CC BY
133
УДК 101.1:316
ИСТОКИ И ФОРМЫ СОВРЕМЕННОГО СОЦИАЛЬНОГО МАРГИНАЛИЗМА
С.Е. Юрков
Анализируются причины активизации социального маргинализма в условиях современности, рассматриваются основные типы и формы маргинализма. Особое внимание уделено анализу иждивенчества, взаимодействия социума и власти как стимула маргинализации.
Ключевые слова: маргинальность, активный и пассивный маргинализм, норма, порядок, социальный номадизм, власть.
Современный глобализирующийся мир, в силу пока еще доминирующего процесса глобализации, представляет собой арену пересечений, нередко бурных столкновений огромного числа различных культур, субкультур, мировоззрений, больших и малых идеологических проектов, равно как конгломерата их носителей и сторонников. Одним из следствий подобного положения вещей становится разрастание маргинализационных тенденций и феноменов, превращающихся в серьезную социальную проблему. Современные исследователи полагают: «Маргинальность сегодня, по всей видимости, становится не только распространенным явлением, но и фактором массового сознания» [1, с. 97]. Специфично и то, что во времена рождения данного термина ареал его инструментального применения был свойственен странам довоенного Запада (а также США), теперь же сопряженная с ним проблематика оказалась не менее характерной и для России. Актуальность изучения маргинальности возрастает и в связи с сохраняющейся нечеткостью, размытостью данного понятия, что обусловлено его постепенной ассимиляцией комплексом социально-гуманитарных наук: социологией, философией, культурологией, историей, каждая из которых вкладывает в него собственные оттенки смысла. В немалой степени его распространению и популярности способствовало постмодернистское направление психоанализа (в частности, М. Фуко), делающее ставку при изучении скрытых проявлений человеческой сущности на неординарные, пограничные ситуации (в 90-е гг. прошлого столетия в России издавалась ежегодная философская серия «АёМаг-§теш» - от лат. мargo - грань, граница).
Появление термина «маргинальность» наблюдается в 20-е годы ХХ в. в США, а научное закрепление он получает десятилетие спустя в чикагской социологической школе (Р. Парк, Э. Стоунквист). Изначально его значение сводилось к фиксации особого психологического состояния индивида, пребывающего в двух культурных мирах одновременно (ввиду образования новых народов и культур, их взаимной аннигиляции), причем в отношении каждого он ощущает собственную отчужденность [2, с. 764].В дальнейшем, в силу резкого роста мобильности населения концепт «маргинальность» сдвигается в сторону
сферы социального, т.е. смысл акцентируется не на внутреннем состоянии, но изыскивается в комплексе внешних социальных причин и действий.
Продвижение исследований в данном направлении привели к появлению одного из расхожих, в том числе в наши дни, толкований маргинальности как пребывания в позиции крайности или пограничности в отношении к чему-либо, в том числе к социальным нормам, императивам, институтам, группам или обществу в целом (сознательно или непреднамеренно), а в тенденции - в принципиальном нахождении уже «за пределами», «по ту сторону» законов, норм и ценностей(близкому к состоянию аномии в описании Э. Дюркгейма).Во Франции к 70-м годам сложилось понимание маргинала как изгоя, отверженного, причем инициатором подобного остракизма изначально считалось общество (с целью обеспечения внутренней безопасности), впоследствии же право решения о разрушении или сохранении социальной солидарности полагалось принадлежащим самой маргинальной личности, ищущей укрытия от угроз, исходящих от общества. Тем не менее, суть определения осталась: маргинал - это индивид, пребывающий в состоянии разрыва связей с обществом, которые сохраняют лишь формальный характер.
В свое время нами высказывалась мысль, что по мере усиления демократии, возрастание степеней свободы личности будут обостряться и процессы индивидуализации, т.е. условия для интенсификации аномии (что вполне логично рассматривать как подвид маргинализации), будут только расширяться [3, с. 9]. Примечательно, что современные исследователи делают аналогичные выводы: «...все общество становится маргинальным»[1, с. 98]. (Специально подчеркнем - в той или иной вариации маргинальные слои всегда сопровождали социальную историю).
В настоящее время процессы маргинализации охватили и социальную, и экономическую, и политическую сферы жизни общества. Маргинальными могут признаваться целые общественные движения: когда-то к таковым относились хиппи, позже прочие неформальные молодежные течения (панки, готы), сейчас к таковым правомочно отнести представителей нетрадиционных сексуальных ориентаций или даже представительниц прекрасного пола, видящих свое назначение не в реализации семейной и материнской роли, но в карьерном росте. Однако демократическая среда достаточно быстро ассимилирует почти любые различия, так что складывается довольно противоречивая ситуация: если маргинальным становится все общество, следовательно, маргиналом не может быть признан никто. В итоге многие намеренно принимают личину маргинала, чтобы избежать растворения в массе, не позволить забыть о себе (показательны в данном отношении суждения Ж. Делеза и Ф. Гваттари о типах «шизофреников» и «параноиков» [4]).
В подобном случае с еще большей остротой встает вопрос о конкретизации сущности понятия «маргинальность». К примеру, рассматриваемый нами автор (Н.А. Сайнаков) формулирует три критерия, определяющих содержание термина: 1) в психологическом плане - чувство неуверенности, моральное смятение; 2) в социальном - дистанцированость, чуждость по отношению к обще-
ственному окружению; 3) утрата самоидентификации в рамках общепринятых культурных норм, нормативная неопределенность [1, с. 99].
С нашей точки зрения, из перечисленных пунктов устойчивыми, концептуально опорными, могут быть признаны здесь не все. Дело в том, что феноменология маргинализма крайне разнообразна, что актуализирует проблему выработки именно концептуального определения маргинализма (что указанный автор именует «опасностью формализации» [Там же]), иначе, несмотря ни на какую семантическую и социально-культурную динамику понятия, мы не получим ясности, о каком же явлении, при всей его перверсии, идет речь. Поэтому попробуем взглянуть на проявление маргинализма (либо феноменов, близких ему) с позиций предельно широкой рецепции, в том числе ретроспективно-исторической. Очевидно, при данном подходе в линию маргинального образа жизни и поведения будут укладываться и фигуры китайских даосов-отшельников, и греческих киников, и православных юродивых, и чудаков-оригиналов (описанных в XIX в. М. Пыляевым), и носителей всякого рода антиповедения, и бомжей, и «жриц любви» (о последних упоминает Н.А. Сайнаков), и индивидов, по каким-либо причинам подвергнутых социальному остракизму, и маргиналов от искусства.
Разумеется, далеко не для всего этого ряда характерна черта, полагаемая автором в качестве сущностной: «.кризисное состояние неуверенности, неопределенности или самоопределения человека в мире» [1, с. 100]. Легко заметить, что в данном перечне (разумеется, неполном) обнаруживаются лица, как намеренно удаляющиеся на периферию социальных взаимосвязей, так и пребывающие там против собственной воли и выбора, и далеко не для всех оказывается свойственным указанное «кризисное состояние ...». Тем более, что борьба хаоса и порядка, традиции и новации, постулируемые в данном случае как основания неопределенности [Там же, с. 101] вовсе не лишают маргинальные сообщества способности выстраивать свой порядок восприятия жизненных событий и поведения. Даже родоначальник термина Р.Э. Парк по поводу маргинальной личности отмечает: «Такой человек неизбежно становится <.> индивидом с более широким горизонтом, более утонченным интеллектом, более независимыми и рациональными взглядами» [Цит. по: 2,c. 764].
В таком случае логично появляется повод подразделить маргинализм, как минимум, на два типа.
Первый - активный, актуализирующийся как результат личного выбора, ему как раз будет присуща способность к производству собственного представления о порядке и устройстве социальной реальности - в пику существующему как «неистинному». Данный тип маргинализма, по нашему мнению, характерен для «нормализованной», относительно стабильной стадии развития общества.
Второй - пассивный, являющийся результатом давления внешних социальных или экономических условий и обстоятельств, и для него только, пожалуй, применим предикат «неуверенности». Для данного типа не совсем аутентично использование предиката «маргинала», поскольку в этом случае субъект, вынужденно (не по своей воле) вытесненный в зону социальной или культур-
ной пограничности, пребывает там лишь феноменально, но, сохраняя духовное стремление вернуть себе утраченный статус, социальную роль, референтное окружение, ментально («душой») остается (по крайней мере, на определенном этапе) в мире доминантных для общества ценностей и связей, при этом полагая свое нынешнее состояние не как соответствующее должному положению вещей, но как отклонение от него. Второй тип маргинала более характерен для общества, переживающего кризис в каком-либо функциональном аспекте, либо находящегося в состоянии значительных преобразований («транзита»). Маргинальное сознание еще не является сформированным, вызывает противление. Данное состояние здесь сводится к кризису идентичности, спровоцированному, как правило, социально-ролевыми конфликтами по схеме «сущее - должное».
Указанное подразделение позволяет говорить о различных оценочных подходах к тому или иному типу. Активная маргинальная позиция выбирается сознательно, по убеждению и даже побуждает индивида к ее защите. «Сложность сохранения своего пограничного статуса - маргинал всегда может легко его лишиться, переступив границу <...> заставляет субъектов маргинальной культуры постоянно «быть в форме» ...», - замечает один из исследователей[5, с. 140]. Обратим внимание: не протестное отношение к своему аёша^теш, но желание экзистенциальной укорененности в нем (тем более не «неопределенность»)!
Дополнительную ясность подобные суждения приобретают, если взглянуть на проблему с точки зрения синергетического дискурса. Общество, социум с позиций синергетики, безусловно, представляется открытой системой, находящейся в процессе саморазвития. Критериев развития общества современными идеологами предложено достаточно, но, во избежание уклона в иную, пусть и смежную, проблематику (их оценку и конкретизацию), подчеркнем: для нашего случая актуален тот критерий, который делает систему жизнеспособной, стимулируя состояние ее «на плаву». То, что подталкивает систему сделать шаг вперед - революционные изменения в комплексе ценностных установок, идеалов, понимании средств их реализации, т.е. в комплексе того, что и структурирует порядок данного типа культуры. Еще Ф. Ницше продемонстрировал («Рождение трагедии из духа музыки»), что для нормального функционирования культурной жизни, обеспечения способности к обновлению, в ее корпусе требуется присутствие двух начал: аполлонического (упорядочивающего) и дионисийского (хаотизирующего - по сути Г. Хакен в 70-е гг. ХХ в. повторил то же самое по поводу любых самоорганизующихся систем).
Соответственно, по мере приближения к точке «бифуркации» на социальном уровне появляется потребность в личностях, являющих собой образцы новационности, гипостазируемых, преимущественно, в духовных факторах. В роли подобных «проводников хаоса» и выступают личности, попадающие в положение маргинала, поскольку вносимая ими новационность, естественно, взламывает устои традиционного порядка, значит, и помещает их на «грань». Интенсификация маргинализма - предвестие серьезных трансформаций, обусловленных нарушением в системе относительного баланса порядка и хаоса, и
тогда появляются пионеры либо первого, либо второго, в зависимости от того, какие элементы являются доминирующими (здесь их миссия в чем-то близка роли пассионариев в теории Л.Н. Гумилева).
Таким образом, маргиналам в большинстве случаев действительно есть что защищать, поскольку ими обеспечивается функция и творчества, и инновации. «Самым "привлекательным" в маргиналах является то, что они - источник новизны и культурного роста», - отмечает Л.И. Кемалова [6]. В условиях прогрессивного развития (под «прогрессивным» в данном случае мы понимаем развитие, в самом общем смысле аккумулирующее свойства, качества, параметры системы, обеспечивающие ее выживаемость и долговечность) маргина-лизм не выступает чем-то случайным и подлежащим устранению, но обретает легитимность, атрибут необходимости.
В совершенно ином, противоположном ключе исследователями даются оценки второго типа маргинальности, названного нами «пассивным» (связанного с утратой идентичности). Помимо отмеченного ощущения неуверенности и неопределенности, в перечне его свойств выделяют скептическое, доходящее до цинизма, отношение к миру; аксиологический релятивизм; отстраненность и отчужденность; замкнутость, одиночество, внутренний разлад [7].
Именно при такой постановке проблемы и возникает возможность говорить о «динамике». Динамике чего? Систем ценностей, трансформации отношения к человеку как личности, морального и духовного благополучия народов и наций. Одним из феноменологических признаков таковой динамики для современности выступает тенденция «маргинализационной мобильности»: от сокращения объема проявлений активного маргинализма к увеличению объема пассивного (вероятно, не только для России). Причиной тому выступают следующие факторы (разумеется, автор не претендует на построение исчерпывающего комплекса).
Во-первых, расширение демократических прав и свобод, что создает возможности построения плюрализма мировоззрений, конкурирующих друг с другом «микроидеологий», стилей поведения, образов жизни, выразителями чего являются индивиды и множественные, достаточно обособленные социальные группы. Причем в данном случае положение вещей вполне амбивалентно: стратификационная интенсификация способна не только фиксировать границы, но и в силу множественности таковых лишать их смысла, т.е. ослаблять их строгость и жесткость, в результате чего индивид опять же оказывается «на грани», на сей раз определенностей, утрачивая способность какой-либо однозначной самоидентификации. Во-вторых, деструктивная экономическая ситуация, диспропорция в распределении финансовых потоков, порождающая рассогласование социальных запросов и условий их реализации (в итоге усиливающая дифференциацию полюсов олигархов и пауперов, и, параллельно, аноми-ческую составляющую в общественной психологии). В-третьих, коммуникативный кризис, вследствие чего субъект коммуницирует не с конкретной личностью, а с его виртуальным «аватаром» или океаном безадресной информации (преимущественно развлекательного толка), что деформирует процесс социали-
зации и способствует «автономизации», разобщенности индивидов. В-четвертых, социальная реструктуризация, связанная с деконструкцией оснований общественной жизни, в результате чего проявляется изменение в ценностных трактовках престижности ряда профессий и отраслей деятельности (что ослабляет привязку к сфере какой-либо специализации). В-пятых, та же атмосфера демократизма инициирует массы населения к социальной мобильности, по причине повышения экономического или политического статуса, что делает отношение индивида к конкретному социальному слою перманентно релятивным.
В итоге, отмечают многие исследователи: «В контексте современной социальной реальности можно говорить о всеобщей маргинализации» [7]. Или: «.поскольку современный социум создает условия разного рода - от экономических до психологических - для возникновения маргинальных состояний, в пространстве как пограничной, так и периферийной маргинальности оказываются значительные группы населения» [8]. В разряд маргиналов попадают не только, беженцы и мигранты, по традиции, но и попросту лица, не обладающие чертами среднестатистического социального статуса, потенциально это пенсионеры, инвалиды, одиночки, безработные, низкооплачиваемое рабочее население (врачи, учителя), творческая интеллигенция, молодые люди, не нашедшие адекватных средств самореализации и поэтому выбравшие вместо них первер-сивные (а много ли среди современной молодежи тех, кто способны рационально отделить первые от вторых?), этноменьшинства, а также всякого рода «лузеры», бездомные и аутсайдеры, по адресу которых уже сложилось понятие «андеркласс».
Нетрудно заметить, что основанием усиления маргинальных процессов (по крайней мере, в России) выступают изменения самого различного плана: политические, экономические, религиозные, социально-психологические и т.д., что подтверждает факт удаленности социальной системы от точки сбалансированного равновесия, если еще раз привлечь синергетический дискурс. Однако это только фиксация факта, поверхность. Закономерен вопрос: если маргина-лизм есть атрибутивный, в разных вариантах и пропорциях, феномен социальной истории, каковы глубинные причины его столь масштабной интенсификации в наши дни?
Отчасти проблема проясняется при рассмотрении такой формы марги-нализма как иждивенчество (достаточно распространенная сегодня форма, если иметь в виду ее многообразные подвиды, например, отсутствие работы). Как ни парадоксально, но статус иждивенца обладает своими преимуществами. Поскольку иждивенцами, как правило, становятся депривированные в каком-либо измерении лица, у данного маргинального слоя складывается убежденность, что окружающее общество «им должно». Вспоминая О. Шпенглера, можно сказать, что на стадии «культуры» подобные субъекты просто не выжили бы, будучи выброшенными за пределы активной созидательной жизни. Тем не менее, современная развитая экономика, товарное производство вполне предполагают - при содействии органов власти, разумеется, - хотя бы минимальный (а в ряде
стран почти достигающий среднепрожиточного!) уровень дотаций, льгот, обеспеченности. Получение ожидаемой поддержки, тем более на гарантированной основе, вырабатывает у иждивенца девальвированное восприятие трудовой деятельности, что, естественно, отражается на ее оценке и со стороны общественного окружения, за счет чего наносится удар по самим основаниям общества. Напротив, отсутствие помощи извне включает в иждивенческом сознании логику «цель оправдывает средства», в том числе и средства криминального характера, ибо для подобной логики обращение к ним будет выглядеть лишь восстановлением нарушенной справедливости. Понятно, что государства с высоким уровнем экономики и способны, и заинтересованы, в целях обеспечения стабильности и порядка, прикладывать всяческие усилия для нейтрализации подобных люмпенизированных элементов, оказывая им возможную поддержку.
Иждивенчеству близок такой подвид маргинализма как социальный паразитизм. От первого он принципиально отличается тем, что способен не только изымать, но и что-то отдавать, в силу чего его социальная рецепция более смягчена. Однако такой взаимообмен будет всегда асимметричен. Например, лица, располагающие солидным капиталом, но незанятые в управлении им, его реализацией в производство, живущие на проценты или дивиденды от акций (или живущая на проценты тех, кто получает эти проценты, «золотая молодежь») в форме отдачи могут купировать собственное бездействие специфической «отдачей»: снабжением средств массовой информации скандальными и экстравагантными фактами. Тем не менее, потребитель остается доволен, поскольку косвенная причастность к событиям светской жизни придает и его малозаметному существованию иллюзию значимости.
Выше упоминалось о таком статусном элементе иждивенца, как «депри-вация». Данное суждение требует сопровождения конкретизацией, о каком типе депривации идет речь.
Безусловно, причин распространения иждивенчества современный социум порождает множество, отсюда и свое место способны находить различные ее типы. Наиболее распространенной, на наш взгляд, является психическая депривация, выражаемая в экзистенциальном вакууме, т.е. отсутствии четких целей, фиксированных ценностных ориентиров, задающих направленность жизненной деятельности. Данная проблема обретает особую остроту, причем глобального свойства, поскольку отсутствие ясных установок целей деятельности сегодня сказывается не только на уровне индивидов и групп, но государств и наций. Еще постмодернисты (Ж.-Ф. Лиотар) определили современную (тогда еще последнюю треть ХХ в.) историческую ситуацию как «отсутствие великих метарассказов», т.е. исчезновение великих магистральных идеологий, придающих истории смысл. Их вытеснило множество дифференцированных, локальных идейных нарративов, с одинаковым успехом конкурирующих друг с другом (Ж. Делез, в свою очередь, метафорически представил нынешнюю культурно-историческую эволюцию в образе «ризомы» - хаотически разрастающегося корня). Кто, например, сегодня, способен дать ясный ответ на вопрос: в чем стержень внешнеполитической миссии России? Ее генеральной внутрипо-
литической линии (особенно, при учете ст. 13 Конституции РФ, запрещающей ссылаться на единую общеобязательную идеологию)? Газетчики или ведущие ток-шоу на данную тему порассуждают охотно и пространно, но однозначности в их реминисценциях мы едва ли найдем. В чем вообще смысл мировой истории? В развитии науки с целью совершенствования техники с целью облегчения жизни человека с целью...? Но наш отечественный мыслитель С.Л. Франк еще в начале прошлого века вполне конструктивно уподобил такого рода занятие бесконечной работе над сизифовым камнем [9].
Таким образом, если смысловой вакуум в толковании прогресса истории присущ ныне ряду идеологий развитых государств, следовательно, пусть и потенциально, иждивенческая и шире, маргиналистическая составляющая должна логически вписываться в ментальность их народов.
Экзистенциальный вакуум - наиболее провокационное в ракурсе своей устойчивости психологическое состояние, поскольку в случае неприятия индивидом доминантных ценностей либо при невозможности вычленения таковых оно требует компенсации в форме нахождения новых. Маргинал с психической депривацией высоко рецептивен к поиску нестандартных, часто экстравагантных занятий и извлечений псевдофеноменальных смыслов. Отсюда распространенная, быстро меняющаяся мода на различные увлечения: «эмо», «готы», «паркур», «руферы», «диггеры», «зацеперы», экзотические религии и секты. Желание новизны любой ценой порождает скоротечность, но в этом и суть мар-гинализма - в скольжении по поверхностям, без прочной привязки к конкретному месту, делу, только тогда он подлинно пребывает «на гранях».
Последнее замечание выводит нас на очередной философский аспект проблемы: современный маргинализм как продукт социального номадизма.
Концепция номадизма (от лат. - nomad - «кочевник») была разработана постмодернизмом (Ж. Делез, Ф. Гваттари [4, 10]). В интересующем нас ключе ее суть развернута против положений о четкой структурной организации бытия, откуда следует отказ от дифференциации пространств (в самом широком их понимании: территориальных, смысловых, дискурсивных, познавательных) в семантическом или ценностном сопоставлении, но, главное, отказ от признания рациональности как принципа устроения мира (т.е. отказ от того, что традиционно полагалось уделом деятельности классической философии). Рациональное навязывание фрагментам реальности смысла, т.е., по сути, тому, в чем его нет, интерпретация феноменов бытия через иерархию аксиологических измерений, по мысли философов, создает диктат нормативности, норма же есть то, чему надлежит следовать, подчиняться, что господствует над сферой бытия, ибо стягивает хаос в порядок. Таким образом в рациональности получают реализацию имперские, тоталитарно ориентированные установки исторических культур (прежде всего, стран Запада). В противоположность этому идея номадизма, равно как и принцип деконструкции Ж. Дерриды, нацелена на преодоление нормативно-дисциплинарных границ общества и культуры, она вообще «мар-гинализирует» норму, поскольку та, существуя для требований ее соблюдения и задания стратегий действия, реализует тоталитарную функцию. Социальные
нормы - узловые точки системы порядка, порядок же накладывает императивность, являясь воплощением того, «чему надлежит быть».
Разумеется, современные маргиналы не нуждаются в глубоком философском обосновании своего выбора или положения, для этого достаточно элементарной причастности к энергетике общественной психологии, воспринимаемой на уровне здравого смысла или бессознательного. Тем не менее, отсыл к номадизму дает ясное представление о таком функциональном назначении мар-гинализма как уход от призыва (исходящего из разных источников власти) к прозрачному существованию в масштабе, измеримом нормой. Управление, надзор и руководство возможно только в отношении того, что внятно для понимания и заданной интерпретации для власти. То, что трудно структурируемо, живет на поверхности нормативной «плавучести», неопределенности, с трудом поддается пониманию, а значит, и управлению. Иначе говоря, назначение данной функции - ускользание от взгляда власти. Если иметь в виду факт тотального, дисперсного расширения современной власти (концепция «власти-знания» М. Фуко), тому вполне естественно противопоставляется феномен расползания маргинализма. Однако, поскольку маргинально все общество, следовательно, нормой становится сам маргинализм, и акценты меняются местами: в маргиналы при такой расстановке смыслов отправляется сам источник порядка, четкой структурности. То есть, в роли глобального маргинала - в отношении собственных социальных объектов управления - оказываются генераторы различений и иерархий, носители государственной власти. Таковой «диспозицией сил», на наш взгляд, объясняется актуализация маргинализма в нынешнем социальном и культурном мире.
Список литературы
1.Сайнаков Н.А. Маргинальность как понятие. Методологические перспективы в историческом исследовании // Вестник Томского государственного университета. 2013. № 375. С. 97-101.
2. Широченко А.И. Актуальные проблемы феномена маргинальности. Культурологический анализ // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. 2014. Т.16. №2(3). С. 764-767.
3.Юрков С.Е. Под знаком гротеска: анти-поведение в русской культуре (XI - начало XX вв.). СПб: Летний сад, 2003. 210 с.
4. Делез Ж., Гваттари Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения. Екатеринбург: У-Фактория, 2007. 672 с.
5. Бобер Ж. Культурная маргинальность и ее место в развитии культуры // Вестник Ленинградского государственного университета им. А. С. Пушкина. 2010. № 4. [Электронный ресурс]. URL: https: //cyberleninka. ru/article/n/kulturnaya-marginalnost-i-ee-mesto-v-razvitii-kultury (дата обращения 14.07.2018).
6. Кемалова Л.И. Влияние маргинальности на обустройство нового общества. [Электронный ресурс].URL: http://kukiit.ru/docs/ts/no2/5.pdf.(дата обращения: 16.07.2018).
7. Банникова Л.М. Маргинальность как социально-патологическая форма адаптации населения к меняющимся условиям жизни (к постановке проблемы). [Электронный ресурс]. URL: http://elib.altstu.ru/elib/books/ Files/ pa
2000 2/pages/ 19/pap 19.html (дата обращения: 17.07.2018).
8. Напсо М.Д. Маргинальность как форма социального аутсайдерства // Социодинамика. 2016. №3. С 147-153. [Электронный ресурс]. URL: http://e-notabene.ru/pr/article_17950.html (дата обращения: 19.07. 2018).
9. Франк С.Л. Крушение кумиров. [Электронный ресурс]. URL: https://www.e-reading.club/bookreader.php/60619/Frank - Krushenie kumirov. html. (дата обращения:12.07.2018).
10. Делез Ж. Логика смысла. М.: Академический Проект, 2011. 472 с.
Юрков Сергей Евгеньевич, д-р филос. наук, доц., проф., [email protected], Россия, Тула, Тульский государственный университет.
ORIGINS AND FORMS OF MODERN SOCIAL MARGINALISM
S.E. Yurkov
The reasons of activization of social marginalism in the conditions of the present are ana-lyzed,the main types and forms of marginalism are examined.Particular attention is paid to the analysis of dependency, the interaction of society and power as an incentive for marginalization.
Key words:marginality, active and passive marginalism,norm, order, social nomadism,
power.
Yurkov Sergej Evgenjevich, doctor of philosophical sciencebi, docent, professor, [email protected], Russia, Tula, Tula State University.
