CC BY
53
Terra Humana
ЛЕКСИКОНІ
К. Г. Исупов
КОСМОС РУССКОГО САМОСОЗНАНИЯ*
Ирония истории
Категория эстетики и философии истории, запечатлевшая повтор внешне сходных (с т. зр. наблюдателя) эпизодов исторического процесса. Иронический момент заключен здесь в избыточной несуразице самоподража-ния истории и вызванном им эффекте наивно-комического театра жизни. Мифологическим прототипом ИИ является повтор фабульных событий («рифма ситуации», по Б. Шкловскому), он связан с архетипами «игра Судьбы» и «зависть богов»: репрессии за ослушание («гибрис») могут настигнуть того, кто не сумел воспользоваться Даром Неба (перстень Поликра-та; ср. фабулу с оловянным солдатиком), и событие получает иронический дубль («золотое» и «простое» яйца в сказке о Курочке Рябе)). Осознание механизма самовозврата истории свершалось в аналоговой мифографии и логографии, в опыте «сравнительных жизнеописаний»; свое влияние оказали здесь идеи анамнезиса, метемпсихоза, палингенеза (последний термин через французскую историографию (Балланш), Чаадаева и Герцена достиг ХХ-го в.: см. статью А. Белого «Палингенез»). Отечественные описания ИИ строятся на языке эстетики истории. События одной эпохи комментируются на языке другой, если они зеркально сопоставились; на этой доминанте построены «законы подражания» Г. Тарда). Популярной миметической моделью стал метаисторический «Рим», воспроизводимый то в теократической («Москва - Третий Рим»), то в республиканской (революционная Франция XVIII-й и весь XIX века), то в имперской (фашизм) атрибутике. Как проявление «закона возмездия» (lex talionis) ИИ понята Герценом: Мировой Дух припоминает себя, и факты прошлого воспроизводятся в актуальной современности, но стать событиями истории они не могут, потому что у них нет своего событийного «места». Они остаются
* Продолжение. Начало в №№ 1’06, 1-4’07, 1’08.
декоративной деталью исторического фарса (так описаны французские революции 1830 и 1848 гг.) и на фоне промыслительной непрерывности истории выглядят как смысловые паузы процесса и злая порча жизни. Ироническое тиражирование «уже бывшего» (ср. феномен «ложной памяти») свидетельствует об утрате чувства необратимого времени, об инфантильности исторического мышления и страхе перед новым; на этом фоне реставрируются модели вечного круговорота, осложненные несовпадающими наложениями друг на друга изоморфных, но гетерономных рядов. Метод иронической аналогии лег в основу философии истории Герцена. В «Былом и думах» о постановке «Катилины» в «Историческом театре» Дюма-отца (окт. 1848) говорится как о театрализованном героизме 1848 г., с его стремлением драпироваться в римский республиканизм. В комментариях событий 1862 г. им отмечены элементы «всемирно-исторического комизма и иронии». «Иронический дух революции» натолкнул Герцена на определение ИИ как несводимости логического и исторического. Современность может паразитировать на прошлом; в сопротивлении истории, покушающемся на ее смысл, окончательно проясняется и смысловая явленность прошлого (оно утверждается в своем статусе и вечной актуальности для всей толщи наблюдаемой событийности). А. Блок полагает, что значимые события истории способны «цитировать» друг друга во времени, и тогда нынешнее можно понять через символизм прошедшего (по модели «они, как мы» <«Катилина - римский большевик» в статье «Катилина», 1918>), а прошлое уясняется в не принадлежащих ему контекстах (по модели «мы, как они», - в этом смысле Блок говорит об Афинах VI в. до н. э. ИИ становится формой исторического гнозиса, инструментом типологии и аксиологической мерой. Семантизация прошлого через ироническое тиражирование (стилизация, «подделка», бессознательный театрализованный розыгрыш) открывает в истории наличие бесконечно растущего содержания, позволяет повышение ранга событийности, событийной валентности и увеличение мощи детерминирующей энергии: прошлое «заражает» настоящее и будущее, расширяя сферу причинной ответственности за их состояния. Не-событие прошлого (т.е. простейшая наличность факта) становится событием настоящего (напр., открытие Венеры Милосской) и провоцирует новые событийные (т.е. входящие в событийный фонд истории; см. факт/событие) парадигмы. Причинной константой ИИ могут оказаться формы идеала («Рай», «Золотой век»), стратегически определяющие социальную практику революционных разрушений (см. трагическую иронию сценарного однообразия мятежей), мода на приметы какой-либо эпохи («греческое возрождение» в духе Ф. Зелинского, «дух эллинства» авангарда ХХ в.), культ героев («последними александрийцами» ощущают себя П. Флоренский и М. Кузмин, люди круга Мережковских и О. Мандельштам). В мыслях о смерти истории эстетическое сознание и социальная символика быта нач. ХХ в. торопится припомнить образы прошлых культур. На волне апокалиптического пассеизма ХХ в. не только карикатурно воспроизводятся древние формы поведения («мистерии», «афонские вече-
Лексикон
Terra Humana
ра») с его мифологическими стереотипами («жрец / жертва»), но и типы философского творчества также реанимируются (салонные симпосионы на греческий манер в «Башне» Вяч. Иванова и коктебельском доме М. Волошина; Троице-Сергиева Лавра трактуется П. Флоренским в роли наследницы Платоновой академии). Увлечения такого рода способны и вовсе вывести за рамки истории в миф, мифологию истории, обрядовую архаику (сооружение мавзолеев, утверждение космического культа Отца народов). Ироническая реконструкция готового прошлого оборачивается для ее энтузиастов мстительной пустотой результата: развернувшаяся в пространстве паузы пружина исторического смысла заполняется мнимо-событийные лакуны иллюзионными «макетами» фактов, оставляя наследникам зрелище плодов безответственного эксперимента. В экзистенциальной традиции ИИ трактуется как поучительное самовыявление мирового абсурда и вселенской глупости («дьяволов водевиль», по реплике героя Достоевского). В отечественной философии истории развита тема больной истории (онтологической насмешки над человеком <см. исповедь Ипполита в «Идиоте»>). Трансцендентным субъектом иронических состояний истории считается в общеевропейской традиции гегелевская «хитрость Разума».
Тексты: Блок А. А. Собр. соч.: В 8-и т. М.; Л., 1963. Т.6. С. 21; Герцен А. И. Собр. соч. и писем: В 30 т. М., 1954-1956. Т. 5. С. 91; Т. 10. С. 237; Т. 18. С. 463; Кьеркегор С. О понятии иронии // Логос. М. 1993. № 4. С. 176-198; Ницше Ф. О пользе и вреде истории для жизни // Ф. Ницше. Соч.: В 2-х т. М., 1990. Т. 1; Тард Г. 1) Законы подражания, 1892; 2) Социальная логика. СПб., 1996.
Исследования: Гайдукова Т.Т. Принцип иронии в философии Кьеркегора // Вопросы философии, 1970. № 9. С. 109-120; Касаткина Т. А. Свидригайлов-ироник // Достоевский и современность. Тезисы выступлений на «Старорусских чтениях». Новгород, 1989. С. 47-51; Легова Е. С. Гегель об истоках злой воли // Вопросы философии, 1966. № 11. С. 32-42; Мельвиль Ю. К., Чанышев А. Н. Ирония истории // Вопросы философии, 1954. № 2; Мельвиль Ю. В. Понятие «хитрость разума» в философии истории Гегеля // Вестник МГУ. Философия. 1971. № 6. С. 49-58; Микушевич
B. Ирония Фридриха Ницше // Логос. Москва, 1993. № 4. С. 199-203; Пивоев В.М. Ирония как эстетическая категория // Философские науки, 1982. № 4. С. 54-61; Серкова В. А. Пространство иронического контекста (Сократ, Ф. Шлегель, Гегель, Кьеркегор) // Кьеркегор и современность. Минск, 1996. С. 89-98; Пространство контекста в иронико-судьбических и иронико-исторических конструкциях и моделях истории // Метафизические исследования. СПб., 1997. Вып. 2. История.
C. 92-107; Флоровский Г. В. Хитрость разума // Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение Евразийцев. Кн. 1. София, 1921. С. 28-39; Харитонов М.С. Принцип иронии в эстетике Т. Манна // Вопросы философии. 1972. № 5. С. 98-108; Кононенко Е. И. Художественная семантика иронии // Философско-методологические проблемы гуманитарного знания. М., 1983. С. 69-73.
