Исповедь как отражение творческой индивидуальности Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Л. А. Волошина

Исповедь как отражение творческой индивидуальности

Статья посвящена исповеди как явлению культуры, известному еще с IV в. Именно тогда появился первый образец этого литературного жанра - «Исповедь» Блаженного Августина. Обращение к исповедям двух гениальных людей XIX в.: Л. Н. Толстого и Н. В. Гоголя, дает возможность рассмотреть на конкретных примерах жизнь творческой личности, ее взаимоотношения с Богом, окружающим миром и своим внутренним Я. Ключевые слова: исповедь; индивидуальность; творчество; Я.

L. A. Voloshina Confession as Reflexion of Creative Individuality

Article is devoted a confession as to the phenomenon of culture known still since IV century. Then there was a first sample of this literary genre - "Confession" Blissful Augustinus. The reference to confessions of two ingenious people of XIX century: L. N. Tolstoy and N. V Gogol, gives the chance to consider a life of the creative person on concrete examples, theirs mutual relations good luck, world around and internal I. Key words: a confession; individuality; creativity; I.

Исповедь как литературный жанр отличается особенной искренностью содержания и эмоциональностью изложения. Во все времена она представляла собой не столько автобиографическое произведение, сколько произведение, насыщенное до предела эмо-

циями, размышлениями, откровениями человека о своем Я. Это автобиография высшего типа. Само понятие «исповедь» («признание») объединяет в себе три значения: покаяние в грехах, благодарение Творцу и исповедание веры.

Наиболее известна в истории этого жанра исповедь, написанная в IV в. Блаженным Августином. В ней представлен путь конкретного человека. Это повествование поражает своей неповторимостью, индивидуальностью, которая особенно присуща первой части «Исповеди», посвященной жизни отдельной личности. Важным моментом в этом повествовании является искренность. В данном произведении показаны страдания ищущей души как процесс сложный и мучительный для индивидуальности, сознающей себя, но еще не обретшей Бога. «Внутри у меня был голод по внутренней пище, по Тебе Самом, Боже мой». Этот голод ни что иное, как взывающая человеческая сущность, и удовлетворить его невозможно земной пищей, от которой только пресыщаешься. Это голод по пище нетленной.

Написано было произведение человеком уже глубоко верующим, на основе своих воспоминаний. Поэтому живое чувство любви к Богу придает еще больше искренности повествованию. Августина можно назвать основателем жанра автобиографии. Специфика автобиографии заключается в том, что мы имеем дело с такой формой выражения индивидуального человеческого опыта, которая не является чем-то искусственно созданным. Не связанная определенной литературной формой, автобиография обретает свою специфику «в высокой степени тождества автора повествования с тем личным опытом, который им описывается»1. А этот момент очень важен в раскрытии индивидуальности. Создатель автобиографии смотрит на окружающую действительность через призму своего Я, и показывает нам мир таким, каким он открывается для него и в нем самом. Подлинной искренностью обладает лишь исповедь «внутреннего» биографа.

Об «Исповеди» Блаженного Августина, конечно, знали и русские писатели XIX в., как показывает знакомство с «Исповедями» этого периода. Исповедь представлялась человеку XIX столетия во

многом такой, какой представлялась она Августину. Он же считал ее «принесенной не голосом плоти и ее словами, а словами души и воплем размышлений, которые слышало ухо Твое... Исповедь моя совершается пред лицом твоим, Боже мой, молчаливо и немолчно. Молчит язык мой и вопиет сердце»2.

Исповедь нельзя рассматривать как синоним рефлексии. Самосознание здесь направлено не на свои чувства, мысли, свое Я в этом мире, т.е. на предметы внешние. Индивидуальность в этом процессе стремится к тем глубинам, где Я растворяется в Божественном. «Ты же был во мне глубже глубин моих и выше вершин моих»,- пишет Блаженный Августин о Боге, которого искал он в себе самом. Перелистывая страницы своей жизни, он показывает нам, что все внешнее, в чем человек пытается воплотить свое Я, оказывается либо нечестивым, либо пустым, либо ложным и не приносит личности полноты, а только усугубляет тоску и неудовлетворенность. «Обрадуй меня, Господи, Радость неложная, Радость счастья и безмятежности, собери меня, в рассеянии и раздробленности своей отвратившегося от тебя Единого, и потерявшегося во многом»3.

Человеческий разум, образованность только уводят во внешнее, не давая истинного ответа на важнейшие вопросы бытия. Блаженный Августин своей «Исповедью» дает понять, что широкая образованность, которой обладал и он сам, это еще не все, чтобы дать индивидуальности ощущение полноты. «Я кричал от терзания сердца моего, перед Тобой желание мое, и света очей моих не было у меня. Ибо он был внутри, а я жил вовне, свет этот был не в пространстве»4.

Вся непреходящая ценность Августина для человечества состоит в открытии уникальной и неповторимой личности человека. Исповедь Блаженного Августина - первый памятник автобиографии нового типа, начало которой идет от Средневековья через Петрарку, Бенвенуто Челлини к «Исповедям» Руссо, а впоследствии Гоголя и Толстого. Начав с обращения к истокам этого жанра, целесообразно перейти к рассмотрению «Исповедей» двух гениальных русских писателей XIX в.: Н. В. Гоголя и Л. Н. Толстого.

Исповедь Гоголя названа «авторской», она призвана раскрыть нам сущность не просто конкретного человека, а человека, чье назначение в жизни - писательский труд. Рассматривать эту исповедь логично как продолжение предшествующей книги, т.н. «Переписки с друзьями». Обе эти книги дополняют одна другую и дают нам представление о Гоголе как индивидуальности, жизненное назначение которой - творчество.

Исповедь, в обычном понимании, подразумевает три объекта назначения: это, в первую очередь, Бог; сам человек, который вопрошает себя внутреннего; и общество. Иногда до общества исповедь не доходит. Но в том случае, когда она представляет собой литературный жанр, обращение к людям обязательная ее составляющая. В «Авторской исповеди» Гоголя мы как раз имеем такой вариант, где объектом обращения является общество. Писатель в ней пытается донести до публики то, что она не смогла понять при чтении «Переписки».

Как и всякая другая исповедь, она написана автором в момент особого душевного состояния, которое отличается нестерпимым желанием говорить и плакать от чистого сердца. Как правило, это испытание своей совести приносит человеку облегчение. Но при чтении произведения Гоголя такого ощущения не создается, напротив, вся исповедь пронизана какой-то горечью и разочарованием.

Обратимся же непосредственно к текстам «Исповеди» и «Переписки». После опубликования «Переписки» на писателя посыпались упреки и обвинения, которые касались трех моментов: 1) измена своей деятельности; 2) автор считает себя орудием судьбы; 3) издание нескольких писем, содержание которых признавалось ничтожным. Большинство поклонников творчества Н. В. Гоголя, познакомившись с последней книгой любимого автора, почему-то не увидели в ней самого Гоголя, такого, каким они себе его представляли, т.е. он подозревался в неискренности. «В этой странной, удивительной книге литератор с огромным и признанным дарованием отрекается от самого себя, казнит с непостижимым самоотвержением всю свою прежнюю деятельность, опровергает и осмеивает все то, чем восхищались его поклонники, что

с удовольствием читала вся Россия»5,- примерно такого содержания были все выходившие в печати отклики.

Гоголь, ожидая любой реакции на данную книгу, не мог согласиться с вопиющей несправедливостью - обвинением его в неискренности. «Как бы то ни было, но в ней есть моя собственная исповедь; в ней есть излияние и души, и сердца моего»6. Самым обидным для автора было то, что произведение, которое вызвало неприязнь в читательской среде, было очень дорого самому Николаю Васильевичу. Если «Мертвые души», как он утверждает, произведение во многом переходное, то «Переписка» - это произведение зрелое в духовном смысле, это плод многолетних трудов и размышлений над самим собой. «Мне нужно было иметь зеркало, в которое бы я мог глядеться и видеть получше себя, - а без этой книги вряд ли бы я имел это зеркало»7. Под зеркалом Гоголь подразумевает не только книгу, которая есть отражение его сложной, еще не определившейся натуры, но и те разнородные читательские отклики, которые позволили ему лучше увидеть себя.

Обращаясь к дням своей юности, автор пишет, что в его мыслях не было ничего о писательстве. Однако способность угадывать человека и в нескольких чертах представлять его как живого была замечена сразу. В своих первых произведениях он обнаружил особенность неповторимого смеха, который не был еще тогда карающим мечом, а скорее простодушным смехом, которым смеялись казаки на ярмарке, а юмор был похож на юмор простого народа. На душе писателя было еще светло и легко. Он был в гармонии с окружающим миром. Но этой гармонии приходит конец. Новые вопросы являются ему как бы сами собой, и невозможно от них отвязаться. Гоголь понимает, что только глубоко изучив человека, определив для себя высокое и низкое человеческой души, ее достоинства и недостатки, можно говорить и писать о русском человеке, русской душе. Так он понимал свое служение Отечеству, свое писательское назначение. Начинается жизнь, полная труда и лишений. Самосовершенствование становится целью жизни писателя.

Несовершенство мира вокруг, в первую очередь, несовершенство самого человека Н. В. Гоголь решил преодолеть, усовершен-

ствовав вначале самого себя. Человек и душа становятся с этого момента главными объектами его исследования. На этой самой дороге познания, сам того не ведая, писатель пришел к Богу, увидев, что в нем ключ к душе человека. Он понимал, что говорить о высших чувствах и движениях человеческой души можно, только имея в себе хоть частицу того, о чем говоришь. Это постоянное стремление к совершенству Гоголь называл главной особенностью своего характера. Он пишет, что не сможет успокоиться до тех пор, пока не разрешатся главные вопросы относительно его самого, только тогда смог бы он приступить к своей работе.

Постоянная неудовлетворенность собой, своим творчеством, стремление к познанию становятся к моменту написания «Ревизора» уже неотъемлемой особенностью характера писателя. Эта неудовлетворенность особого свойства, она является отличительной чертой именно индивидуальности творческой. Жажда искренности, правды жизни, совершенства - все это черты индивидуальности, которые говорят о ней как о явлении, устремленном за пределы реальности. В случае с Н. В. Гоголем мы видим пример той индивидуальности, которая гибнет от жестокого несоответствия окружающей действительности идеалу, к которому она устремлена. Уже в «Миргороде» мы имеем подтверждение этому в словах автора: «Скучно на этом свете, господа!»

Неприятие окружающего мира соединилось в душе автора с разочарованием в самом себе как писателе. Несомненно, понимая силу своего таланта, Гоголь хотел видеть его в действии, а именно как орудие преображения действительности. Издание «Мертвых душ» и «Переписки с друзьями» имело еще и практическое назначение - найти себе помощников в этом деле.

Автор вложил в свои последние произведения самого себя, предполагая, что это его главные творения. Поэтому любой искусствовед, изучающий творчество и личность Гоголя, обязательно будет искать здесь авторские черты. Однако в «Исповеди» скорее можно увидеть не саму творческую индивидуальность, а ее путь. Это во многом итоговое произведение, в котором представлена трагедия творческой личности.

Сам Гоголь, а впоследствии и другие авторы пытались выяснить причины этой трагедии. Николай Васильевич подозревал, что он нашел неверное применение своему таланту, хотя и не мыслил себя без писательства. Он считал, что только умудренные жизнью люди, закончившие свое воспитание и состоявшиеся как граждане своей земли, имеют право быть писателями. Человеку, не определившему, в чем его должность, «трудней всего применить к себе закон Христов, который на то, чтобы исполняться на земле, а не на воздухе; а потому и жизнь должна быть для него вечной загадкой»8.

Анализируя индивидуальность Гоголя, любой автор последующих времен, конечно же, отметит неразделимость писательской судьбы и эпохи, в которой ему суждено было творить. Трагедия автора «Мертвых душ» тогда может рассматриваться в общем списке имен таких русских писателей и поэтов, как С. Есенин, А. Блок, О. Мандельштам, З. Гиппиус и др. Время, на которое пришелся расцвет таланта Гоголя, было непростым для русской культуры, уже подвергшейся европейским влияниям. Не случайно писал он со всей болью о мучающем его русском вопросе, как бы предвидя опасность, которая угрожала самобытной русской культуре.

Писатель покинул страну и, живя в Италии, пытался со стороны охватить единым взглядом свою родину, понять, что с ней происходит. Вернувшись домой, он искал рассказов и бесед знакомых, но они напоминали скорее рассказы европейца, у всякого в голове была какая-то своя Россия. В разговорах все больше слышались выводы, а не факты. Гоголю же хотелось именно этих фактов, таких бесед, какие бывали в старину, «когда всяк рассказывал только то, что видел, слышал на своем веку, и разговор казался собраньем анекдотов, а не рассужденьем»9. Россия не представлялась единым целым, а именно этой целостности искала душа писателя.

Николай Васильевич Гоголь, желая постичь современную Россию, тщательно изучал ее обитателей. Не уповая на вдохновенье, он надеялся на работу разума, который устремлялся к совершенству и на каждом шагу спрашивал себя «зачем?» Писатель выступает в работах последних лет уже не как романтик, а как «аналитик человеческой пошлости». По выражению Ап. Григорьева, уже

однажды взявшись за скальпель, поэт больше не изменял этому направлению, но «все глубже и глубже опускался скальпель, все замолкал и замолкал этот личный ропот.»10

Та болезнь, которая уже мучила творческую личность в первой половине XIX в., достигла к концу его критической точки. И если в «Исповеди» Гоголя мы видим индивидуальность, страдающую от несовместимости с разрушающим ее целостность рационализмом, то в «Исповеди» Л. Н. Толстого это уже индивидуальность, прожженная данной болезнью насквозь.

«Исповедь» автора «Войны и мира» имеет все те же устремления, что и любая исповедь; она направлена к Богу, человеку и обществу. Но если в произведении Блаженного Августина преобладает обращение к Богу, в «Исповеди» Гоголя - к обществу, то в «Исповеди» Толстого это обращение прежде всего к своему Я, которое пытается осмыслить себя, опираясь на конечный разум. Именно Я интересует писателя и выступает как судья тому, «что хорошо и нужно не то, что говорят и делают люди, и не прогресс, а я с своим сердцем»11. Я понимается им как сущность непознанная. «Зачем эта сущность?» - важнейший для него вопрос. Умозрительно или прибегая к разумному знанию, невозможно найти ответа на мучающий мыслителя вопрос.

Момент исповеди часто совпадает в жизни человека с критическими ситуациями, а зачастую с моментом полного недоумения по поводу того, как жить дальше. Лев Николаевич Толстой находился в зените писательской славы, когда он взялся за написание исповеди, но это был переломный момент в его жизни. «На меня стали находить минуты сначала недоумения, остановки жизни, как будто я не знал, как мне жить, что мне делать, и я терялся и впадал в уныние»12. Все эти остановки сопровождались вопросом о том, зачем вообще он живет. Это был момент, когда творческая индивидуальность, ищущая своей целостности, начала мучительно напоминать о себе. Но это были не те муки, какие испытывал Гоголь, хотя и Толстой так же искал настоящего применения своему таланту.

В такие минуты разочарованности в самом себе нередко приходят мысли о самоубийстве. Индивидуальность должна сделать

выбор, иначе ее ожидает трагедия. Сейчас нам известно, каким оказался выбор Л. Н. Толстого. Писатель понял, что ему действительно не хватает Бога. Именно в мыслях о Боге он находит успокоение и блаженство. Сравнивая свое Я с человеком, которого посадили в лодку и указали направление, куда плыть, он пишет: «Берег - это был Бог, направление - это было предание, весла -это была данная мне свобода выгрестись к берегу - соединиться с Богом. Итак, сила жизни возобновилась во мне, и я опять начал плыть»13.

Чтобы понять, куда направится индивидуальность писателя, достаточно прочесть исповедь, в которой обращение к Богу, подразумевающее диалог двух любящих сердец, подменено монологом вопрошающего Я. Ответ все-таки был дан Толстому, он почувствовал необходимость в Боге, но уже сформировавшееся Я, устойчивое в своих принципах, изобразило себе другого бога. Я в данной исповеди предстает как самость, которая привыкла опираться на самое себя. Здравый смысл побеждает, и Я писателя берет на себя задачу, непосильную для человека: постичь истину. Истина же понимается Толстым как нравственный закон, а любой закон можно объяснить. «Я хочу понять так, - пишет Лев Николаевич, - чтобы всякое необъяснимое положение представлялось мне как необходимость разума же, а не как обязательство поверить»14.

Все предложенные здесь к рассмотрению «Исповеди» имеют как общее, так и частное в своем содержании. Общее - это то, что говорит нам о неоспоримости существования человеческой индивидуальности, которая представляет собой сложный и очень чувствительный «орган», не постижимый в рамках земного познания.

Частное в «Исповедях» - это жизнь индивидуальности в соотнесении ее со временем, местом, традициями, особенностями самого человека (биологическими, психологическими и др.).

Исповедь как литературное произведение является особенно ценной при изучении творческой индивидуальности, которая осмысливает себя как частицу единого целого, предназначение которой служить этому целому.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1 Августин Аврелий. Исповедь Блаженного Августина, епископа Гиппонского. М., 1991. С. 371.

2 Августин Аврелий. Исповедь Блаженного Августина, епископа Гиппонского. М., 1991. С. 236-237.

3 Августин Аврелий. Исповедь Блаженного Августина, епископа Гиппонского. М., 1991. С. 70.

4 Августин Аврелий. Исповедь Блаженного Августина, епископа Гиппонского. М., 1991. С. 176.

5 Русская эстетика и критика 40-50-х годов XIX века. М., 1982. С. 109.

6 Гоголь Н. В. Авторская исповедь / www.ruslibrary.ru

7 Гоголь Н. В. Авторская исповедь / www.ruslibrary.ru

8 Гоголь Н. В. Авторская исповедь / www.ruslibrary.ru

9 Гоголь Н. В. Авторская исповедь / www.ruslibrary.ru

10 Русская эстетика и критика 40-50-х годов XIX века. М., 1982. С. 113.

11 Толстой Л. Н. Исповедь. В чем моя вера? Л., 1991. С. 41.

12 Толстой Л. Н. Исповедь. В чем моя вера? Л., 1991. С. 44.

13 Толстой Л. Н. Исповедь. В чем моя вера? Л., 1991. С. 95.

14 Толстой Л. Н. Исповедь. В чем моя вера? Л., 1991. С. 110.

БИБЛИОГРАФИЯ

Августин, Блаженный. Исповедь Августина из Гиппона [Текст] / Августин Блаженный; перев. Л. Харитонова. М. : Паолине, 2008. 464 с. ISBN 978-5-9000 86-49-1.

Гоголь Н. В. Тарас Бульба. Портрет. Повести. Статьи. Трактаты [Текст] / Гоголь Николай Васильевич; сост., предисл. иеромонаха Симеона (Томачинского). 2-е изд., перераб. М. : Изд-во Сретенского монастыря, 2009. 480 с. (Библиотека духовной прозы). ISBN 978-5-7533-0267-0.

Русская эстетика и критика 40-50-х годов XIX века [Текст] / Подгот. текста, сост., вступ. ст. и прим. В. К. Кантора и А. Л. Осповата.М. : Искусство, 1982. 544 с. (История эстетики в памятниках и документах).

Толстой Л. Н. Исповедь. В чем моя вера? [Текст] / Толстой Лев Николаевич; вст. ст. А. Меня; послесл. А. Панченко; подгот. текста, коммент. Г. Галаган. Л. : Художественная литература, 1990. 416 с. ISBN 5-280-1355-2.