CC BY
40
ОБЩЕСТВО
ИНТОЛЕРАНТНОСТЬ КАК ЦЕННОСТНАЯ УСТАНОВКА РОССИЙСКОЙ МОЛОДЕЖИ: ПРИЧИНЫ И СЛЕДСТВИЯ1
Руденкин Д.В.
Стимулом к написанию работы послужило желание автора разобраться в причинах учащения проявлений нетерпимости и насилия среди современных молодых россиян. Базовая гипотеза статьи заключается в том, что подозрительность и враждебность развились у современных представителей российской молодежи под влиянием тех общественно-политических тенденций, которые сопровождали их взросление. В первой части статьи автор анализирует различные процессы, происходившие в общественно-политической жизни России в 2000-е гг., и предполагает, каким образом эти процессы могли повлиять на настроения людей, взрослевших в то время. Во второй части рассматривается вопрос о мироощущении нынешних молодых россиян и их восприятии окружающей действительности. Основной вывод статьи заключается в том, что взросление нынешних молодых россиян сопровождалось обилием информационных поводов о борьбе страны с различными внутренними и внешними угрозами, и это привело к формированию у части из них гипертрофированной подозрительности и нетерпимости по отношению к миру. Эмпирическую основу статьи составил вторичный анализ всероссийских опросов молодежи, проведенных в 2007-2012 гг.
INTOLERANCE AS A VALUE SETTING OF RUSSIAN YOUTH: CAUSES AND CONSEQUENCES
Rudenkin D.V.
This article was created because of the authors desire to understand the reasons for increasing number of acts of intolerance and violence among young people in modern Russia. The basic hypothesis of this paper is that many young Russians nowadays have strong feelings of suspicion and hostility, because their growing up was accompanied by specific trends in political life of their country. The first part of the article is dedicated to the analysis of different trends of public and political life of Russia in 2000s . In the second part author describes the outlook and perception of reality of young Russians, who grew up, seeing these specific trends every day. The main conclusion of this paper is that contemporary young people in Russia grew up quite aggressive, because they heard a lot of news about huge number of internal and external enemies of their country, when they used to be kids. For many of these young people an idea about big number of threats and enemies in Russian society became usual, that is why sometimes they demonstrate aggressive and intolerant behavior. All conclusions of this article are based on the results of surveys of young people, conducted in Russia in 2007-2012.
1 Работа выполнена в рамках проекта лаборатории сравнительных исследований толерантности и признания Института социальных и политических наук Уральского федерального университета
Руденкин Д.В.
Минувшие пять лет ознаменовались в России заметной вспышкой нетерпимости и насилия со стороны молодежи. Фактическая травля журналиста Александра Подра-бинека и правозащитницы Эллы Памфиловой, вся «вина» которых заключалась лишь в высказывании политических оценок, которые не понравились сторонникам некоторых молодежных организаций. Хулиганская выходка активистов провластных молодежных движений, которые изобразили представителей российской внесистемной оппозиции в образе лидеров нацистской Германии. Митинг на Манежной площади в декабре 2010 г., который быстро перерос в погром на почве национальной нетерпимости. Неутихающие противоречия между болельщиками футбольных команд из Москвы и городов Кавказа, которые регулярно оканчиваются провокациями, а порой и массовыми драками на стадионах. Скандальный судебный процесс над панк-группой Pussy Riot летом 2012 г., после которого одни молодые люди начали агрессивно издеваться над сторонниками Русской Православной Церкви, а другие - не менее агрессивно придираться к тем, кто разделяет взгляды подследственных музыкантов. Зимой 2014 г. агрессивно настроенные толпы молодых людей снесли овощную базу в Бирюлево, полагая, что там укрывается убийца их товарища. Весной 2014 г. произошла целая серия публичных акций и дискуссий, связанных с крайне критическим отношением молодых россиян к событиям на территории соседней Украины. И это лишь некоторые, наиболее резонансные акции, которые произошли за это время.
Увеличивающаяся частота таких насильственных акций и разнообразие вопросов, которые становятся их поводами, заставляют предположить, что происходит все это не случайно. Какие-то параметры жизни российского общества изменились и сделали подобные акции возможными. А то, что
совершаются все эти акции именно наиболее молодыми гражданами, наталкивает на мысль, что произошедшие изменения затронули в первую очередь молодежь. Иначе говоря, в российском обществе, похоже, сформировались тенденции, которые озлобили определенную часть молодежи и развили у нее готовность к проявлению различных форм агрессии. Данная работа посвящена одной из версий, которые могут объяснить такой рост интолерантности среди определенной части российской молодежи.
Взросление во «враждебном мире»
Чтобы разобраться в том, что же именно вызывает рост интолерантности у определенной части современной российской молодежи, стоит обратить внимание на феномен «социализационного лага», существование которого предполагал в одной из своих работ американский социолог Рональд Инглхарт (Ronald F. Inglehart). Напомним, предположение ученого состояло в том, что существует задержка между проявлением новых для общества взглядов и теми обстоятельствами, которые эти взгляды могли бы сформировать. Природа этой задержки в том, что основными носителями новых моделей мышления и поведения становятся лишь те люди, которые с детства жили в новых для общества условиях. Взгляды и поступки уже взрослого человека, по мнению Р. Инглхарта, чаще всего все же устойчивы и редко поддаются сильной корректировке, даже если обстоятельства жизни поменялись. Именно поэтому изменения в настроениях людей становятся заметны не сразу: старшее поколение просто реагирует на них слабо, а новые когнитивные и поведенческие практики молодых проявляются только по мере их выдвижения на самостоятельные роли [9, с. 14-15].
Если допустить, что этот «социализаци-онный лаг» действительно существует2, то
2 Сам Р. Инглхарт, как известно, позиционирует свои рассуждения именно как «гипотезу», проверка которой еще впереди [10, с. 149].
получается, что логика настроений и поступков представителей молодежи должна объясняться теми тенденциями общественной жизни, которые сопровождали их взросление. Соответственно, ключ к пониманию перечисленных выше всплесков нетерпимости лежит в тех обстоятельствах, которые были характерны российскому обществу в период взросления нынешних молодых россиян. Этот период пришелся на относительно недавнее время. Даже нынешние тридцатилетние россияне были школьниками в 1990-е гг., большинство же из представителей нынешней молодежи и вовсе лишь появились на свет. Поэтому логика взглядов и поступков современных нам молодых россиян формировались уже в 2000-е гг. А это значит, что и глубинные основания их настроений и действий лежат в тех процессах, которые заявили о себе именно тогда. Этому времени, в свою очередь, характерно несколько тенденций, которые оказали влияние на рост интолерантности у определенной части современной российской молодежи.
Первая тенденция. Изменение характера внешней политики России. В годы президентства В.В. Путина Россия отказалась от характерной ей прежде готовности соглашаться с решениями других государств даже в ущерб собственным интересам. Избегая открытой конфронтации с другими государствами, Россия, тем не менее, неоднократно демонстрировала в эти годы свою принципиальную позицию по многим международным вопросам и последовательно, подчас жестко, ее отстаивала. Осуждение российскими властями действий США на Ближнем Востоке. Повторявшиеся несколько раз конфликты с Украиной из-за поставок энергоресурсов. Бурная дискуссия по поводу возможного размещения американской системы ПРО на близкой к российским границам территории Польши. Вмешательство российской армии в конфликт между Грузией и Южной Осетией с целью защиты мирного населения и рос-
сийских миротворцев, несмотря на осуждение со стороны большинства других государств. Даже этого, далеко не исчерпывающего, перечня внешнеполитических действий России тех лет хватает, чтобы заметить: страна стала вести диалог с другими государствами в совершенно иной, чем прежде, форме, решительно настаивая на необходимости соблюдения всеми внешнеполитическими партнерами России принципов равноправного и взаимовыгодного сотрудничества, категорически отвергая любые попытки ущемления ее национальных интересов. Разумеется, столь существенная корректировка внешнеполитической линии России не могла остаться незамеченной населением страны, которое, если судить по опросам социологов, такую корректировку восприняло позитивно. И такая реакция россиян представляется вполне закономерной, поскольку, судя по опросам социологов, после распада СССР и потери территорий, которые россияне считали своими, у них «осталось чувство ущемленнос-ти, как будто страна понизила свой статус на международной арене. Вследствие чего россиянам и даже молодежи недостает ощущения прежнего могущества существовавшей ранее державы» [15, с. 84].
Вторая тенденция. «Шпионские скандалы» в отношениях с другими государствами. В 2000-е гг. произошел целый ряд событий, которые подчеркнули: российские спецслужбы имеют своих тайных агентов в других государствах, а эти государства, в свою очередь, ведут подпольную работу в самой России. Естественно, что в самом существовании этих разведывательных сетей вряд ли кто-то всерьез сомневался. Однако количество фактов, которые стали известны именно в этот момент, привлекли к теме шпионажа широкое общественное внимание. В этот период, например, был задержан российский ученый И.В. Сутягин, которого обвинили в передаче секретных сведений сотрудникам американской разведки. Позже аналогичные обвинения были
предъявлены и другим ученым: В.В. Данилову, О.А. Кайбышеву, О.П. Коробейниче-ву. Сразу после скандальных выборов украинского президента Виктора Ющенко в 2004 г. в российских СМИ стали появляться материалы, в которых утверждалось, что инициаторами смены власти в соседнем государстве стали американские «агенты влияния», действовавшие под прикрытием международных общественных организаций. Информация о разведывательной работе российских спецслужб тоже появлялась в это время довольно часто. Конечно, было бы преувеличением говорить в связи с этим о массовом всплеске ксенофобии в российском обществе, но в то же время нельзя не признать, что все это, как минимум, не способствовало укреплению в массовом сознании россиян их доверия к некоторым зарубежным странам и иностранцам вообще.
Третья тенденция. Масштабный конфликт с террористическими формированиями внутри страны. В течение всех 2000-х гг. одной из наиболее серьезных и обсуждавшихся российских проблем была конфронтация с террористами, которые фактически устроили перевалочный пункт в южных регионах России. Взрывы в российских самолетах, поездах, жилых домах. Захваты заложников в театральном комплексе на Дубровке и школе Беслана. Затяжная контртеррористическая операция на Северном Кавказе. Ликвидация одних лидеров террористов и показательные судебные процессы над другими. Утверждение, что в 2000-е гг. Россия фактически находилась в состоянии войны, не будет большим преувеличением. Причем это была война с непредсказуемой линией фронта. Террористические атаки, которые стали неотъемлемой частью этих военных действий, случались в разных городах России, и от них гибли в том числе и люди, которые не имели ни малейшего отношения к политике российского правительства. Такая война неизбежно должна была оказать влияние на настроения людей,
ин Д. В.
ведь им фактически приходилось жить с пониманием, что угроза их собственной безопасности способна исходить от любого человека на улице, в любом месте и в любое время.
Четвертая тенденция. Усиление давления на крупных бизнесменов со стороны правительства. Уже в первые дни руководства страной В.В. Путин озвучил свой известный тезис о необходимости «равноудаленного положения всех субъектов рынка от власти», подчеркивая свое принципиальное намерение снизить роль крупных бизнесменов в стране и дистанцировать их от решения вопросов государственной важности. Вскоре началось уголовное преследование В.А. Гусинского и Б.А. Березовского, которые были вынуждены скрываться в Европе. Еще через какое-то время к тюремному заключению был приговорен М.Б. Ходорковский. Разумеется, нельзя сказать, что эти факты доказывают намерение российских властей побороть бизнесменов как класс. Это в корне неверно уже хотя бы потому, что многие не менее богатые предприниматели никакому уголовному преследованию не подвергались, а ряд из них и сейчас эффективно сотрудничают с государственными структурами. Тем не менее то, как позиционировалось уголовное преследование В.А. Гусинского, Б.А. Березовского и М.Б. Ходорковского, вряд ли сыграло добрую службу имиджу российских бизнесменов. Всех троих обвиняли в мошенничестве, фактически присвоении некогда государственной собственности, которой они на незаконных основаниях завладели в 1990-е гг. Тем самым, вольно или невольно, в массовом сознании населения формировался непривлекательный имидж крупного российского бизнеса. К тому же многие представители российского крупного бизнеса (в отличие, кстати, от своих коллег в развитых странах мира) не давали особых поводов для того, чтобы опровергнуть подобную оценку: откровенная жажда наживы, демонстративное выпячивание своего
богатства, нежелание заниматься благотворительностью, участвовать в реализации важных социальных проектов, неготовность к проявлению социальной солидарности и т.д. - все это, конечно, не способствовало росту симпатий и уважения населения к так называемым «новым русским».
Пятая тенденция. Дискредитация «внесистемной» оппозиции как субъекта политического процесса. На протяжении 1990-х гг. в России действовало множество разных политических сил, которые репрезентировали (хотя бы номинально) интересы разных слоев населения и могли составить друг другу вполне реальную конкуренцию. В 2000-е гг. правила предвыборной борьбы поменялись, уровень политической конкуренции существенно снизился, и в итоге путь к власти для многих из этих сил оказался практически закрыт. Параллельно менялся и образ так называемой «внесистемной» оппозиции: он становился все менее привлекательным для среднестатистического россиянина - причем не только (а возможно, и не столько) из-за негативного освещения ее деятельности в российских СМИ, но и из-за поведения ее лидеров, не демонстрировавших готовности к конструктивному диалогу с властью, многократно в ходе своих зарубежных поездок крайне негативно высказывавшихся о нынешней российской власти. Не удивительно поэтому, что В.В. Путин критически оценивал марши оппозиционных политиков как мешающие российским гражданам и отказывался вступать с их организаторами в конструктивный диалог. Кроме того, ряд представителей российской оппозиции были прямо или косвенно обвинены в причастности к провалу реформ 1990-х гг. (например, Б.Е. Немцов), а другие - в сотрудничестве с иностранными разведками (именно так произошло с А.А. Навальным). В совокупности эти оценки подали еще один своеобразный сигнал гражданам: большинство представителей «внесистемной» оппозиции или некомпетентны, или вовсе представляют угрозу для страны.
Шестая тенденция. Подрыв доверия к государству как представителю интересов гражданина. Логика общественного сознания такова, что имидж организации или государственного института в значительной степени определяется теми информационными поводами, которые сопровождают их деятельность. Сами по себе эти информационные поводы, естественно, не позволяют однозначно определить всех представителей той или иной организации или института как заведомо плохих или как заведомо хороших людей. Тем не менее на общее доверие граждан к этой организации или институту они влияют. В связи с этим необходимо вспомнить, что в 2000-е гг. в СМИ появлялось много материалов, в которых говорилось о пытках и подтасовке доказательств в отделениях полиции, преследованиях «оборотней в погонах», фактах бездействия полицейских, когда людям угрожала опасность, о серьезных нарушениях в работе судов, о коррупции в органах государственной власти. Все это, конечно, тоже не способствовало росту авторитета государства среди населения, порождало у многих людей сомнения в его способности выражать и защищать их интересы.
Конечно, абсолютизировать эти тенденции, а тем более утверждать, что только они и составляли тот фон, на котором происходил процесс социализации молодых россиян, было бы несправедливо. Не лишним будет напомнить, что именно в эти годы миллионы россиян получили возможность покупать автомобили и электронику, добротную, качественную еду и одежду; путешествовать, ездить в отпуск за границу; именно в эти годы сформировался средний класс, существенно поднялись потребительские стандарты. Не удивительно поэтому, что, по данным соцопросов, россияне (в том числе и в первую очередь молодежь) в своем значительном большинстве, имей они такой выбор, предпочли бы жить в современной России. В то же время нельзя отрицать и того, что описанные выше тенденции спо-
Руденкин Д.В.
собствовали укреплению в сознании части российской молодежи установок негативи-стского характера: интолерантности, враждебности, агрессивности.
Подозрительность как мироощущение
Конечно, невозможно категорично заявить, что взросление в подобной атмосфере вызвало у современных нам молодых россиян желание проявлять насилие и нетерпимость по отношению к другим. Во-первых, современная российская молодежь - это крайне сложная и дифференцированная социальная группа. Рассуждать о формировании у всех ее представителей неких общих желаний или установок вообще можно лишь с определенной долей условности, так как у кого-то такие черты всегда выражены сильнее, а у кого-то - слабее. Во-вторых, контекст взросления современных молодых россиян был значительно шире, нежели шесть перечисленных выше тенденций. Следовательно, на любые взгляды и поступки этих людей могут влиять не только перечисленные факторы, но и какие-то иные, в том числе совершенно противоположные по своей направленности и содержанию. Тем не менее очевидно, что под влиянием описанных выше тенденций у некоторых молодых людей формируется привычка видеть некие «враждебные силы» даже там, где они, возможно, отсутствуют. Такой человек привыкает к насилию как к форме взаимодействия с этими силами. Наконец, готовность к сотрудничеству с другими он начинает демонстрировать только в случае острой необходимости, так как допускает, что едва ли не любой из окружающих людей его может оказаться «врагом» 3.
Чтобы проверить, насколько все это характерно нынешним молодым россиянам, будет разумно изучить данные тематичес-
ки релевантных исследований, которые были проведены среди представителей российской молодежи отечественными социологическими центрами. Для того чтобы обеспечить сравнимость информации и достоверность получаемых выводов, будем ссылаться на результаты исследований, удовлетворяющих критериям сопоставимости, которые предложила В.С. Сычева [18, с. 129]. Таким образом, ниже будут приведены данные исследовательских проектов, которые сопоставимы по методу сбора информации (вся информация получена в ходе массовых опросов), по объемам и критериям выборки (везде применялись выборки, репрезентативные для российской молодежи в целом), а также по временным рамкам (все работы проводились в период между 2007 и 2012 гг.). Результаты проводившихся опросов показывают, что каждая из этих особенностей в том или ином виде действительно характерна многим из современных нам молодых россиян.
Готовность замечать вокруг себя «врагов» у многих представителей российской молодежи - закономерное явление. Жизнь, а тем более взросление в ситуации, когда вокруг присутствует множество явных или мнимых «неприятелей», является благодатной почвой для развития настороженности и готовности видеть враждебность даже там, где ее, возможно, нет. С самой идеей, что у России как государства сейчас есть «враги», согласны примерно 64-65% из них [8, с. 13]). Причем список подобных «врагов России» в оценках этих молодых людей довольно длинный и пестрый. Как показывает в своем исследовании Д. Даффлон [3, с. 27], наиболее часто они причисляют к врагам своей страны различные интернациональные силы, например, международных террористов, исламских фундамента-
3 Термин «враг» не случайно взят в кавычки. Здесь и далее под ним понимается не только собственно «враг», как этот термин трактуется в толковых словарях («противник», «недруг», «неприятель», «недоброжелатель», «человек, стремящийся причинить вред» и т.п.), но и в более широком смысловом контексте - скорее, как синоним «другого», «иного» («отличного от этого», «несхожего», «непохожего», «не своего», «вызывающего антипатию, отвращение, неприязнь, презрение, осуждение» и т.п.).
листов или фашистов. Многими в качестве угрозы воспринимаются также отдельные страны или их коалиции - США, НАТО, некоторые государства из числа бывших советских республик. Еще какая-то часть, судя по данным опросов, видит угрозы внутри страны, называя «врагами» бюрократов, чиновников, олигархов и даже просто представителей отдельных социальных групп 4
Интересно в данном случае не только то, что большинство из них готовы замечать «враждебные силы», которые представляют явную или мнимую угрозу для их страны. Примечательно скорее то, каким образом они выделяют эти «враждебные силы». Так, например, отдельного пояснения требует их готовность обнаружить «врагов» в лице отдельных стран и межгосударственных союзов. Исследователи часто отмечают, что нынешние молодые россияне взрослели в условиях открытых границ и имели возможность самостоятельно увидеть другие страны. Поэтому в целом нынешняя молодежь симпатизирует ценностям американцев и европейцев, считает их близкими России. Эта оценка неоднократно подтверждалась в ходе опросов. Так, молодые россияне примерно в полтора раза чаще остальных возрастных групп идентифицируют себя с европейцами [4, с. 297]. Около 60% отмечают, что в жизни стран Запада много не только минусов, но и плюсов [1, с. 80]. А 58% признаются, что хотели бы какое-то время пожить в этих странах [6, с. 104]. Тем не менее две трети нынешних молодых россиян признаются, что их беспокоит активное вмешательство других государств во внутренние дела их страны [2, с. 90]. До
70% уверены, что, обвиняя Россию в нарушении прав человека, страны Запада неискренни и преследуют лишь свои, корыстные, цели [8, с. 13]. А ряд стран, вроде тех же США, просто указываются ими в качестве врагов [3, с. 27]). Это парадоксальное, на первый взгляд, сочетание возможно объяснить лишь тем, что многие из этих молодых людей готовы видеть «врага» своей страны даже в лице тех государств, которым они лично симпатизируют.
Примечательна и логика, которой они, скорее всего, руководствуются, выделяя «врагов» внутри страны. Демонизация некоторых из категорий людей, попавших в перечень «врагов», понятна. Например, олигархи явно оказались там из-за судебных процессов над крупными собственниками в начале 2000-х гг., а взяточники и чиновники - из-за целой серии коррупционных скандалов. Но причисление к «врагам» таких категорий, как гомосексуалисты, коммунисты, лица кавказской национальности, с этих позиций объяснить сложно. Серьезной кампании, которая могла бы создать предубеждение к этим категориям лиц, в России не было. Их попадание в список «врагов» сложно объяснить чем-то, кроме возникновения в сознании нынешних молодых россиян привычки видеть что-то «враждебное» во всех непохожих и незнакомых людях. По данным Института социологи РАН, в сегодняшней России до 30% молодежи не может назвать «своими» всех граждан России, 44% - всех жителей собственного города, 48% -всех людей с похожими взглядами на жизнь, а еще 49% - всех представителей родной национальности [4, с. 298]. В условиях же постоянного социального напряжения и
4 В упоминаемом исследовании Д. Даффлона респонденты относили к «врагам России» такие категории людей, как сионисты, евреи, лица кавказской национальности. По нашим данным, этот список может быть далеко не исчерпывающим. В частности, в ходе интервью с представителями молодежи Екатеринбурга, которые были проведены автором при подготовке диссертационного исследования, информанты часто причисляли к «врагам» наркоманов, проституток, лиц с низким уровнем образования, бандитов. Исследование носило качественный характер, поэтому сложно оценить, насколько распространены подобные оценки среди российской молодежи в целом. Тем не менее определенная склонность к демонизации этих категорий населения среди молодых россиян, по-видимому, существует.
враждебности, как отмечает Борис Дубин, люди склонны относить «не своего» именно к потенциально враждебным, «чужим», так как они уверены, что угроза может исходить вообще отовсюду [5, с. 349]. Причисление гомосексуалистов или, например, евреев, к «врагам» связано с тем, что они «не свои».
В целом установки массового сознания российской молодежи ученые оценивают достаточно оптимистично. Исследования социологов не обнаруживают значительных масштабов распространения среди молодежи установок откровенно антисоциального характера, а потому не дают особых поводов бить тревогу. Как пишут известные российские социологи М.К. Горшков и Ф.Э. Шереги, «нынешняя российская молодежь в целом не индивидуалистична, не агрессивна, не стремится обладать властью, не честолюбива, она просто нормальная» [1, с. 131]. Вместе с тем настроения части молодых россиян все-таки дают повод для тревоги, поскольку свидетельствуют не просто об их готовности обнаружить «врага» для своей страны или для себя лично, но и об их готовности увидеть «врага» едва ли не в ком угодно. Причем этот перечень достаточно обширен. К «врагам» многие молодые россияне готовы причислить не только международных террористов или иностранных шпионов, но и, например, социальную группу, которая не принесла им лично никакого вреда, но принципы жизни которой им по тем или иным причинам не близки; даже государство, которое им лично симпатично. Принципы же, по которым выделяются эти «враги», похоже, таковы, что к ним может быть отнесен вообще кто угодно. И нет никаких гарантий, что завтра на первое место в этом перечне не выйдут, например, атеисты, банковские служащие, Украина или ВТО. По всей видимости, все решает лишь сиюминутная политическая ситуация и актуальная повестка дня.
Легитимация насилия как формы политического действия усугубляет эту готов-
ин Д.В.
ность увидеть «врага» в окружающем мире. Ситуация, когда человек опознает в какой-то социальной группе или другом государстве «врага», но не требует в отношении последнего» никаких насильственных действий, вполне возможна. Однако многие современные нам молодые россияне настаивают именно на жестком и даже жестоком обращении с теми, кого они относят к этой категории. Повзрослевшие в условиях постоянной борьбы общества с той или иной «угрозой», многие из них, похоже, свыклись с мыслью, что наиболее эффективный способ воздействия на оппонента - это насилие, давление. Сегодня они не просто готовы видеть вокруг себя явных или мнимых «врагов», но и соглашаются с тем, что к этим «врагам» надо применять жесткие меры, в том числе и не всегда укладывающиеся в рамки закона. Об этом говорит несколько характерных фактов.
Во-первых, показательно, что получает все большее распространение феномен, который Владимир Петухов обозначил как «младонационализм» [14, с. 60]. Нынешняя российская молодежь поддерживает лозунг «Россия для русских» с гораздо большей готовностью, чем поколение их родителей. По данным опроса, проведенного аналитическим центром Юрия Левады в 2011 г., лишь 25% современных нам молодых россиян были категорически против реализации в стране этого принципа. В то же время полностью его поддерживали 19%, а еще 41% были уверены, что его следует воплотить частично [2, с. 73]. То, что лишь пятая часть молодежи готова полностью поддержать реализацию этого принципа, обнадеживает мало. Даже 20% нынешней российской молодежи - это все равно миллионы людей. Вдобавок, здесь не менее важно и то, что еще 41% соглашаются с идеей о необходимости доминирования русских частично. Позиция этих людей своеобразна: с одной стороны, они возражают против злоупотреблений, но с другой - сама идея им нравится. То есть условно их тоже можно от-
нести к сторонникам ограничения прав нерусского населения. По сути же это распределение говорит о том, что более половины нынешних молодых россиян считают вполне справедливой противоречащую Конституции идею, что права нерусского населения в их стране могут быть законодательно ограничены.
Во-вторых, у многих сформировались явно недружелюбные установки в отношении лиц, ведущих социально осуждаемый образ жизни: проституток, наркоманов, гомосексуалистов. Так, на физической ликвидации проституток настаивают около 15%, еще 21% одобрили бы их принудительную изоляцию от общества. 21% хотели бы ликвидации гомосексуалистов, а 24% - хотя бы их изоляции. Наконец, ликвидации наркоманов желали бы 25%, а еще столько же настаивали бы на изоляции [7, с. 44]. Справедливости ради отметим, что молодые россияне гораздо более лояльны и терпимы к ряду других социальных групп - так, лишь считанные единицы из них настаивали бы на ликвидации или изоляции бродяг, больных СПИДом или алкоголиков. Однако это говорит скорее о том, что данные социальные группы пока не стали в их глазах серьезным раздражителем. При этом многие молодые россияне уже приняли саму идею, что права какой-то социальной группы могут быть нарушены, если эта социальная группа представляет явную или мнимую опасность для общества. Если по каким-то причинам больные СПИДом или алкоголики в ближайшее время начнут вызывать их раздражение, то многие согласятся и на их изоляцию, и даже на их ликвидацию. Та легкость, с которой едва ли не половина нынешней российской молодежи соглашается на насильственные меры в отношении проституток и гомосексуалистов, говорит именно об этом.
В-третьих, у нынешних молодых россиян существует определенный запрос на решительные и даже насильственные действия по отношению к взяточникам, кор-
рупционерам. Не случайно уже в 2009 г. аналитики Института социологии РАН обнаружили, что треть представителей молодежи хотя бы раз в жизни испытывали желание «перестрелять всех взяточников и казнокрадов» [4, с. 279]. Конечно, само по себе такое желание не доказывает решительности в борьбе с пойманными на злоупотреблениях чиновниками. Подобные желания часто свойственны человеку под влиянием эмоций и могут быть лишь проявлением сиюминутной злости. Но те методы борьбы против взяточников, которые предпочитают нынешние молодые россияне, говорят о том, что у многих из них подобные желания выражают нечто большее, нежели разовый выплеск негодования. Исследования показывают, что от четверти до половины из них одобряют хакерские атаки на интернет-ресурсы ведомств, в которых работают попавшиеся на взятках чиновники. Еще столько же называют приемлемым методом борьбы захват административных зданий, перекрытие транспортных сетей и коммуникаций, обливание соком и забрасывание помидорами [14, с. 61].
Наибольшую готовность согласиться с применением насилия молодежь демонстрирует в отношении тех, кто посягает на базовые ценности страны, в особенности тогда, когда, по их мнению, имеет место внешнее вмешательство. Так, по данным Института социологии РАН, «более трети молодых москвичей (40%) считают, что "насилие допустимо, если нарушается справедливость в отношении их народа или веры". Однако тут речь идет скорее об ущемлении национальных или религиозных чувств внешними силами. Данный фактор является мобилизующим для значительной части общества, в особенности для молодежи. Как известно, ничто не сплачивает общество, как образ внешнего врага. Более того, многие люди, как видно из опроса, готовы признать возможность противостояния такому противнику разными способами, в том числе и насильственными. Возможно, это исходит
из представлений о справедливости. Так, в фильмах, в спортивных соревнованиях россияне часто симпатизируют слабым, обездоленным и тем, кто находится в заведомо проигрышном положении. Особую симпатию вызывает момент, когда герой по сценарию фильма преодолевает все преграды, побеждает и находит свое счастье [15, с. 85]. И, конечно, особую готовность к применению насилия по отношению к «врагам» россияне (в том числе молодые) демонстрируют в том случае, когда речь идет о защите интересов народа: : "В конце первого десятилетия 2000-х такие чувства, как "стыд за состояние в стране" и "дальше так жить нельзя", "собственную беспомощность" часто испытывали уже до трети населения. Это меньше, чем в 90-е, но тоже очень немало. Все эти болезненные ощущения, особенно в 90-е годы, влияли на распространение негативно окрашенных чувств людей. Во время опросов по проекту ИС РАН 2011г. "20 лет реформ глазами россиян" половина респондентов согласилась с суждением: "Все средства хороши для защиты интересов моего народа"" [15, с. 114].
При этом не имеет значения, какой процент российской молодежи в действительности готов участвовать в подобных акциях и проявлять насилие в отношении людей, воспринимаемых как «враги» (скорее всего, готовых на это все-таки не много). Гораздо важнее то, что многие считают нормальной саму идею о возможности применять жесткие меры, несмотря на то, что «большая часть российского общества не приемлет насилие в качестве пути выхода из сложных ситуаций. Этот тренд у молодежи преобладает как среди русских, так и представителей других национальностей [15, с. 85], возрастающее распространение интолерантных установок в отношении нерусского населения, проституток, наркоманов, гомосексуалистов, взяточников и прочих «врагов» говорит о том, что сознание части молодых россиян не отвергает идею насилия.
ин Д. В.
Но важно понимать: если человек уже принял идею о том, что насилие как форма воздействия на оппонента вполне приемлемо, это значит, что он способен одобрять такое насилие в отношении любых социальных групп, которые посчитает недружелюбными или заслуживающими наказания. Список «врагов» современные нам молодые россияне составляют довольно обширный. К тому же очевидно, что в зависимости от текущей политической ситуации и резонансных общественных событий он способен пополняться. Следовательно, не существует никаких гарантий, что, одобряя сегодня ограничение прав нерусского населения, молодые россияне не станут в будущем поддерживать дискриминацию, например, людей без образования, верующих или каких-то иных социальных групп.
Предрасположенность к негативистс-ким формам кооперации, характерная многим представителям нынешней российской молодежи, - еще одно следствие тех условий, в которых они взрослели. Жизнь с непрерывной готовностью обнаружить рядом с собой людей, представляющих угрозу, повышает недоверчивость к окружающим. Человек, живущий (а тем более взрослеющий) в подобных обстоятельствах, не просто готов обнаружить явных или придуманных «врагов». Он еще и перестает доверять большинству окружающих его людей, так как, осознанно или нет, ждет, что они могут оказаться этими самыми «врагами». Естественно, это не означает, что в подобных условиях люди вообще избегают взаимодействия друг с другом. Однако сотрудничество между ними становится редким и происходит только в тех случаях, когда добиться результата возможно лишь целенаправленными совместными усилиями. В таких обстоятельствах многие вроде бы логичные формы кооперации людей мало востребованы: решать повседневные проблемы они предпочитают в одиночку. Однако в ситуации, когда необходимо дать отпор какой-то угрозе или восстановить справедливость, у
людей чаще всего нет выбора - и им приходится объединяться. Поэтому в таких обстоятельствах наиболее распространенной становится именно негативистская форма кооперации, предполагающая необходимость реакционных действий в ответ на какой-то раздражитель.
В обычных, повседневных условиях современные нам молодые россияне действительно мало доверяют друг другу и ощущают потенциальную опасность от окружающих. Около 70-80% из них признаются, что чаще всего ощущают именно негативные эмоции со стороны большинства других людей. В то же время собственное эмоциональное состояние они гораздо чаще считают позитивным [2, с. 48-49]. Показательны и страхи, которые они испытывают: стать жертвой чьих-то преступных намерений боятся около 40%, в то время как остаться без друзей - вдвое меньше [17, с. 400]. Иначе говоря, довольно значительная часть нынешней российской молодежи предпочла бы остаться вообще без друзей, но не стать жертвой чьих-то преступных намерений. Ответы на прямой вопрос о том, можно ли доверять людям, выглядят еще более красноречиво. В среднем до 70% убеждены: к окружающим людям стоит относиться с подозрением, ожидать опасности [16, с. 86]5. Те же 70% признаются, что избегают сотрудничества с другими даже в случае, если оно может принести обоюдную пользу [12]. Установки на активное взаимодействие с другими у многих современных нам представителей российской молодежи попросту нет.
Их поведенческие практики подтверждают эту слабую готовность к кооперации.
По сути, единственной распространенной формой бытового сотрудничества между ними стало участие в субботниках и мероприятиях по благоустройству помещений -подобный опыт есть у 35%6. Другие формы кооперации такой принудительностью не обладают и в итоге имеют гораздо меньшее распространение. Так, в ремонте своего дома или подъезда участвовали только 15%, в проведении культурных мероприятий - 11%, в обсуждении важных общественных вопросов - 7%, в работе общественных организаций -около 3%, а опыт ухода за памятниками или другими объектами культурного наследия есть вообще у единиц [13]. Более чем равнодушны молодые россияне и к участию в работе молодежных организаций, движений. Опыт участия хотя бы в одной акции хотя бы одного движения имеют не более 20%. Причем это касается участия в работе не только политических движений, но и вообще любых форм кооперации со сверстниками, в том числе спортивных, культурных, студенческих и других [1, с. 136]. Во многих случаях молодые россияне действительно не очень стремятся к тому, чтобы с кем-то объединяться. И скорее всего, их гипертрофированное недоверие к окружающим людям играет в этом далеко не последнюю роль.
Тем не менее в критических ситуациях взаимодействие между ними все-таки происходит. Показательно, что наиболее распространенной формой взаимодействия между современными молодыми россиянами стали так называемые «движения одного требования». Это своеобразные разовые объединения людей, желающих восстановить нарушенную справедливость. Именно к таким формам кооперации среди моло-
5 Современным российским гражданам вообще характерно высокое недоверие друг другу. Более половины нынешних жителей России отмечают, что окружающие не вызывают у них доверия [11, с. 46]. Однако среди молодежи уровень межличностного доверия несколько превышает средний показатель. Так, в упомянутом исследовании М. Сасаки и его коллег среди граждан младше 25 лет 70% отметили, что окружающим людям нельзя доверять, хотя в большинстве других возрастных подгрупп с этим соглашались на 4-5% меньше людей.
6 Участие молодежи в субботниках вряд ли можно рассматривать как точный показатель. Во многих вузах и школах работа учащихся во время подобных мероприятий носит фактически обязательный характер, и уклониться от их посещения сложно. Соответственно, повышенный процент участия людей в субботниках сам по себе вряд ли может говорить о том, что они стремятся к подобному сотрудничеству.
дежи относятся протестные действия студентов социологического факультета МГУ, которые были недовольны качеством получаемого образования. Другой характерный пример - всероссийское движение аспирантов, боровшихся за предоставление молодым ученым отсрочек от службы в армии. Да и акции, перечисленные в самом начале работы, тоже относятся именно к этому типу кооперации. Все они возникали именно как стремление разово решить какую-то проблему, показавшуюся участникам острой. Сложно назвать эти объединения молодых россиян массовыми, но надо признать: в случае по-настоящему серьезной необходимости они действительно могут на некоторое время скоординировать свои усилия с единомышленниками. Принципиально важно, что такие «движения одного требования» - это сугубо вынужденная кооперация. Их первоочередная основа - не доверие к окружающим людям, а скорее осознание невозможности решить какую-то проблему без чьей-то помощи. И в первую очередь их появление демонстрирует решительность, с которой некоторые молодые россияне готовы сопротивляться общей угрозе, а не их доверие друг другу.
Готовность современных молодых россиян координировать свои действия с единомышленниками в ситуации борьбы с некой общей «угрозой» - показательное и важное явление. Она демонстрирует, что, несмотря на в целом низкий уровень доверия друг к другу, они готовы работать сообща, чтобы противостоять какой-то важной для всех «угрозе». В сочетании с готовностью видеть «врагов» в самых разных социальных группах и принятием насилия как формы воздействия на «врагов» эта готовность к негативистской кооперации превращает их в людей, предрасположенных к совместному совершению провокационных и даже жестоких действий. Во-первых, многие из них готовы назвать «врагом» едва ли не любого произвольно
ин Д.В.
взятого человека. Во-вторых, значительная часть признает, что проявить нетерпимость или насилие по отношению к этому «врагу» - вполне нормальная модель поведения. В-третьих, в ситуации борьбы с неким общим «врагом» молодые россияне способны координировать усилия и добиваться требуемого результата, даже несмотря на то, что общее их доверие друг другу - весьма не высокое.
Заключение
Всплеск интолерантности к окружающим людям, который произошел среди российской молодежи за последние несколько лет, вряд ли является случайным. Насильственных акций за это время произошло много, и поводы у них были разными. Неизменным оставалось лишь одно: во всех них участвовали именно представители того поколения граждан, которое повзрослело в России в 2000-е гг. Этим людям пришлось взрослеть в специфическое время, когда в их стране непрерывно обнаруживался то один «враг», то другой, то третий. Многие из них, привыкнув к ситуации борьбы с «врагами», по-видимому, поверили, что такая модель социальных взаимодействий вполне нормальна. В результате некоторые представители этого поколения поверили, что их страну и их лично окружают некие «враждебные силы», приняли идею о допустимости насилия как инструмента решения проблем в обществе и стали объединяются со сверстниками только ради противостояния общей «угрозе». Разумеется, эти настроения и черты поведения характерны не всем представителям современной российской молодежи и не всех они подтолкнут к каким-то конкретным поступкам. Однако потенциальная готовность к проявлению нетерпимости у части россиян, повзрослевших в 2000-е гг., похоже, все-таки сформировалась. И лишь время покажет, удастся ли направить ее в конструктивное русло.
ЛИТЕРАТУРА
1. Горшков М.К., Шереги Ф.Э. Молодежь России: социологический портрет. М.: ЦСПиМ, 2010. 592 с.
2. Гудков Л.Д., Дубин Б.В., Зоркая Н.А. Молодежь России. М.: Московская школа политических исследований. 2011. 96 с.
3. Даффлон Д. Молодежь в России: портрет поколения на переломе // Вестник общественного мнения. 2008. № 5(97). С. 19-35.
4. Двадцать лет реформ глазами россиян: опыт многолетних социологических замеров / Под ред. М.К. Горшкова, Р. Крумма, В.В. Петухова. М.: Весь Мир, 2011. 328 с.
5. Дубин Б.В. Россия нулевых: политическая культура - историческая память - повседневная жизнь. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2011. 391 с.
6. Зайцева О.А. Патриотизм в среде молодежи // Мониторинг общественного мнения. 2011. № 4. С. 123-129.
7. Зоркая Н.А. «Ностальгия по прошлому», или Какие уроки могла усвоить и усвоила молодежь // Вестник общественного мнения. 2007. № 3 (89). С. 35-46.
8. Зоркая Н.А. Современная молодежь: к проблеме «дефектной» социализации // Вестник общественного мнения. 2008. № 4 (96). С. 8-22.
9. Инглхарт Р. Постмодерн: меняющиеся ценности и изменяющиеся общества // Полис. 1995. № 6. С. 6-32.
10. Инглхарт Р., Вельцель К. Модернизация, культурные изменения и демократия: Последовательность человеческого развития. 2011. 464 с.
11. Козырева П.М. Межличностное доверие в контексте формирования социального капитала // Социологические исследования. 2009. № 1. С. 43-54.
12. Общественная активность молодежи. Выпуск 1 // Официальный сайт Государственного Университета - Высшей Школы Экономики [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.hse.ru/data/2009/11/24/1227845710/grans-1.doc (запрос сделан 01.11.2014).
13. Ответственность, взаимопомощь и доверие в российском обществе // Официальный сайт Фонда «Общественное мнение» [Электронный ресурс]. Режим доступа: http:/ /fom.ru/posts/download/10605 (запрос сделан 01.11.2014).
14. Петухов В.В. Поколение «нулевых»: социальные настроения, идеологические установки и политическое участие // Полис. 2012. № 4. С. 56-62.
15. Ресурс межэтнического согласия в Москве [Электронный ресурс] / Рук. проекта и отв. редактор Л.М. Дробижева. М.: Институт социологии РАН, 2014. 124 с. 1 CD ROM, Официальный сайт Института социологии РАН, URL: http://www.isras.ru/inab_2014_02.html (запрос сделан 25.12.2014).
16. Сасаки М., Давыденко В.А., Латов Ю.В., Ромашкин Г.С. Доверие как элемент социального капитала современной России (компаративный анализ) // Мир России. 2010. Т. 19. № 2. С. 78-97.
17. Свобода. Неравенство. Братство: Социологический портрет современной России / Под общ. ред. М.К. Горшкова. М., 2007. 448 с.
18. Сычева В.С. Метод вторичного анализа // Социологические исследования. 1995. № 11. С. 128-131.
