повесть, повесть о княжеском преступлении, воинская повесть, композиция, жанрообразующие мотивы.

В современном отечественном литературоведении традиционным к изучению памятников древнерусской литературы является жанровый подход, которого придерживались в своих работах И.П. Еремин [1], Д.С. Лихачев [2-4], Н.И. Прокофьев [5], В.В. Кусков [6]. В настоящем исследовании мы также будем придерживаться этого подхода, поскольку считаем его наиболее разработанным, а использование его - наиболее плодотворным, в частности, применительно к жанру летописи.

Как считают Д.С. Лихачев и В.В. Кусков, в древнерусской литературе существовали жанры церковные и мирские (светские), и это деление зависело от сферы их употребления [2, с. 79-80; 6]. Н.И. Прокофьев выделяет три жанровые системы в составе древнерусской литературы - это фольклорные жанры, рассматриваемые также и Д.С. Лихачевым, жанры богослужебной литературы и жанры «светской» художественно-публицистической литературы [5]. И.П. Еремин на материале Киевской летописи (непосредственно примыкающей к «Повести временных лет» и доводящей изложение до 1200 г.) выделяет три основных жанра в составе летописи: погодную запись, рассказ и повесть [1, с. 98-132]. В.В. Кусков также считает летопись основной формой бытования большинства мирских жанров, таких как повесть, сказание, историческая легенда, погодная документальная запись, жанры деловой письменности (договоры, церковные уставы и т. п.). В составе летописи исследователь выделяет следующие первичные жанры: погодную запись, исторические, топонимические и агиографические предания (легенды), историческое сказание (рассказ) и повесть [6, с. 25]. Н.И. Прокофьев рассматривает существующие в составе летописи повесть и сказание в качестве «первичных» жанров древнерусской литературы [5, с. 28-32].

Древнерусская повесть, по определению О.А. Державиной, - жанр древнерусской литературы, объединяющий повествовательные произведения разного характера (собственно повесть, житие, летописную повесть,

© Н.А. Сочнева, 2013

сказание, «поведение», «слово») [7, с. 818820]. По определению Н.И. Прокофьева, древнерусская повесть - «это эпическое повествовательное произведение о событиях исторической жизни, в которых участвуют исторические лица и стоящие над ними внеисторические силы. В центре древнерусской повести стоят сами исторические события, а лица показываются лишь как участники этих событий и занимают по отношению к событиям служебное положение...» [5, с. 28-32].

И.П. Еремин [1], Д.С. Лихачев [2; 3], Н.И. Прокофьев [5], В.В. Кусков [6], Н.В. Трофимова [8; 9] и большинство следующих за ними отечественных медиевистов выделяют два основных жанровых типа исторических повестей в составе древнерусского летописания раннего периода -повести воинские и повести о княжеских преступлениях. Так, В.В. Кусков пишет: «Господствующее положение среди жанров мирской литературы занимает историческая повесть в двух своих разновидностях: воинская повесть и повесть о княжеских преступлениях...» [6, с. 13].

По определению Н.В. Трофимовой, воинская повесть - это историческая повесть, объектом повествования в которой является сражение, поход, осада города [8, с. 8]. Исследовательница выделяет два повествовательных типа воинской повести - информативный, отражающий краткие сообщения о событиях и обобщенное описание битвы, и событийный, содержащий развернутое мотивированное повествование и подробное конкретное изображение битвы, сопровождающееся прямыми оценками повествователя и отступлениями дидактического характера [8, с. 12]. О. А Державина, сосредотачивая внимание на содержательном аспекте произведений, подчеркивает, что «воинская повесть отражает многолетнюю борьбу Руси с врагами», при этом «воинские повести отличаются высокой патриотичностью, выработанными художественными приемами» [7, с. 818].

Термин «повести о княжеских преступлениях» был введен Д.С. Лихачевым для характеристики особой разновидности исторической повести в составе русского летописания XI-XIII [4, с. 215]. Исследователь пишет, что «. все эти повести возникли из потребностей феодальной борьбы: для доказательства нравственной и юридической справедливости войны одного князя против другого, виновности одних и правоты других...» [2, с. 66]. Несмотря на то, что термин этот стал общепринятым и широко используется в литературоведении, содержательное наполнение его до сих пор четко не определено. Следует отметить, что к повестям о княжеских преступлениях традиционно относят очень узкий круг памятников: это летописная «Повесть об убиении Борисове»

1015 г., летописная «Повесть об ослеплении Василька Теребовльского» 1097 г., летописная «Повесть об убийстве Игоря Ольговича» 1147 г., летописная «Повесть о клятвопреступлении Владимирки Галицкого» 1152 г. и летописная «Повесть об убиении Андрея Юрьевича Боголюбского» 1175 г..

Нами была предпринята попытка уточнить содержательное наполнение жанрового определения повести о княжеском преступлении. В итоге мы пришли к выводу, что повесть о княжеском преступлении - это летописная историческая повесть, в которой рассказывается о преступлениях, совершаемых против русских князей, а также русскими князьями друг против друга и против Русской земли в ходе междоусобных войн XI-XIII вв. Основная идея повестей о княжеских преступлениях оказывается созвучной общей моралистической идее летописи - идее нравственного Суда, ответственности русских князей за судьбы своей земли перед Богом [10], поскольку виновные в гибели князя, в нарушении обязательств между князьями и взаимных договоренностей рассматриваются летописцем как клятвопреступники, совершившие преступление не только против конкретных князей, но и в целом против Русской земли. Мы выделяем следующие жанрообразующие композиционные мотивы, характерные для повестей о княжеских преступлениях: мотив заговора, перечисление имен убийц, характерное описание убийства самого князя в несколько этапов и княжеского любимца, мотив обращения с телом убитого князя.

Однако проведенный нами анализ летописных текстов заставил задуматься о существовании переходной формы между выделяемыми исследователями двумя жанровыми типами летописных повестей (воинские повести и повести о княжеских преступлениях). В данном случае речь пойдет о повестях в составе ранних летописей, рассказывающих о междоусобных сражениях русских князей, в сюжете которых важное место занимает описание битвы, осада, поход, как в воинских повестях, но, с другой стороны, в них реализуется мотив клятвопреступления, нарушения обязательств, характерный для повестей о княжеских преступлениях.

Вслед за Н.И. Прокофьевым, В.В. Кусковым, Г.Н. Поспеловым и многими другими отечественными литературоведами, мы считаем жанр категорией не исключительно формальной, но прежде всего содержательной [5; 6; 11]. Исходя из такого подхода, мы считаем важным указать на то, что в повестях вновь выделяемого нами жанрового типа важным содержательным акцентом является не патриотическое прославление военных подвигов русских князей, что было характерно для повести воинской, а, напротив, их осуждение за участие в междоусоб-

ных распрях, что в содержательном аспекте сближает данные произведения с жанровым типом повестей о княжеских преступлениях.

Проанализируем наиболее типичные примеры повестей данного типа, выделяя в них жанрообразующие мотивы и соответствующие им композиционные и стилистические элементы.

Первое яркое повествование этого типа - летописная повесть о междоусобной битве между Ярополком и Олегом под 977 годом, читающаяся в составе «Повести временных лет». В процессе изучения текста сразу возникает вопрос: почему произошла эта битва? Ярополка постоянно подговаривал Све-нельд, желая отомстить Олегу за убийство своего сына, о чем говорится в летописной статье 975 года: «...И о том . бысть межи има ненависть Ярополку на Ольга . и мол-вяше всегда Ярополку Свенгелдъ . поиди на брата своего . и приимеши власть един. его хотя отмьстити сыну своему...» [12, с. 61]. Но после победы Ярополк сожалеет о смерти брата и приказывает отыскать его тело: «. И посла Ярополкъ искатъ . и волочиша тру-пье изъ гребли от оутра и до полудни . и налезоша исподи Олга подъ трупьемъ . и внесъше положиша и на ковре . и приде Ярополкъ надъ онь . и плакася . и рече Свеньгелду . вижь иже ты сего хотяше...»> [12, с. 61]. Здесь мы можем выделить характерные для повести о княжеских преступлениях мотивы заговора (подстрекательства Свенельда) и преступления против князя. О сражении же братьев в повести упоминается без подробностей: «...Поиде Ярополкъ на Олга брата своего на Деревьскую землю . и изыде протнву ему Олегь . и ополчистася . и сразившимася полкома . и победи Яро-полкъ Олга...»> [12, с. 61].

Под 980 годом в «Повести временных лет» рассказывается о походе Владимира на Ярополка. Поход этот опять же был вызван желанием Владимира захватить власть. В этой повести вновь реализован мотив заговора, характерный для повестей о княжеских преступлениях, - это предательство Ярополка воеводой Блудом: «...Володимиръ же посла къ Блуду . воеводе Ярополчю с лестью глаголя . поприяи ми аще оубью брата своего . имети тя начну. въ отца место своего . и многу честь возмеши от мене . не я бо почалъ братью бити но онъ . азъ же того оубояхъся и придохъ на нь . и рече Блудъ къ посланымъ Володимиром . азъ буду.»» [12, с. 63]. Также мы можем выделить мотив предупреждения князя об опасности: «...Поиде же Ярополкъ . и рече ему Варяжько . не ходи княже оубьють тя...»> [12, с. 65]. Затем происходит убийство Ярополка, т. е. реализуется мотив преступления против князя: «...И приде Ярополкъ къ Володимиру . и яко полезе въ двери . подъяста и два Варяга . мечема подъ пазусе . Блудъ же затвори двери и не дасть по

немъ внити. своимъ . и тако оубьенъ бысть Ярополкъ...» [12, с. 65]. Но прежде всего здесь обращает на себя внимание четкая позиция автора - резкое осуждение предательства, клятвопреступления, подкрепленное библейскими аналогиями: «...И рече Блудъ къ посланымъ Володимиром . азъ буду О злая лесть чловечьская . яко же Давыдъ глаголет . ядыи хлебъ мои възвеличилъ есть на мя лес . сьи оубо луко-ваше на князя лестью . акы языкы своими льщаху . суди имъ Богъ . да отпадут от мыслии своихъ . по множьству нечтья изъ-рини я . яко прогневаша тя Господи... Иже приимъше от князя или от господина своего честь и дары . ти мыслят о главе князя своего . на погубление . горьше суть тако-вии бесовъ . яко и Блуд . предасть князя своего . приимъ от него чести многы . сь бо бысть повиненъ крови тои...»> [12, с. 65]. Также летописец отмечает, что греховные поступки порождают только зло: ведь от незаконной связи Владимира с женой Яропол-ка родился не кто иной, как Святополк Окаянный, имя которого стало впоследствии нарицательным: «. Володимиръ же залеже жену братьню грекиню . и бе непраздна . от нея же роди Святополка . от греховнаго бо корене . злыи плодъ бываешь.») [12, с. 65]. В этом летописном фрагменте к чертам воинского повествования можно отнести описание осады Владимиром городов, в которых укрывался Ярополк, сначала это был Киев, потом Родня. Следует отметить, что Ярополк бежал из Киева в Родню, поддавшись уговорам предателя Блуда. Описание это дается очень скупо, единственной подробностью является указание на то, что в Родне был голод, упоминание о котором даже вошло в народную речь: «...И поиде иа Ярополка. и приде Володимиръ къ Киеву съ вои многыми . и не може Ярополкъ статн противу Володимиру . и затворися Ярополкъ въ Киеве... И пришедъ затворнся въ граде Родене на оу-стьи Рьси . а Володимиръ вниде в Киевъ . и оседяху Ярополка в Родне . и бе гладъ великъ в немъ . и есть притча и до сего дне . беда аки в Родне...» [12, с. 65].

Самой известной повестью рассматриваемого типа является повесть о битве Ярослава со Святополком на реке Альте в 1019 году. Общеизвестно, что поводом к битве послужило вероломное убийство Святопол-ком своих братьев Бориса и Глеба (мотив преступления против князей), чтобы единолично править, таким образом, описание битвы является лишь заключительным композиционным компонентом всей повести о преступлении Святополка против братьев. Потому и действия Ярослава рассматриваются летописцем как справедливое возмездие. Автор осуждает преступление Свято-полка, используя при этом библейские аналогии: «...Се же Богъ показа на показание княземь Рускымъ . да аще сице же ство-

рять се слышавше . ту же казнь при-имуть . но больши сея . понеже се ведуще бывшее . створити такое же зло братоо-убииство... Сьи же Святополкъ . новы Ла-мех иже ся родилъ . от прелюбодяанья . иже изби братью свою сыны Гедеоновы...»> [12, с. 133]. Даже кончина Святополка симво-лична: он умирает не в битве, а от недуга, ниспосланного на него свыше: «...Одоле Яро-славъ . а Святополкъ бежа . бежащю же ему и нападе на нь бесъ . и раслабеша кости его и не можаше седети на кони... И пробеже Лядьскую землю гонимъ гневомъ Божиимъ . и пробеже пустыню межи Чехы и Ляхы . и ту испроверже животъ свои зле...»> [12, с. 131]. Летописец проводит в повести идею единения Руси под властью одного князя, пришедшего к правлению законным путем, т. е. от отца к старшему сыну. В этой летописной повести описание битвы дается очень подробно, что вполне объяснимо, учитывая, какую роль в историко-религиозной жизни Руси сыграла данная битва. При описании используется традиционная воинская формула, а также числовая символика: «...И покрыша поле Лядьское . обои от множьства вои . бе же пяток . тогда вьсходящю солнцю и совокупишася обои . и бысть сеча зла акаже не была в Руси . и за роукы емлюще сечахуся . и соступи-шася трижды . яко по оудольемь кровь течаще . и кь вечеру одоле Ярославъ . а Святополкъ бежа...» [12, с. 131].

Следующий пример данного типа повествований - это повесть 1067 года о междоусобице князя Всеслава Полоцкого с Яро-славичами, князьями Изяславом, Святославом и Всеволодом. Битва здесь описывается очень кратко при помощи традиционной воинской формулы: «. И совокупившеся обои на Немизе . месяца марта . въ 3 день и бя-ше снегъ велнкъ . и поидоша противу . обо и бысть сеча зла . падоша мнозе и одоле Изяславъ . Святославъ . Всеволодъ . а Все-славъ бежа...»> [12, с. 155]. После победы в битве на реке Немиге Ярославичи целовали крест Всеславу и призвали его к себе. В этой повести реализован мотив нарушения крестного целования, ведь на самом деле Всеслава схватили, как только он вошел в шатер, и заключили в «поруб», и в результате - мотив преступления против князя: «...Изяславъ . и Всеволодъ . целовавше крестъ честныи . кь Всеславу . рекше приди к нама . а не створим ти зла . он же надея-ся целовании креста . перееха в лодьи чресъ Днепръ . Изяславу же в шатеръ . предъи-дущю и тако яша Всеслава на Рши . оу Смоленьска . преступивше крестъ . Изя-славъ же . приведе Всеслава Кыеву . и вьса-диша и в порубъ...»> [12, с. 155]. Как следствие такого страшного греха на землю русскую в 1068 году приходят половцы и побеждают князей-предателей. Далее следует развернутое размышление автора о том, что

Бог наслал на Русскую землю иноплеменников за грехи людей, а междоусобные войны вызваны исключительно дьявольским наущением: «...Грехъ ради нашихъ . попусти Богъ на ны поганыя... Оусобная же рать . бываеть от сважения дьявола...» [12, с. 157]. Заканчивается же летописная статья рассказом о том, что освобожденный Всеслав сел на княжение в Киеве, в чем, по мнению летописца, Бог явил силу честного креста: «. Всеслав же седе в Кыеве . се же Богъ яви крестьную силу . понеже Изяслав . целовавъ крестъ .и я и тем же . наведе Богъ поганыя сего же яве избави кресть че-стьныи . вь день бо вьздвижения... Богъ же показа . силу крестьную на показание земли Рустеи . да не преступають честнаго креста целовавше его . аще ли кто преступить то и сде приимуть казнь . и на пре-идущемь веце казнь вечную . понеже велика есть сила крестьная . крестомъ бо побеже-ни бывають силы бесовьскыя...» [12, с. 161]. Таким образом, междоусобная битва и совершенное потом клятвопреступление являются поводом к серьезному авторскому размышлению о судьбе всей страны, причем особо подчеркивается недопустимость нарушения крестного целования и таким образом реализуется основная мысль всей летописи - идея единения Русской земли.

Под 1078 годом в «Повести временных лет» помещена повесть, рассказывающая о битве на Сожице между князьями Олегом и Борисом против князя Всеволода. Характерно при этом, что князья Олег и Борис для достижения своей корыстной цели привели себе в помощь половцев. Летописец так и говорит, что они совершили великое зло против Русской земли, таким образом реализуется мотив преступления против родной земли: «...Приведе Олегъ и Борисъ поганыя на Рускую землю . и поидоста на Всеволода с Половце... А земли Рускои много зла створившим . прольяше кровь хрестьяньску . ея же кровь взъгщеть Богъ . от руку ея . ответъ дати за погиблыя душа хрестьяньске...»> [12, с. 191]. О битве в летописной повести лишь упоминается без всяких подробностей: «...Всеволодъ же изоиде противу ему на Съжици . и побидиша Половце Роусь . и мнози оубьени бъьша тоу...»> [12, с. 191].

В повести под 1139 годом в Лаврентьевской летописи рассказывается о том, как князь Всеволод Ольгович решает отобрать города у других князей, т. е. отражен мотив заговора, характерный для повестей о княжеских преступлениях: «. Седе Олговичь в Къгеве . и нача замъгшляти на Володиме-риче . и на Мстиславиче . надеяся силе своеи . и хоте сам всю землю держати . с своею братею...»> [12, с. 307]. Он вместе со своим братом Святославом пошел к Переяславлю на князя Андрея, который, в свою очередь, не захотел уходить из своих владений:

«. И тогда Всеволодъ приведъ брата . ис Курьска Святослава . и иде с ним Переяславлю . на Андрея . и хотяше выгнати Андрея . а брата своего посадити . а Ан-

дрееви рече иди Курску . и Андреи тако рече . сдумавъ с дружиною своею . леплее ми того смерть а со своею дружиною . на своеи воотчине . и на дедне . нежели Курьское княженье . отець мои Курьске не седелъ . но в Переяславли . и хочю на своеи отчине смерть приятии...» [13, с. 307]. Но победа в состоявшейся битве была одержана войсками Андрея, и враги были изгнаны. Причем скупое описание битвы дополнено авторским замечанием о божественной помощи войскам князя Андрея: «. И посла Святослава брата своего . к Переяславлю с полкъг . и оустретоша и Аньдреева дружина . и бишася с ними . и поможе Богъ Андреевичем . на Святослава . и гониша по них до Коране . а дале не пусти Андреи дружинъг своея...»> [13, с. 307]. Интересна эта повесть тем, что в ней появляются речи героев. Так, князь Андрей упрекает Всеволода в жадности, в стремлении захватить земли, которые ему не принадлежат, а также сравнивает его со Святополком Окаянным: «. Оже ти брате не досъгти всю землю Русскую держащее . а хочешь и сеи волости . а оубивъ мене тобе то волость . а живъ не иду из своеи волости . обаче не дивно нашему роду . тако и преже было же . Свято-полкъ про волость же ци не оуби Бориса . и Глеба . а самъ ци долго поживе...» [13, с. 307]. Таким образом, летописцем опять проводится идея единения Руси, осуждения междоусобных распрей князей.

Повесть 1149 года в Лаврентьевской летописи рассказывает о том, что князь Изяслав Мстиславич, следуя наговору некоторых мужей, подученных дьяволом, отнял имущество у князя Ростислава Юрьевича, а самого его выгнал. В этой повести реализуются мотивы заговора и преступления против князя: «...Приде Изяславъ Къгеву . и ради бъгша людье . токмо дьяволъ сето-ваше . вложи бо некоторъм мужем его в сердце . и начаша глаголати ему рекуще . яко Ростиславъ Гюргевичь подмолвил на тя люди . и Берендичи и Киянъг . а хотелъ сес-ти Къгеве . а пусти и къ отцю то твои во-рогъ и отець его . держиши и на свою голову . Изяслав же послушавъ ихъ . отъима оу него именье . и оружье и коне . и дружину его исковавъ расточи . а Ростислава всади в лодью толико самого ли четверта пусти и къ отцю...»> [13, с. 319]. Естественно, что такое поведение князя Изяслава Мстисла-вича привело к распре, результатом которой стало сражение Изяслава с Юрием, отцом Ростислава, у Переяславля. Следует отметить, что в повести подробно описываются предшествующие битве события, такие как примирение киевлян с князем Юрием, жалобы Изяслава на своего дядю епископу

Ефимию и др., сама же битва характеризуется очень кратко и опять с использованием традиционной воинской формулы: «. Гюрге-ви стоящю за Янъчиномъ селцем . и стояша противу собе до вечерни . и поступи Гюрги вспять . и Изяславъ по нем . яко солнцю за-ходящю сступишася обои . и бъсть сеча зла . и первее побегоша Поршане . потом Изяславъ Давыдовичь . по сих Къгяне . и Пе-реяславци . и многъг избиша . а другъгя руками изъимаша...» [13, с. 321]. В повести четко выражена нравственная позиция летописца, называющего это противостояние злом для Русской земли, т. е. возникает мотив преступления против родной земли. Так, перед сражением Изяслав идет на обедню в церковь и епископ уговаривает его помириться со своим дядей, но князь, надеясь на силу своего войска, не делает этого: «...Поиде Изяславъ ис церкви къ Ефи-мью епископу слезъг проливающю. глаголю-щю ему княже смирися с строемъ своим .

много спасенья приимеши от Бога . и землю свою избавишь от великыя бедъ1 . он же не всхоте надеяся на множество вои...»> [13, с. 321].

Это повесть полностью повторяется и в Ипатьевской летописи, где она дополнена речами князей - князь Изяслав достаточно пространно обвиняет князя Ростислава в измене, а тот, в свою очередь, оправдывается: «...Ростиславъ же емоу то отвеча . брате и отце ако ни в оуме своемъ ни на серд-ци ми того не бъїло . пакъг ли на мя кто молвить . князь ли которъии . а се я к не-моу . моужь ли которъги въ хрстьянъх или в поганъгхъ . а тъг мене стареи . а тъг мя с ним и соуди...»> [12, с. 373].

Повесть 1174 года, помещенная в Ипатьевской летописи, рассказывает о походе князя Андрея Юрьевича на Ростисла-вичей, которые отказались выдать ему воевод, убивших его брата Глеба. Мы можем говорить о том, что в этой повести военные действия опять вызваны междоусобной распрей, а в основе поступков князя лежат далеко не христианские качества - гордость и самоуверенность: «...Того же лета Андреи князь Суждальскыи . розьгневася на Рости-славичи . про Григорья про Хотовича . не воли его не оучиниша ...Андреи ...испол-нивься высокооумья . разгордевься вел-ми . надеяся плотнои силе . и множествомъ вои огородився . ражьгся гневомъ...»> [12, с. 571]. Летописец отрицательно оценивает действия князя Андрея и для этого приводит моралистическое рассуждение, в котором говорит, что гордость посылается человеку дьяволом: «...От сети многолукаваго дьявола . иже воюеть на крестьаны ...Андреи же князь толикъ оумникъ сы . во всихъ делехъ . добль сы и погуби смыслъ свои . и невоздержаниемь . располевься гне-вомъ . такова оубо слова похвална испусти . яже Богови студна и мерьска . хвала и

гордость . си бо вся быша от дьявола на

ны . иже вьсеваеть вь сердце наше . хвалу и гордость . якоже Павелъ глаголеть гордымъ Богъ противиться а смиренъгмъ даеть благодать еже и збысться слово апостола Павла главша еже и последи скажемь...»> [12, с. 573]. Таким образом, автор проводит мысль, что все междоусобные войны происходят по наущению дьявола, а также подчеркивает идею справедливости, ведь Андрей проигрывает в битве, а Мстислав прославляется летописцем за свое мужество: «...Мьстислав же много пота оутеръ . с дружиною своею . и не мало мужьства показа . с мужьмн своими . се же оуже сбыло-ся слово апостола Павла . рекша . еже переде . написахомъ . возносяися смириться а смиряися вьзнесеться . и тако вьзвратиша-ся вся сила . Андрея князя Суж.дальского со-вокупилъ бо бяшеть все земле . и множеству вои не бяше числа . пришли бо бяху высокомысляще . а смирении отидоша в домъг своя...» [12, с. 577]. В повести возникает мотив преступления против Русской земли.

В повести 1176 года, помещенной в Ипатьевской летописи, рассказывается о походе князей Михалки Юрьевича и Всеволода против Ростиславичей. Поводом к военному походу послужило нарушение крестного целования боярами, пригласившими на владимирский престол его соперников Рос-тиславичей. Здесь мы можем выделить мотив нарушения крестного целования. Описание самой битвы как таковой не приводится, говорится лишь о подготовке к битве и об ее итоге, которым стала победа войска Михалки Юрьевича, несмотря на то, что сам князь был болен, а войско противников было гораздо больше по численности: «. Ядущю же Володимерю . Святославичю на переде . и выступи полкъ изъ загорья . вси во броняхъ . яко во всякомь леду и оуда-ри на нихъ . изнезапа и подъяша . стягъ . Михальку же доспевающю с братомъ . Все-володомъ . наряживающи полкы своя по-идоша . Мьстиславъ же съ Суждалци . а Всеволодъ . с Володимирци и с Володиме-ромъ . нарядяче полкы поидоша к нимъ . и поидоша Мьстиславичи кличюче . яко по-жрети хотяще . стрелцемь стреляющимъ . обоимъ межи полкома...» [12, с. 601]. Конечно, такая победа не могла состояться без Божьей помощи: «...Михалко бе яще боленъ . бяшеть несяху на носилицахъ . опехъ бо бяшеть сила множьства а правда бяшеть святыи Спасъ . с Михалкомъ>...»> [12, с. 601]. А побежденные князья были гонимы гневом Божьим: «. Мьстиславичи же не

доехавше повергоша стягъ и побегоша го-ними гневомъ Божиимъ и святеи Бого-родици . поможе Богъ Михальку и брату его Всеволоду Богу помогающю...»> [12, с. 601]. Чтобы понять, почему обрушился Божий гнев на Ростиславичей, следует обратиться к летописной статье 1175 года, в

которой рассказывается об обидах, нанесенных этими князьями владимирцам: «...А сама князя млада суща слушаста бояръ . а бояре оучахуть на многое имание . святой Богородице Володимерьское золото и серебро вьзяста . первыи день ключи полатии церьковнъхъ отяста . и городъ ея и дани что бяше далъ . церкви тои князь Андреи...» [12, с. 599]. Как мы видим, князья грабили церковное имущество, то есть совершали греховные поступки по наущению бояр. В последней части повести летописец рассуждает о причинах возникновения усобиц -нарушение крестного целования и повиновение боярам, стремящимся извлечь выгоду для себя: ««...Богу наказавшю . князе креста не переступати . и стареишаго брата честичи . а злъхъ человкъ . не слу-шати иже не хотять добра межю братьею...» [13, с. 601]. Здесь летописцем опять проводится идея необходимости единения Руси под властью старшего князя, то есть возникает мотив преступления против Русской земли. В повести отражена идея покровительства Бога Михалке и Всеволоду, и поход их рассматривается как воплощение Божьей воли.

Таким образом, проведенный нами жанрово-композиционный анализ показывает, что в изученных повестях, рассказывающих о междоусобных битвах, несмотря на то, что описание битвы дается здесь по типу воинских повестей, оно является при этом лишь одним, обычно далеко не главным, компонентом их композиции. К характерным жанрообразующим мотивам этих произведений можно отнести: мотивы заговора, предупреждения об опасности, нарушения крестного целования, мотив преступления против князя, рассматриваемый летописцами как мотив преступления против Русской земли. В повестях этого типа часто находим упоминание дьявола как главного зачинщика междоусобных распрей и Святополка как образа-символа братоубийцы и клятвопреступника, а также использование цитат и реминисценций из Священного Писания. Основным же пафосом их является осуждение князей-клятвопреступников, развязавших междоусобную распрю.

Нам представляется, что разительные отличия в содержании и пафосе произведений не позволяют объединять повести этого типа с воинскими повестями, основной пафос которых заключается в идее патриотизма и прославления побед русских князей в борьбе с иноземными врагами. На основании всего сказанного мы предлагаем рассматривать проанализированные летописные повести, как и другие подобные им произведения, исходя из их пафоса и содержательной направленности, как особый жанровый вид исторической повести, занимающий промежуточное положение между

традиционно выделяемыми воинскими повестями и повестями о княжеских преступлениях. Характерно при этом, что преступление здесь рассматривается летописцем не только как преступление против конкретных князей, но и как преступление против Русской земли в целом и потому оценивается в этико-моральных категориях добра и зла с проекциями на Священную историю.

На основании всего сказанного мы считаем, что представления о типологии исторической повести в составе раннего русского летописания более четко укладываются не в двухчастную, а в трехчастную структуру. Первый жанровый тип исторических повестей включает в себя традиционные воинские повести, описывающие поединки, осады городов русскими князьями, их битвы, как правило, против иноземных захватчиков; в основе этих повестей лежит патриотический пафос прославления героических подвигов русских князей. Второй жанровый тип исторических повестей - это традиционно выделяемые исследователями повести о княжеских преступлениях, где рассказывается о преступлениях против русских князей или самих русских князей друг против друга; в основе их лежит пафос осуждения княжеских распрей в условиях феодальной раздробленности. Наконец, мы предлагаем выделить третий тип повестей, занимающий промежуточное положение между двумя вышеназванными: это подробно проанализированные в настоящей статье повести, относимые Н.В. Трофимовой [8; 9] к воинским, которые, однако, посвящены именно описанию междоусобных битв русских князей. Действительно, подобно воинским повестям, они включают в себя развернутый в той или иной мере композиционный элемент описания битвы или осады города; с другой стороны, они принципиально отличаются от традиционных воинских повестей своим пафосом: в основе их лежит осуждение преступлений князей, которые рассматриваются как преступления против Русской земли в целом, и этот пафос, как и набор основных композиционных мотивов, роднит их с повестями о княжеских преступлениях.

Таким образом, традиционные представления о существовании двух жанровых

типов исторических повестей в составе раннего русского летописания нуждаются, на наш взгляд, в уточнении, и уточнение это, видимо, должно заключаться в дальнейшей конкретизации содержательного наполнения жанрового термина «повесть о княжеском преступлении» и в рассмотрении возможностей дальнейшей жанровой дифференциации летописных повестей этого вида.

ЛИТЕРАТУРА

[1] Еремин И. П. Киевская летопись как памятник литературы // Литература Древней Руси. Этюды и характеристики. М. ; Л., 1966. С. 15-27, 98-132.

[2] Лихачев Д. С. Исследования по древнерусской литературе. Л. : Наука, 1986. С. 79-80.

[3] Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. 3-е изд. М., 1979. С. 55-80.

[4] Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М. ; Л., 1947. С. 215-247.

[5] Прокофьев Н. И. О мировоззрении русского средневековья и системе жанров русской литературы Х1-ХУ1 вв // Литература Древней Руси. М., 1975. Вып. 1. С. 28, 31-32.

[6] Кусков В. В. Жанры и стили древнерусской литературы XI - первой половины XIII в. : автореф. дис. ... д-ра филол. наук. М. : МГУ им. М.В. Ломоносова, 1980.

[7] Краткая литературная энциклопедия. М., 1965. Т. 5. С. 818-820.

[8] Трофимова Н. В. Древнерусская литература. Воинская повесть XI-XVII вв. : курс лекций : матер. для спецсеминара. М. : Флинта : Наука, 2000. 208 с.

[9] Трофимова Н. В. Поэтика и эволюция жанра древнерусской воинской повести : дис. ... д-ра. филол. наук. М. : МПГУ им. В.И. Ленина, 2002.

[10] Данилевский И. Н. Повесть временных лет: Герменевтические основы изучения летописных текстов. М. : Аспект-Пресс, 2004.

[11] Поспелов Г. Н. Проблемы исторического развития литературы. М. : Просвещение, 1972. 272 с.

[12] Полное собрание русских летописей. Т. II. Ипатьевская летопись. М., 1962. С. 61-65, 131-191, 373, 571-577.

[13] Полное собрание русских летописей. Т. I. Лаврентьевская летопись и Суздальская летопись по Академическому списку. М., 1962. С. 307, 319-321.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.