CC BY
66
М. А. Робинсон (Москва)
К биографии Алексея Леонидовича Петрова (по архивным материалам)
В статье на основе архивных материалов раскрываются неизвестные страницы биографии выдающегося слависта-карпато-веда Алексея Леонидовича Петрова, вносятся уточнения и исправления в существующие публикации. Отмечается его работа по переводу на русский язык книги известного венгерского слависта Яноша Мелиха. В приложении к статье публикуется ходатайство Петрова, послужившее основанием для предоставления ему научной командировки в Венгрию в 1922 г. Ключевые слова: Алексей Леонидович Петров, Янош Мелих, карпатоведение, Австро-Угрия, мадьярский язык, угрорусы.
Личность известного в науке дореволюционной России и в науке русского зарубежья А. Л. Петрова (1859-1932) долгие годы не привлекала внимания историков отечественного славяноведения. Как отмечалось в середине 1990-х гг., современники называли его «патриархом карпато-русских исследований», но потом он оказался «почти» забыт1. Долгое время за неимением документальных источников оставались непроясненными и некоторые моменты биографии ученого. Прежде всего такое положение относилось как ко времени, предшествующему его отъезду из Советской России, так, в особенности, к выяснению причин этого шага в 1922 г.
Основным источником сведений о биографии Петрова в советское время был биобиблиографический словарь «Славяноведение в дореволюционной России». Там довольно скупо сообщалось: «С зимы 1922 П. постоянно жил в Праге и Будапеште»2. Практически дословно текст из этой статьи повторен в другом биобиблиографическом словаре: «А з зими 1922 р., постшно проживаючи в Праз1 або Будапешт!»3.
Впервые целый ряд новых документов, касающихся выезда Петрова за границу, а также его жизни в Праге, был опубликован в статье А. Н. Горяинова и М. Ю. Досталь4. Как отмечали авторы, Петров - «личность с неясными пока связями и, в силу этого, несколько даже таинственной биографией»5. Из представленных в статье ма-
териалов стало совершенно ясно, что Петров официально выехал за границу в научную командировку, поддержанную Петроградским университетом и Российской академией наук, с разрешения Народного комиссариата просвещения РСФСР. Можно только сожалеть, что эта ценная публикация, появившаяся в 1995 г. в малотиражном издании, прошла незамеченной большинством авторов статей в различных справочных изданиях. Также не привлекла внимания и глава в книге А. Н. Горяинова, которую он посвятил раскрытию «загадок биографии» Петрова6.
Это обстоятельство способствовало появлению достаточно вольных трактовок перемещения ученого из Петрограда в Прагу, они, по-видимому, основывались только на том, что Петров умер в Праге, и, следовательно, это была эмиграция. Подобные утверждения характерны как для книжных изданий, так и для статей в интернете. Итак, в «Энциклопедии подкарпатской Руси» можно прочитать о Петрове: «В 1922 г. эмигрировал в ЧСР, жил в Праге»7. Практически дословно эта формулировка повторена на украинских электронных ресурсах (Вiкiпедiя, Gpedia, Your Encyclopedia и Wikiwand): «В 1922 рощ ем^рував в Чехословаччину, жив в ПразЬ», или в российском интернете: «В 1922 г. эмигрировал в Чехословакию»8. Встречаются и хронологически неопределенные трактовки времени начала «эмиграции»: «.. .по першш свгговш вшш на ем^рацп у ПразЬ)9.
Причем чем ближе к нашему времени, тем больше сведения о появлении Петрова в Праге обрастают подробностями, не опирающимися на какие-либо источники. Так, в «Енциклопедп юторп та культури карпатських русишв» кроме обычного утверждения об эмиграции Петрова специально указано, что он «полггичний ем1грант»10. Другой автор усмотрел в дате отъезда Петрова связь со знаменитым «философским пароходом». В 8 томе «Энциклопедии истории Украины» можно прочитать: «...тсля вимушено! ем^раци з Роси 1922 (у чи^ висланих бшьшовиками рос. iнтелектуалiв) осе-лився в ПразЬ»11. Никто особенно не обратил внимание хотя бы на то, что на церемонии прощания с Петровым присутствовал и выступал «полпред СССР в Чехословакии А. Я. Аросев», который отнес покойного к ученым, «к-рые помогали строить сов. культуру»12. Вряд ли такое могло случиться даже на похоронах13 самовольно покинувшего СССР, и уж тем более высланного по политическим соображениям, то есть врага советской власти.
Если нет никаких сомнений в том, что Петров в 1922 г. не эмигрировал из России и, тем более, не был выслан из страны по политическим
причинам, а выехал за границу совершенно официально в научную командировку, то остается еще много вопросов, связанных и с его жизнью до заграничной командировки, и с обоснованием этой поездки, и с его общением с коллегами на родине после отъезда. Обращение к архивным источникам позволяет прояснить некоторые из этих вопросов.
Как свидетельствуют документы, наиболее востребованными для слависта в первые послереволюционные годы оказалось свободное владение венгерским языком. В 1918 г. Петров был занят переводом книги венгерского слависта Яноша Мелиха*14 «Наши славянские заимствования»15, который ученый осуществлял по заказу Отделения русского языка и словесности. Так, 18 января 1919 г. Петров предоставил в Отделение счет за часть выполненной им работы: «За исполненный мною перевод двадцати (20) листов с мадьярского языка книги Мелиха [...] мне приходится получить 150 руб[лей] за лист три тысячи (3000 руб[лей])»16. А. А. Шахматов 20 января переправил счет Петрова «на три тысячи рублей за исполненный им перевод мадьярского сочинения Мелиха о славянских заимствованиях в мадьярском языке» в Правление РАН с предложением «отнести уплату на суммы Отделения, оставшиеся по смете 1918 года»17.
ОРЯС стремилось использовать знания редкого специалиста, а тот, в свою очередь, готов был заинтересовать Отделение своими предложениями. Так, Шахматов 8 марта 1919 г. в обращении к Общему собранию РАН отмечал: «Известный славист Алексей Леонидович Петров, хороший знаток мадьярского языка, получил от академической Комиссии по изданию сочинений Константина Багрянородного предложение составить библиографию того, что в мадьярской ученой литературе относится к этому писателю, сообщающему ценные сведения о древнейших судьбах мадьяр». Со своей стороны, «ввиду необходимости систематически просмотреть много периодических изданий, А. Л. Петров предложил Отделению РЯС заняться одновременно выборкой из них всех библиографических указаний на то, что относится к славянской филологии, так и к русской истории (в пределах до 1711 года)»18. В результате «Отделение отнеслось сочувственно к предложению А. Л. Петрова». Кроме этой работы, Петров получил от Отделения историко-филологических наук «поручение составить мадьярскую библиографию по востоковедению».
По мнению Шахматова, за все эти серьезные поручения должна была быть определена соответствующая материальная компенса-
* Мелих Янош (1872-1963) - крупнейший венгерский славист.
ция. Он подчеркивал, что Петров «в течение нескольких месяцев (во всяком случае не менее восьми) будет всецело занят академической работой». Это обстоятельство, отмечал Шахматов, «дает Отделению РЯС основание подумать об обеспечении его труда в таком размере, в каком оплачивается труд научных сотрудников академических учреждений, тем более что срочное выполнение возложенной на А. Л. Петрова задачи потребует упорного с его стороны труда в течение 6-8 час[ов] ежедневно»19.
Проблема изыскания средств для оплаты названных работ была не простой. У Отделения в то время не было «свободных средств». Поэтому Шахматов просил Общее собрание походатайствовать «перед Народным Комиссариатом по Просвещению об обеспечении А. Л. Петрова в качестве научного сотрудника при Отделении РЯС в течение восьми месяцев (май - декабрь), с тем чтобы А. Л. Петров выполнял за это вознаграждение работу как этого Отделения, так и Отделения ИФ»20.
Общее собрание поддержало предложение Шахматова, но просило «временно - впредь до ассигнования средств Народным Комиссариатом - изыскать в своих бюджетах средства для оплаты труда А. Л. Петрова»21.
Из всего изложенного следует, что Петров самым тесным образом стал сотрудничать с гуманитарными отделениями Академии наук, и сотрудничество было взаимовыгодным. Предполагал ли тогда Петров, что его проект заняться венгерской библиографией, как показали последующие события, во многом определит его будущую судьбу.
Из переписки Петрова с Шахматовым и ОРЯС следует, что ученый еще не закончил перевод книги Мелиха и теперь параллельно вел работу по нескольким проектам. Второго апреля 1919 г. он одновременно написал Шахматову и послал «доклад» в ОРЯС, в котором подробно описал уже проделанную работу и объем предстоящей, а также высказал свое мнение о переводимой книге. Итак, Петров докладывал Отделению: «Из 20-ти печатных листов сочинения Я. Мелиха "Славянские элементы в мадьярском языке", перевод которого за уже полученный мною гонорар я обещался выполнить не позже 1-го июля с. г., имею честь представить перевод 1-ой части - 11'Л листов. Перевод § 1-12 2-ой части - 8 л. 11 стр. - предполагаю закончить во второй половине апреля. Оставшиеся же 19 л. 9 стр. 2-ой части буду переводить постепенно, уделяя большую часть времени составлению мадьярской библиографии».
Подчеркивал Петров и значение переводимой книги для науки. Он писал: «Несмотря на кое-какие промахи и иногда странные суждения (особенно в области слав[янской] филологии), книга г. Мелиха имеет серьезное научное значение и заслуживает быть изданной (с необходимыми сокращениями) на русском языке»22. В этом официальном докладе Петров не останавливался на тех проблемах с выполнением перевода, которые он отметил в письме к Шахматову. Некоторые из них касались таких тонкостей, как, например, вопрос, «как передать по-русски мад[ьярские] фонетические термины относительно гласных». Другие относились к техническому оформлению рукописи, связанному со сроками этой работы. «Проверка и поправка ссылок и цитат отняла бы у меня несколько дней, - писал Петров, - а я спешу все закончить до моего отъезда (?!). Да и удобнее это сделать, когда закончен будет весь перевод. - Найдутся еще таковые же ошибки и неточности»23.
Сотрудничество Петрова и ОРЯС продолжало расширяться и укрепляться. «Приношу глубокую благодарность Отделению за оказанную мне поддержку в нынешнее трудное время, - писал Петров, - и надеюсь оправдать его доверие в деле окончания перевода и, главным образом, составления мадьярской библиографии»24. Не трудно заметить, что, кроме перевода книги Мелиха и работы над венгерской библиографией, в письмах Петрова появился еще один сюжет - «отъезд». Хорошо известно, что ученый имел очень богатый опыт различных экспедиций, связанных с его научными интересами. Сам он упоминал о «частых и иногда продолжительных посещениях Угри (м[ежду] пр[очим] ежегодно с 1907 по 1914 г.), и не только Будапешта, но и провинции, краев.»25. Подобный опыт Петрова также заинтересовал ОРЯС, и 25 апреля 1919 г. за подписью Шахматова появился документ, объясняющий, о каком скором отъезде писал ученый. «Дано сие удостоверение, - гласил документ, - доктору славянской филологии Алексею Леонидовичу Петрову и оставленному при Первом Петроградском Университете по кафедре русской истории Владимиру Алексеевичу Петрову* в том, что они командированы с
* Петров Владимир Алексеевич (1893-1967) - историк, библиограф, исследователь социально-экономической истории России XVI-XVII вв. и революционного движения в русской армии 1905-1917 гг. В 19201929 гг. работал в Главархиве, с 1929 долгие годы работал в Библиотеке Академии наук, поставил вопрос о необходимости разыскания и восстановления библиотеки Петра Первого, организовал эту работу и разработал ее план. В конце жизни заведовал Архивом ЛО Института истории
1-го мая по 15-ое октября с. г. для осмотра архивов, библиотек, принадлежащих церквам и монастырям».
В документе подчеркивались особые полномочия членов экспедиции: «Отделение рус[ского] яз[ыка] и слов[есности] Рос[сийской] Академии Наук обращается к правительственным, общественным и ученым учреждениям, а также к заведывающим монастырями и настоятелям церквей с покорнейшею просьбой не отказать А. Л. Петрову и В. А. Петрову в просвещенном содействии как в пути следования, так и при исполнении ими возложенного на них Вторым Отделением Академии поручения»26. Похоже, что первого мая командировка не смогла начаться, так как некоторые вопросы с ее подготовкой решались еще 15 мая. Этой датой обозначено еще одно удостоверение, выданное Петрову и касавшееся количества книг, запрошенных ученым для своей работы. В первоначальном проекте удостоверения значилось, что «отправляющемуся в ученую от Академии Наук командировку проф. Алексею Леонидовичу Петрову даны составляющие собственность Библиотеки Академии Наук книги (в ящике около 12-15 пудов), необходимые для его научных занятий и подлежащие по окончании командировки возвращению в означенную Библиотеку»27. В окончательный текст удостоверения Шахматов внес правку, значитально сократив количество запрашиваемых книг: «(в чемоданах около 4-6 пудов)»28.
В промежутке между первым и 15 мая решались и финансовые вопросы между Отделениями РАН и Петровым. Третьего мая «Шахматов доложил Конференции, что Отделение ассигнует тысячу пятьсот рублей для оплаты труда А. Л. Петрова совместно с теми средствами, которые на тот же предмет ассигнует Отделение исторических наук и филологии»29.
В архивных материалах не обнаружена информация о том, в какие регионы России командировался Петров вместе с сыном, но возможно предположить, что это было Поволжье. Ученый сообщал Шахматову 9 июля, что «ездил на неделю в Самару»30, что «книг в библиотеке мало, по славяноведению особенно»31, что «главы обеих университетских [нрзб]* партий А. И. Нечаев и Вл. Н. Перетц - [...] предлагали мне перейти на зиму в Самару, но: а) квартиры нет - в одной квартире, если найдется, живут две, три семьи; б) освещения не
АН СССР. См.: Валк С. Н. Владимир Алексеевич Петров (1893-1967) // Вспомогательные исторические дисциплины. 1962. Вып. 2. С. 294-300.
* Тексты писем Петрова трудны для прочтения, почерк очень мелкий, некачественная бумага и расплывчатые чернила.
будет»32. Специально Петров останавливался на плохих отношениях между ректором Самарского университета Нечаевым и академиком Перетцем33, одним из основателей этого университета.
Сразу же после возвращения из командировки Петров поделился с Шахматовым своими опасениями о перспективе выполнения заказов ОРЯС. Он писал 8 октября 1919 г.: «П. А. Лавров сообщил, что в Универ[ситетском] штате я должен показать мой заработок, кроме профессуры. Надо ли указывать жалованье ученого корректора? Думаю, да. Декрет о совместительстве34 исключает квалифицированных специалистов»35. Из письма мы узнаем, что для Петрова при ОРЯС была создана специальная ставка «ученого корректора». Видимо, Петров очень опасался потерять это место, потому что писал: «Боюсь, что составление библиографии пойдет более медленно: кажется, мне откажут теперь в выдаче свечей и ограничат отпуск керосину. Что же я буду делать - одна тоска. Главная моя работа была вечером и ночью»36. Но, как свидетельствуют источники, опасения Петрова потерять место «ученого корректора» оказались напрасными. Обратим внимание на то, что в письме больше не упоминается работа Петрова над переводом книги Мелиха, которую он обещал к этому времени уже закончить. Возможно, он уже об этом отчитался, но никаких следов ни отчета, ни самого текста перевода обнаружить не удалось, а книга Мелиха так и не была издана на русском языке.
В 1919 г. произошли политические события, радикально изменившие ситуцию региона, исследованию которого Петров посвятил многие годы. Победители в Первой мировой войне приступили к юридическому оформлению итогов войны, приведшей к распаду Австро-Венгрии. 10 сентября был подписал Сен-Жерменский мирный договор с Австрией. Одним из пунктов договора было закрепление за Чехословакией входившей в венгерскую часть империи Габсбургов Подкарпатской Руси, к этому времени уже занятой чехословацкими войсками. Это территориальное изменение было подтверждено победителями в Трианонском договоре, заключенном с Венгрией 4 июня 1920 г.
Петров, несомненно, следил за происходящими событиями, что видно из его обширной «Докладной записки и ходатайства»37, составленной 30 января 1920 г. и направленной в ОРЯС*. Ходатайствовал ученый о длительной командировке в Венгрию. На нескольких страницах он развернул самую разнообразную аргументацию в доказа-
* Полный текст ходатайства Петрова публикуется в приложении.
тельство пользы этого предприятия. И первую задачу командировки он сформулировал следующим образом: «Прежде всего желательно довести до конца составление начатой уже мадьярской библиографии* по славяноведению, истории России и востоковедению»38. Далее Петров перечислял те мероприятия, которые необходимы для успешного выполнения поручений Академии наук, а также могут послужить ее интересам. Он, в частности, рекомендовал воспользоваться тем, что «вероятно, в смутное время многие собрания книг выброшены на рынок». Покупка этих книг поможет «основать мадьярский отдел в наших библиотеках, напр[имер], Академии Наук»39.
«Но кроме печатных произведений, важных для науки, - настаивал Петров, - не только желательно, но прямо необходимо собрать все, что напечатано в б[ывшей] Угри с начала войны о России, как в военном (история войны), так и в иных отношениях (революционный период), а также относительно революционного движения, господства и падения коммунизма в Угри среди мадьяр и немадьярских народностей и относительно действий, взглядов и настроений мадьяр, румын, сербов, словаков, угроруссов, немцев и т. д. касательно раздела Угрии, основания новых государств и т. п.»40.
Упоминал ученый и еще об одном задании, полученном им в 1918 г. от Академии наук, по составлению «этнографической карты Австро-Угрии по данным 1914 г.». Он подчеркивал, что многие статистические и этнографические издания «теперь можно найти только в Австро-Угрии, изучение их должно составить одну из моих главных задач».
Особое внимание Петров предполагал обратить на «не вполне этнографически ясные края». «И чем большее количество таких местностей будет лично обследовано, - утверждал ученый, - тем более карта будет соответствовать действительности. Для меня, безусловно, обязательно посещение угро-русской границы, гл[авным] обр[азом], со словаками, а также русских остров[ов] среди мадьяр и румын»41. И особо важную задачу видел Петров в том, чтобы «изучить условия новой жизни отторгнутых от казавшейся неделимой по историческим, географическим и экономическим причинам Угрии ее немадьярских частей, отошедших к румынам, чехам, сербам, равно как и условия жизни появившейся вместо исторической Угрии этнографической Мадьярии»42.
* Подчеркивания в тексте сделаны Петровым.
После постановки более общих задач командировки Петров останавливался на личных планах. Он предполагал составить «этнографическую карту всей разноплеменной Угрии в 1772 г.» и продолжить исследование влияния протестантских идей на православные проповеди в XVI в. Как подчеркивал ученый, многие его материалы остались «в Национальном Музее», «ввиду поспешного моего отъезда из Будапешта 16-го июля 1914 г.»43. Ученый считал себя наиболее «подходящим лицом» для «ознакомления с современным положением б[ывшей] Угрии», так как во время своих прежних посещений территорий, «населенных угроруссами, сербами, румынами, немцами, [...] приобрел в разных местах хороших знакомых и даже друзей». «Прежние мои друзья, - писал Петров, - помогут ориентироваться в кажущихся нам отсюда столь сложными и запутанными отношениях»44.
Все изложенное ученый считал достаточным основанием для предоставленияи ему ученой командировки «в б[ывшую] Австро-Угрию с конца апреля 1920 г. по 1 сентября 1921 г., т. е. на 1 год и 4 месяца - меньший срок недостаточен (на каковое время буду ходатайствовать и перед Советом Университета об аналогичной командировке)». Он рассчитывал и на серьезное материальное обеспечение поездки, предоставление средств, «достаточных как для отправления и безбедного проживания заграницей, так и для предполагаемых многочисленных разъездов, а также для приобретения всех нужных изданий для библиотеки Академии»45. Необходимость командировки Петров объяснял и очень личными мотивами, ее получение «сейчас же отразилось бы на общем моем духовном и физическом состоянии, дав мне ближайшую цель жизни; отсутствие такой цели более всего и действует на меня угнетающе». Кроме того, командировка даст ему «возможность просуществовать, хотя бы ближайшие годы»46.
ОРЯС сразу же и благожелательно отреагировало на ходатайство Петрова. В протокол Общего собрания РАН от 7 февраля 1920 г. включено обращение Шахматова, составленное 5 февраля. В документе сообщалось о том, что ОРЯС «постановило командировать его в Австро-Венгрию для составления мадьярской библиографии, а также для научных исследований в области мадьярской истории и мадьярских древностей, столь успешно изученных А. Л. Петровым в предшествующих нынешнему времени трудах». Отделение готово было финансировать командировку, но тех средств, которые оно может выделить, недостаточно, они «совершенно не соответствуют ценности наших денег за границей. Поэтому и ввиду продолжитель-
ности предполагаемой командировки Отделение просит о выдаче А. Л. Петрову иностранной валюты до 10 000 руб., а на покупку славянских и мадьярских книг 5 000 руб.». Общее собрание ходатайство поддержало, одновременно «предоставив профессору А. Л. Петрову лично выяснить в Комиссариате вопрос о средствах, какие потребуются на командировку»47.
От Наркомпроса 20 марта было получено принципиальное согласие, но вместе с тем было предложено «обсудить вопрос с точки зрения научного интереса данной командировки, ее неотложности, а также и с финансовой стороны»48. Дело явно застопорилось, и Петров, уже получивший к этому времени разрешение от Университета на заграничную командировку «только с сохраниением содержа-ния»49, решил использовать ее в России. Для получения разрешения, как отмечали Горяинов и Досталь, ему «удалось также использовать какие-то неизвестные нам связи с представителем Наркомпроса в Петрограде М. П. Кристи»50. Наконец, «21 мая ученому была разрешена командировка в Поволжье и на северный Кавказ "для изучения племенного состава этих местностей на основе нациольнального са-моопределения"»51.
И к организации этой командировки Петров отнесся весьма основательно. ОРЯС 15 июня 1920 г. вновь выдало ученому удостоверение для получения книг от Библиотеки Академии наук. Оно дословно повторяло то, которое он получил 15 мая 1919 г., и количество книг было то же самое - «в чемоданах около 4-6 пудов»52. Судя по письму к Шахматову, Петров отправился в путь только в июле. Описывая дорогу, он сообщал 16 июля: «.без затруднений (хотя и тесно было) добрался до Нижнего, оттуда с удобствами на пароходе до Козьмодемьянска»53. Скорее всего этот город стал основной базой в командировке ученого, откуда он совершал свои поездки. По-видимому, Петров обладал особым талантом в организации своих командировок. Так, например, академик Перетц, который продолжал оставаться в Самаре, отмечал в письме Истрину от 9 февраля 1921 г.: «Я, по крайней мере, - совсем не чувствую по себе, чтобы звание члена Академии - вызывало в провинции уважение. А вот был тут в командировке Алексей Леонидович Петров, так его возили в отдельных каютах и пр[очее] - стало быть, умел внушить страх и трепет...»54
Петров не был единственным ученым, хлопотавшим о заграничной командировке, теми же проблемами были озабочены еще несколько славистов. В первой половине 1920 г. получил приглаше-
ние в Прагу В. А. Францев. Об этом коллеги известили Карского55, занимавшегося подготовкой к выборам Францева в действительные члены РАН56.
Так, известный богослов, член-корреспондент РАН Глубоков-ский в письме А. А. Шахматову 14 марта 1920 г. просил поддержать ходатайствовавшего за него А. И. Соболевского и «провести формально [...] заграничную командировку в самой Академии Наук и защитить это дело в дальнейшем течении»57. Глубоковский надеялся на обещанное ему содействие З. Г. Гринберга*. ОРЯС еще до этого обращения выразило 10 марта принципиальное согласие поддержать предложение Соболевского и ходатайство Глубоковского. Шахматов же составил и обращение ОРЯС в Общее собрание Академии наук от 26 апреля 1920 г., в котором была сформулирована цель командировки Глубоковского. Предлагалось направить его в скандинавские страны, Германию и Францию «для обозрения, исследования и описания славяно-русских материалов (рукописных и старопечатных) в книгохранилищах названных стран»58.
О ситуации с возможностями командировать ученых за границу и о результатах по поданным в 1920 г. ходатайствам ОРЯС Карский сообщил Францеву. «Что касается пражских дел, - писал Карский второго декабря 1920 г., - то этот вопрос сложнее, но и по нему уже предприняты шаги. Прежде всего предложено ходатайствовать об учреждении в Праге Русского ученого Института, в котором могли бы находить руководство и заниматься там командируемые за границу слависты; во-вторых, поднят вопрос (и с этою целью едет специальная делегация в Москву) о возможности заграничных командировок для академиков и вообще профессоров с научной целью и об отпуске для них подходящего содержания в иностранной валюте. До сих пор такие командировки почти не разрешаются; ходатайствовать о Вас сейчас невозможно: это может повлиять на выборы и наверняка будет безрезультатным. В прошлом году (или даже в этом) ходатайствовали о командировке Петрова в Венгрию и Глубоковского за границу и получили отказы»59.
Петров поступил очень разумно, предпочтя использовать шестнадцатимесячную командировку внутри России. Внутреннее положение государства явно не способствовало попыткам ОРЯС помочь его
* Гринберг Захар Григорьевич (1889-1949) - член Коллегии Государственной комиссии Наркомата просвещения РСФСР, заместитель А. В. Луначарского, служащий Комиссариата народного просвещения Северной области.
коллегам получить зарубежные научные командировки. Карский писал 24 февраля Францеву: «.ходатайствовать о Вашей командировке не приходится, а главное - денег в иностранной валюте вряд ли дадут, наши же советские за границей цены не имеют»60. 10 марта Карский останавливался на той же проблеме: «С командировками дело расстраивается: предержащие власти не выдерживают своих обещаний, по-видимому жалеют золото, без которого за границу ехать нельзя. Впрочем, кой-кого пускают, но больше естественников. Выборы из представленных кандидатов делает особая комиссия в Москве»61. И вновь 27 марта: «Дело с командировками все не налаживается, хотя в прошлом заседании и ходатайствовали о Глубоковском»62. Но эти хлопоты ничем не закончились. Только благодаря участию М. Горького ученому все же удалось выехать из России в августе 1921 г.63
Францев так и не дождался официальной командировки. Уже из Чехословакии он, благодаря за заочное избрание его академиком, писал академику В. М. Истрину 28 февраля 1922 г.: «Перенеся в течение 1921 г. брюшной тиф, трижды возвращавшийся, и затем сыпной тиф, я по болезни вынужден был оставить службу и выехать за границу для лечения»64. О тяжелых заболеваниях Францева, которые были еще в предшествующий год, А. И. Яцимирский писал Перетцу 24 августа 1920 г.: «Францев болен, сначала был у него тиф настоящий, теперь паратиф»65.
На этом фоне несомненной удачей Петрова стало то, что в марте 1922 г. ему «приказом Наркомпроса была предоставлена научная командировка в Венгрию и Чехословакию сроком на восемь месяцев с сохранением содержания и выдачей субсидии в 500 золотых рублей»66. Осенью 1922 г. А. Л. Петров выехал за границу. Почти сразу же после прибытия в Прагу Петров просит походатайствовать перед Наркомпросом о продлении командировки еще на 4 месяца «с сохранением содержания», но уже «без субсидии»67. Отметим, что Петров обращался не в ОРЯС, а сразу к Непременному секретарю Академии С. Ф. Ольденбургу. Один из ранних отчетов Петрова о командировке сохранился в Архиве Петербургского университета68, каких-либо отчетов в архиве Академии наук обнаружить не удалось, но зато там зафиксировано прохождение отчетов через ОРЯС. Итак, упоминавшийся отчет за март-июнь 1923 г. был отправлен замещавшим Ольденбурга на месте Непременного секретаря академиком И. Ю. Крачковским в ОРЯС 7 августа с просьбой «не отказать возвратить означенный отчет с заключением для доклада Общему Собранию Конференции»69.
Е. Ф. Карский 14 сентября предоставил в ОРЯС свое заключение, в котором отмечал, что Петров «предпринимал научные поездки из Праги в Венгрию и Югославию главным образом для ознакомления с научной литературой, вышедшей с 1914 г. по славистике, кроме того, он старался пополнить свои сведения по этнографии Венгрии и Закарпатской Руси. По тем же вопросам напечатано им на чешском языке и несколько статей. Вследствие этого отчет его может быть признан удовлетворительным»70. Почти сразу, 19 сентября, ОРЯС приняло свое решение: «Постановлено признать Отчет удовлетворительным, о чем и сообщить Непременному Секретарю с отзывом акад[емика] Е. Ф. Карского»71.
Как отмечалось в статье Горяинова и Досталь: «В нашем распоряжении нет каких-либо сведений о финансовой поддержке А. Л. Петрова из Советской России, наблюдаются даже некоторые признаки неблаговоления к нему на родине». Этот вывод сделан на основании того, что «с 1 сентября 1923 г. Петров был "отведен от преподавания"»72. На самом деле лишение финансовой поддержки относилось только к университетскому «содержанию». Об этом обстоятельстве Петров узнал очень быстро. Уже 7 сентября он писал Истрину с курорта Подебрады: «Сын мне писал, что в числе других (и П. А. Лавров?) я устранен из Университета. [...] Не зная еще об этом, - продолжал ученый, - я решил просить Академию и подходящие инстанции о продолжении командировки еще на 1 год. Кроме общих, понятных Вам причин, мне действительно в Петрограде заниматься невозможно - многих необходимых мне по истории Угрии пособий там нет, нет и людей, с которыми я мог бы посоветоваться»73. Сообщал Петров и о своих научных успехах, и о перспективах работы, но эта информация была главной в письме. Он откровенно писал не только о состоянии своего здоровья, но и о бесперспективности его научной работы на родине. «Хотел я сам приехать сюда хлопотать, - писал Петров, - потом вернуться в Прагу, но пришлось от этого отказаться: и устал я очень от путешествий и работы, сердце очень ослабло, и я должен теперь лечиться; и путешествие в Россию очень дорого и трудно, да и как трудно будет опять выбраться (если даже возможно). К тому же я теперь здесь, т. е. в Петрограде, совсем не нужен - к чему славянство и Закарп[атская] Русь? Наконец, если бы что в Петрограде и написалось - издать нельзя, а в Чехии все-таки мои работы ценятся»74.
Беспокоясь о своей семье, оставленной в Петрограде, ученый, уволенный из университета, надеялся остаться сотрудником Академии наук. «Но вот в чем дело - с моим "удалением", - сетовал Пе-
тров, - положение моей семьи будет крайне тяжелым финансово. Поэтому я очень просил бы Вас и Отделение не увольнять меня от должности ученого, а продлить командировку; всю работу корректора может исполнять мой сын, Владимир, если, конечно, Вы довольны его работой. Это очень помогло бы моей семье и успокоило мою совесть - когда, вероятно, на что бы я смог жить в Петербурге без проф[ессорского] жалованья и пайка».
Делился ученый и своими впечатлениями о жизни и настроениях русской эмиграции. И если, по его словам, Францев «здесь совсем прижился», то И. И. Лаппо* «как и все наши эмигранты, тяго-
75
тится разлукой с родиной, но сознает, что невозможно вернуться»75. Отмечал он и материальное положение особенно многочисленной русской эмиграции в Югославии, по которой он недавно путешествовал: «В каждом даже маленьком городке - русские: инженеры, учители, доктора, пограничники, таможенники. Им платят чуть не вдвое меньше, чем сербам, но все-таки с голоду умереть нельзя»76.
Похоже, что отношения с Францевым, который с такими трудами выбрался в Чехословакию, у Петрова не сложились. Кстати, Францева, несмотря на то, что, по мнению Петрова, тот «совсем прижился» на чужбине, посещали те же мысли и в то же время, что и других эмигрантов. «В Россию, очев[идно], не вернусь; - писал Францев академику М. Н. Сперанскому 15 июля 1923 г., - с грустью об этом думаю и не нахожу ни в чем утешения; надо работать зд[есь], пока есть силы, но тоска давно уже одолевает, и трудно, тяжело жить без отчизны, без родной почвы под ногами, без родного воздуха». И, выражая надежду на встречу, продолжал: «Но - авось - еще встретимся? Приезжайте к нам в командировку». При этом ученый не без сарказма отмечал: «Ведь выбрался же А. Л. Петров! - Странный он тип»77. И позже Петров, оправдываясь перед Й. Поливкой** за поступки, которые он считал всего лишь формальным проявлением лояльности к президенту страны его пребывания***, отмечал: «Францев также резко об этом отозвался»78.
* Лаппо Иван Иванович (1869-1944) - историк. В 1921-1933 годах жил и работал в должности приват-доцента юридического факультета Русского народного университета в Праге. Организатор работы Русского исторического общества в Праге (1925-1940), член Славянского института.
** Поливка Йиржи (1858-1933) - чешский филолог, член-корреспондент Академии наук по ОРЯС.
*** Обычай расписываться на Новый год в «книге поздравлений Президенту».
Интересно, что частные контакты с адресатами на родине Петров предпочитал вести через сына. Так, он просил Истрина: «Ваш ответ передайте сыну (в незапечат[анном] конверте) - он уже переправит мне»79. У нас нет ответа на вопрос, почему надежнее или быстрее было отправлять почту через В. А. Петрова.
Текст обращения А. Л. Петрова к РАН не обнаружен, но имеется документ с реакцией на него. Итак, в Протоколе заседаний ОРЯС от 24 октября 1923 г. один из пунктов повестки сформулирован лаконично: «Ученый корректор Отделения проф. А. Л. Петров, находящийся в заграничной командировке, просит исходатайствовать ему разрешение пробыть заграницей еще год, с ноября с. г. по ноябрь 1924 г., без содержания, ввиду того, что им еще не закончены начатые работы»80. Итоговое решение было сформулировано следующим образом: «Постановлено просить Общее собрание возбудить перед надлежащими властями ходатайство об удовлетворении просьбы А. Л. Петрова»81. Эта же ситуация повторилась и в следующем году. В июле 1924 г. Ольденбургу от ОРЯС было направлено следующее ходатайство. «Считая работы А. Л. Петрова, - писал Истрин, - представленные в его отчете (от 19-го мая 1924 г.) за время с 15 октября 23 г. по 20 апреля 24 г., очень ценными для выяснения истории Угорской Руси, полагал бы желательным продолжить ему от Академии Наук просимую им командировку по август 1925 года»82.
Но в 1925 г. ситуация изменилась. Непременный секретарь Академии Ольденбург направил третьего октября в ОРЯС следующую выписку из «Протокола Заседания Президиума от 29/1Х 1925 г.»: «§5 Доложена просьба Ю. И. Поливки о поддержании ходатайства проф. А. Л. Петрова о продлении его заграничного пребывания в славянских землях еще до сентября 1926 г. и заключение по этому вопросу и. о. Председательствующего ОРЯС». В данном случае решение выглядело неутешительно: «Положено: ввиду несостояния А. Л. Петрова на службе в Академии и того, что Академией ему никакого научного поручения заграницею не дано, воздержаться от поддержки этой просьбы»83. Таким образом, из этого документа следует, что уже в 1925 г. Петров не состоял «ученым корректором» в ОРЯС, а с 1926 г. лишался даже формальной поддержки своего пребывания за границей со стороны Академии наук.
В 1925 г. произошло еще одно событие, связанное с пребыванием Петрова в Чехословакии и характеризующее его организационные способности и человеческие качества. Он оказал существенное
содействие в приезде в Прагу Т. А. Крюковой*, окончившей в 1925 г. факультет общественных наук ЛГУ по славяно-русской секции. «С ноября 1925 по август 1926 г. Крюкова стажировалась в Праге. Об этом времени она вспоминала: "По окончании Университета в 1925 г. я уехала за границу, в Прагу, для усовершенствования в славяноведении и славянской лингвистике. [...] Советский паспорт я получила вполне официально, а визу заграничную выслал мне профессор-славист Петров, советский гражданин, командированный от Академии наук в Прагу"»84. Что могло связывать Петрова с юной студенткой, которая никак не могла быть его ученицей, так как поступила в Петроградский университет в год отъезда Петрова за границу? Где же они могли пересечься? На этот вопрос дает ответ информация о факте пребывания Петрова в Козьмодемьянске в 1921 г., во время одной из его экспедиций. Крюкова происходила из одного из самых уважаемых семейств Козьмодемьянска85 и приходилась внучкой его главе П. Ф. Бычкову**. У нас нет сомнений, что Петров был не только знаком, но и дружен с семьей Бычкова в то время, когда Крюкова заканчивала школу в 1921 г.
Петрову удалось получить разрешение на продолжение командировки от Университета. Известно, что в 1929 г. он попал, с легкой руки «рабочих бригад» по проверке деятельности Наркомпроса, в число лиц «с неизвестной "классовой физиономией"», имевших заграничную командировку, выданную наркоматом и представляющую из себя «скрытую эмиграцию»86. Неизвестно, продлевалась ли эта командировка и далее, или Петров фактически перешел на положение полуэмигранта. Такое положение еще не считалось криминалом, например, Н. Н. Дурново до своего возвращения в Советский Союз несколько лет пребывал в таком положении87. Он стал получать
* Крюкова Татьяна Александровна (1904-1978) - этнограф, искусствовед, стояла у истоков отечественной этнографиии, на протяжении более тридцати лет руководила отделом этнографии Поволжья и Приуралья Гос. музея этнографии народов СССР.
** Бычков Павел Федорович (1844-1925) - предприниматель, политический деятель. Потомственный почетный гражданин (1884). В 1877-95 гг. городской голова, в 1881-96 гг. почетный мировой судья. 1903-12 гг. директор Козьмодемьянского городского общественного банка. Являлся членом и руководителем многих общественных и благотворительных организаций. Хлеботорговец, владел несколькими заводами, мельницами. В 1912 г. избран депутатом 4-й Госдумы, входил в думскую фракцию октябристов, член Прогрессивного блока. В 1918 г. его предприятия были национализированы, а дома конфискованы.
пособие от Чехословацкого министерства иностранных дел. «Это пособие, - объяснял Дурново, - получали главным образом русские профессора-эмигранты, как А. Л. Петров»88.
Обосновывая необходимость своей командировки, Петров писал: «Ввиду моих лет (61) и ухудшающегося за последнее время по условиям жизни состояния моего организма, я все более проникаюсь опасениями, что мне уже не под силу ждать отдаленного будущего для завершения хотя бы некоторых работ, могущих иметь, смею думать, известную ценность для русской науки»89. Ученый смог осуществить свою мечту, за период его пребывания в Чехословакии им были опубликованы многочисленные исследования по истори Под-карпатской Руси. В 2000-е годы интерс к его фигуре и творчеству заметно вырос, о чем свидетельствуют уже упоминавшиеся статьи о нем в различных энциклопедических изданиях. Появились и публикации эпистолярного наследия90, перепечатывались его изданные в Праге работы91. В 2012 г. в ужгородской еженедельной газете «Европа-Центр», единственной газете Закарпатья, которая публикует материалы как на украинском, так и на русском языках, появилась статья «Патриарх карпаторусской историографии Алексей Петров (к 80-летию со дня смерти)»92. Поэтому раскрытие еще неизвестных страниц в биографии ученого представляет особый интерес и открывает поле деятельности для дальнейших поисков.
ПРИЛОЖЕНИЕ
В Отделение русского языка и словесности* Российской Академии Наук Доктора славяноведения Профессора А. Петрова
Докладная записка и ходатайство
В виду моих лет (61) и ухудшающегося за последнее время по условиям жизни состояния моего организма, я все более проникаюсь опасениями, что мне уже не под силу ждать отдаленного будущего для завершения хотя бы некоторых работ, могущих иметь, смею думать, известную ценность для русской науки. Для окончания этих
* Помета А. А. Шахматова: «Прошу переписать в двух экземплярах».
работ, безусловно, необходимы продолжительные научные занятия в пределах бывшей Австро-Угрии, главным же образом, бывшей Угри (Венгрии), и этого-то мне хотелось бы достичь в ближайшее время.
1) Прежде всего желательно довести до конца составление начатой уже мадьярской библиографии по славяноведению, истории России и востоковедению. В Петербурге налицо сравнительно небольшая часть мадьярских изданий; для того же, чтобы библиография имела научную ценность, необходимо исчерпать всю мадьярскую научную литературу, что возможно лишь в Угри (Венгрии), гл[авным] обр[азом] в Будапеште (хотя и там далеко не полный подбор провинциальных изданий).
2) В связи с этим, настоятельно нужно озаботиться приобретением на месте (м[ожет] б[ыть], антикварным путем - вероятно, в смутное время многие собрания книг выброшены на рынок) мадьярских изданий и, таким образом, пополнить или, вернее сказать, основать мадьярский отдел в наших библиотеках, напр[имер], Академии Наук. Прежде всего надо иметь в Петербурге: а) полный комплект изданий источников по истории Угри и связанных с нею стран, гл[авным] обр[азом], грамот и вообще архивных материалов, опубликованных не только учеными обществами столичными и провинциальными, но и самоуправлениями городскими и вармедскими (комитатскими), церковными организациями и частными лицами (из фамильных архивов магнатских и даже среднедворянских). Затем -
б) все статистические материалы и выводы, как по переписям 1900 и 1910 гг. (также и цислейтанские), так, м[ожет] б[ыть], и из времени после войны (убежден, что подобные работы существуют). Далее -
в) комплекты более ценных журналов и ежегодников и, наконец, -
г) отдельно вышедшие книги и брошюры* (и не только на мадьярском, но и на других языках б[ывшей] Угри).
3) Но, кроме печатных произведений, важных для науки, не только желательно, но прямо необходимо собрать все, что напечатано в б[ывшей] Угри с начала войны о России, как в военном (история войны), так и в иных отношениях (революционный период), а также относительно революционного движения, господства и падения коммунизма в Угри среди мадьяр и немадьярских народностей и относительно действий, взглядов и настроений мадьяр, румын, сербов,
* Необходимо, конечно, пополнить наши библиотеки и всем ценным, что вышло в славянских землях после 1914 г., но собрать все вряд ли по силам одному лицу, не посвятившему себя специально этой задаче. (Прим. А. Л. Петрова.)
словаков, угроруссов, немцев и т. д. касательно раздела Угрии, основания новых государств и т. п.
4) В 1912 г. было издано мной исследование о границах угро-русской речи в 1772 г. (с картами), основанное на «Lexicon locorum populosorum».
Исследование, надеюсь, доказало важность и достоверность этого официального документа, из которого я извлек лишь небольшую часть - данные об угрорусах и их непосредственных соседях. Чрезвычайно важно снять с Лексикона копию целиком и составить по нему этнографическую карту всей разноплеменной Угри в 1772 г. Такая карта была бы превосходной базой для изучения движения народностей с конца XVIII в. по настоящее время.
5) В 1915 г. напечатан мною текст угорских проповедей XVI в., составленных православным, но под влиянием протестантских идей, исследование же о них было только начато, и, м[ежду] пр[очим], результаты сличения их с проповедями мадьярскими - кальвинскими, лютеранскими и социнианскими остались - ввиду поспешного моего отъезда из Будапешта 16-го июля 1914 г. - в Национальном Музее. Я обязан докончить мое исследование, что невозможно как без этих результатов, так и без дополнительных разысканий в печатных изданиях и отчасти в архивных материалах по истории протестантских идей в Угри.
6) По поручению Академии еще в 1918 г. взял на себя составление этнографической карты Австро-Угрии по данным 1914 г. Мной исполнена карта всей Угри (на 9 листах 10-тиверстной карты Генерального Штаба) по имевшимся в моем личном распоряжении печатным, а кое-где и рукописным материалам. Карта же Цислейтании, а также Хорватии, Славонии, Босны и Герцеговины не могла быть составлена за отсутствием в Петрограде самых необходимых статистических и этнографических изданий и исследований. Таковые теперь можно найти только в Австро-Угрии, изучение их должно составить одну из моих главных задач. Есть, однако, полная возможность получить там - кроме данных по 1914 г. - и совершенно новые сведения, м[ожет] б[ыть], более надежные и не столь фальшивые, как сведения прежней официальной статистики о территориальном распространении народностей. При продолжительном пребывании в Австро-Угрии ныне, думаю, гораздо легче посетить не вполне этнографически ясные края и лично проверить опубликованные данные. И чем большее количество таких местностей будет лично обследовано, тем более карта будет соответствовать действительности. Для
меня, безусловно, обязательно посещение угро-русской границы, гл[авным] обр[азом], со словаками, а также русских остров[ов] среди мадьяр и румын.
7) такие поездки и пребывание в разных частях бывшей Угри (и вообще бывшей Австро-Угрии) дадут возможность ознакомиться и с столь высокоинтересным недавним прошлым и современным состоянием вновь возникших национально-политических организмов, ознакомиться с их национальным и социально-экономическим положением и со взглядами разных народностей и разных партий на совершившееся и совершающееся. Об этом распространяться нечего. Особо важно и любопытно изучить условия новой жизни отторгнутых от казавшейся неделимой по историческим, географическим и экономическим причинам Угри ее немадьярских частей, отошедших к румынам, чехам, сербам, равно как и условия жизни появившейся вместо исторической Угри этнографической Мадьярии.
Имею смелость думать, что для выполнения намеченных задач, и особенно для ознакомления с современным положением б[ывшей] Угрии, я бы являлся более, чем многие другие, подходящим лицом, и не только потому, что знаком как со славянским, так и с мадьярским языком, но и потому, что при моих частых и иногда продолжительных посещениях Угри (м[ежду] пр[очим] ежегодно с 1907 по 1914 г.), и не только Будапешта, но и провинции, краев, населенных угрорус-сами, сербами, румынами, немцами, я приобрел в разных местах хороших знакомых и даже друзей. Полагаю, что не все они перемерли за последнее время, надеюсь, что связи, основанные на научных интересах и личных симпатиях, не окончательно порваны политикой и что прежние мои друзья помогут ориентироваться в кажущихся нам отсюда столь сложными и запутанными отношениях.
Ввиду всего вышеизложенного, имею честь просить Академию Наук об отправлении меня в ученую командировку в б[ывшую] Ав-стро-Угрию с конца апреля 1920 г. по 1 сентября 1921 г., т. е. на 1 год и 4 месяца - меньший срок недостаточен - (на каковое время буду ходатайствовать и перед Советом Университета об аналогичной командировке), а также о принятии нужных мер для выхлопотания мне денежных средств в иностранной валюте, достаточных как для отправления и безбедного проживания заграницей, так и для предполагаемых многочисленных разъездов, а также для приобретения всех нужных изданий для библиотеки Академии.
Я вполне сознаю громадность принимаемой на себя ответственности и трудность выполнения намеченных задач, но надеюсь, что
вся моя прежняя научная деятельность служит ручательством, что -поскольку это будет зависеть от меня - я добросовестно исполню свои обязательства*.
Возбуждаю ходатайство теперь же, заблаговременно, так как, во-первых, и проведение в Комиссариате командировки, и получение нужных средств пойдет, вероятно, медленно, а во-вторых, мне самому потребуется время для серьезной подготовки, для составления подробных планов работ, для зарегистрирования имеющихся в Петрограде материалов и, наконец, для составления списка мадьярских изданий, у нас имеющихся в здешних библиотеках.
К тому же, если бы командировка была назначена, то это сейчас же отразилось бы на общем моем духовном и физическом состоянии, дав мне ближайшую цель жизни; отсутствие такой цели более всего и действует на меня угнетающе. Очень прошу, если меня считают еще научным работником для науки, дать мне возможность просуществовать, хотя бы ближайшие годы.
А. Петров
19 3- 20
СПбАРАН. Ф. 9. Оп. 1. Д. 1101. Л. 21-24.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Горяинов А. Н., Досталь М. Ю. А. Л. Петров и его научные славистические поездки 1920-х годов. Из писем и документов русских и чешских архивов // Переписка славистов как исторический источник. Сборник научных статей. Тверь, 1995. С. 94-119.
2 См., например: Вялова С. О. Петров Алексей Леонидович (4 (16). III 1859, Петербург - 5.1 1932, Прага) // Славяноведение в дореволюционной России. Биобиблиографический словарь. М., 1979. С. 266.
3 Хланта I. Лггературне Закарпаття у XX столгт. Бiобiблiо-графiчний покажчик. Ужгород, 1995. С. 547.
4 Горяинов А. Н., Досталь М. Ю. А. Л. Петров и его научные славистические поездки. С. 94.
5 Там же. С. 101.
6 Горяинов А. Н. Кремация в Праге, или Как профессор А. Л. Петров превратился в «академика» // Горяинов А. Н. В России и эмиграции:
* Помета Шахматова: «До сих пор переписать». Следующий далее текст перечеркнут.
Очерки о славяноведении и славистах первой половины XX века. М., 2006. С. 260-273.
7 Поп И. И. Энциклопедия Подкарпатской Руси. Ужгород, 2006. С. 291. За информацию из энциклопедических ужгородских изданий благодарю М. Ю. Дронова.
8 Соколова В. А. Русские ученые-слависты в Чехословакии между двумя мировыми войнами: 1920-1945 гг.: Биобиблиографические материалы к истории русской филологии в эмиграции // Новые российские гуманитарные исследования. 2009. № 4. URL: http://nrgumis.ru/ar-ticles/154/ (дата обращения: 15.11.2016).
9 Закарпаття в Енциклопеди укранознавства. Ужгород, 2003. С. 118.
10 Енциклопедiя юторп та культури карпатських русишв. Ужгород, 2010. С. 586.
11 Вiднянський С. В. Петров Олексш Леошдович (16(04).03.1859 -05.01.1932) // Енциклопедiя юторп Украши. Кпв, 2011. Т. 8. Па-Прик. С. 193.
12 Вялова С. О. Петров Алексей Леонидович. С. 266.
13 Мы не будем специально останавливаться на событиях, в результате которых предполагавшиеся похороны Петрова на Ольшанском кладбище в Праге были сорваны дипломатическим представительством Советского Союза, организовавшим кремацию ученого и отправку его праха на родину. См. подробнее: Горяинов А. Н. Кремация в Праге... С. 268-273; Поп И. И. Энциклопедия Подкарпатской Руси. С. 291.
14 См. о Мелихе Яноше: Драхош И. Деятельность Яноша Мелиха в области славяноведения // Slavica. Debrecen, 1968. VIII. С. 45-48.
15 Melich J. Szlav jövevenyszavaink. Budapest, 1903-1905. Az obolgar nyelvemlekek szokeszlete es a Magyar nyelv szlav jövevenyszavai. Budapest, 1903. K. 1; A Magyar nyelv kereszteny terminologiaja. Budapest, 1905. K. 2.
16 СПбФ АРАН. Ф. 4. Оп. 2 (1919). Д. 4. Л. 22.
17 Там же. Л. 21.
18 Там же. Ф. 9. Оп. 1. Д. 1090. Л. 41-41об.
19 Там же. Л. 41об.
20 Там же. Л. 41об.-42.
21 Там же. Л. 42.
22 Там же. Л. 44.
23 Там же. Ф. 134. Оп. 3. Д. 1154. Л. 108.
24 Там же. Ф. 9. Оп. 1. Д. 1090. Л. 44.
25 Там же. Д. 1101. Л. 23.
26 Там же. Д. 1090. Л. 39.
27 Там же. Л. 40.
28 Там же. Д. 1101. Л. 3.
29 Там же. Ф. 4. Оп. 2 (1919). Д. 4. Л. 117.
30 Там же. Ф. 134. Оп. 3. Д.1154. Л. 116.
31 Там же. Л. 118об.
32 Там же. Л. 116об.
33 Там же. Л. 118об.
34 «Декрет Совета Народных Комиссаров. О порядке совместительства должностей» датирован 18 сентября 1919 г.
35 СПбФ АРАН. Ф. 134. Оп. 3. Д.1154. Л. 121.
36 Там же. Л. 121об.
37 Там же. Ф. 9. Оп. 1. Д. 1101. Л. 21-24.
38 Там же. Л. 21.
39 Там же.
40 Там же. Л. 21об.-22.
41 Там же. Л. 22об.
42 Там же. Л. 23.
43 Там же. Л. 22.
44 Там же. Л. 23.
45 Там же. Л. 23об.
46 Там же. Л. 24.
47 Там же. Ф. 1. Оп. 1 а. Д. 168. Л. 13 об.
48 Цит. по: Горяинов А. Н., Досталь М. Ю. А. Л. Петров и его научные славистические поездки. С. 97.
49 Там же. С. 102.
50 Там же. С. 103.
51 Там же. С. 97.
52 СПбФ АРАН. Ф. 9. Оп. 1. Д. 1101. Л. 5.
53 Там же. Ф. 134. Оп. 3. Д.1154. Л. 110.
54 Там же. Ф. 332. Оп. 2. Д. 118. Л. 53-53об.
55 Там же. Ф. 292. Оп. 2. Д. 176. Л. 4.
56 Там же. Л. 1.
57 Там же. Ф. 134. Оп. 3. Д. 369. Л. 1-2.
58 Там же. Ф. 9. Оп. 1. Д. 1101. Л. 31.
59 Там же. Ф. 292. Оп. 2. Д. 176. Л. 5.
60 Там же. Л. 7.
61 Там же. Л. 8.
62 Там же. Л. 9.
63 Глубоковский Н. Н. Из ненапечатанного архива: автобиографические воспоминания // Научно-богословский и церковно-обществен-ный журнал. 2003. № 2 (23). С. 177.
64 СПбФ АРАН. Ф. 332. Оп. 2. Д. 177. Л. 6.
65 РГАЛИ. Ф. 1277. Оп. 1. Д. 97. Л. 5об.
66 Горяинов А. Н., Досталь М. Ю. А. Л. Петров и его научные славистические поездки. С. 97.
67 Там же. С. 104.
68 Там же. С. 105-107.
69 СПбФ АРАН. Ф. 9. Оп. 1. Д. 1134. Л. 11.
70 Там же. Л. 7.
71 Там же. Ф. 1. Оп 1а. Д. 172. Л. 153об.
72 Горяинов А. Н., Досталь М. Ю. А. Л. Петров и его научные славистические поездки. С. 100.
73 СПбФ АРАН. Ф. 332. Оп. 2. Д. 119. Л. 1.
74 Там же. Л. 1-1об.
75 Там же. Л. 1об.
76 Там же.
77 Там же. Ф. 172. Оп. 1. Д. 312. Л. 16об.
78 Цит. по: Горяинов А. Н., Досталь М. Ю. А. Л. Петров и его научные славистические поездки... С. 113.
79 СПбФ АРАН. Ф. 332. Оп. 2. Д. 119. Л. 1об.
80 Там же. Ф. 1. Оп. 1а. Д. 172. Л. 157-157об.
81 Там же. Л. 157об.
82 Там же. Ф. 9. Оп. 1. Д. 1141. Л. 10.
83 Там же. Д. 1151. Л. 19.
84 Цит. по: Решетов А. М. Тернистый путь к этнографии и музею: страницы жизни Т. А. Крюковой // Репрессированные этнографы. Вып. 2. М., 2003. С. 272.
85 История семьи Бычковых. URL: http://www.kmkmuzey.ru/index. php/exhibition/968-histbychkov (дата обращения: 5.12.2016).
86 Горяинов А. Н., Досталь М. Ю. А. Л. Петров и его научные славистические поездки... С. 100.
87 Робинсон М. А. Судьбы академической элиты: отечественное славяноведение (1917 - начало 1930-х годов). М., 2004. С. 210.
88 Робинсон М. А., Петровский Л. П. Н. Н. Дурново и Н. С. Трубецкой: проблема евразийства в контексте «Дела славистов» (по материалам ОГПУ-НКВД) // Славяноведение. 1992. № 4. С. 79.
89 СПбФ АРАН. Ф. 9. Оп. 1. Д. 1101. Л. 21.
90 Делеган М. В., Выскварко С. А. Автографы профессора Санкт-Петербургского университета А. Л. Петрова в фондах Государственного архива Закарпатской области // Науковий вюник Ужгородського ушверситету. Серiя: Iсторiя. Ужгород, 2007. Вип. 19. С. 155-159; Деле-
ган М. В., Выскварко С. А. Письма профессора Санкт-Петербургского университета А. Л. Петрова в фондах Государственного архива Закарпатской области // Науковий вюник Ужгородського ушверситету. Серiя: 1ст^я. Ужгород, 2008. Вип. 21. С. 220-226.
91 См., например: Петров А. Л. Задачи карпато-русской историографии // Вчеш Росп про Закарпаття: 1з карпатознавчо! спадщини. Ужгород, 2009. С. 115-138.
92 Разгулов В. Патриарх карпаторусской историографии Алексей Петров (к 80-летию со дня смерти). URL: http://mediacentr.info/The_ newspaper_Europa_Center/patriarh-karpatorasskoj-istoriografii-aleksej-petrov-k-80-letiju-so-dnja-smerti__30463 (дата обращения 10.12.2016)
M. A. Robinson
To the biography of Aleksej Leonidovic Petrov (on archival data)
The article describes previously unknown parts of the biography of the outstanding specialist in Slavic and Carpatian studies Aleksej Leonidovic Petrov on archival data, while several facts already published on this issue are corrected and clarified. His translation of a book by a well-known Hungarian slavist Melich Janos is acknowledged. In the appendix Petrov's petition that became the basis to support his academic trip to Hungary in 1922 is published. Keywords: Aleksej Leonidovic Petrov, Melich Janos, Carpatian studies, Austro-Hungary, Hungarian language, "Ugrorussians".
