CC BY
239
УДК 20
ББК Э2-10 + ЮЗ (2)
В.Н. Засухина
г. Чита
Идея соборности как органичный элемент русской духовной культуры
В статье говорится о соборных по своей сути элементах русской духовной культуры (символах, образах, сюжетах, мифологемах); о том, как идея соборности выражается в русском фольклоре и литературе, в православной иконописи и храмостроительстве. По мнению автора, анализируемая идея органична национальному характеру и сознанию нашего народа, о чем может свидетельствовать тот факт, что предпосылки к формированию концепции соборности в русской религиозной философии были уже в дохристианской, языческой культуре древних славян.
Ключевые слова: соборность, духовность, символ, образ, мифологема.
V.N. Zasukhina
Chita
Conciliarism as a indispensable element of the russian spiritual culture
The elements of the Russian spiritual culture (symbols, images, plots, mythologemes) are conciliar in their nature. Conciliarism is reflected in the Russian folklore and literature, in the Orthodox icon-painting and church building. As the author states Conciliarism is a natural trait of Russian people's national character and mind. It may be proved by the fact that the pre-conditions for this concept development in the Russian religious philosophy root in the pre-Christian heathenry of the ancient Slavs.
Key words: conciliarism, spirituality, symbol, image, mythologeme.
Идея соборности невербально выражена в эстетических образах и этических представлениях, издревле живо функционирующих в сознании русского человека. Уже в языческой культуре наших предков были сформированы элементы отечественной духовной культуры, которые были соборными по своей сути и которые после христианизации органично соединились с элементами христианской культуры, позже были осмыслены русскими мыслителями XIX — ХХ вв. как составные части идеи со-
борности.
Мы имеем мало сведений о языческой культуре наших предков. А.Ф. Замалеев пишет по этому поводу: «О славяно-русском язычестве, к сожалению, известно очень немного, хотя исследованием его наука занимается давно» [5, с. 8]. Но даже то, что дошло до нас, дает нам основания говорить о наличии в духовной культуре наших предков соборных по своей сути элементов.
А.Ф. Лосев, характеризуя русскую философию и культуру, отнес к числу ее основных свойств идею соборности. Он соотносит формирование этой черты с «мистической архаикой» [15, с. 509]. От этой мысли выдающегося философа отталкивается в своем исследовании русской языческой культуры А.С. Фролов. Он указывает на то, что бытие славян-язычников было тесно связано с активным и непосредственным общением с природой и ориентировало на осмысление, прежде всего, космологических проблем соборности. Ссылаясь на Б.А. Рыбакова, он пишет о языческих купальских праздниках, как своего рода проявлениях соборного характера дохристианской славянской культуры. Об этом, по его мнению, можно судить даже по названию праздника: «куп» — «вкупе» — «купно» — «совокупно» — «купножитие».
Как о символе народного единения Фролов пишет и о хороводе. Хоровод — это живой круг: «хоро», «коло», «хоромы», «храм» — этимологически эти слова, несомненно, родственны. Круг, по мнению Фролова, является пластическим эквивалентом идеи соборности в ее космологическом выражении. В языческой культуре он является универсальной символической формой, которая отражает свойство космоса сохранять состояние собранности и организованности. Так, в славянском орнаменте круг используется как солярный знак и как олицетворение целостности мироздания, единства человечества и природы.
В языческой культуре наших предков соборный по своей сути символ круга присутствовал везде, а в христианстве он стал обязательным пластическим атрибутом в иконографии и хра-мостроительстве. В храме и на иконе круг — это «одно из основных смысловых и пластических системообразующих начал» [20, с. 154].
О том, что православная храмовая идея служит в русском религиозном искусстве выражению идеала соборности, писал Е.Н. Трубецкой. Он утверждает, что идея соборности отражена уже в архитектуре храма. Традиционная для православных церквей «луковичная» форма купола также является архитектурным выра-
жением соборности. Купол в виде «луковицы» имеет двойное значение: внутри храма — это свод небесный, покрывающий всю землю, а снаружи — это как бы язычок пламени, заостряющийся к кресту и символизирующий «молитвенное горение к небесам» [19, с. 198], посредством которого наш земной мир становится причастным к миру Совершенной Соборности — Святой Троицы.
Неразрывное идейное целое с храмом составляет икона. Многие из дошедших до нас икон включают круг как один из важнейших композиционных элементов. Фролов называет такие иконы: «Спас Нерукотворный», «Пан-тократор» — роспись Феофана Грека купола собора Спаса преображения на Ильине в Новгороде, «Вознесение» А. Рублева, Д. Черного и мастерской, «О Тебе радуется» в Успенском соборе Московского кремля и др. Идее круга подчинена и композиция рублевской «Троицы», которая, по убеждению философа П.А. Флоренского и ведущего современного исследователя идеи соборности Л.Е. Шапошникова, является наиболее полным иконописным выражением православной соборности.
Одним из эстетических средств выражения идеи соборности представляется нам то, как на иконе выписаны лики. Они лишены индивидуальных черт конкретного лица, указывающие на его характер, недостатки и пристрастия. Св. Владимир не похож на исторического князя Владимира. В то же самое время все лики узнаваемы, они не неотличимы друг от друга. Св. князя Владимира невозможно перепутать, например, со св. Сергием Радонежским. Такой способ изображения объясняется тем, что икона призвана отражать реальность, в которой нет противоречия между всеобщим и личным. Проблема соотношения личного и всеобщего является одним из главных структурообразующих элементов идеи соборности.
Фигуры святых на иконе всегда неподвижны, с-ПОКОЙны. Они изображаются лишенными суетных страстей и желаний. Икона поражает изображением «истонченной телесности» [19, с. 202] или полным отсутствием телесности. Все эти и многие другие иконографические особенности обусловлены каноном, в соответствии с которым иконописец должен был изображать не реальных, земных людей, а тех, кто сумел обрести духовное единство с Богом, кто за свою с-МИРенную жизнь удостоился Царствия Бо-жия. Царствие Божие в русле учения о соборности понимается как воплощение идеала соборности в эсхатологической перспективе.
В связи с вышесказанным становятся понятными слова Трубецкого, что икона является
изображением «грядущего храмового соборного человечества» [19, с. 208]. Особенной популярностью на Руси пользовались иконописные лики Божьей Матери. Богородичные иконы очень полно и ярко выражают идею соборности. Убедительным доказательством этого, по мысли Е. Трубецкого, может быть обращение к двум мотивам, тщательно разработанным в древнерусской иконописи: «О тебе радуется, обрадованная, всякая тварь» и «Покров Божьей Матери».
Первый мотив, как отмечает философ, утверждает образ Богородицы в его космическом значении: Божья Матерь с Предвечным Младенцем — «радость всей твари» [19, с. 213]. «Радость всей твари» изображается на иконе собором. Сверху — ангелы, образующие как бы гирлянду вокруг Ее головы, а снизу к Ней стремятся люди: святые, апостолы, пророки, невинные девы и добродетельные жены. На некоторых иконах во всеобщей радости принимают участие и животные. На втором плане во всю ширину иконы изображается собор с золотыми или звездно-синими куполами, упирающимися в небесный свод. Храм обрамляет райская растительность. Второй мотив, на взгляд мыслителя, дает нам образ мирообъемлющего, осеняющего весь мир, Покрова Пречистой.
На иконах фигура Богородицы, как указывает Трубецкой, чаще всего является архитектурным и идеологическим центром, вокруг которого расположено все остальное. Но в качестве такого центра на иконе может выступать и образ Спасителя, и какой-то другой образ, например, Софии-Премудрости Божией. Архитектурноидеологический центр на иконе — связующее звено, средоточие света и Истины, устремленность к которому объединяет ВСЕ и ВСЯ. Образ Богородицы — это соборный образ. Он олицетворяет материнское сердце, которое в горячей любви к Богу и чадам Божиим стало центром Вселенной.
Популярность богородичных икон у русского народа, которая наблюдается и в настоящее время, его любовь к Богоматери не случайна. То, что в Христианстве нашло выражение в культе Богородицы, имеет истоки в языческих представлениях наших предков. Христианский образ Матушки-Заступницы Небесной имеет языческий аналог. В русском язычестве одним из основополагающих был культ земли. Издавна в произведениях фольклора землю именовали матерью. Земля для наших предков была истинной матерью. Как писал по этому поводу академик А.М. Панченко, «эта мифологема была живой реалией, а не художественной или отвлеченной идеей» [1, с. 23]. Аналогичное вы-
сказывание мы видим у В.Л. Комаровича: «Ни о каком, как видно, «олицетворении», умышле-нии, абстрактном уподоблении и речи тут быть не может: земля для древнерусского человека была доподлинной матерью без всяких аллегорических натяжек» [8, с. 99]. Древнерусский человек действительно осознавал себя сыном родной земли с той «прямолинейностью наивнореалистического мировосприятия» [8, с. 99], которая уже не свойственна нам, людям рубежа ХХ — XXI столетий.
Это языческое представление о земле как о матери (иногда как о жене или невесте) является, по нашему убеждению, соборным по своей сути. Для обоснования этой позиции обратимся к древнерусской литературе и фольклору. Вообще, произведения литературы отражают сознание и мировосприятие создавших их людей, традиционные представления, царившие в обществе в то время, когда эти произведения создавались. Лучшие литературные образцы всегда являются средоточием интереснейших философских идей и размышлений. Л.Е. Шапошников отмечает, что в Древней Руси «не специальные философские трактаты отражают уровень развития философии, а вся совокупность интеллектуальной деятельности» [21, с. 220].
И.А. Есаулов в книге «Категория соборности в русской литературе» [см.: 3] рассматривает соборность как одну из ведущих категорий в русской классической литературе вообще и в древнерусской литературе в частности. Для анализа он берет такие произведения, как «Слово о Законе и Благодати» митрополита Иллариона, «Слово о полку Игореве», «Задонщина». Мы же, чтобы доказать присутствие идеи соборности в древнерусской литературе и фольклоре, обратимся к некоторым из тех произведений, где очень четко выражена топика мифологемы «мать-земля».
Древнерусскому искусству известны многочисленные варианты образа матери сырой-земли, матушки-Руси: мать, рыдающая о
своих страдающих или погибших детях, земля-кормилица («матушка питомая»), мать-земля, покровительствующая, ходатайствующая перед небом за своих детей, а иногда даже — это образ матери, проклинающей детей-злодеев. После принятия христианства все эти функции матери-земли, главной из которых является охранительная, в сознании русского народа были перенесены на Богородицу.
Наши предки верили и знали, что человек жив, пока его поддерживает земля. В их сознании постоянно присутствовала надежда на ее защиту и поддержку. В фольклоре часто можно
встретить сюжеты, описывающие богатырей, которые, прижимаясь грудью к земле, черпают от нее силу. До сих пор в деревнях можно встретить вышитые узоры, подобные тем, которые описывает Е. Осетров. В одной из деревенских изб его внимание привлек белый холст, на котором все вышитые фигурки сходились к центру, к женской фигурке со вздетыми вверх руками. Исследователь пишет, что хотя современная вышивальщица уже не вкладывает в этот узор особого смысла, тем не менее, эта традиционная фигурка «...имеет довольно почтенный возраст» [16, с. 101]. Это — изображение праматери-земли, вздымающей руки к небу и просящей милости для своих детей.
На этом вышитом узоре мать-земля — архитектурный центр, который совпадает с центром идеологическим. Ее материнская любовь объемлет ВСЮ вселенную, ее любящее сердце матери — центр вселенной. Это — языческий аналог иконописного образа Богородицы, который представляет собой выражение идеи соборности.
Осознавая себя детьми Родной Земли, наши далекие предки-славяне чувствовали свое кровное родство с ней, видели в ней свою родительницу, то, из чего они вышли, и то, куда они вернутся после смерти. Как сказано в древнем тексте: «.на землю зряще, поминает, яко от земли есми создани и паки в землю поити имамы» [17, с. 470]. Они видели в ней родительницу всего живого. Сам эпитет «мать-сыра» предусматривает брак земли с небом, их единство, без которого не будет ничего живого: если небо дождь пошлет, то земля родить будет. В.Л. Комарович утверждает, что в русском язычестве присутствовала «мифологема о небе, вступающем в соитие со всеобщей матерью-землей» [8, с. 98]. И эта мифологема часто встречается в литературных и фольклорных произведениях средневековой Руси. Так, например, в «Начальном своде» 1095 г. мы читаем: «Пакы же и землю глаголють матерью. да аще им есть земля мати, то отец им есть небо» [8, с. 84].
Очевидно, что в древнерусской литературе и фольклоре имеет место языческая по происхождению идея о единстве небесного и земного, как залоге благоденствия человека и мира. Эта идея, возникшая еще в сознании наших предков язычников, в христианских представлениях органично соединилась с идеей Богочеловеческой природы Спасителя. Проблема соотношения небесного и земного, материального и духовного представляется нам одним из главных объектов осмысления в учении о соборности (христологический аспект). Наши предки жили, как бы растворяясь в стихии зем-
ли, в лоне матери-земли. Это, как пишет в своей книге «Судьба России» философ Н.А. Бердяев, является существенной чертой русского национального характера.
Древнерусский человек не мыслил себя в отрыве от Родной земли, которая была его глубинной силой. Он не мыслил матушку-Русь, отданной на поругание врагу. Русь никогда не мирилась с владычеством «беззаконных татар», «поганых сарацин» и другой иноземной «нечисти». Война вообще мыслилась как трагедия и осквернение земли. Война — это разрушение и хаос, это вражда всех против всех, это действие закона взаимопожирания. Одним словом, война — это антисоборное состояние человеческого сообщества. Именно так воспринимал войну древнерусский человек, о чем можно судить по произведениям литературы.
Любовь к матери-земле, ответственность за ее непоругание объединяла наших предков друг с другом и с окружающим миром, вырабатывала в них соборное отношение к Родине и ко всему, что происходит вокруг. Тема патриотизма очень обстоятельно разработана многими русскими мыслителями, занимавшимися анализом идеи соборности.
Исходя из концепции соборности, русскому человеку присуще чувство коллективизма и стремление растворить свое единичное «Я» во всеобщем. В нем живет ощущение своего кровного родства с окружающим миром: с другими живыми существами и с Самим Богом, с Родной Землей и со всею Вселенною. Для русского человека характерна тенденция к единению, в котором он видит средство избежать поражения и гибели. «Один в поле — не воин, но там, где один в поле воин, там рать собирается», «на миру и смерть красна», «собором и черта поборем» гласят русские пословицы. В самом основании, в самой сердцевине русской духовной культуры заложено удивительное ощущение слаженности и цельности мира, поразительная способность и умение отражать это в произведениях литературы и искусства.
Как отмечает Д.С. Лихачев, наши древние предки жили в мире, органично сливаясь с ним, чувствуя себя его частицей. Они четко осознавали, что все взаимосвязано: «Большой мир и малый, вселенная и человек!» [13, с. 214] — это напоминает человеку о смысле его существования, о значительности его судьбы в мире. Поэтому и произведения литературы и фольклора, созданные в Древней Руси, изображают мир не бессмысленным хаосом действующих вслепую сил природы, а реальностью, объединенной какой-то высшей силой.
Огромное влияние на русскую литературу и русскую культуру оказало произведение Х11 в. «Шестоднев» Иоанна Экзарха Болгарского, в котором перед читателем разворачивается по-истине соборная картина мира. Автор восхищается мирозданием, и это восхищение было понятно древнерусскому человеку, так как полностью соответствовало его мироощущению. Недаром «Шестоднев» пользовался на Руси большой популярностью.
Единым взглядом автор «Шестоднева» окидывает «.небо утворено звhздами, солнцем же и мhсяцемъ, и землю злакомъ и древомъ, и море рыбами и всяцhми исполнено.» [7, с. 192]. От этой картины он переходит к восхищению человеком: «В коль малh ^ле толика мысль, обыидущи всю землю и выше небесъ възыду-щи.» [7, с. 192]. Он приходит в восторг от ума человека, который, отрываясь от тела, «.прои-деть кровы насобыя, проидеть въздух и облакы минеть, солнце и м^яць и вся поясы, и звhзды, ефиръ же и вся небеса, и въ томъ чаЛ пакы, въ тhлh ся своемъ обрящеть» [7, с. 192].
Представление о земле как о неотъемлемой части Вселенной, которое присутствует в «Ше-стодневе», является выражением космологического аспекта идеи соборности. Современный исследователь В.Н. Демин указывает, что данное литературное произведение является предтечей русского космизма, который имеет истоки в учении о соборности [см.: 2]. А основатель космизма Н.Ф. Федоров связан с учением о соборности непосредственно, так как в развитии и углублении этого учения его философия является одним из важнейших этапов.
В.Н. Демин утверждает, что «Вселенское мироощущение впитывается русскими чуть ли не с молоком матери» [2, с. 4]. Русский человек всегда был предрасположен к миру космических явлений. На это влияла сама Россия: ее ширь просторов, «распахнутость звездного неба» [2, с. 4] над нею. На то, что географические факторы влияют на соборный характер русского сознания, русской души, указывает также Л.Е. Шапошников.
Космологическое видение и соборное мироощущение отражено в древнерусской литературе и фольклоре. Обратимся вновь к авторитету Д.С. Лихачева. Академик пишет, что земля в литературных произведениях средневековой Руси предстает перед читателем как бы в виде географической карты, «.в которой города порой заменены их символами...» [14, с. 642]. Возносясь умом над событиями, древнерусский книжник смотрел на землю как бы сверху, и все земное пространство Руси вмещалось в его поле зрения. «Взыдем на горы Киевския... и посмотрим по всей земли Руской» [4, с. 260].
В древнерусских текстах «господствует точка зрения сверху» [14, с. 642]. В них земля изображается как бы с «высоты птичьего полета». Средневековый русский книжник охватывает мысленным взором огромные пространства. Д.С. Лихачев называет это «панорамным зрением» [12, с. 13].
Нельзя не отметить, что представления, легшие в основу такого изображения пространства, зародились в глубокой древности. В.Н. Топоров пишет, что началу истории предшествует огромный период, который он называет космологическим. Этот период характеризуется гармонией макрокосмоса и микрокосмоса, то есть связью или тождеством природы и человека. Мир здесь представляется как единое целое с человеком, а человек — как один из крайних элементов космологической системы. Это универсальный тип мифологических представлений о мире, которые были свойственны человеку язычнику. Для мифологического взгляда на мир также «характерно признание негамогенности пространства и времени» [18, с. 127]. Где и когда совершается акт творения — это центр мира, связывающий кратчайшим образом человека с Творцом, землю с небом, прошлое и будущее. Именно такое описание пространства и времени, как отмечает В.Н. Топоров, мы встречаем в древнерусской литературе и фольклоре.
Лихачев утверждает, что мир древнерусских произведений — это «мир стремительно совершающихся событий, разворачивающихся в огромном пространстве [14, с. 644]. В них отсутствует сопротивление среды, и герои этих произведений передвигаются с необыкновенной скоростью. «Сказано-сделано», как отмечает Лихачев, это традиционная сказочная формула. Они действуют почти без усилий, связанных с преодолением внешних препятствий, совершают усилия воли и духа, обусловленные только необходимостью преодоления злых сил. Препятствия, которые встречает герой на пути, возникают по сюжету, они не являются естественными.
В сказках всегда счастливый конец. Это закономерно. Общие усилия добрых героев сказки не могут не победить зло. В конце сказки ликует ВЕСЬ мир. Традиционный конец сказки — «пир на весь мир». Это, по мнению автора данной статьи, фольклорный вариант христианского взгляда на конец человеческой истории. Это фольклорный вариант соборной радости «всей твари» о грядущем Царствии Божием, где все и вся будет едино.
В произведениях древнерусской литературы и фольклора главным является не изображение видимого пространства и протяженности дей-
ствий во времени, а изображение целеустремленного действия, наполненного нравственным содержанием. Главное — этический момент, который связывает все повествование воедино. Передвижение древнерусского книжного героя по географической горизонтали становится перемещением по вертикальной шкале религиозно-нравственных ценностей. На связь этических и географических представлений в произведениях древнерусской литературы указывает Д.С. Лихачев. Такое соединение вертикального и горизонтального передвижений, о котором пишет академик, использовалось средневековым русским книжником для изображения собранности человеческого бытия и единства всех героев в одном действии, в стремлении к одной цели. Это своего рода дохристианский вариант духовной лествицы, собирающей всех идущих по ней в единое целое общей устремленностью к общей цели. Не случайно, что теория духовного поступенчатого восхождения к абсолюту, созданная Иоанном Лествичником, стала важным этапом внутренней жизни русского Православия.
Очевидным становится тот факт, что в древнерусской культуре четко выражены телеологический и эсхатологический аспекты идеи соборности. Одним из действенных средств соборного объединения людей является устремленность ко всеобщей цели спасения в конце истории человеческой и направленность всей жизнедеятельности на определение своего места в истории Богочеловеческой. Религиозноэтический подъем над действительностью, сверхвременность и сверхпространственность изображения событий, панорамный охват описываемой картин — все эти черты древнерусской литературы и фольклора отражают соборный характер мировосприятия и мироощущения древнерусского человека. Они создают картину широкого видения Руси и мира и лежат в основе образа Русской Земли как единого целого. Древнерусские тексты наполнены ощущением единства Русской земли как живого огромного существа.
Нарушение единства Руси воспринималось нашими предками как ее осквернение и гибель. Военное поражение часто рассматривалось как наказание за грех разъединения, за то, что люди, не вняв призыву Бога к единению, продолжили вести междоусобные войны. В древней летописи сказано: «За умноженье безаконий наших попусти богъ поганыя не акы милуя ихъ, но нас кажа, да быхом встягнулися от злых дhлъ. И сими казньми казнить нас богъ, нахоженьем поганых; се бо есть батогъ его, да негли встягнувшеся от пути своего злаго» [10, с. 138].
Объединение мыслилось как один из главных способов избавления от иноземного владычества. Интересно, что призывы к единению были особенно слышны именно тогда, когда в реальной исторической действительности единства не было. Необходимость защищать Родную землю всегда способствовала единению русского народа. Так, соборные начала становятся главенствующими ориентирами в жизни русского народа в эпоху монголо-татарского ига. Апогеем этого стал призыв к единению Русской земли Сергия Радонежского, который и свою обитель строил как призыв к соборному единству, назвав ее в честь Святой Троицы. Л.Е. Шапошников называет Троицкий собор Сергия Радонежского символическим выражением соборности.
Д.С. Лихачев указывает на то, что с ростом сознания общерусского единства, параллельно реальному политическому объединению, возникали произведения фольклора, в которых объединялись русские богатыри, начинавшие служить общерусским интересам. Например, в это время создается сюжет об отъезде из Ростова Александра Поповича во главе русских «храбров», отказывающихся служить местным князькам. Они едут в Киев служить «единому» русскому князю Мстиславу Романовичу. Этот эпизод, подчеркивает ученый, с полной ясностью раскрывает причины типического для русских былин сюжетов переезда местного богатыря в Киев. В некоторых былинах сказано, что едут они туда, прослышав о беде-напасти, угрожающей матушке-Руси. А Киев и князь, сидящий в Киеве на престоле, являются своеобразными символами единства. Князя так и называют — «единый». Интересно, что богатыри едут в Киев не по одиночке, а по общему сговору, «сотворив совет» [11, с. 347].
Мысль о необходимости объединения Руси и служения общерусским интересам выражена в произведениях древнерусской литературы и фольклора очень отчетливо. Это является показателем того, что идея соборности присутствовала в душе и сознании русского народа, хотя она и не была обозначена терминологически. То, что тенденция к соборному единству, видимо, была заложена в русской душе изначально, повлияло во многом на то, что православная вера с ее соборными идеалами была предпочтена на Руси остальным религиям. С другой стороны, само принятие религии Единого Бога способствовало процессу собирания русских земель, объединению племен полян, радимичей, вятичей и словен в единую русскую нацию и созданию единого государства, поскольку единое государство и единая нация не создаются из
представителей отдельных племен, которые поклоняются разным богам племенного значения. А.Ф. Замалеев указывает на то, что в верованиях славян-язычников была выражена монотеистическая тенденция к выделению господина и владыки Вселенной, главного, верховного божества. Замалеев связывает это с тем, что дохристианская Русь «развивалась в направлении политической консолидации, упрочения великокняжеского централизма» [5, с. 9], то есть стремилась к единению.
Единая христианская вера дала Руси спасительное объединение. Русь вопреки многим, казалось бы, непреодолимым препятствиям смогла не только утвердить свою независимость от внешних врагов (например, от иудейских каганов Хазарии), но и стать в один ряд с Византией и сильнейшими государствами Европы.
В результате христианизации в сознании наших предков сформировалось четкое представление о Родной земле как о неотъемлемой части всего мира. Местное на Руси после христианизации было оплодотворено вселенским, но в то же самое время не потеряло национального своеобразия. Приняв за идеал общечеловеческие ценности, которые были выражены в христианских этических заповедях, Русь не отказалась от своей национальной индивидуальности.
Русская культура никогда не стремилась к подавлению, унификации и отрицанию культур других народов. Она всегда стремилась к собиранию, синтезу и благодаря этому всегда умела создавать нечто новое, уникальное. Именно соборная черта русского характера и русской культуры делает наш народ таким жизнестойким и способным к постоянному перерождению и обновлению.
Русскому человеку оказались наиболее близки те христианские идеалы и принципы, которые изначально несли в себе идею соборности. Так, например, с самого начала Христианство было воспринято на Руси как религия, обращенная к миру, к людям. На это указывает С.А. Левицкий. Он пишет: «Если мы всмотримся в киевский период, то поразимся чистоте восприятия нашими предками христианства. Благая весть была воспринята необычайно гармонично и светло. Не было уклона ни в односторонний аскетизм, ни в отрыв морали от мистики. Наши киевские предки, разумеется, лучшие из них, были вдохновлены стремлением к деятельности христианской любви. Недаром один из первых русских святых — Феодосий Печерский — не был таким затворным отшельником, как его учитель, преподобный Антоний, грек родом. Феодосий осуществлял в своей жизни монашество в миру — «кенозис»» [9, с. 13]. Русской душе ока-
зался более понятным и приемлемым путь спасения С МИРОМ, чем путь спасения в изоляции от мира.
Принятие христианства способствовало пробуждению богословской и философской мысли на Руси. Как отмечает А.Ф. Замалеев, «первым толчком к появлению русской философии послужило принятие христианства» [6, с. 8]. Именно православная духовность, православная религиозность сыграла в русской философии роль главного смыслообразующего компонента. Она стала источником своеобразия, оригинальности, всего самого сокровенного и глубокого в русской религиозной философии. В основе учения о соборности, которое возникло в русской философии в начале Х1Х в., также лежит христианство, точнее, как уже было отмечено
выше, важнейшие из теоретических положений христианского богословия, сформированные в патристике, и некоторые элементы исихазма.
Итак, идея соборности очень органична русской духовной культуре. Более того, она является одним из выражений ее национального своеобразия. Соборность изначально присуща душе русского человека. Но, будучи широко представленной в произведениях древнерусского искусства и литературы, она, тем не менее, не подвергалась теоретическому анализу и не имела даже специального терминологического определения. Статус философской категории и объекта философских исследований она получила благодаря славянофилам, после которых ее развитие в русской религиозной философии было продолжено многими мыслителями.
Библиографический список
1. Гумилев, Л.Н., Панченко А.М. Чтобы свеча не погасла. Диалог. — Л.: Советский писатель, 1990. — 128с.
2. Демин, В.Н. Русский космизм: от истоков — к взлету // Вестник Московского Университета. Сер. 7: Философия. — М., 1996. — № 6. — С. 3 — 18.
3. Есаулов, И.А. Категория соборности в русской литературе. — Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 1995. — 288 с.
4. Задонщина // За землю Русскую. Памятники итературы Древней Руси. Х1 — ХV вв. — М.: Советская Россия, 1981. — С. 260 — 281.
5. Замалеев, А.Ф. Восточнославянские мыслители: Эпоха Средневековья. — СПб.: Изд-во Сибирского ун-та, 1998. — 270 с.
6. Замалеев, А.Ф. Лекции по истории русской философии. — СПб.: Изд-во Сибирского ун-та, 1995. — 388 с.
7. Из «Шестоднева» Иоанна экзарха Болгарского // Памятники литературы Древней Руси: ХП в. — М.: Художественная литература, 1980. С. 185— 196.
8. Комарович, В.Л. Культ рода и земли в княжеской среде Х1 — XIII вв. // Труды отдела древнерусской литературы. — Вып. XVI. — Л.: Наука, 1960. - С. 126 - 152.
9. Левицкий, С.А. Очерки по истории русской философии. — М: Канон., 1996. — 496 с.
10. Летописные истории о монголотатарском нашествии // Памятники литературы Древней Руси: XIII в. — М.: Художественная литература, 1981. — С. 132 — 175.
11. Лихачев, Д.С. Летописные известия об Александре Поповиче // Исследования по древнерусской литературе. — Л.: Наука, 1986. — С. 318 — 352.
12. Лихачев, Д.С. Литература «Слова о полку Игореве» // ПЛДР: ХП в. — М.: Художественная литература, 1980. — С. 5 — 22.
13. Лихачев, Д.С. Первые 700 лет русской литературы // Земля Родная. — М.: Просвя-щение, 1983. — С. 211 — 231.
14. Лихачев, Д.С. Поэтика художественного пространства // Избранные работы в 3 т. — Л.: Художественная литература, 1987. — Т. 1. —
С. 629-648.
15. Лосев, А.Ф. Философия. Мифология. Культура. — М.: Политиздат, 1991. — 524 с.
16. Осетров, Е. Живая Древняя Русь. — М.: Просвящение, 1984. — 304 с.
17. Сказание об Индийском царстве // ПЛДР: ХШ в. — М.: Художественная литература, 1981. — С. 466 — 473.
18. Топоров, В.Н. О космологических источниках раннеисторических описаний // Ученые записки Тартуского университета. — М.: Наука, 1973. — С. 120 — 153.
19. Трубецкой, Е.Н. Умозрение в красках. Вопрос о смысле жизни в древнерусской религиозной живописи // Философия русского религиозного искусства XVI—XX вв.: Антология. Сокровища русской религиозно-философской мысли. — М.: Прогресс, 1993. — С. 195 — 219.
20. Фролов, А.С. Проблема соборности в русской культуре // Русская цивилизация и соборность. — М.: Ассоц. по комплекс. изуч. рус. нации, Ин-т мировой лит. РАН, Международный фонд «Русская соборность», отделение фиософии, социологии и демографии. Междунар. СЛАВ. АКАД., произв.-коммерч. предприятие «Русло», Моск. отд-е Рос. филос. об-ва , 1994. — С. 151 — 163.
21. Шапошников, Л.Е. Консерватизм, новаторство и модернизм в русской православной мысли XIX — XX вв. — Нижний Новгород: Изд-во НГПУ, 1999. — 278 с.
