CC BY
41
ИСТОРИЯ
Вестн. Ом. ун-та. 2011. № 1. С. 99-102.
УДК 167.7 Н.А. Коновалова
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского
«ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЕ ИГРЫ» И ИХ ПРАВИЛА*
Предпринята попытка посмотреть на историографическое письмо сквозь призму «лингвистического поворота». Язык науки рассмотрен через концепцию «языковых игр» Л.Витгенштейна как способ фиксации изменения научной мысли.
Ключевые слова: постмодернизм, историографические игры, Людвиг Витгенштейн, язык науки, термин.
Наука и знаки неотделимы друг от друга, поскольку наука представляет свои результаты в форме знаковых систем, представляя тем самым в распоряжение как автора знака, так и последующих его пользователей инструмент для быстрой и точной передачи информации своему читателю. Таким знаком является научный термин.
Выступление языка в качестве средства реконструкции сущности научных теорий и причин, вызвавших их появление в том или ином виде, связано с постнеклассическим этапом науки, чей взгляд на лингвистический знак отличается от его видения в классической науке. Логика существования знака в классической науке предполагала следующие фундаментальные принципы. Во-первых, существовало представление о том, что слово (идеальная реальность) обладает большей полнотой и ценностью, чем вещь (эмпирическая реальность). Во-вторых, принцип тождества гласил, что знак неизменен в процессе употребления. В-третьих, принцип непротиворечия - с одним объектом может соотноситься только один знак. В-четвертых, принцип исключенного третьего - любой знак может либо утверждать, либо отрицать что-то, третьего не дано [1, с. 180]. Таким образом, получается, что знак (слово, обозначающее объект или явление) - это неизменная единица любого текста.
Если бы в науке продолжало существовать такое представление о соотношении объекта познания или явления с терминами, его означающими, то здесь мы могли бы поставить точку, ибо изучение проблемной историографии через её терминологию противоречило всем вышеназванным признакам знака. Становление постнеклассической науки сделало это не только возможным, но и необходимым атрибутом качественного исследования. Понятие перестало символизировать единичный предмет или событие, и нынче представляет собой расходящуюся временную и пространственную сеть постоянно трансформирующихся образов, сдерживаемых или направляемых той или иной
* Исследование выполнено при финансовой поддержке Федерального агентства по науке и инновациям в рамках Федеральной целевой программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России на 2009-2013 гг.», государственный контракт № 02.740.11.0350.
© Н.А. Коновалова, 2011
логикой, но уже не подлежащих линейному («логоцентрическому») упорядочению, что нашло своё отражение в широко используемом термине «дискурс».
Стоит отметить, что ещё представитель аналитической философии Людвиг Витгенштейн считал, что логическое «поведение» понятия зависит от его употребления». Отсюда формула Витгенштейна: «Значение слова - это его употребление в языке» и лозунг его философии «Не ищите значение, ищите употребление» [2, с. 57]. Подобную логику функционирования языка и поня-
тия как языкового знака Л. Витгенштейн назвал «языковой игрой». Современное терминоведение также исходит из того, что нет «научного термина вообще», а есть термин некоторой теории (концепции), о чем пишет В. М. Лейчик, предлагая заменить привычный треугольник другого представителя аналитической философии Г. Фреге на четырехугольник, в котором статичный термин Фреге погружается в контекст употребления - в нашем случае в качестве этого контекста выступает текст исторического исследования (рис. 1):
теория
термин (знак)
значение термина объект
Рис. 1. Треугольник Г. Фреге и четырехугольник В. М. Лейчика
Логику существования термина в тексте исторического исследования, на наш взгляд, вслед за Л. Витгенштейном, можно определить как «историографическую игру», суть которой в том, что один и тот же историографический термин, используемый историками в научных текстах разных авторов и разных периодов научной мысли, имея одно знаковое обозначение, по сути может представлять собой разные термины.
Подобных примеров в историографии много. Чтобы не ходить далеко, обратимся к недавнему прошлому советской исторической науки, которая не только вводила новые термины, но и меняла смысловое содержание привычных, устоявшихся терминов. Так, самодержавие из системы земных принципов существования, согласующейся с христианскими заповедями существования, коим оно представлялось русскому крестьянству и идеологам монархизма, превратилось в государственную машину эксплуатации, заменив некогда религиозный оттенок термина отрицательным наполнением. Ещё одним примером может служить изменение понятия буржуазии с городских слоев европейского города на эксплуатирующий класс, воплотивший в себе все людские пороки.
Для того чтобы выявить наличие «историографической игры» с термином, достаточно определить, как термин свя-
зан с другими знаками текста [3, с. 86]. После выявления единичного значения термина необходимо сравнить полученное значение со значением этого же термина в другой теории, относящейся к той же проблемной области. Но прежде чем сравнить термины, необходимо выявить из текста исторического исследования, который является терминосистемой, ключевые, смылообразующие текст, термины. В.М. Лейчик выделяет в терминосистеме несколько групп терминологических единиц [4, с. 126]: основные, производные, сложные, базовые, привлеченные и общенаучные термины. Из этого лексического многообразия основной термин выявляется, во-первых, по частотности употребления термина в научном тексте или, иначе, по «общеупотребительности слова, противопоставленной периферийности» (А. Веж-бицкая) [5, с. 246], и, во-вторых, по развертыванию вокруг ключевых слов наиболее крупных семантико-тематических групп лексики.
Изменение значений историографических терминов происходит двумя способами. Первый способ - это замена контекста, в котором существует термин. В данном случае для отслеживания подобных трансформаций термина прибегают к методу контекстуальной определимости [6, с. 93]. Другой способ изменения значения термина - это дефинициальное
«Историографические игры» и их правила
101
расширение старого термина за счет расширения его объема и содержания. О дефинициальном расширении можно говорить в случае, если в теории Т2 существует ряд определений термина теории Т1, отсутствующих в последней.
«Историографическая игра» может проявляться не только в замене значения термина, но и в замене символа, при том, что содержание остаётся прежним, меняется только внешняя форма. В данном случае можно говорить о синонимии, хотя филологи признают, что абсолютные синонимы встречаются редко.
За лингвистическим аспектом феномена «историографической игры» скрываются не только законы функционирования языка, но и логика развития философской и научной мысли. Ведь язык любой науки, существуя в определенной реальности, предстает как многослойное иерархическое образование, что объясняется теми связями, в которые он включен. Язык науки (ЯН) является частью естественного языка (ЕЯ) - «естественной» реальности, который в свою очередь состоит из языка повседневного общения (ЯПО) - «повседневной реальности» и языка для специальных целей (ЯСЦ) - «искусственно сконструированной реальности». В.М. Лейчик отмечает, что «и язык для специальных целей (ЯСЦ), и язык повседневного общения (ЯПО) являются подсистемами одного и того же языка. В то же время между ними существуют принципиальные различия. Так, ЯПО первичен, практически не ограничен в сфере своего использования, складывается стихийно, естественен. ЯСЦ же является вторичным, ограниченным специальной областью, имеет значительную долю сознательного момента и элементы искусственности. Посему ЯСЦ могут быть признаны естественно-знаковыми системами или естественными системами с известной долей искусственности [4, с. 11]. Язык науки (ЯН) в свою очередь выступает как язык одной из сфер, входящих в ЯСЦ.
В результате язык исторической науки (ЯИН) имеет сложную систему зависимости в своём формировании, так как, во-первых, ЯИН - часть ЕЯ, что говорит о присутствии в нем социокультурной составляющей. В то же время ЯИН - часть ЯН, поэтому ему свойственны элементы, определяемые спецификой формирования
гуманитарного, в частности исторического, знания. Можно продолжить «сужать» «языковой ряд» далее - непосредственно до предмета конкретного историографического исследования - до языка историографической проблемы (ЯИП) (рис. 2).
ЯПО с} ЕЯ <зЯСЦ
ЯИН
д
ЯИП
Рис. 2. Язык науки в структуре языка
Иными словами, чтобы разобраться с терминологией конкретной историографической проблемы, необходимо рассмотреть естественный язык эпохи с присущими ему особенностями социокультурного и политического дискурса. Ведь язык в отрыве от культурной, политической и социальной, и даже экономической среды, т. е. в отрыве от человека и его окружающих отношений, будет мертвым. Для гуманитарного знания это более актуально, нежели для естественнонаучных дисциплин.
В контексте постмодернистской парадигмы в современной философии феномен «языковых игр» оказывается в фокусе внимания, выступая в качестве общей методологической установки. Постмодернизм в крайних своих проявлениях отказывается от существования постоянных смыслов, заявляя, что существует только «здесь и сейчас». Применительно к научному языку «здесь и сейчас» погружается в определенное пространство, которое задает границы и правила изменения значения. Ж.-Ф. Лиотар по поводу языковых игр сделал два наблюдения. Первое: правила языковых игр не содержат в самих себе свою легитимацию, но составляют предмет соглашения - явного или неявного - между игроками (что, однако, не означает, что эти последние выдумывают правила). Второе: если нет правил, то нет и игры; даже небольшое изменение правила меняет природу игры, а «прием» или высказывание, не удовлетворяющее правилам, не принадлежат определяемой ими игре [8, с. 32].
Правила игры, с которыми соглашаются историки, - это не что иное, как образ науки, существующий в определен-
ном времени и пространстве, изменение которого в свою очередь влияет на правила «историографических игр».
В основе образа науки лежат три элемента, выделенные В. С. Степиным [9, с. 67]. Первый элемент - это идеалы и нормы исследования в области доказательности и обоснования знания; в области объяснения и описания и в области построения и организации. Второй - научная картина мира, чьими элементами являются представления о фундаментальных объектах, из которых строятся все другие объекты, изучаемые соответствующей наукой; о типологии изучаемых объектов; об общих закономерностях, их взаимодействии; о пространственно-временной структуре реальности. И третий компонент - философские основания науки (классическое, неклассическое и постнеклассическое мировоззрения). Три этих элемента образа науки образуют целостную систему, своего рода «сетку метода», которую наука «забрасывает в мир» с тем, чтобы «выудить из него определенные типы объектов» (А. Эддингтон) [9, с. 70]. Именно «сетка метода» задает стратегии употребления научных терминов, не допуская произвольного безграничного искажения их значений. Если мы находим неукладывающееся в предыдущие
стратегии употребления термина, то это говорит о том, что изменился образ науки в понимании его носителей - исследователей, а значит, изменились «правила игры» в «историческую науку».
ЛИТЕРАТУРА
[1] Бермус А. Г. Введение в гуманитарную методологию. М. : Канон+, 2007. 335 с.
[2] Лайонз Дж. Лингвистическая семантика : Введение / пер. с англ. В. В. Морозова и И. Б. Ша-туновского. М. : Языки славянской культуры, 2003. 840 с.
[3] Моррис Ч. У. Основания теории знаков // Семиотика : антология / сост. Ю. С. Степанов. М. : Академический Проект, 2001. С. 45-97.
[4] Лейчик В. М. Терминоведение: Предмет, методы. Структура. М. : КомКнига, 2006. 256 с.
[5] Цит. по: Тхорик В. И., Фанян Н. Ю. Лингвокуль-турология и межкультурная коммуникация. М. : ГИС, 2005. 260 с.
[6] Смирнов В. А. Логические методы анализа научного знания. М. : Эдиториал УРСС, 2002. 263 с.
[7] Налимов В. В. Вероятностная модель языка. М. : Наука, 1979. 303 с.
[8] Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. = 1_а сопсІШоп роБІтосІегпе / пер. с фр. Н. А. Шмако. СПб. : Алетейя, 1998. 160 с.
[9] Цит. по: Степин В. С. Основания науки и социокультурная размерность // Наука в культуре / под ред. В. Н. Поруса. М. : Эдиториал УРСС, 1998. 384 с.
