CC BY
38
ИЗМЕНЕНИЕ КОНЦЕПТУАЛЬНЫХ ОСНОВ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
В УСЛОВИЯХ ГЛОБАЛИЗАЦИИ (1991-1994 ГГ.)
Е.В. Штурба., кандидат исторических наук, доцент Кубанского государственного университета (Краснодар)
Распад СССР и возрождение российской государственности на новой основе потребовали существенной корректировки российской внешнеполитической доктрины. В начале 90-х годов в стране сосуществовали несколько школ внешнеполитической мысли, которые различались не только своими подходами к определению национальных интересов и международных проблем, но и идентифицировались с конкретными парадигмами международных отношений (идеализм, либерализм, глобализм, радикализм, структурализм). Изначально основное противоречие содержалось в выборе атлантического и евразийского направлений. Хотя «атлантисты» были в меньшинстве, но в основном они занимали высокие правительственные должности. По этой причине, в конечном итоге, оформилась так называемая «прозападная» ориентация международной стратегии Москвы.
Лидерами данного направления стали министр иностранных дел А.В. Козырев и премьер-министр Е.Т. Гайдар. С августа 1991 года до конца 1992 года идеи этой группы при формулировании новой концепции принципов внешнеполитической доктрины России преобладали абсолютно. «Атлантисты» исходили из того, что Россия исторически была частью западной (христианской) цивилизации, что предопределило основы для построения партнерских отношений с экономическими, политическими и военными институтами Запада: НАТО, МВФ, МБ, Большая Семерка. Они расценивали такое партнерство прежде всего как источник международной поддержки для финансово-экономических преобразований в России.
Демократическое правительство первой половины 90-х годов видело в политическом альянсе и идеологическом руководстве Запада (США и стран Западной Европы) главный источник и модель экономического развития для России. Они стремились построить совершенно новую Россию, и все их надежды опирались на Запад. Е. Гайдар, А. Чубайс, А. Козырев и другие ключевые фигуры команды Б. Ельцина объявили о начале интеграции с Западом [1]. Только высокоразвитые страны, по их мнению, могли служить ориентиром для экономического и политического возрождения России. Настроившись на партнерские и даже союзнические отношения с государствами Запада и в первую очередь с США, российская дипломатия, возглавляемая А.В. Козыревым, стала рассматривать другие направления внешней политики как направления неприоритетного и второстепенного значения, что часто имело неблагоприятные последствия.
По этой причине внешняя политика первого срока президентства Б.Н. Ельцина была не просто прозападной, а откровенно наивной. В частности, выступая на специальном заседании Совета Безопасности ООН 31 января 1992 года, президент России Б.Н. Ельцин предложил преобразовать программу Стратегической оборонной инициативы (СОИ) в международный проект с учетом технологических разработок оборонного комплекса России. Предполагалось создание глобальной системы космической защиты [2]. Это была, по сути, первая попытка представить стране и миру внешнеполитическую доктрину новой России.
Примечательно, что сторонники нового внешнеполитического курса не ставили вопрос о российских интересах, геополитическая и внешнеэкономическая выгода страны в их представлениях была напрямую связана исключительно с ориентацией на Запад. Для достижения поставленной цели считалось необходимым окончательно разрушить остатки коммунистической идеологии в постсоветской России. В начале 90-х годов коммунизм рассматривался как едва ли не основное препятствие новому внешнеполитическому курсу, а значит, и российским национальным интересам. Словами современного исследователя Майкла Макфола: «Советская коммунисти-
ческая система - а не Россия как страна или русские как народ - угрожали национальным интересам Америки во время холодной войны... Коллапс коммунизма, а не искусная дипломатия привели к величайшему прогрессу по основным спорным вопросам» [3].
Однако итоги развития международных отношений в 90-е годы показали, что коммунистическая идеология была не единственным препятствием в «западной» внешней политике. Прежде всего, именно дипломатия, а не крах коммунизма привели к объединению Германии, отказу СССР от своего превосходства в обычных вооружениях, краху Организации Варшавского договора и распаду СССР. Любопытно также, что освободившаяся от коммунистической идеологии демократическая Россия не ощутила изменения отношения, не была принята в главные западные организации. Более того, с января 1994 года НАТО начинает приближаться к границам уже не коммунистической, а демократической России.
Российский исследователь А.И. Уткин отмечает: «Десятки миллиардов долларов были предоставлены коммунистическому правительству СССР, и гораздо более скромные суммы выделены в качестве кредитов демократической России. Тут уж самый непреклонный западник начнет сомневаться в том, что именно коммунизм является причиной западного отчуждения в отношении России» [4]. Ответ на поставленный вопрос дают Дэниел Йергин и Тэйн Густафсон: «Если Россия восстановит свою экономическую и политическую мощь, она станет конкурентом и соперником Соединенных Штатов; это будет не идеологическое соперничество, а соперничество великих держав» [5]. Основной тезис новой работы Зб. Бжезин-ского «Великая шахматная доска» в том, что не идеология, а геополитические реальности определяют правила мировой политики.
После очевидного для всех кризиса политики «шоковой терапии» радикальные российские реформаторы потеряли единство, что проявилось и в разработке новых направлений внешней политики. Многие демократы, перейдя в ряды оппозиции (А.В. Руцкой и председатель Верховного Совета Р.И. Хасбулатов), начали работу над внешнеполитической доктриной в представительных властных органах параллельно с исполнительными структурами. В феврале 1992 года появилась альтернативная внешнеполитическая концепция, разработанная в Верховном Совете Российской Федерации. Содержание концепции председателя Верховного Совета Р.И. Хасбулатова, изложенной в его выступлении на научно-практической конференции в МГИМО «Преображенная Россия в новом мире», во многом совпадало с основными положениями президентской доктрины. Они исходили из отказа внешней политики России от идеологизированного биполярного деления мира на две противостоящие мировые общественные системы. Несмотря на это, признавалась необходимость формирования дееспособной экономики в России и построения системы дружественных отношений с США и ЕС.
Данные концепции были еще далеки от разновекторности внешнеполитических ориентиров, характерной для последующих стадий работы над внешнеполитической концепцией России. Несмотря на новые подходы к формулировке адекватной доктрины, на практике во внешней политике мало что менялось. Прозападная политика оставалась у российских руководителей в приоритетном положении, отсутствовали разработки и модели отношений с развивающимися странами.
В начале 90-х годов глобальное противостояние было сломано, но Россия достаточно быстро обнаружила, что коммунизм не был единственной преградой на пути сближения с Западом. Православие, коллективизм, иная трудовая этика, отсутствие организации, иной исторический опыт, отличный от
западного менталитет, различие взглядов элиты и народных масс - все это и многое другое смутило даже прозападно настроенных политиков. Многие увидели трудности построения рационального капитализма в «нерациональном» обществе, свободного рынка в атмосфере политической нестабильности. Однако в период радикального демократизма стратегическая линия России по-прежнему ориентировалась только на Запад.
Вызрела острая нужда в новой формуле отношений с США. Министр иностранных дел А.В. Козырев определил ее как «стратегическое партнерство». Необычным было определение двусторонних отношений лишь одной стороной, необычным было стремление радикальных российских западников собственным «указом» включить Россию в западный мир. Наконец, необычным было предположение, что Запад будет поддерживать некую биполярность в условиях, когда второй полюс потерял ряд значимых экономических и геополитических позиций.
Результаты подобного внешнеполитического курса не замедлили проявиться. Исследователи в середине 90-х годов отмечали, что Россия выпала не только из первого десятка, но и из первых 25 торговых держав мира [6]. Такое состояние являлось следствием того, что в экономике значительно обострились кризисные тенденции. Экономические реформы не были завершены, как не было завершено и регулирование хозяйственных отношений России с другими государствами международного сообщества. Чрезмерная ориентация первой половины 90-х годов на развитые индустриальные государства Запада (прежде всего на США и страны Западной Европы) выявила свою несостоятельность, и в последующие годы предпринимались попытки исправить этот перекос. С одной стороны, индустриальные государства не были заинтересованы в том, чтобы экономически ослабленная Россия набралась сил и превратилась в конкурента на мировых рынках, но с другой стороны, индустриальные государства Запада были необходимы для России как источник инвестиционных ресурсов и современных технологий.
Российская идея о едином культурном пространстве с Западом начала наталкиваться на многочисленные барьеры. Прежде всего были отвергнуты попытки вступления в ЕС. Североатлантический Союз после ликвидации Варшавского Договора не пошел на самороспуск. Вместо этого с объявлением о расширении НАТО на Восток начался процесс создания системы европейской безопасности без участия России.
К середине 90-х годов России и Западу все сложнее стало понимать друг друга во встречах на высшем уровне. «В политической жизни России воцарился стереотип: мы сделали важнейшие внешнеполитические уступки, а Запад воспользовался доверчивостью московитов... начал вовлекать в свою орбиту прежних восточноевропейских союзников России» [7].
Вследствие весьма серьезных разочарований иллюзии российских западников начали рассеиваться, а на российской внешнеполитической арене появились новые тенденции. После 1993 года в интеллектуальных кругах начали преобладать проевразийские тенденции в формировании внешнеполитической доктрины России. Понятие «Евразия» определяет Россию как не исключительно западную или восточную цивилизацию, а как мост между этими цивилизациями. Разделяющие эту концепцию позже разделились на две противостоящие группы: демократов и славянофилов. Демократы постарались приспособить идеи евразийства к конкретным реалиям новой России. Принципы евразийства отразили геополитическое положение России и требовали сохранить сбалансированные отношения и с востоком, и с югом. В этом отношении СНГ стал приоритетной сферой российских национальных интересов. В поисках разновекторных отношений Россия начала определять свои внешнеполитические ориентиры по отношению к развивающимся странам «бывшего третьего мира». Но в то же время она не отвергала сохранение хороших отношений с
Западом, что и определило характер нового внешнеполитического курса России.
После 1993 года во внешней политике России стали активнее осваиваться новые направления. Международные связи охватили регионы, по целому ряду признаков близкие и сопоставимые с российскими реалиями. Произошел также разворот в сторону развивающихся государств, но без отхода от прежних возможностей.
К концу апреля 1993 года группа высококвалифицированных экспертов из МИДа, Минобороны, Службы внешней разведки, аппарата Совета Безопасности и двух комитетов Верховного Совета (по международными делам и внешнеполитическим связям, а также по вопросам обороны и безопасности) закончила подготовку документа под названием «Основные положения концепции внешней политики Российской Федерации». Этот документ в качестве нового механизма принятия внешнеполитических решений определил систему внешнеполитических приоритетов страны. Здесь на первый план уже были вынесены отношения России со странами СНГ и Балтии по развитию сотрудничества в военно-политической сфере в целях создания эффективной системы коллективной безопасности с учетом статуса России как единственной ядерной державы в СНГ [8].
Новая концепция национальных интересов проявилась в специальном (первом по счету) Послании президента Российской Федерации Федеральному Собранию от 24 февраля 1994 года. В этом документе («Об укреплении российского государства (Основные направления внутренней и внешней политики)») учитывалось, что по действующей Конституции России внешняя политика государства стала президентской и более централизованной. Несомненным достоинством официально объявленного внешнеполитического курса с 1994 года можно считать улучшение отношений с государствами СНГ. Уделялось внимание не только проблемам по укреплению ООН, развитию отношений со странами «Большой семерки», нерасширению НАТО без участия России, по активизации и формированию новых отношений с государствами Центральной, Восточной и Западной Европы, а также сотрудничеству с государствами Азии, Индией, Японией, Южной Кореей, странами АСЕАН и Персидского залива. Впервые после длительного молчания говорилось о приоритетных отношениях со странами Юго-Восточной Азии и Латинской Америки.
Таким образом, Россия стала преодолевать детскую болезнь «атлантизма». Тем не менее, только после назначения на пост министра иностранных дел России в 1996 году Е.М. Примакова во внешней политике страны произошли по-настоящему глубокие изменения. Система национальных интересов приобрела стабильные и сбалансированные качества, не только потому, что политика России стала более предсказуемой, но и потому, что внешняя политика стала многовекторной, стала больше учитывать национальные интересы страны в условиях новой мировой действительности.
Литература
1. Международная жизнь. 1993. № 2.
2. Пляйс Я. Теория и практика внешней политики современной России // Обозреватель. 1997. № 9.
3. McFaul M. Russia's Summer of Discontent. «Current History». October 1998.
4. Уткин А.И. Мировой порядок XXI в. - М., 2001.
5. Yergin D., Gustafson Th. Russia 2010 and What It Means for the World. 1995. Р. 256.
6. Холодков Н.Н. Экономические интересы России и Латинская Америка // Глобализация развития, новые ориентиры России и Латинская Америка. Тезисы докладов. - М., 1996.
7. Уткин А.И. Американская стратегия для XXI века. - М., 2000.
8. ТА Министерства иностранных дел РФ.
