CC BY
122
— Филология----
УДК821.512.157 : 801.73 Н. Г. Гаврильева
ИСТОРИЯ РУССКИХ ИНТЕРПРЕТАЦИЙ ПОЭМЫ «СНОВИДЕНИЕ ШАМАНА» А. Е. КУЛАКОВСКОГО С ЯЗЫКА ПОДСТРОЧНОГО ПЕРЕВОДА И ОРИГИНАЛА
Проведено исследование русских переводов поэмы «Сновидение шамана» А. Е. Кулаковского на разных этапах их возникновения. В статье обосновывается хронология освоения поэмы якутскими и русскими переводчиками, определены основные положения создания поэтических и подстрочных переводов - ранее не известных, мало известных и не опубликованных.
Ключевые слова: А. Е. Кулаковский, «Сновидение шамана», канонический текст, оригинал, интерпретация, подстрочный
перевод, поэтический перевод.
История поэмы «Сновидение шамана» весьма привлекательна своей уникальностью, и в этом плане она давно стала предметом научного анализа для исследователей. Между тем при наличии более чем полувекового освоения поэмы, до сих пор до конца не разрешены споры по поводу появления нескольких переводческих интерпретаций на русском языке.
Следует отметить, что сложность анализа переводов заключалась не только в том, что все они выполнены переводчиками разных культур и времен, но, прежде всего тем, что за основу были взяты разные источники, что и не позволяло свести их в единую систему. Этому способствовало, как отметил Н. Н. Тобуроков [1], отсутствие раз и навсегда закрепленного авторского, «канонического текста», установленного для всех последующих изданий. Скорректированные в духе идеологии, с заметными перестановками частей поэмы, издательские варианты не только внесли переосмысления в концептуальное содержание произведения, но и способствовали развитию неверного переводческого замысла, который, естественно, не мог соответствовать с намерениями автора. Поэтому взгляды переводчиков на поэму отражают многообразие и противоречивость времени. Это объясняется, с одной стороны, своеобразием эпохи, а с другой, - природой самой литературоведческой науки, содержащей в себе, как и всякий феномен культуры, свои законы развития и историю.
В рамках данной статьи мы не ставим цель полностью описать истории русских интерпретаций поэмы. Посредством изучения отдельных переводов с языка оригинала и подстрочного перевода обозначены только основные
ГАВРИЛьЕВА Надежда Гариевна, аспирант ИГИиПМНС СО РАН, г. Якутск
Е-таД: [email protected]
оценки произведения в соотнесении с историческим фоном. В этой связи нами рассмотрены издания 1946, 1978, 1999 гг., которые сыграли роль «оригинальных» текстов в становлении русских переводов (А. С. Пестюхин - Оль-хон, Е. С. Сидоров, С. А. Поделков, А. Е. Шапошникова), а также неопубликованные подстрочные переводы И. И. Говорова, И. Д. Винокурова - Чагылгана, В. А. Семенова и Г. М. Васильева.
Для истории переводов поэмы весьма значимыми являются 40-е гг. ХХ столетия. В этот период появляются сразу три перевода «Сновидения шамана» на русский язык, это: 1) подстрочный перевод И. И. Говорова [2], выполненный в 1943 г. с авторского текста 1924 г.; 2) поэтический перевод А. С. Пестюхина - Ольхона [3], сделанный с подстрочного перевода И. И. Говорова, завершенный в 1944 г. 3) подстрочный перевод И. Д. Винокурова - Чагылгана [4] 1946 г., с измененного Г. П. Башариным издательского текста поэмы.
Согласно архивным материалам, возникновению го-воровского, и соответственно, ольхоновского переводов, особую роль сыграли В. Н. Чемезов, нарком просвещения ЯАССР, и историк Г. П. Башарин. В период чрезмерной идеологизированности и политизированности советской критики они сумели отстоять наследие основоположников якутской литературы, в частности, наследие А. Е. Кулаковского, что как нельзя лучше демонстрирует их гражданскую позицию и мужество. Для того чтобы дать широкой публике приобщиться к произведениям поэта, было решено подготовить к изданию произведения А. Е. Кулаковского в переводе на русский язык. В 1943 г. по заказу В. Н. Чемезова был завершен подстрочный перевод поэмы «Сновидение шамана», выполненный И. И. Говоровым. За основу был взят авторский текст 1924 г., идейно-тематическое содержание поэмы не претерпело
никаких изменений и искажений. Перевод И. И. Говорова имеет 1395 стихотворных строк, что почти идентично с текстом оригинала, который состоит из 1387 строк. Сохраняя все особенности поэтического языка А. Е. Кулаковско-го, переводчик осуществил дословный перевод на уровне отдельных слов, местами без учета смысловой и стилистической связи между словами. Примером служат такие строки, как «словно шерсть барана темную мать - ночь», «клюв, скрипящий, словно соль», «вращающиеся зёнки», «на могуче-кличном небе», «послушайте-ка вы, парняги», «как наносник уложены были» и т. д. Вместе с тем, соблюдая основные лексико-грамматические нормы языка перевода, без вольностей и без изменений И. И. Говоров сумел осуществить перевод, выполняющий общее ознакомление читателя с содержанием поэмы.
Поэтический перевод с подстрочника И. И. Говорова был начат иркутским поэтом-переводчиком А.С. Пестю-хиным - Ольхоном в том же году и завершен в 1944 г. Из воспоминаний самого переводчика нам стало ясно, что до 1944 г. не было художественных переводов поэзии А. Е. Кулаковского. В ходе работы над переводом его консультировали профессор В. Д. Кудрявцев, историк Г. П. Башарин, а также народный поэт ЯАССР М. Н. Тимофеев - Терешкин, которого А. С. Ольхон всегда считал своим наставником. Литературовед З. К. Башарина [5] пишет, что тесное сотрудничество М. Н. Терешкина и А. С. Ольхона во время Великой Отечественной войны способствовало тому, что с помощью переводов Ольхона русскоязычная публика знакомилась со значительными произведениями якутского поэта-импровизатора. В свою очередь, М. Н. Терешкин привил А. С. Ольхону любовь к якутской литературе и культуре, открыл переводчику богатый мир поэзии А. Е. Кулаковского.
Перевод был выполнен с измененного авторского текста. В «Примечаниях» Ольхон пишет, что «перевод является обработанным вариантом (с композицией, измененной по указанию т. Башарина) и будет идентичен новому якутскому изданию» [6, с. 3]. Как стало известно потом, «обработке» поэмы способствовала излишняя увлеченность некоторых представителей якутской литературы марксистско-ленинской теорией. Под их давлением Г. П. Башарин вносит в авторский текст поэмы структурные изменения, а именно: перемещает с середины произведения на ее конец те части, в которых говорится о переселении, о его последствиях, о революции, о гражданской войне, о партии большевиков.
Выражением творческой активности Ольхона стал индивидуальный способ построения и подачи произведения. Согласно предисловию к переводу, состоящей из двух частей: «общая часть» и «замечания по художественному переводу», мы можем утверждать, что данный перевод представляет собой синтез, с одной стороны, формальной близости к оригиналу, а, с другой, адаптации перевода с целью сделать его более понятным читателю. Для того чтобы достичь данной цели, переводчиком была переработана
структура произведения: концептуальное содержание разделено на две большие части, каждая из которых содержит по 12 и 15 подглав, также вступление и заключение поэмы были обозначены как «пролог» и «эпилог». Разделение на части обозначает синтез двух концепций, с одной стороны - авторской, по изданию 1924 г. (как было отмечено выше), а с другой - «башаринской». Авторская концепция заключается в обозначенных до 1910 г. основных концептуальных идеях произведения (согласно списку С. А. Нов-городова): противостояние человека и природы, проблема демографии, описание мировых держав, классовое противостояние. В «измененной» получают свое развитие идеи, возникшие у Кулаковского после 1910 г.
Существенную роль в том, что в 40-е гг. не был опубликован перевод А. С. Ольхона, сыграли идеологические установки тех лет. Возможно, поэтому переводческая деятельность иркутского поэта в полном объеме и осталась неизвестной до настоящего времени. Об этом свидетельствует попытка редакторов издания 1946 г. выстроить в одну концепцию философские и политические взгляды
А. Е. Кулаковского, чтобы как-то нивелировать деятельность поэта в годы определенных исторических событий, вынужденно выпуская в печать вариант с измененной структурой произведения.
Но это был не единственный случай. На основе данного издательского варианта в 1946 г. появляется еще один подстрочный перевод «Сновидения шамана», выполненный поэтом-переводчиком И. Д. Винокуровым - Чагылганом.
Используя «говоровский» перевод, поэт-переводчик внес многочисленные правки и примечания, тем самым создав дополнительную эстетическую и смысловую загруженность «говоровской» интерпретации.
Итак, сравнивая переводы И. И. Говорова и И. Д. Ча-гылгана, мы нередко встречаем одинаковые фрагменты:
На знаменитом острове
Атлантического океана Во всем мире,
Исключительно прославленный,
С хитроумными мыслями,
С кораблями без счета Англичанин - народ,
Притесняя, угнетая живет, оказывается.
[И.Д. Чагылган, архив ЯНЦ СО РАН, ф.4, оп.11]
На знаменитом острове
Атлантического океана Во всем мире,
Исключительно прославленный,
С хитроумными мыслями,
С кораблями без счета Англичанин - народ,
Защищая, подавляя, живет, оказывается [И. И. Говоров, НА РС (Я) ф.5. Оп. 4. Д.270]
Иногда в тексте Винокурова мы находим комбинированный перевод: Например, в описании высших небес владыки Юрюнг Аар Тойона мы читаем:
По высокому небу ступающий,
Молочно-белый сам,
Светло божественный господин,
Создавая весь белый свет, -
Над ясным небом жительствующий...
[И.И. Говоров, НА РС(Я), ф.5, оп.4. д.270].
По высокому своду неба ступающий,
Сам молочно-белый,
Светлый Аар-Тойон,
Создавая белый свет, -На ясном небе живущий...
[И.Д. Чагылган, архив ЯНЦ СО РАН, ф.4, оп.11]
Неоднократно встречающиеся заимствования, а также многочисленные исправления и примечания привели к тому, что чагылгановский текст оказался своего рода прообразом говоровского перевода в стилевом и лексикосемантическом плане. Конечно, отдельные моменты поэмы заменялись новым переводом, чтобы приблизить текст к собственной интерпретации. Если в варианте Говорова были необходимые строки, то И. Д. Чагылган просто вставлял готовый перевод, чем облегчал и сокращал для себя труд перевода. В тех же случаях, когда он переводил сам, он буквально следовал оригиналу либо заменял говоровский текст похожими вариантами.
В 1952 г. вышло Постановление бюро Якутского обкома ВКП (б), [7] согласно которому якутские писатели-классики (А. Е. Кулаковский, А. И. Софронов, Н. Д. Не-устроев) были названы буржуазными националистами, реакционистами. Поляризация оценочного осмысления этих писателей стимулировалась разным отношением к литературе. Спор шел не столько между литературоведами и историками, причастными к их наследию, сколько между творческой интеллигенцией и партийными деятелями.
В этом отношении весьма интересно возникновение подстрочного перевода В. Н. Семенова [8], выполненного с авторского текста 1924 г. по заказу ИЯЛИ ЯФ АН СССР с целью приложения его к материалам обсуждения книги Г. П. Башарина «Три якутских реалиста-просветителя» [9]. В их примечаниях было сказано, что приобретение данного подстрочника имеет определенное значение в изучении истории якутской литературы.
Согласно отзывам Н. П. Канаева и Г. М. Васильева [9], содержание произведения передано далее верно, нежели в других переводах. Однако не указано, каким образом текст подстрочника содержит идейно-тематическое разделение поэмы на следующие периоды: «после войны» (с 892 до 906 строки), «пролетарская (октябрьская) революция (с 907 до 930 строки), «гражданская война» (с 930 до 968 строки), «разруха» (с 969 до 1013 строки),
«обращение к большевистской партии» (с 1014 до 1048 строки), «переселение» (с 1049 до 1060 строки). Но поскольку в данном разделе мы не ставим цель анализировать историю всех имеющихся переводов поэмы (а только поэтические), ограничимся ее кратким обзором. Между тем следует отметить, что данный подстрочный перевод представляет собой более художественное с эстетической стороны воссоздание авторского текста на русский язык [10].
Следующий период в истории переводов поэмы является, пожалуй, самым знаменательным и сложным. В 1970-х гг. появляются: 1) поэтический перевод Е. С. Сидорова [11], выполненный из текста поэмы 1946 г.; 2) подстрочный перевод В. Н. Семенова, Г. М. Васильева [13], работавших по тексту 1924 года; 3) перевод С. А. Поделкова [14], для которого вместо подстрочного перевода послужил готовый перевод Е. С. Сидорова.
Имя Е. С. Сидорова редко упоминается в истории якутской литературы, его мало называют среди исследователей творчества А. Е. Кулаковского. В числе переводчиков хотя и называют, но не уделяют должного внимания. В библиографических заметках отмечается, что ему принадлежат переводы песни-олонхо «Красного шамана» П. А. Ойунского, эпоса «Непобедимый Мюлджю Беге» (в 2-х частях), «Книги мистерий» И. М. Гоголева, за который Е. С. Сидоров получил высокую оценку Российской Академии поэзии. Но это лишь часть переводов, сделанных им к началу XXI века. Большая часть его переводов приходится на период после 1950-х гг., который обычно не охвачен исследователями. Возможно, поэтому обширная переводческая деятельность Е. С. Сидорова и осталась неизвестной в полном объеме до настоящего времени. В начале своей переводческой деятельности Е. С. Сидоров переводил разных авторов. Однако его первый перевод появился только в 1965 г. в журнале «Полярная звезда», это была драма «Лоокут и Нюргусун» Т. Е. Сметанина [14]. С тех пор он сделал десятки поэтических и подстрочных переводов поэм и стихов многих якутских поэтов. Его переводные тексты отличаются исчерпывающей передачей коммуникативно-функциональной стороны оригинала и в то же время обладают самобытностью, сохраняя концептуальность содержания. Этим и определяется ориентация Сидорова на переводческую школу К. И. Чуковского, сторонника принципа адекватного перевода.
Переводы произведений на фольклорные сюжеты появились у Е. С. Сидорова тогда, когда он взялся за перевод эпической поэмы «Сновидение шамана» в 1973 г. [15]. По словам самого переводчика, воссоздать якутский эпический стих на русский намного легче, чем лирику. Язык А. Е. Кулаковского никогда не был для него трудным.
Между тем сложное отношение Е. С. Сидорова к творческой и политической биографии А. Е. Кулаковско-го все еще остается неосвещенным вопросом в истории
якутской литературы. Все исследователи не без основания связывают это отношение переводчика с его глубокой приверженностью к «большевистской идее» Г. П. Башарина, которая в свое время была одной из значительных опор якутской интеллигенции. Однако тогда еще не уделялось должного внимания тому, что понимание этой идеи у Е. С. Сидорова было не неизменным, а, напротив, развивалось в борьбе противоречий, что в свою очередь, не могло не отразиться на эволюцию его взглядов на наследие поэта в целом, и на поэму, в частности. При этом отдельные вопросы остались нерешенными и не изученными до сих пор, хотя иные из них имеют весьма важное значение для понимания личности Е. С. Сидорова как человека и как переводчика-исследователя.
Дело здесь в нескольких причинах. Во-первых, на данном отрезке времени литературная борьба вокруг наследия А. Е. Кулаковского, начатая в конце 70-гг., переводится в область политической борьбы. Склонность к одностороннему акцентированию идеологических сторон биографии А. Е. Кулаковского, показательная для политических воззрений той поры, объяснялась иногда недооценкой важных вопросов его литературного творчества. Во-вторых, последствия политических противостояний перенеслись с литературы в историческую науку, а именно, в противостоянии двух якутских исторических школ - «софроновской» и «башаринской».
Из воспоминаний Е. С. Сидорова становится ясно, что он делал свой перевод в психологически дискомфортной атмосфере того времени, когда были изъяты у народа все книги А. Е. Кулаковского, когда ему вынужденно пришлось выполнить свой перевод не с канонического текста поэмы, а со второго варианта издания «Сновидения шамана», выпущенного в 1946 г. Но стремление к более точной передаче оригинала и отдельных его элементов, а также прекрасное владение двумя языками (якутским и русским) способствовали воссозданию единства формы и содержания поэмы, наряду с эквивалентной передачей богатого эпического языка и стиля А. Е. Кулаковского. В этом случае мы сталкиваемся с интересным случаем: с переводом, который берет на себя (в глазах воспринимающей аудитории) не столько переводческую, сколько познавательную функцию. Е. С. Сидоров первым из переводчиков (и единственным на сегодняшний день) выступил в своей работе и как переводчик, и как исследователь.
Это отражается: во-первых, в анализе политической биографии А. Е. Кулаковского, раскрывающем деятельность поэта в период октябрьской революции и гражданской войны. Е. С. Сидоров является одним из первых исследователей, кто открыто выразил свое мнение на политическую свободу наследия поэта; во-вторых, в переводческой интерпретации концептуального содержания поэмы, состоящей из трех периодов: а) критика империализма и войны, б) о рабочем движении в России, в) проблемы народонаселения. На основе такого идейно-
содержательного деления Е. С. Сидоров приходит к выводу, что самая спорная часть поэмы, рассуждения о гражданской войне и партии большевиков была написана А. Е. Кулаковским до 1922 г. (до образования ЯАССР), о чем свидетельствуют сомнения «шамана» в поэме, который не может четко указать на последствия этих событий. Будучи тюркологом, переводчик глубоко разбирался в истории России, исходя из которой он объяснял причины столыпинской реформы, переселения, колониальных захватов, политики царизма и т.д., наглядно давая сравнительный материал на основе многочисленных анализов и примеров; в-третьих, в критическом анализе всего наследия поэта, условно названной «Дореволюционная Якутия в творчестве А. Е. Кулаковского. Исторические судьбы Якутии» [15]. Здесь переводчик детально рассматривает особенности поэтической речи автора, основанных на традициях фольклорного верлибра и системе изобразительно-выразительных средств, называя его «реформатором лирической медитации эпико-философской поэмы»; в-четвертых, в историко-филологических и мифологических разъясняющих комментариях к переводу, высоко оцененных в 1982 г. чл.-корр. АН СССР В. В. Новиковым и одним из ведущих китаеведов страны, чл.-корр. АН СССР Б. Л. Рифтиным в Институте мировой литературы им. М. Горького АН СССР
По словам Е. С. Сидорова, он придерживался, в основном, башаринских взглядов за исключением его концепции «прогрессивного национализма». Вариант 1946 г., по его мнению, имеет амбивалентный характер, обусловленный, спором по поводу деятельности А. Е. Кулаковского в период Октябрьской революции и гражданской войны. Поэтому Г. П. Башарин сформулирует основное произведение поэта как политизированное, целенаправленно смешивая композиционную структуру, чтобы в итоге появился «новый» вариант поэмы в духе коммунизма. Если, с одной стороны, переводчик и выражает свое несогласие с Г. П. Башариным, указывая на недостатки подобного подхода, с другой, он подтверждает, что в те годы это было единственным способом спасения наследия А. Е. Кулаковского в целом.
Эти обстоятельства мы постоянно должны иметь в виду и при оценке отношения Е. С. Сидорова к наследию А. Е. Кулаковского. В ходе разногласий переводчика с идеологическими установками тех лет, его работа, как и предыдущий перевод А. С. Ольхона, не была опубликована. И лишь в 1994 г. она вышла отдельной книгой с приложением вышеперечисленной самостоятельной исследовательской работы переводчика [16].
Вместе с тем якутское литературоведение до сих пор остается в долгу перед ученым-переводчиком Е. С. Сидоровым, так как все еще остается не изученной и не оцененной его творческая деятельность, выразившаяся, прежде всего, в сохранении стиля и манеры переводимых авторов, а также в выразительности и художественной силе создаваемых им интерпретаций.
Между тем, в 1975 г. создается еще один подстрочный перевод «Сновидения шамана» на русский язык, выполненный на основе текста перевода В. Н. Семенова (1952), редактированный Г. М. Васильевым [12]. Перевод имеет 1327 строк, местами содержит исправления (до 240 строк). В целом, с точки зрения идейного содержания текст, в основном, отражает «семеновский» вариант, но с улучшением в плане изобразительности и стиховой организации, хотя иногда встречаются следующие отклонения, например упрощения («вертлявую голову уранхай»), («торжествуя кликушествует»), искажения в плане выражения («снился мне этот сон неладный») или вольности («сидя на почетном месте перед домашним очагом»), («молодые мои друзья») (про китайцев), («имеют и захваченные острова») (про англичан), которых нет в оригинале.
История перевода С. А. Поделкова [17] является символическим началом в истории поэмы. Прежде чем говорить об освоении С. А. Поделковым поэзии
A. Е. Кулаковского, следует остановиться и вспомнить литературный процесс начала 1970-х гг., когда свободный стих начинает укрепляться в отечественной литературе как метод для раскрытия художественного мира автора. Верлибр проникает даже в поэзию таких русских поэтов как Е. М. Винокуров, В. А. Солоухин, т. е. постепенно осваиваются стихи, связанные с более сложными поэтическими техниками. Это было время, когда русский читатель только начал осваивать свободный стих, уходящий корнями в разные пласты разных культур. Русская литература испытала не только разнообразные зарубежные культурные влияния, но и произведения национальных писателей, в том числе и малочисленных народов, которые одно за другим переводились на русский язык.
В это же время поэзия А. Е. Кулаковского начинает сравниваться с творчеством классиков русской литературы. Русские писатели по достоинству оценивают богатый эпический мир основоположника якутской литературы: «Я не хочу жить без Пушкина, без Толстого, но так же я не хочу жить и без А. Е. Кулаковского», - пишет
B. А. Солоухин в 1995 г. [18] Таким образом, обращение к А. Е. Кулаковскому было вызвано, в первую очередь, не столько персональным интересом к якутскому поэту, а сколько актуальностью стиховедческих проблем, стоящих за отечественными литературоведами. Об этом свидетельствует и переводческая деятельность С. А. Поделкова (автора третьего перевода поэмы «Сновидение шамана»), выбиравшего, прежде всего фольклорноэпические произведения - такие, как мордовское эпическое повествование «Сияжар», киргизский эпос «Эр Табылды», марийские народные песни и др.
С другой стороны, если мы отметили, что до хрущевской «оттепели» определенную трудность представляло определение места А. Е. Кулаковского среди пролетарской идеологии, то начавшиеся перемены после преодоления культа личности еще более остро подчеркнули
политическую позицию поэта. Из воспоминаний Сем.П. Данилова, становится ясно, что в 1970-е гг. борьба за
А. Е. Кулаковского приобрела «всесоюзный» характер [19].
В реабилитации имени основоположника якутской литературы приняли непосредственное участие известные отечественные критики и писатели. Таковы статьи Г. З. Рамазанова [20], В. В. Кочеткова [21], М. Н. Пархоменко [22], Т. Н. Комиссаровой [23] и мн. др. По их общему мнению, поэт является реалистом и демократом-просветителем, чье поэтическое творчество вышло не только из родного фольклора, но и развивалось под влиянием русских ссыльных революционеров и писателей-декабристов.
Идеология социализма помогает и в то же время мешает объективному изучению наследия А. Е. Кулаковского в якутской критике. Стремление показать, что он «работал на советскую власть» [24], подтолкнуло редакторов издания 1978 г., поделить все творчество поэта на два периода, в которой части, созданные до октябрьской революции, стали проявлением критического реализма, а после - соцреализма. Произведением, рожденным на стыке данных литературных направлений, оказалась поэма «Сновидение шамана». Как показал анализ выправленного текста, после мировых войн наступает голод, хаос, разруха, затем происходит угроза переселения крестьян из Центральной России, из-за чего возникает угроза вымирания якутского народа. Затем шаман повествует о путях выживания, и этим завершается произведение. Но после комментариев начинается новый период, основанный на примечании самого автора. Части, добавленные автором после октябрьской революции, были размещены в самом конце отдельно от произведения с пометкой «эпилог». В результате чего идейное содержание данного варианта вступило в противоречие с авторской позицией: перемещенные с середины в конец части полностью нарушили архитектонику произведения и ее логическое развитие. Теперь А. Е. Кулаковский стал «активнейшим строителем советской власти». С этим согласилась редакторская комиссия, но такое решение вызвало протест
Н. Н. Тобурокова, одного из членов комиссии, который утверждал, что это уже неслучайные ошибки, а сознательное изменение текста, и по своему существу они являются «искажениями», так как нацелены не на форму выражения, а на содержание. Действительно, правки редакторов есть не что иное, как постороннее вмешательство в авторский текст. Объяснение причин вмешательства ограничивалось комментарием, якобы написанным самим автором, и перестановками частей, взятым произвольно, вне системы всей творческой работы писателя.
«В результате чего получилось чрезвычайно неожиданное политическое искажение, поскольку указанное лирическое отступление оказалось помещенным непо-
средственно за проникновенной тирадой о неустойчивости политической власти. В этом, уже в другом контексте, слова А. Е. Кулаковского звучат, чуть ли как неверие в устойчивость самой власти большевиков» [25, с. 128]. Выражает свое несогласие и русский поэт-переводчик
В. А.Солоухин, неоднократно переводивший произведения Кулаковского: «Вряд ли можно согласиться с решением редакционной комиссии отнести эту часть поэмы в самый конец только на том основании, что она написана после революции» [26, с. 156]. Этим вторжением завершается третий издательский вариант поэмы. Познакомившись с текстом редакторской комиссии, мы приходим к выводу, что авторы, видимо, не вникали в проблематику данного произведения, а были захвачены политической стороной.
С этих позиций перевод С. А. Поделкова эпической поэмы «Сновидение шамана», как и поэтического творчества в целом (известно, что он является автором переводов многих стихов поэта на русский язык), подразумевает высокую ответственность перед якутским народом. Обращение к данному произведению было очень актуально, так как в 1977 г. якутская общественность отметила 100-летие А. Е. Кулаковского. И в относительно продолжительный период после начала «политики открытости» (1960-е гг.) данный перевод и исследование поэмы стояли на первом месте.
Однако важнее всего то, что, благодаря «сидоров-скому» тексту, у русского поэта-переводчика сложилось яркое и цельное представление о мировоззрении, о складе ума, о взглядах на жизнь не только поэта
А. Е. Кулаковского, но и всего якутского народа, о чем свидетельствует письмо, сохраненное у Е. С. Сидорова. «Поделков поблагодарил меня письмом, в котором сообщал, что от моего перевода создалось впечатление, что разница между русским и якутским языком гораздо меньше, чем он думал» [27]. Действительно, благодаря высокому профессионализму Сидорова и поэтическому таланту С. А. Поделкова, глубоко философская поэма «Сновидение шамана» стала не только одной из популярных и любимых произведений якутского читателя, о чем свидетельствует огромное количество переизданий (1977, 1986, 1990, 2007) данного перевода, но и достоянием всесоюзного читателя.
Интересную историю создания имеет поэтический перевод А. Е. Шапошниковой [28], который является единственной интерпретацией, созданной с канонического текста автора. Он был издан в 1999 г. на трех языках (якутском, русском, английском) в рамках республиканской целевой программы «Через книгу к духовности в XXI век». Этот перевод был выполнен без цензурных обработок, без предвзятых политических вглядов и мнений имеет необходимую полноту и объективность. Цель переводческой интерпретации А. Е. Шапошниковой состоит в том, чтобы дать современникам текст якутской эпической поэзии на понятном им языке, на котором они
каждодневно общаются между собой. Переводчица продолжает традицию многих мастеров художественных текстов: простой и ясный стиль, и в то же время динамичный и выразительный.
Таким образом, в результате идеологических воздействий, оказанных в разные периоды на литераторов и переводчиков, возникли несколько издательских вариантов поэмы, с «искаженной», отличной от авторского текста структурой. В результате внутренний смысл поэмы, характерные черты индивидуально-авторской картины мира, по существу, остались недоступными переводчикам, не владеющим языком оригинала. Именно поэтому спор о достоинствах переводов поэмы «Сновидение шамана», выполненных якутскими и русскими переводчиками, не разрешить сопоставлением их художественного богатства или установлением большей или меньшей степени эквивалентности оригиналу: речь идет о совершенно разных «авторских» позициях и концепциях оригинала.
Л и т е р а т у р а
1. Тобуроков Н.Н. Изучение жизни и творчества А.Е. Кулаковского в высшей школе. Якутск: Кудук, 2001. 109 с.
2. НА РС (Я). Ф.5. Оп. 4. Д. 270. Л. 113.
3. Архив ЯНЦ СО РАН. Ф. 4. Оп.26. Ед.хр. 22. Л. 3.
4. Архив ЯНЦ СО РАН. Ф. 4. Оп.11. Ед.хр. 70. Л. 38.
5. Башарина З.К. Содружество // Полярная звезда. №2, 1985 (март-апрель). 123-125 с.
6. Архив ЯНЦ СО РАН. Ф. 4. Оп.26. Ед.хр. 22. Л. 4.
7. ФНА РС (Я). ФЗ. Оп. 128. Д. 22. Л. 2-22.
8. Архив ЯНЦ СО РАН. Ф. 4. Оп.26. Д 36, 47.
9. Архив ЯНЦ СО РАН. Ф. 4. Оп.26. Д. 36, 44.
10. Архив ЯНЦ СО РАН. Ф. 4. Оп.26. Д 36, 47.
11. А.Е. Кулаковский. Сон шамана / пер.коммент.и исслед. Е.С. Сидорова. Якутск: Бичик, 1994. 59 с.
12. Архив ЯНЦ СО РАН. Ф. 4, Оп.26. Ед.хр. 23. Д. 33. Л.38.
13. Песня Якута: Стихи и поэмы / Пер. В.Солоухин,
С.Поделков; Вступ. ст. М.Пархоменко; Г.Сыромятникова; Сост. Сем.Данилов. М.: Сов. Россия, 1977. 303 с.
14. Сметанин Т.Е. Лоокут и Нюргусун. Пер.с якут. Е.С. Сидорова // Полярная звезда, №3, 1965. 85 с.
15. Кулаковский А.Е. Ырыа-хоЬэон / Аан тылы суруйдулар
В.Н. Чемезов, Н.М. Заболоцкий; Худож. П. Попов. Якутскай: Госиздат ЯАССР, 1946. 320 с.
16. Архив ЯНЦ СО РАН. Ф. 4, Оп.26. Д. 36, 47.
17. Кулаковский А.Е. Ырыа-хоЬэон: ХоЬэоннор. Поэмалар / Хомуйан онордулар Н.П. Канаев, Г.С. Сыромятников; Аан тылы суруйдулар М.А. Пархоменко, Г.С. Сыромятников. Якут-скай: Кинигэ изд-вота, 1978. 296 с.
18. Солоухин В.А. Собрание сочинений. В 10 т. М.: Голос. 1995. 157 с.
19. Очерки истории советской якутской литературы, М., 1970. 17-22 с.
20. Рамазанов Г. Песня о якутах // Литературная газета. 1978. 11 октября. 4-6 с.
21. Кочетков В. Алексей Кулаковский поэт и просветитель // Новый мир. 1979. N 2. 275-277 с.
22. Пархоменко М., Сыромятников Г. Алексей Елисеевич Кулаковский (1877-1926) // А. Е. Кулаковский. Песня якута. М.,
1977. 5-28 с.
23. Комиссарова Т.Н. Живая традиция // Лит. Россия. 1979. 26 янв. 18-20 с.
24. Петросян А.А. Споры о наследстве // Знамя. 1961. №8. 206-210 с.
25. Васильев Г.М. К вопросу об издании поэмы А. Кула-ковского «Сон шамана» // Очарованный волшебством живого
слова. Якутск: ИГИ АН РС(Я), 2008. 125-129 с.
26. Солоухин В.А. // Вопросы литературы, №7, 1977. 155157 с.
27. Письмо С. Поделкова из личного архива Е.С. Сидорова.
28. Кулаковский А.Е. Сновидение шамана. Вступ. ст. В.Б. Окороковой; Пер. на рус. А.Е. Шапошниковой; Пер. на англ. РЮ. Скрыбыкина. Якутск: Кудук, 1999. 144 с.
Gavrileva N. G.
The History of Russian Interpretation the poem by Alexey Kulakovsky «The Shaman’s dreams»
The article presents some analytical materials dealing with the translation of «The Shaman’s dreams», the well known poem by Alexey Kulakovsky, from Yakut into Russian. The paper is written in the fielec of literary the main literary process.
Key words: canonical text, original, interpretation, poetical translation, word - for word translation.
УДК 821.111(73) Д. Д. Данилов
ЭСКАПИЗМ И ОБРАЗЫ ЭСКАПИСТОВ В «ЦИКЛЕ СНОВ» ГОВАРДА ЛАВКРАФТА
Исследовано явление эскапизма (бегства от реальности) и образы персонажей в литературном Цикле Снов американского писателя Говарда Лавкрафта. Проведены параллели между творчеством писателя и его жизнью. В качестве анализируемых примеров отобраны наиболее известные и яркие произведения цикла.
Ключевые слова: эскапизм, американская литература, литературный цикл, образы, повесть, рассказ, фэнтези, философия, сон, параллели.
Феномен эскапизма с давних пор привлекает внимание многочисленных исследователей и деятелей искусства во всем мире. Термин «эскапизм» означает стремление человека уйти от действительности в мир иллюзий. Особенно часто оно возникает в кризисных ситуациях и может проявляться виде изоляции от мира (уход в глухие деревни, труднодоступные регионы) или в виде потери интереса к известным ему и принятым в обществе ценностям, предпочитая мир своих грез [1].
В настоящее время явление эскапизма приобрело в обществе, в основном, негативную оценку. Сложился такой стереотип: уход в мир фантазий - это непременно побег из реальности, который приводит человека к непониманию и полному отрицанию мира реального [2]. Такой подход не совсем верен, поскольку тяга к эскапизму
ДАНИЛОВ Дмитрий Дмитриевич - аспирант кафедры русской и зарубежной филологии СВФУ
Е-таД: [email protected]
присутствует в любом человеке. Эскаписты прежде всего являются людьми, для которых мечта - это очень значимая часть жизни, выражающаяся не в примитивных формах, а скорее в моделировании второй яркой реальности, которая дополняет повседневную жизнь.
Существенную роль в этом моделировании играет фантастическая литература, где эскапизм является одной из существенных черт. Причем данную проблему каждый автор решает по-своему. Так, согласно К. Эмису, в жанре научной фантастики эскапизм воплощается в попытке уйти в некий ирреальный квазинаучный мир [3].
В жанре фэнтези эскапизм был определен знаменитым английским писателем Дж. Толкиеном как «одна из величайших функций волшебных сказок» [4, с. 288]. Причем эскапизм этот осуществляется через так называемую «евкатастрофу» наподобие евангелического Воскресения самого Христа [5]. Также Дж. Толкиен рассматривал бегство от реальности во «вторичные» миры, по-
