CC BY
14Закон и право. 2024. № 8. С. 158-165. Law and legislation. 2024;(8):158-165.
Научная статья УДК 347.4
https://doi.org/10.24412/2073-3313-2024-8-158-165 EDN: https://elibrary.ru/GQRFOD
NIION: 1997-0063-8/24-424 MOSURED: 77/27-001-2024-8-624
Информированное добровольное согласие на медицинское вмешательство: отечественный и зарубежный опыт регулирования
Екатерина Николаевна Потапова
Всероссийский государственный университет юстиции (РПА Минюста России),
Москва, Россия, [email protected]
Аннотация. В статье проанализированы основные положения российского и зарубежного законодательства, касающиеся правовой природы информированного добровольного согласия на медицинское вмешательство. Затронуты вопросы его содержания. Рассматриваются актуальные теоретические и практические аспекты относительно предоставления согласия пациентом. В статье уделено внимание доктрине информированного согласия в США и Великобритании, имеющих более длительную историю существования этого института.
Автором сделаны предложения по внесению дополнений в законодательство, регулирующее исследуемые правоотношения. В частности, предлагается обратить внимание на содержание и объем документации, которая подтверждает получение согласия от пациента. Кроме того, необходимо рассмотреть вопрос о предоставлении профессиональной стороной сведений, касающихся рисков медицинского вмешательства. По нашему мнению, на законодательном уровне необходимо предусмотреть возможность использования врачом правила «терапевтической привилегии».
Ключевые слова: права пациента, информированное согласие, медицинское вмешательство, медицинская услуга, медицинская организация.
Для цитирования: Потапова Е.Н. Информированное добровольное согласие на медицинское вмешательство: отечественный и зарубежный опыт регулирования // Закон и право. 2024. № 8. С. 158—165. https://doi.org/10.24412/2073-3313-2024-8-158-165 EDN: https://elibrary.ru/GQRFOD
Original article
Informed voluntary consent to medical intervention: domestic and foreign regulatory experience
Ekaterina N. Potapova
All-Russian State University of Justice (RPA of the Ministry of Justice of Russia), Moscow, Russia,
Abstract. The article analyzes the main provisions of Russian and foreign legislation concerning the legal nature of informed voluntary consent to medical intervention. The issues of its content are raised. The current theoretical and practical aspects regarding the provision of consent by the patient are considered. The article focuses on the doctrine of informed consent in the United States and the United Kingdom, which have a longer history of the existence of this institution.
The author has made proposals to amend the legislation regulating the legal relations under study. In particular, it is proposed to pay attention to the content and volume of documentation that confirms obtaining consent from the patient. In addition, it is necessary to consider providing information on the risks of medical intervention by a professional party. In our opinion, at the legislative level it is necessary to provide for the possibility of using the «therapist» rule by a doctor.
Keywords: patient's rights, informed consent, medical intervention, medical service, medical organization.
For citation: Potapova E.N. Informed voluntary consent to medical intervention: domestic and foreign regulatory experience // Law and legislation. 2024;(8):158—165. (In Russ.). https://doi.org/10.24412/2073-3313-2024-8-158-165 EDN: https://elibrary.ru/GQRFOD
© Потапова Е.Н. М., 2024.
ЗАКОН И ПРАВО • 08-2024
Современные реалии показывают, что в отечественной медицинской практике '^»«'•Все более укрепляются представления о правах пациента на самоопределение в отношении выбора методов диагностики и лечения. Понятием, главенствующим в идеологии личных прав и надлежащих отношений между врачом и пациентом, является информированное добровольное согласие на медицинское вмешательство.
Принцип добровольного информированного согласия пациента на медицинское вмешательство закреплен в Конвенции о защите прав человека и человеческого достоинства в связи с применением биологии и медицины (далее — Конвенция)1. Согласно ст. 5 вмешательство в сферу здоровья может осуществляться лишь после того, как соответствующее лицо дало на это свое добровольное и осознанное согласие при условии, что оно заранее получает соответствующую информацию о цели и характере вмешательства, а также о его последствиях и рисках, и может в любой момент беспрепятственно отозвать его.
Основные положения Конвенции нашли свое отражение в законодательстве Российской Федерации.
Так, в ст. 20 Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» от 21 ноября 2011 г. № 323-ф3 (далее — Основы)2 указано, что необходимым предварительным условием медицинского вмешательства является дача информированного добровольного согласия гражданина или его законного представителя на медицинское вмешательство на основании предоставленной медицинским работником в доступной форме полной информации о целях, методах оказания медицинской помощи, связанных с ними риске, возможных вариантах медицинского вмешательства, о его последствиях, а также о предполагаемых результатах оказания медицинской помощи.
Кроме того, фундаментом этого права в российском законодательстве является конституционное право гражданина на свободу и личную неприкосновенность (ч. 1 ст. 22 Конституции РФ). В литературе данному праву придается
1 Конвенция о защите прав человека и человеческого достоинства в связи с применением биологии и медицины: Конвенция о правах человека и биомедицине БТ8 № 164 (принята Комитетом министров Совета Европы 19.11.1996) // https://base.garant.ru/2562155/ (Дата обращения: 01.07.2024)
2 См.: С3 РФ. 2011. № 48. Ст. 6724.
большое значение. Существует точка зрения, согласно которой первоочередным мероприятием в области защиты прав пациентов может быть принятие Типового положения о добровольном информированном согласии на медицинское вмешательство [3, с. 43].
Суть рассматриваемого права заключается в том, что любое медицинское вмешательство в человеческий организм возможно только после получения от пациента согласия на это вмешательство. Устанавливая это правило, законодатель учел тот факт, что пациент, как правило, не является специалистом в области оказания медицинских услуг, поэтому для принятия осознанного решения и дачи согласия ему необходима информация о характере вмешательства, его причинах, последствиях, рисках, возможных альтернативных методах лечения, применительно к имеющемуся заболеванию. Предоставить пациенту всю необходимую информацию может только профессионал — исполнитель медицинской услуги, на которого, в свою очередь, возлагается обязанность информировать пациента.
Доктрина информированного добровольного согласия на медицинское вмешательство в зарубежной медицине сформировалась значительно раньше, чем в России. Само по себе требование о согласии пациента на медицинское вмешательство было сформулировано в Англии в XVIII в.
В американской юриспруденции понятие согласия на медицинское вмешательство берет свое начало в известной цитате из решения судьи СаЫ020, вынесенного в 1914 г. в Нью-Йорке: «Каждый взрослый человек, находящийся в здравом уме, имеет право определять, что должно быть сделано с его собственным телом; хирург же, оперирующий без согласия пациента, совершает преступление» [13, с. 123]. Положение о том, что согласие на медицинское вмешательство должно быть проведено с условием информированности пациента было сделано в 1957 г. Калифорнийским апелляционным судом, который разъяснил, что врач нарушает свой долг перед пациентом и подлежит ответственности, если он утаивает какие-либо факты, необходимые для формирования осознанного согласия на медицинское вмешательство3.
3 Salgo v. Leland Stenford gr university board of trustees, 1957 // URL: https://caselaw.findlaw.com/ (Дата обращения: 12.07.2024)
LAW & LEGISLATION • 08-2024
В США праву пациента на информированное добровольное согласие на медицинское вмешательство уделено особое внимание. Оно закреплено как на федеральном уровне, так и в законодательных актах отдельных штатов [8, р. 24]. Так, в Своде нормативных актов Калифорнии содержатся подробные правила предоставления пациентом информированного добровольного согласия на медицинское вмешательство [9]. Кроме того, важность установления правила о получение согласия от пациента подтверждает тот факт, что деликтом в США признается любое вторжение в телесную неприкосновенность без согласия пациента, даже в тех случаях, когда лечение не только не причинило вреда, но и было эффективным. Согласие пациента не будет считаться полученным в случае, когда врач выходит за пределы согласия пациента без достаточных для этого причин [6, с. 72].
Необходимо обратить внимание на требования, которые предъявляет отечественный и зарубежный законодатель к содержанию информированного добровольного согласия на медицинское вмешательство (далее — согласие).
Согласно ст. 20 Основ согласие должно быть информированным и добровольным. Это означает, прежде всего, способность гражданина понять информацию, которую ему сообщает медицинский работник. При этом согласие должно быть явно и четко сформулировано. Медицинский работник обязан сообщить пациенту сведения о характере и последствиях медицинского вмешательства, предложить возможные альтернативные способы лечения до его осуществления. Сведения должны касаться прогнозируемого улучшения состояния пациента, которое может наступить в результате лечения, возможного наступления неблагоприятных последствий в результате оказания медицинской услуги, причем не только характерных для конкретного типа вмешательства, но и обусловленных индивидуальными особенностями организма пациента, такими, как его возраст или наличие сопутствующих заболеваний. И наконец, информирование должно быть добровольным, что исключает любое давление и угрозы, в том числе давление в виде обещаний поощрения, обмана, сообщения недостоверных сведений о предстоящем медицинском вмешательстве и его последствиях [5, с. 45].
В США существует два основных подхода к определению критерия надлежащего предоставления информации. До вынесения в 1972 г. Апелляционным судом округа Колумбия решения по
делу Canterbury v. Spence американские суды придерживались так называемой теории «профессионального стандарта» [11, pp. 348—356]. В основу теории положены доводы о том, что надлежаще информированным пациент считается в том случае, когда до него доведены сведения, обычно сообщаемые врачами при оказании соответствующей медицинской услуги. Полагаем, что в качестве основного доказательства, на котором суд основывает свое решение по возникающим судебным спорам, будет выступать экспертное заключение, устанавливающее, какого характера информацию предоставил бы квалифицированный специалист при схожих обстоятельствах и действовал ли ответчик в соответствии с предписаниями специалиста.
В отечественной юриспруденции подобная теория получила название доктороцентристской [4]. Ситуация, при которой объем предоставляемой пациенту информации определяет врач, ориентируясь на то, как обычно это делают его коллеги, очень широко распространена в России. Это приводит к тому, что при одном и том же характере медицинского вмешательства предоставляемый пациентам объем информации существенно отличается, начиная от полного игнорирования соответствующей процедуры до подробных и грамотно оформленных протоколов получения согласия [2, с. 36—37].
После 1972 г. в США начинает действовать «теория разумного пациента». В соответствии с этой теорией врач обязан предоставить такую информацию, которую разумный пациент признал бы существенной для принятия решения о медицинском вмешательстве.
Отечественное название такой теории — па-циентоцентристская. Информация предоставляется пациенту в объеме, который представляется достаточным для восприятия пациентом как разумной личностью, нуждающейся в информации для принятия правильного решения. Такой подход позволяет создавать универсальные протоколы согласия, особенно в условиях специализированных медицинских вмешательств [2, с. 38].
В России рассматриваемая теория также нашла свое применение. Реализуется преимущественно в специализированных клиниках.
Следует отметить, что такая модель предполагает полное понимание пациентом информации, которую предоставляет врач в отношении оказываемой медицинской услуги. Соответственно, принятие им решения о медицинском
ЗАКОН И ПРАВО • 08-2024
вмешательстве является осознанным. Полагаем, что основной проблемой в данном случае является то, что пациент не является специалистом в области медицины и не обладает специальными профессиональными медицинскими знаниями. Поэтому при таком подходе никогда с точностью нельзя утверждать, что пациент принял решение о медицинском вмешательстве действительно как «разумный субъект».
Полагаем, что в процессе реализации данной модели информирования пациента врачу необходимо быть готовым к тому, что при отсутствии понимания со стороны пациента последний может расценить непонимание им профессиональной речи как нарушение права на информацию. Возникает трудно осуществимое требование к умению врача «перевести» профессиональный язык на бытовой, но при этом сохранить все значение предоставляемой информации, исключить предоставление пациенту готовых выводов, сохранить нейтральность текста без сообщения своего личного отношения.
Возвращаясь к зарубежному опыту применения согласия, следует отметить, что в Великобритании основным различием между согласием на медицинское вмешательство и информированным согласием заключается в знаниях пациента, лежащих в основе принятия решения о медицинском вмешательстве. Информирован -ное согласие требует от пациента понимания диагноза и рисков, связанных с ним, а также различных вариантов лечения и их преимуществ, недостатков и достижимых результатов [14].
Объем информации, необходимый для обоснованного согласия, может меняться в зависимости от сложности и рисков лечения, а также от пожеланий пациента. Учитываются интеллектуальные способности пациента и степень понимания своей болезни. Поэтому важный момент информированности пациента на медицинское вмешательство заключается в необходимости адаптировать информацию к конкретному пациенту и текущей ситуации.
Ученые Великобритании также придерживаются мнения, что информированное согласие требует способности понимать и взвешивать информацию [14]. Так, в нескольких исследованиях рассматривался вопрос понимания и сохранения предоставленной информации. Даже в исследовательских условиях, где применяются строгие меры для получения согласия, были выявлены серьезные нарушения: в рандомизированном исследовании лекарств 44% участников
не знали, что им случайно назначили лечение или плацебо [17].
В исследовании капсульной эндоскопии приняли участие здоровые добровольцы, из которых 90% имели университетское образование и 60% были студентами медицинских университетов. Всю важную информацию (используемые лекарства, потенциальные риски), предоставленную во время получения согласия, полностью вспомнили только 20% участников [16].
Эти примеры показывают, что большинство пациентов или участников исследования недостаточно хорошо понимают, запоминают информацию, предоставленную в рамках стандартных процедур получения согласия, несмотря на то, что лечащие врачи и исследователь работали с пациентами на основании информированного согласия. Такие методы, как расширенные формы согласия или мультимедийные вмешательства во время получения информированного согласия, показали неоднозначные результаты, в то время как только дополнительное время, потраченное на индивидуальную беседу с врачом, значительно улучшило понимание и запоминание информации [15, р. 292].
Таким образом, признаки информированности, добровольности и осознанности согласия на медицинское вмешательство должны в обязательном порядке учитываться сторонами — участниками отношений по предоставлению медицинских услуг, особенно при составлении текста согласия до его подписания сторонами. Это позволит избежать ряда спорных моментов, которые могут возникнуть в процессе или после предоставления медицинской услуги.
Важным правовым аспектом является вопрос о единстве содержания согласия и его формы.
В США при рассмотрении судебных дел, связанных с ненадлежащим оказанием медицинской помощи пациенту и вопросом об информированности пациента и получения согласия на медицинское вмешательство, важным моментом является доказательство исполнения закона, что осложняется тем, что лишь в одной четверти штатов существует законодательно закрепленное правило о необходимости получения письменного согласия от пациента [6, с. 74]. Отсутствие требований к соблюдению письменной формы согласия во многом затрудняет процесс доказывания сторонами надлежащей информированности пациента о предполагаемых рисках медицинского вмешательства и получения на них согласия пациента. В таких случаях единственным доказательством выступает медицин-
ЬДМ & ЬЕ^БЬДТЮМ • 08-2024
ская документация, составление которой осуществляется врачом без участия пациента.
В Российской Федерации в соответствии с ч. 7 ст. 20 Основ добровольное информированное согласие на медицинское вмешательство может оформляться в виде документа на бумажном носителе, подписанного гражданином и медицинским работником, либо электронного документа, подписанного гражданином с использованием усиленной квалифицированной электронной подписи посредством применения ЕСИА, а также медицинским работником с использованием усиленной квалифицированной электронной подписи.
В этом случае полагаем, что если ситуация не является чрезвычайной, то прежде чем поставить подпись, пациенту необходимо дать определенное время для размышления над полученной информацией. Не следует акцентировать внимание только на заполнение бланка документа, потому что согласие не должно сводиться только к подписи. Согласие есть процесс, адаптированный под конкретную ситуацию. С нашей точки зрения, сама по себе подпись, поставленная на документе, если пациент этот документ не читал и вообще не понимает смысл написанного в нем либо не имел другого выбора, не гарантирует, что было получено надлежащее согласие на вмешательство.
Кроме того, содержание и объем документации, которые подтверждают получение согласия от пациента, должны в равной степени обеспечивать защиту прав и интересов как пациента, так и медицинского работника. В связи с этим предлагается:
во-первых, обратить внимание на необходимость подписания согласия как пациентом, так и лечащим врачом;
во-вторых, в документации необходимо отражать полный диагноз пациента, сведения об информированности пациента о стандартах оказания медицинской помощи при поставленном диагнозе;
в-третъих, необходимо акцентировать внимание на предложенных пациенту вариантах и методах медицинского вмешательства;
в-четвертых, рекомендуется уделить внимание сведениям о возможных рисках медицинского вмешательства при имеющемся заболевании; определить выбранный вариант и способ медицинского вмешательства; обозначить возможные осложнения, связанные с медицинским вмешательством; подтвердить факт того, что сведения, предоставленные пациенту о медицинс-
ком вмешательстве ему понятны и достаточны для принятия решения о согласии на медицинское вмешательство.
Следующий аспект, на который необходимо обратить внимание, — это риски медицинского вмешательства. При информировании пациента в США уделяется особое внимание риску, связанному с предстоящим медицинским вмешательством. Врач обязан раскрыть пациенту основные составляющие риска медицинского вмешательства: характер, серьезность, вероятность и внезапность материализации [6, с. 73].
В российском законодательстве понятие риска медицинского вмешательства отсутствует. С теоретической позиции такой риск можно определить как предполагаемую возможность наступления неблагоприятных последствий в результате медицинского вмешательства в виде причинения вреда жизни и здоровью пациента, вероятность наступления осложнений, не связанных с причинением вреда жизни и здоровью пациента, а также недостижения цели, ради которой проводится медицинское вмешательство, с учетом выбора методики самого вмешательства.
Полагаем, что в случае надлежащего предоставления пациенту сведений о риске медицинского вмешательства при условии последующего информированного добровольного согласия пациента на него медицинский работник (медицинская организация) должен освобождаться от гражданской ответственности в случае правомерности его действий, а именно, при наличии следующих условий: в основе медицинского вмешательства положена цель излечения пациента; законности и научной обоснованности и применимости методов и способов медицинского вмешательства; цель медицинского вмешательства должна оправдывать вероятную возможность наступления неблагоприятных последствий для здоровья пациента; возможность наступления неблагоприятных последствий медицинского вмешательства должна быть вероятной, а не заведомой; медицинский работник предпринял достаточные меры для предотвращения неблагоприятных последствий медицинского вмешательства.
Действующее законодательство предусматривает ряд исключений из правила о добровольном информированном согласии на медицинское вмешательство.
Так, согласно ч. 9 ст. 20 Основ медицинское вмешательство без согласия гражданина (родителей, законного представителя) допускается,
ЗАКОН И ПРАВО • 08-2024
если вмешательство необходимо по экстренным показаниям для устранения угрозы жизни человека и если его состояние не позволяет выразить свою волю; в отношении лиц, страдающих заболеваниями, представляющими опасность для окружающих; в отношении лиц, страдающих тяжелыми психическими расстройствами; в отношении лиц, совершивших общественно опасные деяния (преступления); при проведении судебно-медицинской экспертизы и (или) судеб-но-психиатрической экспертизы; при оказании паллиативной медицинской помощи, если состояние гражданина не позволяет выразить ему свою волю и отсутствует законный представитель.
В США так называемое «срочное» согласие тоже присутствует. Закон исходит из презумпции согласия пациента на лечение, необходимого для спасения его жизни. После проведенного вмешательства персонал клиники обязан связаться с лицами, которые могут быть уполномочены выступить от имени пациента.
Однако могут возникнуть ситуации, когда пациент тяжело и неизлечимо болен, и врач, не желая лишать больного последней надежды, не сообщает диагноз и не поясняет характер лечения, предоставляя эту информацию родным и близким пациента. Такие случаи часто встречаются во врачебной практике и описаны в литературе [1, с. 5—67].
В то же время подобные действия врача противоречат нормам закона, поскольку согласно ч. 3 ст. 22 Основ в случаях неблагоприятного прогноза развития заболевания информация должна сообщаться в деликатной форме гражданину или его супругу (супруге), одному из близких родственников (детям, родителям, усыновленным, усыновителям, родным братьям и родным сестрам, внукам, дедушкам, бабушкам), если пациент не запретил сообщать им об этом и (или) не определил иное лицо, которому должна быть передана такая информация.
В зарубежной практике такие ситуации разрешаются с использованием правила о так называемой «терапевтической привилегии». Наиболее известное выражение принципа «therapeutic privilege» дано в деле Canterbury v. Spence (1972): «Исключением являются случаи, когда сообщение пациенту сведений о риске, связанном с операцией, создает угрозу для пациента остаться вообще без лечения. Это касается случаев, когда пациенты могут быть настолько эмоционально травмированы предоставленными сведениями, что оказываются не в состоянии принять разум-
ное решение, могут противодействовать необходимому лечению; наконец, эти сведения могут нанести ущерб психике больного. Если ситуация действительно такова, то должен действовать принцип, согласно которому врач вооружается исключительным правом не сообщать всей информации пациенту. Мы считаем, что в таких условиях врач поступает оправданно, если предпринимаемые им действия гарантированы с медицинской точки зрения. Главным здесь остается вопрос: обоснованно ли врач решил, что полная информация нанесет вред благополучию пациента» [10].
Приведенная цитата подтверждает необходимость наличия «терапевтической привилегии», но, как поясняет в своей работе С.В. Ерофеев, все же это право признается за врачом формально, на практике применяется не часто. Кроме того, следует отметить, что судами обычно оправдываются случаи, когда несообщение больному должных сведений не влечет за собой негативных последствий для его здоровья [4, с. 35].
В целом все сводится к исследованию причинной связи между неинформированием и возникшим вредом здоровью, и отсутствие связи в определенной мере защищает от ответственности за недостаточную информацию.
С 2022 г. таким правом могут воспользоваться медицинские работники Австралии, Канады, Англии, Нидерландов, Уэльса в качестве исключения из стандартного процесса получения согласия.
В российской доктрине вопрос о «терапевтической привилегии» неоднократно поднимался и обсуждается по сей день. В частности, подчеркивается, что несмотря на концепцию ряда принятых документов, однозначно призываю -щих врачей практически во всех случаях медицинского вмешательства полностью информировать пациента, встречаются такие ситуации, когда врачу, дабы не нанести еще больший вред здоровью пациента, надо решить вопрос о необходимости и дозировании его информирования [1, с. 65—67].
Полагаем, что для решения обозначенной проблемы российскому законодателю можно прибегнуть к правилу «терапевтической привилегии». Разумеется, сдерживающим фактором в данном случае будет момент, когда врач, принимая решение в интересах пациента, каждый раз должен будет думать о том, какие он сможет предъявить в спорной ситуации доказательства, свидетельствующие о том, что исключение из правила действительно обусловливалось интере-
LAW & LEGISLATION • 08-2024
сами пациента. Во избежание злоупотреблений со стороны медицинских работников и в целях учета интереса пациентов допустимо будет введение правила о замене согласия пациента на согласие членов его семьи.
Таким образом, в настоящее время информированное добровольное согласие является необходимым предварительным условием проведения любого медицинского вмешательства. Согласие является одним из основных механизмов защиты прав не только пациента, но и врача, оно значительно повышает степень профессиональной ответственности врача перед конкретным пациентом.
В Российской Федерации институт информированного добровольного согласия еще проходит этапы своего становления, поэтому в практике применения встречаются нерешенные вопросы.
Прежде всего, следует отметить, что до сих пор отсутствует единый императивно установленный механизм регулирования вопросов, связанных с содержанием добровольного информированного согласия пациента на медицинское вмешательство. По нашему мнению, разработанные типовые формы, в которых не указаны характер и объем обследования, лечения, манипуляций, операций и т.д., не могут в полной мере расцениваться как предоставление пациентом информированного добровольного согласия на медицинское вмешательство. Следует отметить, что такие недостатки, в случае возникновения спора, являются поводом для вынесения судебных решений в пользу пациентов.
В таких случаях перед каждой медицинской организацией по-прежнему встает вопрос о необходимости локального регулирования данных вопросов.
Полагаем, что при оформлении согласия необходимо уделять внимание объему сведений, предоставляемых пациенту относительно конкретного вида медицинского вмешательства, основываясь на принципах осознанности, явной выраженности и добровольности согласия на медицинское вмешательство.
С нашей точки зрения, проанализированная доктрина информированного добровольного согласия на медицинское вмешательство зарубежных стран может способствовать решению вопросов, касающихся отечественной практики применения рассматриваемого института. В частности, следует обратить внимание на предоставление сведений о рисках медицинского вмешательства, их конкретизации при оформлении
согласия, учесть опыт применения правила о терапевтической привилегии.
По нашему мнению, предлагаемые рекомендации могут способствовать решению основных организационно-правовых проблем реализации права пациента на информированное добровольное согласие на медицинское вмешательство в Российской Федерации и позволят свести к минимуму формальное отношение предоставления согласия как со стороны врача, так и пациента.
Список источников
1. Акопов В.И. Право в медицине / В.И. Акопов, Е.Н. Маслов. М.: Книга-сервис, 2002. 348 с.
2. Базаров С.Б. Оптимизация деятельности медицинских организаций по информированию пациентов при оказании медицинской помощи: Дис. ... канд. мед. наук. М., 2010. 131 с.
3. Геращенко Л.И. Медицинские аспекты проблемы прав человека (социально-философский анализ): Дис. ... канд. филос. наук: СПб, 1996. 173 с.
4. Ерофеев С.В., Ерофеева И.С. Принцип информированного согласия пациента: обзор зарубежной медицинской и юридической литературы // Медицинское право. 2006. № 3. С. 30—39.
5. Сироткина М.И. Информированное согласие: определение понятия, обзор судебной практики, возможности медицинского вмешательства без согласия гражданина или его законного представителя // Практика педиатра. 2021. № 2. С. 43—47.
6. Сударева Е.О. Добровольное согласие как условие медицинского вмешательства в праве РФ и США // Вестник РУДН. Сер.: Юрид. науки. 2008. № 3.
7. Трубецков А.Д. Культурологические аспекты современного здравоохранения / / Языки науки, языки искусства: Сб. науч. тр / Под ред. Журавлевой Е.З. (и др.). М.: Прогресс-Традиция, 2000. С. 62—66.
8. Brazier M. Medicine Patients and Law. Manchester University Press, 2016. 856 p.
9. Cal. Code Regs. Informed Consent to Medical Treatment. State Regulations. US Law. Legal Information Institute. Tit. 9 p. 784.29 // https:// www.law.cornell.edu/regulations/california/9-CCR-29 (Дата обращения: 13.07.2024)
10. Canterbury v. Spence, 464 F. 2d 772, 793 (D.C. Cir. 1972) // https://biotech.law.lsu.edu
11. Health Law. Cases, materials and problems. Forth Edition. American casebook series. St. Paul., Minn., 2001.
ЗАКОН И ПРАВО • 08-2024
12. Judy Pearsall Oxford University Press / Judy Pearsall, Patrik Hank. 1998. 2152 p.
13. Ruth R. Faden, Beauchamp. Т. Л. История и теория информированного согласия. Нью-Йорк, 1986. 408 с.
14. Селинджер К.П. Право на согласие: является ли оно абсолютным? // https://www.bjmp. org/files/june2009/b
15. Флори Дж, Эмануэль Э. Вмешательства для улучшения понимания участниками исследования принципа информированного согласия на исследование // Журнал Американской медицинской ассоциации. 2004.
16. <Ф>ортун П., Уэст Дж., Чалкли Л., Шонде А., Хоки С. Отзыв информации об информированном согласии здоровых добровольцев в клинических испытаниях. 2008 // http://qjmed.oxford-journals.org/cgi/cnt/abstrac (Дата обращения: 25.06.2024)
17. Ховард ДЖ.М, ДеМетс Д. Насколько информированным является информированное согласие: опыт ВНАТ // Контролируемые клинические испытания. 1981. № 2. С. 287—303.
References
1. Akopov V.I. Law in medicine / V.I. Akopov, E.N. Maslov. M.: Book-service, 2002. 348 p.
2. Bazarov S.B. Optimization of the activities of medical organizations to inform patients in the provision of medical care: Dis. ... cand. medical sciences, M., 2010. 131 p.
3. Gerashchenko L.I. Medical aspects of the human rights problem (socio-philosophical analysis): Dis. ... cand. philos. sciences: St. Petersburg, 1996. 173 p.
4. Erofeev S.V., Erofeeva I.S. The principle of informed patient consent: a review of foreign medical and legal literature // Medical law. 2006. № 3. Pp. 30—39.
5. Sirotkina M.I. Informed consent: definition of the concept, review of judicial practice, possibility
of medical intervention without the consent of a citizen or his legal representative // Pediatrician's practice. 2021. № 2. Pp. 43—47.
6. Sudareva E.O. Voluntary consent as a condition for medical intervention in the law of the Russian Federation and the USA // Bulletin of the RUDN. Ser.: Legal Sciences. 2008. № 3.
7. Trubetskov A.D. Cultural aspects of modern healthcare // Languages of science, languages of art: Collection scientific works / Ed. Zhuravleva E.Z. (et al.). M.: Progress-Tradition, 2000. Pp. 62—66.
8. Brazier M. Medicine Patients and Law. Manchester University Press, 2016. 856 p.
9. Cal. Code Regs. Informed Consent to Medical Treatment. State Regulations. US Law. Legal Information Institute. Tit. 9 p. 784.29 // https:// www.law.cornell.edu/regulations/california/9-CCR-29 (Accessed: 13.07.2024)
10. Canterbury v. Spence, 464 F. 2d 772, 793 (D.C. Cir. 1972) // https://biotech.law.lsu.edu
11. Health Law. Cases, materials and problems. Forth Edition. American casebook series. St. Paul., Minn., 2001.
12. Judy Pearsall Oxford University Press / Judy Pearsall, Patrik Hank. 1998. 2152 p.
13. Ruth R. Faden, Beauchamp. T. L. The history and theory of informed consent. New York, 1986. 408 p.
14. Selinger Ch.P. The right to consent: is it absolute? // https://www.bjmp.org/files/june2009/b
15. Flori Dg., Emmanuel E. Interventions to improve the understanding of the principle of informed consent by research participants / / Journal of the American Medical Association. 2004.
16. Fortune P., West J., Chalkley L, Shonde A., Khaki S. Withdrawal of information about informed consent of healthy volunteers in clinical trials. 2008 // http://qjmed.oxfordjournals.org/cgi/cnt/abstrac (Accessed: 25.06.2024)
17. Howard J.M., DeMets D. How informed is informed consent: experience in NAT // Controlled clinical trials. 1981. № 2. Pp. 287—303.
Информация об авторе
Потапова Е.Н. — аспирант кафедры гражданского и предпринимательского права
Статья поступила в редакцию 09.06.2024; одобрена после рецензирования 08.07.2024; принята к публикации 14.07.2024.
Information about the author
Potapova E.N. — postgraduate student of the departments of civil and business law
The article was submitted 09.06.2024; approved after reviewing 08.07.2024; accepted for publication 14.07.2024.
LAW & LEGISLATION • 08-2024
