CC BY
249
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 7. ФИЛОСОФИЯ. 2013. № 1
ОНТОЛОГИЯ И ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ
А.В. Фролов*
ИНТЕНЦИОНАЛЬНОСТЬ И ОБЪЕКТИВНОСТЬ:
ЭВОЛЮЦИЯ ПОНЯТИЯ ИНТЕНЦИОНАЛЬНОСТИ
В ФЕНОМЕНОЛОГИИ
В статье рассматривается одно из ключевых понятий феноменологии — понятие интенциональности, а также его модификации в процессе развития феноменологической традиции у Ф. Брентано, Э. Гуссерля, М. Хай-деггера, Ж.-П. Сартра и М. Мерло-Понти. Делается вывод о стремлении феноменологии выйти за свои пределы посредством превосхождения постулированного Гуссерлем «априори корреляции» и детрансцентализации исходных предпосылок.
Ключевые слова: интенциональность, объективность, сознание, мир, присутствие, феноменальность, видимое, невидимое.
A.V. F r o l o v. The intentionality and objectivity: the evolution of intentionali-ty concept in phenomenology
The article considers one of the key concepts of phenomenology — the concept of intentionality, and its modification in the process of development of phe-nomenological tradition of Brentano, Husserl, Heidegger, Sartre, and Merleau-Ponty. The author makes a conclusion that the phenomenology seeks to go beyond itself by exceeding Husserl's "apriori of correlation" and detranscenden-talization of presuppositions.
Key words: intentionality, objectivity, consciousness, world, presence, phenomenality, the visible, the invisible.
Интенциональность, как известно, представляет собой ключевое понятие феноменологии; можно сказать, что с введением этого понятия у Брентано феноменология и начинается как философская школа. Существуют версии феноменологии, обходящиеся без него, однако большинство авторов, относивших и относящих себя к феноменологии, так или иначе его используют1. Тем не менее можно отметить поразительно малое количество публикаций, эксплицит-
* Фролов Александр Викторович — кандидат философских наук, старший преподаватель кафедры онтологии и теории познания философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, тел.: 8 (906) 042-71-96; е-mait alloff2008@yandex.ru
1 «Феноменология — это интенциональность», — говорит Э. Левинас [Э. Леви-нас, 2004, с. 274]. К версиям феноменологии без интенциональности относятся герменевтическая феноменология М. Хайдеггера, как она развивается в «Бытии и времени», или феноменология различия В.И. Молчанова (см.: В.И. Молчанов, 2004).
но посвященных этой теме2. Тем более нам не встречались исследования, в которых хотя бы намечалась эволюция этого ключевого для феноменологии понятия, а также раскрывалось бы значение его трансформаций для самой феноменологии. Все это побуждает нас обратиться к данной теме.
Гуссерль вводит в качестве основного принципа философских исследований фундаментальный тезис: «Назад к самим вещам!» — не к Канту или Гегелю, а к самим вещам. Философия, с точки зрения Гуссерля, закоснела в предрассудках и спекуляциях, которые закрывают выход к тому, что есть действительно, объективно. И именно раскрытие структуры интенциональности должно, по идее, обеспечить феноменологии этот выход. Иными словами, ин-тенциональность — это путеводная нить, следуя которой можно раскрыть конкретные связи познающего, оценивающего, волящего, действующего субъекта с окружающим миром вещей, природных и культурных, и с другими субъектами.
Этот тезис кажется парадоксальным, поскольку феноменология изначально позиционировала себя как наука о феноменах, о способах явления вещей, а не о вещах самих по себе. И под «вещами» в феноменологии могли пониматься совершенно различные предметы [Ф.-В. фон Херрманн, 2000]. Во всяком случае, данный призыв стал выражением неизбывного стремления философии выйти к чему-то подлинному, отличному как от усредненной понятности повседневной жизни, так и от теоретических абстракций. Структура интенциональности, таким образом, предполагает исследование конкретных, жизненных отношений между субъектом и миром. Тем самым устраняется разрыв, пропасть между субъективным и объективным: то и другое открывается во взаимопроникновении и неразрывных связях. С этим обстоятельством связан еще более радикальный тезис, имеющий отношение к подразделению философских дисциплин: именно благодаря введению понятия интен-циональности устраняется различие между онтологией и теорией познания3, поскольку интенциональный акт содержит в себе как предметный, так и ментальный, ноэтический компоненты, которые рассматриваются как имплицирующие друг друга.
Итак, с феноменологической точки зрения те или иные объекты — дома, деревья, люди, кентавры, треугольники, числа и др. —
2 Так, в библиографии феноменологической литературы, которая приводится Н.В. Мотрошиловой [Н.В. Мотрошилова, 2003], насчитывается менее 20 названий, включающих в себя термины «интенциональность» и «интенциональный», тогда как вся библиография содержит порядка 600 названий.
3 Хотя следует заметить, что первые феноменологические штудии осуществлялись Гуссерлем как раз в рамках логики и теории познания [Э. Гуссерль, 2001].
являются коррелятами интенциональных актов4. Утверждается, что «сознание — это всегда сознание о чем-то», или, как говорил еще Брентано и вслед за ним Гуссерль, что всякий интенциональ-ный акт либо сам является представлением (т.е. объективирующим актом), либо основан на представлении [Ф. Брентано, 1996, с. 24; Э. Гуссерль, 2001, с. 347]. Тем самым говорится, что интенции сознания по своей сущности нацелены на выход к объектам5. Это движение сознания вовне получило в феноменологической традиции название трансценденции — в смысле, близком к экстериори-зации, объективации6.
Однако у Брентано речь о трансцендентности интенциональ-ных объектов еще не идет: интенциональный предмет полагается как имманентный. Как представляется, заслуга Брентано состоит не только в отграничении психических феноменов от физических, но и в попытке построить определенную типологию интенциональ-ных актов на основе конкретно-дескриптивного исследования сознания. Как уже говорилось, фундирующими (основополагающими), с его точки зрения, служат акты представления — понятийного, чувственного либо фантазийного. Ими фундируются, с одной стороны, акты воспоминания, суждения, умозаключения, сомнения и т.п., а с другой — те акты, которые Брентано называет «движениями души» (радость, скорбь, надежда, желание, восхищение и др.) [Ф. Брентано, 1996, с. 24]. Конечно, данная типология не является однозначной и завершенной7, но, тем не менее, она делает явной проблему соотношения между видами интенциональных актов и типами объективности, им соответствующей. Один и тот же объект может восприниматься вживе, воспоминаться или воображаться, при этом его объективность как воспринимаемого, видимо, будет отлична от его объективности как воспоминаемого или воображаемого. Иными словами, имеет место различие в модусах объективности8.
4 Уже Брентано считал отличительным признаком актов сознания, или психических феноменов, «интенциональное внутреннее существование (intentionale М-existenz), отношение к чему-то как к объекту» [Ф. Брентано, 1996, с. 42]. Правда, остается под вопросом, насколько такого рода представленность вещи обеспечивает доступ к ее действительному существованию.
5 Даже если некоторые интенции являются только «пустыми подразумеваниями» — а такие интенции составляют фон интенциональной жизни, — то они все же полагают свои объекты, но в модусе возможного, а не действительного: например, мы видим незнакомый дом и не знаем, кто там живет, но подразумеваем, что кто-то живет, т.е. имеем в виду некоторый спектр возможностей.
6 Сартр потом увидит в этом существенную нехватку, небытие, которое и заставляет сознание выходить за свои собственные пределы, трансцендировать.
7 См. критические замечания по этому поводу: [Г. Шпигельберг, 2002, с. 5 и сл.].
8 Как впоследствии писал Сартр, моя ненависть отпечатывается на самом объекте, становится его квазиобъективным качеством. Объективность такого объекта имеет уже другую модальность. То же относится к ценностно значимым объектам.
Исследование интенциональной жизни сознания было продолжено Гуссерлем, благодаря которому дескриптивная психология сознания и оформилась как философская школа. В исследованиях ученика и последователя Брентано интенциональность, ее структуры и функции были раскрыты в трудноизмеримой полноте и детальности. Уже в «Логических исследованиях»9 в целом была очерчена структура интенционального акта, проведены различия между его «материей», «качеством» и интенциональным предметом, причем предмет акта, в отличие от Брентано, у Гуссерля полагается как трансцендентный сознанию, не являющийся его имманентным содержанием10. Гуссерлю удается приоткрыть всю сложность интенциональной жизни: так, он указывает, что различие между простыми (частичными, фундирующими) и составными (сложными, фундированными) актами таково, что единство сложного акта может строиться на многообразии простых и что для систематического исследования этих различий «едва ли еще может быть положено даже скромное начало»11. Особый тип предметности и, соответственно, объективности был выявлен в ходе разработки учения о категориальных созерцаниях, посредством которых сущности и категории могут быть усмотрены в «чистом виде», независимо от их реализации в конкретном. Впоследствии разработка типологии интенциональной жизни трансформировалась у Гуссерля в трансцендентальную эйдетику сознания.
Дальнейшее изучение Гуссерлем интенциональных структур сознания разворачивалось уже на почве трансцендентальной феноменологии, и именно тут, несмотря на обремененность трансцендентально-субъективистскими предпосылками, ему удалось достичь впечатляющих результатов. Мы хотели бы выделить лишь несколько значимых аспектов, в которых исследование интенцио-
9 См. т. II, 5-е иссл. [Э. Гуссерль, 2001].
10 Интенциональный предмет реален (real) и не является компонентом интен-ционального акта, тогда как «материя» акта (предметный смысл) наряду с комплексами ощущений, которым этот смысл придает форму, реальна в другом смысле (reell) и как раз входит во внутреннюю структуру акта. Видно, насколько Гуссерль в своей концептуализации структуры интенциональности продвинулся дальше Брентано.
11 «Предмет совокупного акта не мог бы появиться как таковой... если частичные акты не делали бы представимыми свои предметы своим способом. <...> Новый акт может быть выстроен на основе весьма многочленного акта (члены которого, впрочем, сами могут быть расчленены), например, на констатации некоторого положения дел выстраивается радость. суждение есть фундирующий акт для радости, оно определяет ее содержание. ибо без такого фундирования радость вообще не может существовать. И опять-таки, суждения могут фундировать предположения, сомнения, вопросы, желания, акты воли и т.п.; и точно так же наоборот, последние акты могут выступать как фундирующие» [Э. Гуссерль, 2001, с. 377 и сл.].
нальных структур сознания разворачивается у «трансцендентального» Гуссерля: 1) проблематику конституирования; 2) анализ интерсубъективной жизни; 3) сознание мира. Эти аспекты демонстрируют весь масштаб и глубину гуссерлевских исследований ин-тенциональности.
1. Интенциональный акт для Гуссерля — это не просто акт, сопрягающий сознание с объектом, не реальное отношение между двумя реальными вещами. Это прежде всего акт смыслонаделяю-щий, смыслопридающий — интенциональный, а не реальный. Для сознания характерно наделять мир смыслом, придавать вещам значение. Только благодаря этому мир становится человеческим, «жизненным» миром. Можно привести классический пример смыслонаделения: люди регулярно наблюдали утром и вечером явление одной и той же звезды. Это привело к образованию двух смысловых (ноэматических) аспектов, в которых этот объект схватывался: «утренняя звезда» и «вечерняя звезда», причем оба аспекта идентифицировались с одним и тем же объектом — планетой Венерой. Заметим, что эти аспекты присущи Венере не реально, а лишь интенционально, т.е. функционируют как представления в нашем восприятии, хотя и конституируют устойчивые признаки, в которых нам является сам объект, так что для нас, жителей Земли, они в определенном смысле неотделимы от объекта. Эти смысловые аспекты конститутивны именно для земного жизненного мира — на Марсе или Юпитере Венера может наблюдаться с другой регулярностью или вообще не наблюдаться.
Таким образом, смысл, приписывающийся объекту, является конститутивным для самого объекта, который предстает в единстве смысловых определений, присущих ему лишь интенциональ-но. Оказывается, что субъективная смыслонаделяющая активность накладывает отпечаток на саму объективность объекта. Интенцио-нальный анализ оказывается анализом конститутивным, т.е. анализом конституирующей объективность активности сознания. Здесь совершается переход к конститутивной феноменологии, причем можно отметить, что предпосылки этого перехода содержались в феноменологии изначально: интенциональная жизнь отличается продуктивностью, и именно конститутивный анализ призван вскрыть ее объективированные результаты (Leistungen).
Конститутивная проблематика, как известно, разрабатывается Гуссерлем в «Идеях I», где процесс конституирования предметности выступает как процесс сопряжения материи ощущений (hyle) и придающей ощущениям смысл формы (morphe) [5. Гуссерль, 1999, с. 187 и сл.], а также в «Идеях II», где конституирование содержательно разрабатывается в рамках феноменологической концепции региональных онтологий, причем исследуется, какие смысловые
«слои» конститутивны для объектов неживой и живой природы, а также мира культуры («духовного мира») [Е. Husserl, 1952]. Нам представляется, что идея конституирования предметности вполне приложима к миру культуры, объекты которого существуют только в зависимости от воспроизведения своего культурного смысла в рамках некоторого сообщества, но лишь частично приложима к миру природы, что связано с проблематичностью смысловой конституции самой материальности вещей. Конечные интенции Гуссерля, как известно, состояли в том, чтобы показать, что сознание, рассматриваемое с трансцендентально-феноменологической точки зрения, способно конституировать вещь, и притом вещь материальной природы12. В силу трансцендентально-субъективистских предпосылок здесь, по-видимому, искажается сама постановка вопроса о функциях сознания: как позднее говорил Сартр, сознание по своей природе не может заключать в себе ничего материального, ничего, кроме самого движения трансценденции, разрушающего представление о сознании как сфере интериорного13.
Не менее важные импликации содержат в себе такие области феноменологической работы, как проблема интерсубъективности и сознание мира (Weltbewußtsein). Уже в «Идеях II» Гуссерль анализирует зависимость объективности объекта от взгляда другого субъекта: быть объектом — значит быть доступным для взгляда с иных точек зрения, из иных перспектив, чем моя собственная. Определение объективности через интерсубъективность характерно также для поздней феноменологии Гуссерля. Опыт мира (Welterfahrung), как, впрочем, и опыт относительно отдельной вещи, принципиально незавершим, открыт in indefinitum, поэтому его следует мыслить под знаком бесконечной идеи. В свою очередь, интерсубъективная сфера также незамкнута, всегда допускается возможность включить в нее еще одного члена, так что объективность коррелятивна и «равномощна» интерсубъективной сфере: она не превосходит ее по своим смысловым импликациям, поскольку в ней и посредством нее конституирована14.
В свою очередь, горизонтная, «функционирующая» интенцио-нальность (fungierende Intentionalität) — это открытие позднего
12 Показать, как говорил Гуссерль, что сознание способно конституировать не просто смысловую оболочку вещи, но саму вещь с ее нутром («mit Haut und Haar»).
13 «.сознание очистило себя, оно прозрачно, как сильный ветер, в нем нет более ничего, кроме движения, чтобы убежать от себя, скольжения за свои пределы» [Ж.-П. Сартр, 1988]. Впрочем, в этом тексте Сартр дает вольную интерпретацию гуссерлевских идей.
14 «.объективный мир как идея, как идеальный коррелят интерсубъективного, т.е. интерсубъективно обобщенного опыта. сущностно связан с интерсубъективностью, которая сама конституирована в идеальной бесконечной открытости и отдельные субъекты которой наделены взаимно соответствующими и согласующимися конститутивными системами [Э. Гуссерль, 1998, с. 212].
Гуссерля, расширяющее самый смысл понятия интенциональности. Речь идет теперь не просто об интенциональности акта, направленной на те или иные объекты, а об интенциональности, работа которой, по словам самого Гуссерля, происходит бессознательно и анонимно, которая обеспечивает конституирование мира как горизонта — условия возможности явления любых объектов, пред-данной «почвы» всякого опыта. Такого рода интенциональность, по Гуссерлю, выступает глубинной предпосылкой «интенциональ-ности акта» и функционирует на уровне пассивного синтеза15.
Об исследовании интенциональных структур опыта у Гуссерля трудно говорить в целом в силу многообразия результатов и открытий. Но, опираясь на текст «Кризиса», последней книги Гуссерля, можно утверждать, что он до конца придерживался так называемого «априори корреляции» между (интер)субъективностью и объективностью [Э. Гуссерль, 2004, с. 214 и сл.]. Эта корреляция предполагает, что объективность не может по своим смысловым импликациям превосходить (интер)субъективную работу интен-циональности и ее конститутивные для самой объективности продукты. Что бы ни утверждали представители французской феноменологии, в частности М. Мерло-Понти, в «Кризисе» не происходит разрыва той трансцендентально-субъективистской парадигмы, в рамках которой работал Гуссерль.
Существенную критику и углубление понятия интенциональ-ности предлагает М. Хайдеггер. Одновременно она является критикой и углублением самой феноменологии. Детальный разбор достижений феноменологической школы содержится в лекционном курсе 1925 г. «Пролегомены к истории понятия времени» [М. Хайдеггер, 1998, с. 16—141]. Пожалуй, нигде из опубликованных работ Хайдеггер не высказывается о феноменологической философии столь пространно. Здесь он относит интенциональность наряду с учением о категориальных созерцаниях и понятием априори к основным достижениям феноменологии. Однако положительная оценка не исключает критики, которая развивается также в лекциях «Основные понятия феноменологии» 1927 г. [М. Хайдеггер, 2001, с. 213 и сл.]. В общих чертах эта критика заключается в следующем.
Хайдеггер полагает, что феноменология хоть и стала прорывом в развитии западной философской традиции, однако не смогла вполне реализовать свои цели, поскольку осталась во власти картезианской модели мыслящего и рефлектирующего себя сознания. Для Хайдеггера же сознание с его интенциональными структурами вторично по отношению к более глубоким, экзистенциальным
15 О горизонтной интенциональности см.: [Э. Гуссерль, 1998, с. 113 и сл.]. Этот аспект интенциональности впоследствии разрабатывался М. Мерло-Понти.
структурам человеческого присутствия (Dasein). Одну из таких базовых структур Хайдеггер именует бытием-в-мире, или трансцен-денцией. Именно она опосредует изначальную разомкнутость мира, в которую выброшено присутствие16. Интенциональная жизнь поэтому фундирована для Хайдеггера в трансценденции бытия-в-мире, так же как онтическое фундировано в онтологическом, а имплицитное понимание бытия выступает условием возможности ин-тенциональной, предметной данности сущего.
Далее, что касается «горизонтной интенциональности», можно сказать, что Гуссерль «интенциализирует» данность мира, пытаясь представить феномен мира как коррелят сознания горизонта. Для Хайдеггера же мир и внутримирное сущее — это вещи разных размерностей (как известно, Хайдеггер говорит о «мирности» мира, о том, что мир «мирствует»17). Последователь Хайдеггера Э. Финк впоследствии вводит даже «космологическое различие», дополняющее хайдеггеровскую онтологическую дифференцию. С такой точки зрения мир — это не совокупность вещей и даже не горизонт. Это фундаментальная разомкнуть, открытость и простор, предшествующие всякой встрече сущего и с сущим. Мир не открывается и тем более не конституируется посредством интенцио-нальности. С миром человек находится не в предметно-онти-ческом, а в экзистенциально-онтологическом отношении, чем и объясняется тот факт, что мир незримо присутствует как сущий по сторону всякой интенциональной данности и опредмеченно-сти. Всякая интенциональность онтична и разыгрывается уже в пространстве этого присутствия.
Собственно, это «мироприсутствие» в качестве фона сопровождает хайдеггеровское мышление (особенно в поздний период), как то, что не поддается опредмечиванию, лежит по ту сторону горизонта18. Попытка помыслить то, что выходит за пределы интен-циональной данности и что является как бы онтологическим фоном интенциональной жизни, характерна и для французской
16 «Обычно в философии учат, что трансцендентное это — вещи, предметы. Но исходно трансцендентное, т.е. то, что трансцендирует, — это не вещи в противоположность Dasein, но само Dasein трансцендентно в строгом смысле слова. Трансценденция — это фундаментальное определение онтологической структуры Dasein. Она принадлежит экзистенциальности экзистенции. Трансценденция представляет собой экзистенциальное понятие. Позже окажется, что интенцио-нальность основывается в трансценденции Dasein и только на этом основании и возможна, и что, наоборот, невозможно объяснять трансценденцию из интенцио-нальности» [М. Хайдеггер, 2001, с. 214 и сл.]. Заметим, что трансценденция здесь понимается глубже, чем у Гуссерля или Сартра, для которых интенциональность и трансценденция — феномены одного порядка.
17 «Мир никогда не есть, но мирствует» (weitet) [M. Heidegger, 1976, s. 164].
18 См., например, одну из маргиналий на полях «Бытия и времени»: «Присутствие именно миропослушно» (welthörig) [М. Хайдеггер, 1997, с. 441].
феноменологии. Далее мы рассмотрим феноменологические концепции двух крупных представителей последней — Ж.-П. Сартра и М. Мерло-Понти.
Сартр, как известно, подверг критике концепцию сознания Гуссерля, утверждая, что введение трансцендентального эго как субъективного полюса интенциональных актов и описание сознания как заключающего в себе некие «содержания» (в частности, гилетические данные) противоречат самой природе сознания. Конечно, сартровская трактовка сознания отягощена метафизическими предпосылками: сознание определяется через «ничтожение», как инстанция, которая вводит «небытие» в «бытие», как чистая спонтанность, ничем не детерминированная свобода. Однако метафизическими предпосылками были обременены и гуссерлевские исследования. Важно то, что сартровское описание интенциональ-ной жизни позволяет почувствовать, что сознание не погружено в себя, в свою чистую трансцендентальную интериорность, а выброшено вовне, в трансцендентность вещей, среди которых оно и обитает. Нужно признать, что такая установка более радикальна, чем пребывание в саморефлексии, и позволяет как бы приблизиться к «самим вещам» в пределе их экстериорности. Так, когда мы воспринимаем дерево, мы имеем дело не с «ноэмой дерева», которая «не горит», а с самим деревом: «...вы видите его в том самом месте, где оно растет — на обочине дороги, в облаке пыли, одинокое и скрюченное на жаре, в двадцати милях от средиземноморского берега» [Ж.-П. Сартр, 1988]. Таким образом, Сартр, хотя и остается в рамках феноменологии сознания, концептуализирует некий предельный опыт выхода к объективности. Интенциональ-ность сознания выбрасывает нас «в сухую пыль мира, на ухабистую землю, в гущу вещей» [там же].
Кроме того, Сартр имеет в виду тот онтологический фон интен-циональной жизни, о котором шла речь выше. Так, в «Бытии и ничто» он пишет о трансфеноменальном бытии, т.е. о бытии, которое лежит по ту сторону феноменальности и для сознания представляется «бытием-в-себе» [Ж.-П. Сартр, 2000, с. 31, 35, 47].
В случае Мерло-Понти мы имеем дело еще с одной оригинальной попыткой концептуализации интенциональности. Как известно, интуиции Мерло-Понти исходят из идей позднего Гуссерля о горизонтной интенциональности и пассивном синтезе восприятия. Правда, имеет место своего рода транспозиция: источник этого рода интенциональности помещается в воспринимающее тело, которое открывает мир в силу своей вовлеченности в круг вещей, одна из которых есть оно само. Человеческое тело оказывается парадоксальным объектом, поскольку оно является одновременно воспринимающим и воспринимаемым: оно наделено самочувствием и в качестве такового переживает свои ощущения изнутри,
в то же время оно предстает как объект среди других объектов, воспринимая себя извне19. Благодаря этой своей особенности тело представляет собой условие возможности явления вещей и как таковое сохраняет за собой трансцендентальную размерность, хотя у Мерло-Понти имеет место натурализация cogito, сведение его к перцептивной активности.
По Мерло-Понти, этот «неистовый акт, который есть само восприятие», раскрывает для нас мир [М. Мерло-Понти, 1999, с. 461]. Восприятие является не конституирующим, как у Гуссерля, а раскрывающим актом: тело обеспечивает «прорыв» к миру и вовлечение в него, задавая конфигурацию пространственно-временных перспектив и уровней восприятия. Воспринимающий субъект — своего рода лакуна в лоне бытия, разрыв его полноты20.
В поздний период философия Мерло-Понти претерпевает значительную трансформацию и радикализацию, хотя многие мотивы позднего творчества были намечены уже в «Феноменологии восприятия». Теперь Мерло-Понти пытается выйти за рамки феноменологии видимого мира и создать язык для своего рода новой онтологии. Видимое и сам процесс восприятия понимаются теперь как аспекты единого Бытия, присутствующего невидимо и выступающего предпосылкой видения. Видимое бытие скрывает за собой толщу невидимого. Задача философа — говорить о том, что выходит за пределы видимого и со своей стороны делает его возможным. Вместе с тем философ не может покинуть свою позицию и переместиться в недра Бытия, лежащего по ту сторону видения. Его речь остается дистанцированной, поэтому она скорее метафорична, чем дескриптивна. Отсюда такие броские и часто шокирующие метафоры, как «дикое», «вертикальное» бытие, «плоть мира» и др. [М. Мерло-Понти, 2006, с. 189 и сл., 241 и сл.]. Они призваны концептуализировать то, что лежит за пределами интенциональ-ных актов и явленного в них сущего, по ту сторону любых представлений и аппрезентаций, — то «сокрытое», которое выходит на свет лишь в отдельных своих аспектах и никогда полностью, храня тайну своего присутствия в себе 21.
19 В немецком языке это различие схватывается терминологически: Leib/Körper.
20 Как говорил Сартр, сознание подобно червю, прогрызающему дыру в плоде. У Мерло-Понти также есть аналогичные мотивы: «Мир в полном смысле слова не есть объект; да, он имеет покров объективных определений, но вместе с тем разрывы и пробелы, через которые субъективности проникают в него, или, вернее, которые и есть сами субъективности [М. Мерло-Понти, 1999, с. 427].
21 В этом отношении нельзя не заметить сходства между тенденциями мысли Хай-деггера и Мерло-Понти. У обоих мыслителей налицо смещение акцентов с субъекта (воспринимающее тело, Dasein) как условия возможности раскрытия бытия на само бытие как самодостаточное условие возможности всего остального. В этом проявляется черта, которую сегодня принято называть «детрансцендентализацией».
Итак, в данной статье была сделана попытка проследить магистральную линию развития понятия интенциональности в феноменологической традиции — от Брентано через Гуссерля и Хайдег-гера к Сартру и Мерло-Понти22. Конечно, мы не претендовали на то, чтобы обобщить все детали феноменологических исследований интенциональной структуры сознания. Эти исследования у рассмотренных авторов не были единообразными, поскольку основывались на различных предпосылках и излагались разным языком. Пожалуй, наиболее богатыми результатами отличаются штудии Гуссерля, что мы попытались продемонстрировать в аспектах кон-ституирования, интерсубъективности и сознания мира. К сожалению, эти штудии были зажаты в «прокрустово ложе» трансцендентального субъективизма: чтобы воспринять их положительное значение, требуется «отмыслить» вмещающий их понятийный каркас, что ведет, в свою очередь, к коррекции результатов. Так, в отношении сознания мира Гуссерль склонен говорить о «пустых интенциях», которые как бы пронизывают невидимые сегменты опыта. Однако вызывает большие сомнения, что работу «пустых интенций» можно представить как выполняющую функции кон-ституирования имеющихся в опыте онтологических импликаций. В этой связи предпочтительны интуиции Хайдеггера, Сартра и Мерло-Понти, которые, каждый по своему, пытались выразить трансфеноменальный опыт присутствия мира. И здесь, на наш взгляд, выявляется главная для феноменологии тенденция развития понятия интенциональности: от структуры отношений, опосредующих выход к «самим вещам», к выявлению онтологических предпосылок этих отношений и, в конце концов, к трансфеноменальности как еще не актуализированному, но несущему в себе онтологические импликации «фоновому» слою опыта. Таким образом, совершается выход феноменологии за свои пределы и переход к тому, что сегодня иногда называют «постфеноменологией» (М. Анри, Э. Левинас, Ж.-Л. Марион и др.). Рискнем утверждать, что эта тенденция является для феноменологии имманентной и внутренне необходимой. Однако дальнейшая трансформация понятия интенциональности станет предметом рассмотрения в другой статье.
22 Мы считаем, что именно эта «трансценденталистская» линия является магистральной, поскольку именно в рамках нее оформились основные достижения феноменологии. «Реалистическая» феноменология является интересной, но все-таки комплементарной традицией.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Брентано Ф. Избранные работы. М., 1996.
Гуссерль Э. Картезианские размышления. СПб., 1998.
Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Т. I: Общее введение в чистую феноменологию. М., 1999.
Гуссерль Э. Логические исследования. Т. II (1) // Гуссерль Э. Собр. соч.: В 3 т. М., 2001. Т. 3 (1).
Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. СПб., 2004.
Левинас Э. Избранное: Трудная свобода. М., 2004.
Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. СПб., 1999.
Мерло-Понти М. Видимое и невидимое. Минск, 2006.
Молчанов В.И. Различение и опыт: феноменология неагрессивного сознания. М., 2004.
Мотрошилова Н.В. «Идеи I» Эдмунда Гуссерля как введение в феноменологию. М., 2003.
Сартр Ж.-П. Основная идея феноменологии Гуссерля: интенциональ-ность // Проблемы онтологии в современной буржуазной философии. Рига, 1988.
Сартр Ж.-П. Бытие и ничто. М., 2000.
Херрманн Ф.-В. фон. Понятие феноменологии у Гуссерля и Хайдеггера. Минск, 2000.
Хайдеггер М. Бытие и время. М., 1997.
Хайдеггер М. Пролегомены к истории понятия времени. Томск, 1998.
Хайдеггер М. Основные проблемы феноменологии. М., 2001.
Шпигельберг Г. Феноменологическое движение. М., 2002.
Heidegger M. Vom Wesen des Grundes // Gesamtausgabe. F а/М., 1976. Bd. IX.
Husserl E. Ideen zu einer reinen Phänomenologie und phänomenologischen Philosophie. Zweites Buch: Phänomenologische Untersuchungen zur Konstitution // Gesammelte Werke (Husserliana). Den Haag, 1952. Bd. IV.
