ИЗ ИСТОРИИ
ОТЕЧЕСТВЕННОГО КИТАЕВЕДЕНИЯ
Г.И. Саркисова
ИЗ ИСТОРИИ ОТЕЧЕСТВЕННОГО КИТАЕВЕДЕНИЯ: УЧРЕЖДЕНИЕ ШКОЛЫ КИТАЙСКОГО И МАНЬЧЖУРСКОГО ЯЗЫКОВ ПРИ КОЛЛЕГИИ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ (1798—1801)
Аннотация. Статья касается одного из аспектов истории русского китаеведения: изучения китайского и маньчжурского языков в России в XVIII в. и учреждения в 1798 г. при Коллегии иностранных дел школы по подготовке учеников со знанием этих языков. И хотя сведения об этой школе уже известны, представляется необходимым их расширить и в ряде случаев исправить некоторые неточности, существующие в отечественной историографии.
Ключевые слова: школа китайского и маньчжурского языков, Коллегия иностранных дел, Российская духовная миссия в Китае, Антон Владыкин, С.Л. Лашкарев.
В истории отечественного китаеведения XVIII в. был важным этапом на пути накопления и осмысления знаний об истории, культуре и языке Китая, а также подготовки переводчиков китайского и маньчжурского языков, потребность в которых возрастала по мере развития отношений России с Китаем. «Из-за отсутствия переводчи-
ков, — писал академик В.С. Мясников применительно кXVII в., — содержание привозившихся из Пекина «листов» оставалось порой неизвестным в течение десятков лет, а русские послы при переговорах с цинскими дипломатами испытывали неимоверные трудности и вынуждены были для преодоления языкового барьера прибегать к услугам посредников — монгольских толмачей и миссионеров-ие-зуитов»1.
Важную роль в решении проблемы подготовки переводчиков сыграл Кяхтинский договор (1728 г.), 5-я статья которого юридически закрепила статус Российской духовной миссии в Китае (РДМК), известной также как Пекинская духовная миссия, и предоставила
России возможность направлять в Пекин для обучения языкам шесть человек («четыре мальчика учеников и два побольшаго возраста»), владевших русским и латинским языками2. Таким образом,
Российская духовная миссия с момента своего основания в Пекине
(по одним сведениям, в апреле 1715 г., по другим — в конце 1715 — начале 1716 г.)3 способствовала всестороннему изучению языка, литературы, истории, традиций Китая, становлению и развитию отечественного китаеведения. Обучение же русскому языку в Пекине учениками миссии содействовало ознакомлению местного населения с русской историей и культурой и созданию у него более адекватного образа России4.
Вопрос об изучении китайского языка в России занимает не самое заметное место в отечественной историографии. Косвенным образом он затронут в статьях, посвященных рукописному наследию востоковедов5 и востоковедному образованию6. Более подробно история этого вопроса, начиная с XVII в. по конец XX в., освещена в работе В.Н. Усова «Об изучении в России китайского языка»7. Однако в ней сведения о создании и деятельности в России XVIII в. школ, в которых преподавались китайский и маньчжурский языки, не превосходят информацию, содержащуюся в более ранних трудах по истории отечественного китаеведения , где на богатом архивном и историографическом материале освещается история изучения китайского языка, истории и культуры Китая в учебных заведениях.
Проблема организации преподавания китаеведческих дисциплин в России занимает заметное место в «Очерках истории русского
китаеведения» П.Е. Скачкова, который при написании своего исследования, по словам В.С. Мясникова, «внимательнейшим образом» прочитал «буквально тысячи рукописей, документов, хронографов в архивах Москвы, Ленинграда, Казани и других городов...
Но, к сожалению, Петр Емельянович не успел окончательно отредактировать рукопись»9. Этим в значительной степени объясняются некоторые несоответствия между фактами, содержащимися в архивных материалах и приведенными в данной монографии. В целом же «Очерки...» П.Е. Скачкова остаются фундаментальным трудом по истории отечественного китаеведения и давно уже стали библиографической редкостью. В 2011 г. книга была переведена на китайский язык.
Непосредственно к истории изучения китайского языка в Российской империи обратился В.Г. Дацышен в 2000 г., а через 11 лет, расширив хронологические рамки своего исследования, опубликовал монографию «Изучение китайского языка в России (XVIII в. — начало XX в.)»10. Автор не ввел в научный оборот никаких новых исторических фактов относительно первых школ китайского языка. Заслуживает внимания заключение автора о сложившейся в России XVIII в. «системе изучения китайского языка»: «данная система состояла из двух компонентов — подготовительной школы переводчиков в России и длительного нахождения в Пекине в качестве ученика в составе духовной миссии»11.
Вместе с тем архивные материалы содержат ценные подробности, позволяющие воссоздавать подлинную историю того или иного вопроса. Это относится и к хранящемуся в фонде «Сношения России с Китаем» Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ) делу «О учреждении учеников при Коллегии для обучения китайскому и манджурскому, также персидскому, турецкому и татарскому языкам» 1798 г.12 И хотя сведения об этой школе уже известны, представляется необходимым их расширить и в ряде случаев исправить некоторые неточности, существующие в историографии.
Первые шаги в истории изучения и преподавания китайского и маньчжурского языков в России были сделаны в 1739 г. открытием школы маньчжурского языка в Москве. Ее преподавателем был назначен китаец Чжоу Гэ13, а ученики выбраны из Славяно-греко-ла-
тинской академии: Алексей Леонтьев14 и Андрей Канаев15, которые в 1743 г. были отправлены в Российскую духовную миссию в Пекин для дальнейшего изучения языков.
Если школа Чжоу Гэ, открытая по инициативе Коллегии иностранных дел, просуществовала до конца 1740 г., то школа китайского и маньчжурского языков, созданная в 1741 г. при Академии наук в Петербурге во главе с бывшим учеником 2-й Российской духовной миссии в Пекине (1729—1735) И.К. Россохиным16, действовала до 1751 г. Однако ни один из учеников И. Россохина не попал в состав Пекинской духовной миссии и не смог закрепить накопленные знания в китайском и маньчжурском языках. По заключению
П.Е. Скачкова, «в дальнейшем в истории отечественного китаеведе-
17
ния их имена не встречаются» .
В 1762 г. по инициативе А. Леонтьева, бывшего ученика 3-й
(1736—1743) и 4-й (1744—1755) миссий, назначенного к тому времени секретарем Коллегии иностранных дел, в Петербурге вновь была открыта школа китайского и маньчжурского языков. Относительно ее четырех учеников известно следующее. Михаил Антипов (1745—
?), в 1763 г. присланный из Новгородской духовной консистории, из-за отсутствия успехов в обучении в 1765 г. был отправлен на китайскую границу для изучения монгольского языка и продолжения занятий по китайскому языку с переводчиком Е. Сахновским18. В 1769 г. по просьбе селенгинского коменданта генерал-майора В.В. Якоби указом Коллегии иностранных дел М. Антипов был назначен переводчиком и оставлен на границе19. А. Иванов в 1765 г. был переведен на службу в Публичную экспедицию20. Яков Коркин (1745—1779, Пекин) был включен в состав 6-й Пекинской духовной миссии (1771—1781), а судьба Я. Полянского неизвестна21.
Единственный вернувшийся на родину из учеников 7-й миссии (1781 — 1795) и назначенный переводчиком Коллегии иностранных дел Антон Владыкин22 за 14-летний период пребывания в Пекине накопил очень ценный опыт изучения китайского и маньчжурского языков. Им он поделился в записке, поданной 3 апреля 1796 г. в Коллегию иностранных дел, где отметил одно очень важное обстоятельство: неподготовленность отправлявшихся в Пекин учеников к изучению китайского и маньчжурского языков отнимала у них
2—3 года только на упражнения «в затверживании вокабул и литер»23. 12 января 1798 г. А. Владыкин подал в Коллегию иностранных дел прошение о выделении ему 3—4 молодых людей из числа ее студентов или писцов, имевших желание обучаться китайскому и маньчжурскому языкам. Польза такого обучения, по мнению А. Владыкина, состояла в том, что «Коллегия, не заимствуя студентов из духовных училищ, иметь будет собственных своих к тому учению заготовленных. Ученики сии снищут тем более в Пекине совершенства в оных языках и избавятся от тех неудобностей и трудностей, каким подвержены бывают посылаемые в Пекин из семинарий и никакого понятия о тех языках не имеющие»24.
Преподавательская деятельность А. Владыкина способствовала
бы и поддержанию накопленных им во время обучения в Пекине знаний и навыков, поскольку из-за отсутствия регулярной работы в качестве переводчика он боялся их растерять. «Дела на оных языках, — писал Владыкин, — случаются довольно редко, разговоров же на сих языках мне иметь здесь не с кем, то и знание мое в оных не чувствительно теряться может, а чрез то со временем воспоследовать может и самое оскудение способности моей к совершенному исправлению дел по сей должности» (л. 128). Заботясь о создании условий «для надлежащаго обучения и успеха» в случае положительного ответа Коллегии иностранных дел на прошение, А. Владыкин также ходатайствовал перед ней о выделении дома или казенных покоев для проживания его и учеников и денег на приобретение дров, свечей, бумаги, чернил и перьев (л. 129).
Глава Азиатского департамента Коллегии иностранных дел действительный статский советник С.Л. Лашкарев25, который и сам с
1764 г. по 1768 г. изучал турецкий, итальянский, французский и греческий языки в школе при русской миссии в Константинополе26, в ответ на прошение А. Владыкина написал «Записку о учреждении учеников при Коллегии для обучения китайскому и маньчжурскому языкам и других для обучения персидскому и турецкому»27. В ней он представил на рассмотрение Коллегии план по созданию школы переводчиков, который сводился к следующему. Во-первых, отобрать для А. Владыкина трех студентов, желавших обучаться языкам, из состава Коллегии. При отсутствии такого количества учеников
С.Л. Лашкарев счел возможным взять их со стороны, определив в ведомство Коллегии. При этом он рекомендовал «господина де Сеньки, весьма желающаго обучаться сим языкам и по молодости лет своих весьма к тому способнаго» (л. 130 об.).
Во-вторых, С.Л. Лашкарев предложил определить каждому ученику жалованье по 120 руб. в год, «чтоб тем охотнее обучались» (л. 131).
В-третьих, по его мнению, 200—250 руб. следовало выделить на наем квартиры с прислугою, дровами и освещением, где бы мог разместиться учитель со студентами «и иметь их всегда в своем присмотре» (там же). Помимо этих денег, С.Л. Лашкарев предложил выделять от 50 до 100 руб. ежегодно «на покупку бумаги, перьев, книг и прочаго или отпускать все оное натурою от Коллегии» по запросам А. Владыкина (там же).
В-четвертых, по записке С.Л. Лашкарева, предстоящее обучение А. Владыкина должно было сводиться не только к достижению успехов его учениками в российской грамматике и грамматике китайского и маньчжурского языков, а также в переводах и сочинениях на этих языках, но и передаче знаний по арифметике, священной и гражданской истории, географии и прочему. Все эти уроки могли быть полезны и для дальнейшей служебной деятельности учеников. Кроме того, А. Владыкину вменялось наблюдение за учениками и «внушение благонравия и хорошаго поведения» (л. 131 об.).
В-пятых, по плану С.Л. Лашкарева, А. Владыкину следовало предписать дважды в год рапортовать в Коллегию иностранных дел об успехах и поведении его учеников. Это обстоятельство, по мнению директора Азиатского департамента, могло бы служить «как в страх ученикам, чтоб время не теряли, так и к разсмотрению, дабы определяемая на сие полезное учреждение сумма не исходила втуне и была б употребляема на заслуживающих её» (л. 131 об.).
3 мая 1798 г. по императорскому указу Коллегия иностранных дел приняла определение на записку С.Л. Лашкарева. В соответствии с определением, переводчику А. Владыкину поручалось обучение трех учеников китайскому и маньчжурскому языкам с тем, «чтоб он прилагал к тому всевозможное с его стороны старание и о успехах данных ему учеников по прошествии каждых шести месяцов отно-
сился в Азиатский департамент, дабы не понятных в сем учении не иметь, и, назначая их к другим должностям, наполнять другими способнейшими, которым и производить в жалованье по 120 рублей в год каждому» (л. 132—132 об.). Предстоявшие хозяйственные расходы Коллегия иностранных дел распределила таким образом: 250 руб. в год «на наем квартиры, на дрова и услугу для всех» выдавать А. Владыкину для оплаты по третям года и каждую треть года выдавать ему же по 20 руб. «на все, к учению принадлежащее» (в том числе на бумагу, перья, чернила) (л. 132 об.).
Выбор студентов из состава Коллегии иностранных дел и подготовка наставления для А. Владыкина в связи с возложением не него новых обязанностей поручались действительному статскому советнику Лашкареву, который 26 мая 1798 г. подал в Коллегию доноше-ние с именами отобранных им для обучения студентов. В их числе были майорские дети: Александр Иванович де Сеньки (Десеньки)28 и канцелярист Евграф Юрьевич Дранчев, бывший гимназист Сухо-
29
путного шляхетского кадетского корпуса , знавший греческий язык, а также сын регистратора инвалидной команды Коллегии иностранных дел Тимофей Ильич Харитонов (л. 154 об.). Данный перечень студентов был несколько переиначен в «Очерках... » П.Е. Скачкова30 по причине, по всей видимости, уже отмеченных обстоятельств. Кроме этого факта, вызывает возражение и заключение В.Г. Дацышена о том, что «в школу набрали не учащихся духов-
31
ных семинарий, а детей разночинцев» : в архивных документах отсутствуют сведения о происхождении родителей студентов, а более важное значение в данном случае имело то событие, что отбор в школу производился из штата Коллегии иностранных дел. К тому же тщательность поиска учеников «азиатских языков» из «дворянских, офицерских и ротмистерских детей», а в случае отсутствия таковых «из подьяческих и толмачевских молодых людей, а из самых подлых не брать» — предписывалась указом Коллегии иностранных дел от 28 июня 1753 г. А в 1781 г. императорское распоряжение по
этому поводу имело следующее уточнение: «чтоб они выбраны были
32
из надежных и способных людей» .
В соответствии с императорским указом, выплата жалованья студентам и их учителю осуществлялась с 1 июля 1798 г. (л. 155). Вы-
деленные на это средства, вместе с остальными затратами на обучение, составляли 670 руб. ежегодно, а 330 руб. предназначались «на покупку для награждения студентам вещей и книг в поощрение к учению, также на прибавку им жалованья по успехам и на другие росходы» (л. 156). Сложившаяся таким образом ежегодная сумма на все затраты по обучению китайскому и маньчжурскому языкам в размере 1000 руб., по определению Коллегии, должна была находиться в ведении С.Л. Лашкарева. Кроме того, ему предписывалось осуществлять и надзирание за учителем, а также учением и успехами его студентов (л. 156).
Однако очень скоро состав студентов изменился из-за непредвиденных обстоятельств: 27 октября 1798 г. умер Евграф Дранчев33. По представлению С.Л. Лашкарева в Коллегию был принят студентом десятилетний Михаил Сипаков, сын скончавшегося сторожа Коллегии иностранных дел34. В поданном прошении Сипаков написал о себе, «что он российской грамате читать и писать уже умеет и арифметике обучен» (л. 170), а рекомендовавший его С.Л. Лашкарев пришел к заключению, что М. Сипаков «весьма способен кажется к продолжению далее своего учения» (л. 167). Свидетельством того, как осуществлялось обучение в школе и каковы были его результаты, стали рапорты А. Владыкина директору Азиатского департамента С.Л. Лашкареву. В них заметен процесс постепенного накопления знаний студентами в различных сферах учебной деятельности.
Первый рапорт, написанный 7 марта 1799 г., через полгода после начала занятий 18 августа 1798 г.35 содержит известия о первых успехах учеников. Они состояли в следующем. Было выучено более 400 маньчжурских слов и более 300 китайских. По-маньчжурски научились читать и писать. В постижении китайского языка приходилось преодолевать больше трудностей. «Поелику китайский язык не имеет азбуки, — сообщал А. Владыкин, — то упражняются они в разбирании и письме букв онаго языка и в переводе легчайших и известных им слов на российской» (л. 172—172 об.). Помимо иностранных языков, студенты обучались и русской грамматике, а также упражнялись в чтении церковных и гражданских книг, им преподавался краткий катехизис. Отметив, что по всем предметам ученики «обучаются похвально и успешно», А. Владыкин тем не ме-
нее обратил особое внимание на Т. Харитонова, который «отличныя и превосходныя оказывает успехи и дарования» (л. 172 об.). «Новоопределенный» студент М. Сипаков, по словам Владыкина, приступил к занятиям 9 января 1799 г.: «начал учиться манджурской азбуке и писать по-манджурски и учить наизусть китайския и манджурския слова с российскими значениями» (л. 172 об.). Кроме этого, он упражнялся «в чтении и письме российском», в чем не имел еще достаточной подготовки.
Довольный результатами учебного процесса С.Л. Лашкарев, желая вознаградить учеников за хорошую работу «покупкою вещей», 29 марта 1799 г. запросил у казначея, статского советника П.К. Берх-мана, из суммы, разрешенной Коллегией иностранных дел на поощрение студентов, 190 рублей (л. 174).
Уже через полтора года переводчик А. Владыкин достиг заметных результатов в обучении своих учеников. Известия об этих достижениях сохранились в рапорте от 6 февраля 1800 г. В течение всего времени студенты обучались, «во-1, познанию и выговору китайских букв, коих до 2000 с переводами российскими и манджурскими познали, сверх сего краткому переводу с онаго языка на российской и манджурской языки. Во-2, научились читать и писать по-манд-журски исправно и выучили также до 2000 слов манджурских с переводами. И, кроме сего, переводить могут краткие периоды с онаго языка на российской» (л. 175—175 об.)36.
Еще через два месяца в отчете от 4 апреля 1800 г. А. Владыкин вновь сообщил об успехах своих учеников в чтении, письме и кратких переводах маньчжурских текстов и заучивании более 1000 слов. «Китайских букв могут писать до 1000, — информировал он, — и познали выговор и значение оных и могут с сего языка переводить краткие периоды на российской и манджурской» (л. 182). Отметив хорошую работу всех студентов, на сей раз учитель обратил особое внимание на способности самого старшего по возрасту студента А. де Сеньки (л. 182 об.). Непристанная забота об учениках со стороны С.Л. Лашкарева, который сам испытал нужду во время обучения ч 37
за границей , проявилась в очередном письме статскому советнику П.К. Берхману о выделении 305 руб. для студентов (л. 176), а со стороны Коллегии иностранных дел — в определении от 30 апреля
1800 г. об увеличении жалованья студентам за хорошие успехи в учебе (л. 180—181 об).
По рапорту от 11 сентября 1800 г., занятия по языкам сводились к переводам с китайского и маньчжурского языков на русский, с маньчжурского на китайский, с русского на китайский и маньчжурский языки. Переводы, китайские иероглифы и маньчжурские слова ежедневно заучивали наизусть «для лучшаго изощрения памяти» (л. 183) и учились писать китайские иероглифы. Одновременно с освоением языков постигали русскую грамматику, «которую почти с успехом познали», продолжали читать церковные и гражданские книги, старинные и новейшие рукописи, по-прежнему осваивали арифметику, краткую российскую историю и сокращенный православный катехизис. «По причине их молодых лет и незнания иностранных языков, — писал их наставник А. Владыкин, — изъясняю и толкую славянския и в российской язык принятыя чужестранныя слова и из натуральной истории о животных и произведениях натуры» (л. 183 об.).
Тексты, подбиравшиеся для переводов, имели назидательный и поучительный характер. Например, они содержали такие изречения: «Самое лутчее время для вас учиться, вы, не упуская сих лет, должны стараться, ибо естьли теперь не стараться, то останетесь безполезными» (л. 184); «Делай ближнему пользу и сам получишь пользу... Поселяйся близ добраго соседа, а дружись с честным человеком» (л. 184 об.); «Что ты вчерашний день переводил, то я сегодня подправил. Подправленное хорошенько перепиши, переписавши, переведи сии несколько строк. Прежде, нежели начнешь переводить, хорошенько разсмотри, что написано. Чем лучше переведешь, тем более похвалю тебя. Старайся быть прилежным учеником» (л. 186 об.).
Последнее назидание является в некоторой степени и отражением методических принципов того обучения. В рапортах А. Владыкина отсутствуют какие-либо сведения о том, что являлось учебным материалом для его студентов, пользовались ли они какими-либо учебными пособиями. Но поскольку в 1804 г. появились его «Манд-журская азбука, в пользу российского юношества сочиненная...», «Манджурская грамматика. Для российского юношества сочинен-
ная...», а также «Руководство для учащихся манджурскому язы-
38
ку...» , можно предположить, что их созданию и появлению способствовал и педагогический опыт А. Владыкина, приобретенный за время работы в школе. А в архивных материалах, относящихся к февралю 1763 г. и связанных с преподавательской деятельностью А. Леонтьева, сохранилось его доношение в Коллегию иностранных дел с просьбой о передаче из конторы Святейшего Синода не употреблявшихся китайских азбук и вокабул для обучения и реестр переданных китайских книг39. Данный факт не исключает возможное использование и в школе А. Владыкина такого учебного материала.
Следует отметить, что во всех рапортах А. Владыкин выражал удовлетворение работой своих учеников, которые, «успевая с похвалою, ведут себя честно, добропорядочно и как долженствует благородно обучающимся» (л. 183 об.). Однако из всех учеников школы, которая была закрыта в 1801 г., только Михаил Дмитриевич Сипаков в составе 9-й духовной миссии (1807—1821) оказался в Пекине и продолжил изучение китайского и маньчжурского языков, а по возвращении на родину был назначен переводчиком Азиатского департамента Министерства иностранных дел40.
Таким образом, история возникновения в России XVIII в. школ по изучению китайского и маньчжурского языков неразрывно связана с историей развития русско-китайских отношений и деятельностью Российской духовной миссии в Китае. Сложный процесс становления русского китаеведения отразился и в работе первых школ по изучению китайского и маньчжурского языков. Они не имели отлаженной методики преподавания, поскольку первыми учителями в основном были бывшие ученики Пекинской духовной миссии, использовавшие в работе навыки, приобретенные за время своего обучения в Пекине.
Кроме того, отсутствие регулярных дипломатических контактов и дипломатической переписки с Цинской империей, а также недостаточный интерес к ее истории были причиной нечастой востребованности не только переводчиков Коллегии иностранных дел, но и учеников, подготовленных в школах.
Вместе с тем бывшие ученики Российской духовной миссии в Китае в XVIII в., получив хорошее знание китайского и маньчжур-
ского языков, стали известными русскими китаеведами, переводчиками и преподавателями, на собственном опыте осознавшими необходимость как предварительной подготовки учеников в России, так и их дальнейшего совершенствования в изучении языков непосредственно в столице Китая при Российской духовной миссии.
Примечания
1 Мясников В.С. Становление и развитие отечественного китаеведения // Кастальский ключ китаеведа. М., 2014. Т. 4. С. 84.
2 Русско-китайские договорно-правовые акты. 1689—1916. М., 2004. С. 44.
3 Бантыш-Каменский Н. Дипломатическое собрание дел между Российским и Китайским государствами с 1619 по 1792-й год, составленное по документам, хранящимся в Московском архиве Государственной коллегии иностранных дел, в 1792—1803 году. Казань, 1882. С. 81; Бэй-гуань. Краткая история Российской духовной миссии в Китае. М.; СПб., 2006. С. 24
4 Об этом подробнее см.: Самойлов Н.А. Россия и Китай в XVII — начале XX века: тенденции, формы и стадии социокультурного взаимодействия. СПб., 2014. С. 140—166.
5 Петров Н.А. К истории изучения китайского языка в России (Рукописные словари, хранящиеся в архиве востоковедов ЛО ИНААН СССР) //Дальний Восток. М., 1961. С. 65—90.
6 Куликова А.М.Проекты востоковедного образования в России (XVIII — 1-я половина XIX в.) // Народы Азии и Африки. 1970. № 4. С. 133—139.
7 Усов В.Н. Об изучении в России китайского языка // Тайваньская панорама. 1996. № 4. URL: http://taipanorama.nat.gov.tw//ct.asp?xltem=52068
8 Мясников В.С. Становление и развитие отечественного китаеведения // Проблемы Дальнего Востока. 1974. № 2. С. 41—62; Скачков П.Е. Очерки истории русского китаеведения. М., 1977; История отечественного востоковедения до середины XIX в. М., 1990.
9 Скачков П.Е. Указ. соч. С. 5.
10 Дацышен В.Г. История изучения китайского языка в Российской империи. Красноярск, 2000; Его же: Изучение китайского языка в России (XVIII в. — начало XX в.). Новосибирск, 2011. Следует отметить, что пропущенные автором опечатки в датировке событий на страницах 21 и 22 первого издания перешли и во второе (С. 26, 28).
11 Дацышен В.Г. История изучения китайского языка в Российской империи. С. 24.
12АВПРИ. Ф. Сношения России с Китаем. Оп. 62/2. 1742—1798. Д. 5. Л. 127—189.
13 Чжоу Гэ (Чжугэ, Федор Джога, Федор Петров). О нем подробнее см.: Скачков П.Е. Первый преподаватель китайского и маньчжурского языков в ХУШ веке в России // Проблемы востоковедения. 1960. № 3. С. 198—201.
14 Леонтьев Алексей Леонтьевич (1716—1786) — известный русский китаевед, один из основателей российского китаеведения, переводчик и секретарь Коллегии иностранных дел, автор многообразных по тематике переводов китайских и маньчжурских текстов.
15 Канаев (Каняев) Андрей Михайлович — ученик Пекинской духовной миссии с 1743 г. Умер после приезда в Пекин 23 декабря 1754 г. казенного торгового каравана во главе с А.М. Владыкиным. 4 июня 1755 г. с караваном выехали из Пекина два других ученика 4-й Российской духовной миссии: А. Леонтьев и Е. Сахновский. См.: Русско-китайские отношения в ХУШ веке. Документы и материалы. Т. VI: 1752—1765. М., 2011. С. 135; Скачков П.Е. Очерки истории русского китаеведения. С. 65.
16 Россохин Илларион Калинович (1707/1717—1761) — один из первых русских китаеведов, ученик 2-й Российской духовной миссии в Китае (1729—1735), затем — переводчик Академии наук и преподаватель китайского и маньчжурского языков. Перевел большое количество китайских и маньчжурских текстов. Огромная заслуга И.К. Россохина и А.Л. Леонтьева перед отечеством состояла в большой и многогранной работе по переводу 16-томного сочинения под названием «Обстоятельное описание происхождения и состояния манджурского народа и войска, в осьми знаменах состоящего» («Ба ци тунчжи»). И.К. Россохин перевел пять томов «Описания». После его смерти эту работу завершил А.Л. Леонтьев. Помимо перевода, они составили примечания к тексту, вошедшие в отдельный 17-й том. Большая часть примечаний принадлежит И.К. Россохину. Об этом подробнее см.: Скачков П.Е. Указ. Соч. С. 50—51, 67—69.
17 Там же. С. 46.
18 Вернувшийся в Россию в 1755 г. бывший ученик 4-й Российской духовной миссии Е. Сахновский был оставлен переводчиком при Кяхтинской таможне.
19 АВПРИ. Оп. 62/2. 1742—1798. Д. 5. Л. 87—91об.,110—110 об., 121 об.—122.
20 Там же. Л. 87—91 об. Коллегия иностранных дел, в 1718-1720 гг. преобразованная из Посольского приказа, подразделялась на два отделения: политический департамент (или Секретную канцелярию) и Публичную экспедицию. Секретная канцелярия занималась приемом и отзывом иностранных дипломатов, отправкой российских дипломатов за границу, дипломатической перепиской, делопроизводством, составлением протоколов. Публичная экспедиция ведала хозяйственными и почтовыми делами, а также делами народов, живших в пограничных губерниях. В 1796 г. был создан также особый департамент азиат-
скихдел — Азиатский департамент. См.: URL: http://www.idd.mid.ru/letopis_dip_ slyzhby_01.html
21 Скачков П.Е. Указ. соч. С. 71.
22 Владыкин Антон Григорьевич (1757—1812) — калмык по национальности. По возвращении в Россию получил чин коллежского асессора. О нем подробнее см.: Саркисова Г.И. Некоторые аспекты жизни Цинской империи в восприятии членов VII Русской православной миссии в Пекине (1781—1794) // Китай в мировой и региональной политике. История и современность. Вып. ХХ. М., 2015. С. 343—362.
23 АВПРИ. Оп.62/3. 1792. Д. 1. Л. 249 об. Вокабула (лат. Vocabulum — слово) — слово иностранного языка с переводом на родной язык. Литера (лат. Littera — буква) — буква, один из знаков азбуки.
24 АВПРИ. Оп. 62/2. 1742—1798. Д. 5. Л. 128 об.
25 Лашкарев Сергей Лазаревич (1739—1814) — генерал-майор, искусный дипломат, с именем которого связано немало успехов русской дипломатии на пути установления добрососедских отношений России с Османской империей и Персией. 26 февраля 1797 г. С.Л. Лашкарев указом императора Павла I был назначен управляющим Азиатским департаментом Коллегии иностранных дел с правом личного доклада императору. О нем см.: Кессельбреннер Г.Л.Хроника одной дипломатической карьеры (Дипломат-востоковед С.Л. Лашкарев и его время). М., 1987.
26 Там же. С. 35.
27 АВПРИ. Оп. 62/2. 1742—1798. Д. 5. Л. 130—131 об.
28 В архивных документах встречаются два варианта написания этой фамилии.
29 Сухопутный шляхетский кадетский корпус (1731—1831) готовил как военнослужащих, так и гражданских чиновников. В корпус принимались исключительно дворянские дети, уже научившиеся читать и писать. Здесь они обучались математике, истории и географии, артиллерии, фортификации, фехтованию, верховой езде и многому другому, необходимому для воинской службы, а также немецкому, французскому и латинскому (для желающих после обучения заниматься науками) языкам, чистописанию, грамматике, риторике, рисованию, танцам, морали и геральдике.
30 П.Е. Скачковым названы «сын регистратора Коллегии иностранных дел Тимофей Харитонович, канцелярист Евграф Дранчев и сын отставного майора Александр Денеська» (Скачков П.Е. Указ соч. С. 80).
31 Дацышен В.Г. История изучения китайского языка в Российской империи. С. 22. По сведениям Краткого исторического словаря, разночинцы — люди «разного чина и звания», в России конца XVIII—XIX вв. межсословная категория населения, выходцы из разных сословий (духовенства, купечества, мещанства, мелких чиновников и т.п.), юридически неоформленная категория населения, в
основном занимавшаяся умственным трудом. Являлась носителем революционно-демократической идеологии. URL: http://interpretive.ru/dictionary/401/word/ raznochi.
32 Кессельбреннер Г.Л. Указ. соч. С. 33.
33 АВПРИ. Оп. 62/2. 1742—1798. Д. 5. Л. 170.
34 Данные факты неточно датированы в «Очерках истории русского китаеведения». В них смерть Е. Дранчева и зачисление в школу М. Сипакова относятся к августу 1798 г. Об этом см.: СкачковП.Е. Указ. соч. С. 81.
35 П.Е. Скачков открытие школы относит к маю 1798 г. См.: Там же. С. 80.
36 Данные сведения приведены и П.Е. Скачковым в «Очерках истории русского китаеведения». Однако они содержат неточности: рапорт А. Владыкина относится к 1799 г., а не к 1800, называется неправильное количество выученных слов маньчжурских с переводом (200 вместо 2000) и неправильно указаны архивные листы. — Там же. С. 81.
37 Кессельбреннер Г.Л. Указ. соч. С. 38.
38 Скачков П.Е. Указ. соч. С. 81, 398.
39 АВПРИ. Оп. 62/2. 1742—1798. Д. 5. Л. 14—17 об.
40 Адоратский Н. Отец Иакинф Бичурин (исторический этюд) // Православный собеседник. 1886. № 2. С. 79.