CC BY
48
Т. В. Юдина
ИНОСТРАННЫЙ КАПИТАЛ В ЖИЛИЩНОЙ СФЕРЕ РОССИИ В 1920-е гг.
Анализируются условия быта советских рабочих, занятых на концессионных предприятиях СССР в 1920-е гг., и те меры, которые предпринимали иностранные концессионеры по улучшению жилищных условий. Уточняется роль советских органов власти в разрешении жилищного вопроса на концессиях страны.
Необходимость изучения, обобщения и использования на практике опыта решения жилищной проблемы диктуется современными потребностями. Среди четырех национальных проектов, которые позволят повысить уровень жизни российского населения, правительство Российской Федерации определило строительство жилья.
Государственная политика в сфере жилья в нашей стране стала формироваться в 1920-е гг. Задачи по строительству новых зданий, помещений возлагались не только на государственные органы, кооперативные общества, но и на иностранных концессионеров. Решать жилищный вопрос на концессионных предприятиях приходилось самим руководителям. При заключении коллективных договоров центральные комитеты отраслевых профсоюзов требовали от концессионеров улучшения жилищных условий рабочих, введения в эксплуатацию нового жилья, предоставления площади в соответствии с законодательно определенными нормами. Концессионные договоры с иностранными предпринимателями заключало советское правительство. Как правило, содержание данных договоров оставалось неизвестным рабочим. На наш взгляд, закрытость информации, централизация управления концессионными предприятиями мешали рабочим активно отстаивать свои требования, решать социальные вопросы, в том числе и жилищную проблему.
В статье мы проанализируем условия быта отечественных рабочих, занятых на концессионных предприятиях страны в 1920-е гг., и те меры, которые предпринимали иностранные концессионеры по улучшению жилищных условий.
Виды жилой площади концессионных предприятий были различны: квартиры для семейных рабочих, общежития для одиноких, не приспособленные под жилье помещения. Несмотря на строительство новых помещений, обеспеченность жильем оставалась низкой. У многих рабочих концессий не было отдельной и собственной недвижимости. Первичные профсоюзные организации не всегда представляли точные сведения о жилищной норме. Бодайбинский районный комитет профсоюза рабочих горнодобывающей промышленности так оценивал жилищные условия рабочих после их сокращения на концессии «Лена Гольдфильдс Лими-тед»: «...количество жилплощади на одного рабочего против 1925/26 г. несколько увеличилось» [1.
Л. 329 об.]. Такие «беззубые» данные свидетельствовали о ненастойчивой позиции профессионального союза в разрешении жилищного вопроса на концессионном предприятии. Однако к началу 1927 г. на «Лена Гольдфильдс Лимитед» было построено 9 000 м2 жилья для рабочих [2. С. 224].
На горнодобывающей концессии «Тетюхэ» квартиры для семейных рабочих были тесными. На одного
человека приходились 1,85 кв. м (норма, определенная народным комиссариатом труда СССР, составляла 9 кв. м). В общежитии площадь, предоставляемая для рабочего, равнялась 3,2 кв. м. Служащим и администрации концессии жилой площади выделялось больше -4,4 кв. м на одного человека. Жилье было предоставлено 711 работникам, занятым на концессии (на 1 октября 1929 г. на предприятии насчитывалось свыше 2 тыс. рабочих) общей площадью 1 064 кв. м [3. С. 48; 4. С. 21], однако оно не соответствовало установленным нормам. В помещениях, занимаемых жильцами, «при общей кубатуре 141 м3 помещается 46 человек, в другом помещении почти при такой же кубатуре помещается 55 человек» [5. Л. 44]. На всех концессиях горнодобывающей промышленности жилищная проблема была острой, но благодаря усилиям профсоюзов и советских органов власти велось строительство жилья. Жилищная норма на одного человека оставалась низкой, но, например, на «Тетюхэ» она была выше, чем на государственных предприятиях [2. С. 355, 491; 6. Л. 206 об.; 7. Л. 374].
Как следует из архивных документов, при предоставлении жилья на концессионных предприятиях, впрочем, как и на государственных, придерживались избирательного принципа: лучшее жилье выделяли специалистам, инженерно-техническому, руководящему составу концессий. Строительство новых помещений осуществляли прежде всего для административных работников. Квалифицированные рабочие и административно-технический персонал проживали в отдельных более благоустроенных домах.
Дефицит жилой площади и отсутствие возможностей приобрести предметы домашнего обихода определяли санитарное состояние жилья, его неблагоустроенность, некомфортность. Обычно казарменные, барачные помещения служили для рабочих концессий и членов их семей одновременно спальным местом, складом для продуктов, местом приготовления пищи, ванной комнатой.
Но санитарно-гигиенические условия жилых помещений концессионных предприятий были неодинаковы. На сельскохозяйственной концессии «Маныч» всем постоянным и сезонным рабочим и служащим предоставлялись бесплатные квартиры с отоплением и освещением. Убирали и производили дезинфекцию квартир и общежитий за счет средств концессии. Нормы топлива, освещения и порядок снабжения ими рабочих устанавливались правилами внутреннего распорядка [8. Л. 297 об.; 9. Л. 181].
На концессии «Руссголландолес» 17 человек зимой и 21 летом осуществляли уборку 12 жилых помещений. В приложении к коллективному договору были предусмотрены и «подсменные» (3 - зимой, 4 - летом) уборщицы [10. Л. 50-54].
На горнодобывающей концессии «Дуэ» картина иная: «Отсутствие света, невозможная духота, грязь...
рудник “Дуэ” - одно из самых крупных предприятий Сахалина, на других же предприятиях условия еще хуже» [3. С. 49]. Из приведенного источника ясно, что на «Дуэ» санитарно-гигиенические условия в общежитиях, бараках были очень тяжелыми. На концессиях «Лена Гольдфильдс Лимитед», «Кита Карафуто Секио Ка-бусики Кайся», «Кита Карафуто Коогио Кабусики Кайся» бараки недостаточно отапливались, отсутствовали освещение, туалеты, бани, прачечные, водопровод. Территории вокруг жилых строений находились в антисанитарном состоянии [2. С. 491]. Отмечалось «крайне антисанитарное состояние» и жилых помещений, принадлежащих концессионеру «Мицубиси Госи Кайся», в них рабочие готовили пищу и сушили одежду [5. Л. 45].
На «Тетюхэ» бытовые условия жилых помещений не отвечали гигиеническим нормам: «...грязь, копоть и спертый воздух. На полу второго этажа лежит слой никогда не убиравшейся грязи толщиной не менее 2 см» [5. Л. 43-44]. Председатель Самарин и заведующий тарифно-экономической частью рудничного комитета концессии Юферов регулярно информировали вышестоящие профсоюзные организации (Владивостокский областной совет профессиональных союзов, отраслевой ЦК профсоюза, краевой отраслевой комитет) о состоянии дел на предприятии, проводили обследования, составляли акты проверок и предписания. Концессионер, недовольный многочисленным количеством актов, реагировал болезненно: «...в некоторых актах указано, что у баков отсутствуют кружки, над такой мелочью посмеялись, все это можно было бы не писать» [11. Л. 363].
Не имея минимальной возможности и приемлемых условий для отдыха, рабочие не могли восстановить свои физические силы после трудового дня. Жилищная неустроенность, безусловно, отражалась на самочувствии рабочих, их поведении. Многие рабочие после окончания трудового дня пьянствовали, хулиганили в «хибарках».
На лесной концессии «Мологолес» тяжелые жилищные условия рабочих вызывали «большое недовольство», влияли на «характер отношений рабочих к концессии и отражались на их труде» [12. Л. 3-4]. Оплата за комнату в размере 10-12 руб. при средней зарплате в 35 руб. составляла значительную часть расходов семейного бюджета [12. Л. 124].
Жилищный вопрос на сахалинских концессиях оставался острым. Наблюдающие органы Главного концессионного комитета указывали, что на «Лене Гольд-фильдс Лимитед» жилищные условия для рабочих лучше, чем на остальных концессиях горнодобывающей отрасли, но остаются тяжелыми. Большинство рабочих жили в бараках, китайцы и корейцы - в землянках и шалашах из бересты. На каждого рабочего приходилось У м2 жилой площади. По коллективному договору помещения должны были предоставляться бесплатно, однако концессионер нарушал требования договора и ежемесячно взимал оплату за землянки в размере от 27 до 40 руб. [2. С. 497; 13. Л. 160].
На лесопильном заводе № 1 концессионного предприятия «Мологолес» в 1924 г. жилищные условия 20 рабочих (подсчитано нами. - Т.Ю.), занятых обработкой дерева и сооружением лесопильных заводов,
считались «ужасными и страшно невыносимыми». В землянках и шалашах из сосновых веток и щепы, земляных ямах, холодных и полутемных, грязных соломенных бараках без печей и полов жили рабочие «сплоченными группами» в осеннее и зимнее время [12. Л. 86, 107]. В таких условиях люди простужались, болели, не выходили на работу. Один рабочий после 12 дней болезни был признан недееспособным и отправлен на родину - в Витебскую губернию.
В начале 1925 г. рабочие «Мологолеса» стали жить в новых временных постройках, но «тесно, скученно, грязно». На досках размещались топчаны без матрасов, на которых спали рабочие. Санитарное состояние оставалось неудовлетворительным, сами рабочие характеризовали постройки не иначе как «китайский городок». Имевшееся жилье вызывало нарекания у проверяющих органов. В 86 «жилых теплушках» имелись «щелистые стенки, щелистые неотепленные двери, малая световая площадь». 3 барака на 11 квартир с маленькими окнами были очень ветхими и холодными: с крыш текло, с потолка сыпался песок, из окон и из-под пола дуло [12. Л. 27, 86, 94, 95, 107]. В некоторых бараках не было полов, люди «валялись в грязнейшем помещении на сплошных нарах в два яруса без матрасов и других удобств» [12. Л. 27; 14. Л. 48 об.]. Кроватей, шкафов, столов, стульев, отопления и освещения в таком жилье не было. В помещении, где размещались каменщики, штукатуры, печники и столяры, отсутствовал потолок, вместо печи огонь разводили на полу.
Санитарные комиссии, куда входили представители профессиональных союзов деревообделочников и строителей, обследуя жилищные помещения концессии «Мологолес», отмечали антисанитарию, «грязь невыносимую» и внутри помещений, и вокруг них, скученность. 44 плотника жили «всего лишь на 24 кубических саженях» (1 сажень равняется 2,1336 м) [12. Л. 107]. Такие условия представляли серьезную опасность для здоровья и жизни рабочих. Хотя в соответствии с § 26 концессионного договора иностранный предприниматель брал на себя обязательства «обеспечить пришлых рабочих гигиеническими обставленными жилыми помещениями» [12. Л. 121], но не выполнял их на лесопильных заводах № 1 и 2.
На лесозаводе № 3 «Мологолеса» жилье рабочих было более благоустроенным. 20% работников (или 102 человекам) были предоставлены места в 5 бараках (80% рабочих из числа местных крестьян жили в деревнях на расстоянии 1-5 верст от завода концессии). Все помещения были освещены, имелись железные кровати. Два барака отличались чистотой (скорее как исключение. Проверяющие комиссии редко отмечали порядок в жилых помещениях), теплом, не слишком стесненными условиями; в одном установлены платяные шкафы. В остальных трех члены комиссии констатировали «невыносимые условия», тесноту и грязь среди проживающих, присутствие их родных, знакомых, гостей. Замечание к администрации «Мологолеса», тем не менее, имелось. Не хватало плит, печей, кроватей, шкафов, умывальников, баков с водой [14. Л. 52 об.]. Из-за непредоставления достаточного количества столов часть рабочих вынуждена была «принимать пищу на кроватях». Семейным рабочим и служащим дирек-
ция «Мологолеса» предоставляла «очень хорошие и удобные» квартиры [12. Л. 128].
Советские органы власти настаивали на строительстве жилых помещений концессионером «Мологолеса» Гимельсбахом. К концу 1925 г. им было выстроено 54 574 м2 жилых построек, 3 бани, 2 помещения для показа кинофильмов, клуб, столовая, всего «119 построек под жилье и другие потребности» [12.
Л. 147 об.]. В итальянско-бельгийском анонимном горно-промышленном обществе в Грузии в 1924 г. было построено два деревянных барака на 14 человек, т. е. почти на всех рабочих (численность рабочих составляла 15 чел., служащих - 3 чел.) [15. Л. 282].
Условия быта рабочих оказывали влияние, по мнению ряда исследователей, не только на их настроение и психологию, но и на культурно-просветительную работу: «...жилищные условия являются серьезным препятствием в деле развития просветительной работы среди рабочих» [4. С. 49].
Профсоюзные организации, стремясь исправить ситуацию, требовали для рабочих от концессионеров строительства не только нового жилья, но и водопроводов, бань, моек, прачечных, сушилок, кладовых и столовых, снабжение топливом и светом помещений, их уборку [3. С. 23]. Включая эти пункты в коллективные договоры, профсоюзные органы тем самым расширяли перечень коммунальных услуг для рабочих.
Под коммунальными услугами понималось предоставление квартиры, отопления, освещения, водоснабжения, бани, прачечной, хранилищ для продуктов питания в летнее время (более распространенным было название «ледники», т.е. хранилища с достаточным количеством льда), «очистки нечистот и дымовых труб», дезинфекции жилья «в борьбе с паразитами» [10. Л. 20, 23, 74]. Обычно такие услуги предоставлялись безвозмездно, плата могла устанавливаться концессионером только по согласованию с первичным профессиональным органом и не выше размеров, определенных постановлениями советских органов власти. Правом на предоставление коммунальных услуг на концессионных предприятиях обладали не только постоянные и временные рабочие, но и члены профессиональных и партийных организаций, сотрудники клубов, библиотек, школ, яслей. На концессии «Бери-кульский рудник товарища Штольценберга и наследников Яковлева» коммунальные услуги рабочим предоставлялись бесплатно согласно коллективному договору [15. Л. 290 об.]. На «Кита Карафуто Секио Кабу-сики Кайся» не было оборудовано помещение под баню, поэтому Уральский областной комитет союза горнорабочих СССР требовал включить оборудование бани в коллективный договор, а также снабдить общежития кроватями и матрасами [16. Л. 72].
На ряде концессионных предприятий администрации строили и жилые, и производственные, и бытовые помещения. Так, на «Руссанглолес» с 1 октября 1924 г. по 1 октября 1925 г. иностранный предприниматель построил дом-школу, клуб, летнюю кухню, баню, прачечную с необходимым оборудованием, школьный сарай, ледник с 110 нишами-ящиками для хранения продуктов, амбар, двухэтажную кладовую, 20 помойных ям, пожарный колодец [17. Л. 1 об. - 2].
На концессионном предприятии «Грузинский марганец» больше внимания уделяли строительству производственных сооружений: электрических станций,
плотничных и кузнецких мастерских, дробилочного отделения, воздушного канатного спуска, конторы и здания для специалистов и служащих, наконец, обогатительного завода и силовой станции. К 1927 г. концессионер построил лабораторию, один дом для рабочих на 40 чел., заканчивал второй, приобрел 2 бани за 30 000 долл., приступил к строительству механической мастерской [2. С. 111].
За 1926/1927 хозяйственный год концессионером было выделено на жилищное строительство 234 500 руб., на строительство бань и клубов - 16 000 из 349 500 руб., запланированных на строительство производственных зданий и жилья. Договор с профессиональным союзом горнорабочих администрация «Грузинского марганца» не выполнила. К 1 апреля 1927 г. вместо 500 чел. жилье выделили только 200 чел. (для остальных рабочих не успели выстроить жилые здания), к 1 октября 1927 г. - еще 300 рабочим. В итоге план был выполнен, хотя и с опозданием. По предоставляемым нормам жилья и санитарно-гигиеническим требованиям у сотрудников Главметалла ВСНХ СССР к администрации «Грузинского марганца» претензий не было [7. С. 252-259].
В «Руссголландолесе» семейным рабочим, проживающим в квартирах, концессионер не приобретал никаких предметов обихода. Но одиноким сотрудникам в общежития выделял столы, стулья, табуретки, кровати, матрацы, шкафы, баки для сырой и кипяченой воды, умывальники, тазы, морильницы для хранения угля; оборудовал кухни. Кухонная посуда покупалась самими проживающим или предоставлялась уборщицей общежития во временное пользование за определенную плату. «В исправном состоянии» администрация «Руссголландолеса» содержала сараи для дров, выгребные ямы для отбросов, ледники для хранения пищи, баню «с посудой для мытья» и прачечную «с корытами и кипятильниками для стирки белья», электропроводку в жилых помещениях [10. Л. 22, 76, 77]. Концессионер выдавал электрические лампочки в общежития и бани. Семейным рабочим лампочка предоставлялась при вселении, необходимая замена впоследствии осуществлялась самими проживающими. Там, где отсутствовало электрическое освещение, администрация концессии «отпускала бесплатно» керосин по нормам, установленным совместно с губернским отделом профессионального союза. В мае-июле керосин рабочим не выдавался. На август была предусмотрена норма 5 фунтов (1 фунт равен 0, 40951241 кг), на сентябрь, октябрь, март - 8, на ноябрь - 9, на декабрь, январь, февраль - 10, на апрель - 7 [10. Л. 23, 77-78]. Для отопления помещений концессионер выделял бесплатное топливо из «отбросов завода и лесобиржи» также по нормам, согласованным с губернским отделом профсоюза. В зимнее время (с октября по март) семейный рабочий получал по У сажени горбов и реек в месяц, одинокий рабочий - по 1 сажени. В летнее время (с апреля по сентябрь) семейному рабочему выделяли соответственно больше: по 1 сажени, одинокому -У сажени горбов и реек [10. Л. 24, 79]. На концессии не
было водопровода, канализации, поэтому для снабжения жильцов водой дирекция осуществляла контроль за прорубями зимой, помпами летом и подвозом воды к общежитиям.
Низкие нормы жилья, его нехватка, недовольства рабочих побуждали органы государственной власти уделять больше внимания «улучшению быта рабочих» не только на концессионных, но и на государственных предприятиях. В г. Царицыне (с 1925 г. - Сталинград) осуществлялось «широкое рабочее жилстроительство». Например, на заводе «Красный Октябрь» в 1924/25 операционном году (операционный или хозяйственный год начинался 1 октября и заканчивался 30 сентября следующего календарного года) на строительство 50 квартир для рабочих было выделено 123 тыс. руб. [18. С. 25]. Крупные отчисления на жилищное строительство выделяло управление сталинградских лесопильных заводов. Однако жилья по-прежнему не хватало.
В конце 1920-х гг. в среднем на одну семью приходилось 4,8 кв. м жилой площади. В отдельных отраслях государственной промышленности, чьи предприятия не обеспечивали своих рабочих жильем, жилищный вопрос стоял еще более остро. Например, в Иваново-Вознесенске - центре текстильной промышленности -рабочие проживали в отдельных домах либо в домах, принадлежащих частным лицам, где на человека в среднем приходилось 2,7-2,8 кв. м жилой площади. Примерно такие же показатели наблюдались на Урале и в Донецкой области [18. С. 143-144]. Рабочие жили на нарах, расположенных одни над другими. Около 7 500 семей работников железнодорожной отрасли ютились в вагонах или землянках. По результатам переписи населения на 1926/27 г. 28% всех промышленных рабочих (в том числе 43% рабочих горнодобывающей отрасли) имели 3 кв. м жилой площади на человека [18. С. 144].
Советским правительством был разработан план увеличения объемов жилищного строительства, к выполнению которого предполагалось привлечь и иностранных предпринимателей.
Не все концессионеры осуществляли строительство нового жилья и производственных помещений. Из отчета англо-американской золотопромышленной концессии «Винт» за 4-й квартал 1924/25 года следует, что иностранным предпринимателем не возводилось «построек, производственных, служебных и жилых», и это при том, что однородных государственных предприятий в дальневосточном районе не имелось [15. Л. 279]. Концессионером «Кита Карафуто Коогио Кабусики Кайся» предложения Дальневосточного союза рабочих горнодобывающей промышленности о строительстве клуба, погребов (помещения для хранения мяса) отвергались [16. Л. 65]. Построенные им жилища не благоустраивались: не штукатурили стены, не красили полы. Квартиры оставались темными, в них было много клопов и тараканов. Сезонные рабочие жили в еще более плохих условиях. Однако, несмотря на то, что норма жилой площади не соблюдалась (9 м2), все-таки она была выше, чем, например, на «Лене Гольдфильдс Ли-митед», и составляла 5,2 м2 на одного человека [2. С. 491]. Объясняя невыполнение коллективных дого-
воров со стороны иностранных предпринимателей в жилищном вопросе, большевистские и профсоюзные руководители утверждали, что «капиталист всегда с неохотой идет на строительство рабочих жилищ на горных предприятиях, и этим нужно объяснить наличие тех жалких лачуг, которые остались от капиталистов во всех горных районах, начиная от Донбасса и кончая Сахалином» [4. С. 19-20].
В соответствии с «Положением о мерах содействия строительству рабочих жилищ» на ряде концессионных предприятий стала взиматься целевая надбавка к взносам на социальное страхование на «нужды рабочего строительства» [16. Л. 14]. Надбавка распространялась и на те предприятия, которые осуществляли строительство жилья. Секретным постановлением СНК СССР № 249 от 02.02.1928 г. Главному концессионному комитету (ГКК) предоставлялось право освобождать иностранных предпринимателей от уплаты целевых надбавок в тех случаях, когда они принимали на себя обязательства по обеспечению жилыми помещениями рабочих и служащих своих предприятий. Однако на практике это постановление не работало. Сотрудники ГКК настаивали на том, что целевая надбавка является частью страховых взносов, а не налогом. Председатель кодификационной комиссии СНК СССР Цейликман считал, что целевые надбавки к взносам на социальное страхование имеют характер специального налога, а не являются одним из видов социального налога. По его мнению, их механически связали с взносами на социальное страхование в целях упрощения способа взимания. Целевая надбавка не входила в состав бюджета социального страхования, а направлялась в Центральный банк. Но разъяснение Цейликмана оказалось неубедительным. От надбавки не были освобождены государственные предприятия, а также учреждения, не платившие налоги. Поэтому концессионные предприятия, перечислявшие страховые взносы, должны были платить и целевую надбавку, ее размер составлял от 0,75 до 1,6% фонда заработной платы в зависимости от тарифа, по которому концессионные предприятия оплачивали взносы на социальное страхование.
Не всегда работники наблюдающих органов ГКК могли на местах провести обследования условий труда и быта. Подтверждением этому выводу служит секретное письмо председателя ГКК Л.Б. Каменева в ЦК ВКП (б) от 4 мая 1930 г.: «...концессии эти (речь идет о британской концессии «Тетюхэ» и японских концессиях на Сахалине. - Т.Ю.) ни разу не посещались членами Главконцесскома ввиду их отдаленности, хотя эти концессии существуют свыше 5 лет» [6. Л. 2]. На «Тетюхэ» в 1930 г. у председателя ГКК вызывали беспокойство «обостренные отношения между концессионером и рабочими, как на почве жилищных условий, так и по другим поводам» [6. Л. 2] (сведения по концессионным предприятиям предоставляли профессиональные союзы и руководство концессий).
В условиях свертывания концессионной практики жилищно-бытовые условия рабочих оставались тяжелыми. В октябре-декабре 1929 г. профсоюзными работниками рудничного комитета «Тетюхэ» были проведены обследования жилищ рабочих на концессии. Выявлены нарушения в распределении жилья. Лесному объездчику предоставили квартиру во вновь отстроен-
ном бараке для рабочих (хотя у него имелась комната), в то время как рабочий Заграй с многодетной семьей проживал в летней кухне, кочегар Тищенко - в коровьем хлеву, рабочие по обжигу извести - в сарайчике [11. Л. 363-360]. После вмешательства рудничного комитета рабочим выделили жилье, оставили квартиру и лесному объездчику, забрав у него комнату. Но и после урегулирования конфликта наблюдались нарушения со стороны концессионера. Так, семью рабочего Митюткина, который находился в больнице, выселили из квартиры.
Многие рабочие проживали в бараках, по нескольку семей в одной комнате. Такие условия создавали сами концессионеры. Так, к Карнауховой - супруге рабочего, мобилизованного в рабоче-крестьянскую Красную армию - с ребенком без ее согласия подселили горняка Ярославского с семьей. Квартира была обещана Ярославскому, «до Карнауховой дела нет, куда хочет пусть туда и уходит». После вмешательства рудничного комитета и обращения в концессию и к народному следователю вопрос не разрешился: «Карнаухова и Ярославский живут в неимоверных условиях в ежедневной драке и скандалах» [11. Л. 362 об.]. Рабочие остались недовольны действиями концессионера и попытались самостоятельно разобраться с Ярославским путем его избиения и выселения из квартиры.
Для получения прибыли иностранные предприниматели вынуждены были заинтересовать рабочих в повышении производительности труда путем предос-
тавления последним более высокой оплаты труда, чем на аналогичных государственных предприятиях, путем сверхурочных работ. Это было более приемлемым решением для концессионеров, чем выделение средств на строительство школ, больниц, жилых помещений.
Концессионеры полагали, что советские органы предъявляют «непосильные для предприятий требования, в особенности в отношении строительства домов для рабочих» [2. С. 47]. Однако они брали на себя обязательства по благоустройству жилищного фонда: «... когда будет заготавливаться лес для строек, будет также заготавливаться лес и для сооружения помещений для рабочих» [5. Л. 47], составляли проекты по улучшению жилищных условий рабочих, строили новое жилье, оборудовали имеющиеся помещения. Следует признать, что иностранные концессионеры помогали «занимать тысячу рабочих рук и вообще оживлять целые экономические районы» [14. Л. 50 об.], решать задачу ускорения восстановления народного хозяйства и индустриализации страны. Поэтому в 1929 г. еще звучали призывы профсоюзных работников о поддержке «концессионной политики нашего правительства» [13. Л. 207]. Но государство с помощью иностранных концессионеров так и не смогло выйти из жилищного кризиса в 1920-е гг., как, впрочем, и в последующие. Тем не менее жилищная норма на одного человека, занятого на концессиях, хотя и оставалась низкой, но была выше, чем на государственных предприятиях.
ЛИТЕРАТУРА
1. ГАРФ. Ф. 5459. Оп. 9. Д. 313.
2. Иностранные концессии в СССР (1920-1930 гг.): Документы и материалы. Сер. «Отечественный опыт концессий» / Под ред. проф.
М.М. Загорулько. М., 2005. Т. 2.
3. Работа союза горнорабочих СССР на концессионных предприятиях. М., 1926.
4. Завьялов В. Работа ВЛКСМ на концессионных, арендных и частных предприятиях / Под ред. и с предисл. экономкомиссии ЦК ВЛКСМ. М.;
Л., 1928.
5. ГАРФ. Ф. 5459. Оп. 6. Д. 281.
6. РГАСПИ. Ф.17. Оп. 85. Д. 113.
7. Иностранные концессии в сфере добычи и обработки руд цветных металлов в России и СССР (1920-1930 гг.): Документы и материалы. Сер.
«Отечественный опыт концессий» / Под ред. А.А. Клишаса. М., 2005. Т. 3.
8. РГАЭ. Ф. 478. Оп. 2. Д. 1084.
9. Там же. Д. 1005.
10. ГАРФ. Ф. 5467. Оп. 8. Д. 136.
11. ГАРФ. Ф. 5459. Оп. 10. Д. 304.
12. ГАРФ. Ф. 5467. Оп. 8. Д. 129.
13. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 85. Д. 15.
14. ГАРФ. Ф. 5467. Оп. 8. Д. 141.
15. ГАРФ. Ф. 5459. Оп. 6. Д. 282.
16. ГАРФ. Ф. 5467. Оп. 8. Д. 114.
17. ГАРФ. Ф. 5459. Оп. 9. Д. 312.
18. Волков И. На Сталинградских заводах // Охрана труда. 1925. № 4.
Статья представлена научной редакцией «История» 5 марта 2008 г.
