CC BY
108©Б. Осевич, 2009
«И ГЕНЫ ГЕТТО ЖИВУТ ВО МНЕ, КАК ЧЕРВИ В ТРУПЕ»: ЕВРЕЙСКИЕ МОТИВЫ В ПОЭТИЧЕСКОМ ТВОРЧЕСТВЕ ВЛАДИМИРА ВЫСОЦКОГО
Б. Осевич
Исследование творческого пути Владимира Высоцкого, как целостного художественного феномена, было бы далеко неполным, если не учесть существенный факт его биографии, в некоторой степени определивший судьбу мастера слова и, несомненно, оставивший яркий отпечаток на его поэзии. Здесь имеется в виду еврейское происхождение ак-тера-певца, благодаря которому писатель мог восприниматься как бикультурная личность, соединившая в себе и своем литературном наследии в один прочный и целостный пласт русскую и еврейскую культурно-исторические перспективы.
В настоящее время, когда поэзия Владимира Высоцкого является достоянием высокой литературы, современное высоцковеде-ние пытается возместить пробел в изучении жизни и творчества этого наиболее оригинального среди поэтов-певцов второй половины прошедшего столетия. Широкий диапазон литературоведческих интересов по отношению к Высоцкому не вбирает в себя, однако, еврейской проблематики в творчестве барда, о которой написано лишь вскользь. В этом контексте предстоит еще сделать многое, ибо, за исключением нескольких статей [8; 9; 11; 14], нет еще обстоятельных комплексных исследований данного вопроса. Мы надеемся, что их появление остается делом ближайшего времени, ибо благодаря углубленным поискам отдельных высоцковедов (в этом отношении следует упомянуть имя крупного польского высоцковеда Марлены Зимны, которая внесла существенный вклад в разработку данной проблемы) творческая биография «шансоне всея Руси» заполняется все новыми данными, открывая широкую исследовательскую перспективу [16].
Владимир Семенович Высоцкий родился в Москве 25 января 1938 года как единственный сын Семена Владимировича Высоцкого и его жены Нины Максимовны. Известно, что в будущем поэте смешалась еврейская и русская кровь. Мать писателя - москвичка - происходила из русской семьи Серегиных. Отец художника был евреем из Киева. Опасаясь бытового антисемитизма, он никогда не выставлял напоказ свое еврейское происхождение, а о его ассимиляции в советском обществе может свидетельствовать хотя бы противоречившая стереотипным представлениям о евреях профессия кадрового офицера Красной Армии. Подобным образом поступали другие родственники Владимира Высоцкого - дед Вольф Шлемович, поменявший свое имя и отчество на Владимир Семенович, и бабушка поэта - Дора Евсеевна Броун-стейн, которая осталась Дарьей Алексеевной. Одновременно они ощущали свою исключительность и гордились ею.
Итак, в Советской России многие лица еврейской национальности существовали как будто в двух плоскостях - тайной и явной, с одной стороны, скрывая свое происхождение, с другой - раскрывая его в среде своих. Как утверждают Петр Вайль и Александр Генис, быть советским евреем представляло собой сложное искусство, заключившееся в умелом использовании двойственности ситуации и изощренной игре на разных сторонах «семитского мифа» [2, с. 850-851].
Хотя Владимир Высоцкий по воспитанию был русским, но не забывал о своих еврейских корнях, не скрывал их молчанием, а говорил о них откровенно - как большинство интеллигентов, гордившихся своим еврейством. Достаточно упомянуть в этой связи переписку Высоцко-
го с его второй женой - Людмилой Абрамовой, где поэт несколько раз затрагивал проблему своей национальной принадлежности. В окончании письма от 4 марта 1962 года он писал ей: «Люблю. Я - Высоцкий Владимир Семенович, по паспорту и в душе русский» (здесь и дальше курсив наш. - Б. О.) [1, с. 54], а в письме от 18 июля 1964 года можно прочитать: «Сегодня впервые посмотрел на себя в зеркало, - зрелище удручающее - веснушки, краснота, волосы выгорели и глаза тоже (но стал похож на русского вахлака, от еврейства не осталось и следа)» [там же, с. 72]. Свои корни поэт вспоминал тоже 24 августа 1966 года, когда, находясь на съемках кинокартины «Вертикаль», писал любимой женщине: «Я - горный житель, я -кабардино-еврейский-русский человек» [там же, с. 85].
Итак, еврейское происхождение, которое для многих граждан Советского Союза было источником неприятностей и поэтому стыдливо умалчивалось, в случае Высоцкого оказалось не только повторяющимся элементом в личной переписке с женой, но и существенным мотивом его отдельных стихотворений. Интересно, что он проявляется как на раннем этапе творческого пути, так и в более зрелый период, вплоть до последних лет жизни художника слова. Уместно обратиться в данной связи к ранним наброскам, среди которых находятся строки, датированные 1961 годом:
Когда наши устои уродские Размела революция в прах,-Жили в Риме евреи Высоцкие,
Не известные в высших кругах [3, с. 56].
В этом контексте нельзя обойти также вниманием стихотворения, где упоминается смешанный брак родителей поэта: «Много во мне маминого, / Папиного - сокрыто, - / Я из века каменного, / Из палеолита!» [5, с. 105], и корни еврейских предков по отцовской линии: «И гены гетто живут во мне, / Как черви в трупе» [15], «А мы - ошметки хромосом, / Огрызки божественных генов» [5, с. 223].
В свете вышеизложенного важно отметить, что отдельные еврейские мотивы в песнях Высоцкого имеют автобиографический характер. В данной связи рядом со стихотворениями, где говорится об еврействе поэта, следует кратко остановиться на произведениях, в
которых автор увековечил имена своих еврейских друзей и знакомых. Целесообразно упомянуть песни, созданные в честь Михаила Шемякина, как например: «Открыты двери...»; «Купола»; «Конец “Охоты на волков”, или Охота с вертолетов»; «Осторожно, гризли!»; «И кто вы суть? Безликие кликуши?»; «Две просьбы»; «Как зайдешь в бистро-столовку». Содержавшиеся в них посвящения в виде побочного текста («Михаилу Шемякину / с огромной любовью и пониманием» [5, с. 131], «М. Шемякину - другу и брату - / посвящен сей полуэксп-ромт» [там же, с. 153], «Михаилу Шемякину -/ чьим другом посчастливилось быть мне» [там же, с. 154]) свидетельствуют о дружеских отношениях поэта-певца с выдающимся представителем русского «неофициального» авангарда. Они воспеваются тоже в пределах поэтического текста, написанного Высоцким в год преждевременного ухода из жизни. В нем актер-певец называет Шемякина своим братом: «Про себя же помни: братом / Вовчик был Шемяке. / <...> Мишка! Милый! Брат мой Мишка! / Разрази нас гром! - / Поживем еще, братишка, / Ро^і-уют!» [там же].
Вместе с тем нельзя не отметить, что Высоцкий, расширяя список евреев, увековеченных в своей поэзии, направляет свой поэтический взор в прошлое. Отсюда появляется в его известной «Балладе о детстве» еврейка Гися Моисеевна, которая вместе со своей семьей делила три комнаты в доме на Первой Мещанской улице с Ниной Максимовной Высоцкой и ее маленьким сыном. Будущий поэт запомнил соседку как веселую, доброжелательную, заботливую девушку. Поэтому, вспоминая в своей поэзии детские годы, артист не мог не упомянуть в отдельных строках своей баллады еврейку Гисю:
И било солнце в три луча,
Сквозь дыры крыш просеяно,
На Евдоким Кирилыча И Гисю Моисеевну.
Она ему: «Как сыновья?»
«Да без вести пропавшие!
Эх, Г иська, мы одна семья -Вы тоже пострадавшие!
Вы тоже - пострадавшие,
А значит - обрусевшие:
Мои - без вести павшие,
Твои - безвинно севшие» [5, с. 386-387].
Отдельный пласт еврейских произведений Высоцкого составляют стихотворения, в которых поэт обращается к проблеме советского антисемитизма. Однако этот мучительный и лишь изредка упоминаемый в русской литературе того времени вопрос поэт решает в совсем другой поэтической манере, чем известный классик авторской песни Александр Галич. В отличие от старшего художника слова, который, избегая эвфемизмов, запечатлел в своих текстах гонения и преследования лиц еврейской национальности, Высоцкий сосредоточился на передаче этих существенных смыслов, пользуясь поэтическим кодом комедийных песен.
Одним из наиболее интересных примеров шуточных произведений на еврейскую тему является раннее стихотворение «Антисемиты». Высоцкий, применяя сказовую форму искреннего исповедального монолога, указывает на высокую степень и массовость антисемитизма в Советском Союзе:
Зачем мне считаться шпаной и бандитом -Не лучше ль податься мне в антисемиты:
На их стороне хоть и нету законов,-Поддержка и энтузиазм миллионов [4, с. 50].
Благодаря двунаправленному сказу Высоцкий с исключительным мастерством выражает суть советского антисемитизма, который обнаруживает свои истоки в стереотипах еврея [18, с. 27-28], укоренившихся тоже в сознании современного поэту общества:
Но тот же алкаш мне сказал после дельца,
Что пьют они кровь христианских младенцев;
И как-то в пивной мне ребята сказали,
Что очень давно они Бога распяли! [4, с. 50]
Эти основанные на предрассудках, устаревшие и предвзятые представления о потомках народа Иуды поддерживались огромной частью населения СССР. Отсюда у Высоцкого появляется гротескная трактовка антисемитского комплекса, заключающегося во враждебном отношении к евреям как единственным виновным во всех неудачах и бедах, постигших советское государство:
Им кровушки надо - они по запарке Замучили, гады, слона в зоопарке!
Украли, я знаю, они у народа
Весь хлеб урожая минувшего года! [там же]
Однако сквозь абсурдность этих утверждений пробивается ироническая улыбка поэта, который в «Антисемитах», а также в другом произведении «Мао Цзедун - большой шалун», благодаря «двухголосому слову», попутно затрагивает вопрос еврейства идеологического праотца революции 1917 года: «Ыбаай I ео (аабааа. - Б. О.) <...> даже основоположник марксизма» [там же], «Китаец Мао раздолбал еврея Маркса!» [там же, с. 156]. Если учесть, что научные труды немецкого философа стали идейным указателем для Ленина, еврейские корни которого были «страшной тайной партии» [17], а также принять риторику героев песни «Антисемиты», то выдвинутый ими тезис о еврейском заговоре не был бы лишенным оснований. В этом контексте слова ролевого персонажа песни-стихотворения невольно приобретают новый смысл, а именно что большевистский переворот оказался величайшей катастрофой в истории России.
Среди других произведений, целиком посвященных еврейскому вопросу, следует назвать песню «Мишка Шифман». В ней Высоцкий продолжает тему антисемитизма, а также останавливается на проблеме эмиграции советских евреев, которая была особо актуальной в начале 70-х годов. В сюжетном плане песня представляет собой рассказ о еврее, который хочет попасть в возникший в 1948 году Израиль. Однако в конечном итоге его мечта не может сбыться. Героя принимают за русского и отказывают ему в выдаче израильской визы, в отличие от его друга -русского, которому вопреки желанию без проблем дают разрешение на выезд. Парадоксальный финал песни может брать свое начало в написанном тоже в 1972 году произведении Галича под заглавием «Рассказ, который я услышал в привокзальном шалмане». В нем потерявший документы персонаж для смеха просит оформляющую справку подругу, чтобы скрыла его настоящую национальность: «<...> Ты, давай, мол, в пункте пятом / Напиши, что я - еврей!» [6]. Эта, казалось бы, безобидная шутка определяет дальнейшую судьбу героя: «Мне теперь одна дорога, / Мне другого нет пути: / - Где тут, братцы, синагога?! / Подскажите, как пройти!» [6]. Общий для обоих текстов мотив замены националь-
ностей, а также свойственная им фразеология и лексика подтверждают, как справедливо замечает Анатолий Кулагин, факт поэтического диалога двух выдающихся представителей авторской песни [7, с. 17].
Появившаяся у Высоцкого «графа пятая», которая в советское время была ответом на вопрос анкеты, касавшийся национальности, выражает бытовой расизм. Поэтому герои произведений актера-певца на каждом шагу доказывают свою русскую национальность и не замалчивают еврейства других. Достаточно вспомнить в этом контексте «Перед выездом в загранку»: «<...> я - Никодим. / Вел нагрузки, жил в Бобруйске, / Папа - русский, сам я - русский, / Даже не судим» [4, с. 90], «Про речку Вачу и попутчицу Валю»: «<... > я бичую, / Беспартийный, не еврей» [там же, с. 442] и «Песню автозавистника»: «Он мне не друг и не родственник, / Он мне - заклятый враг, - / Очкастый частный собственник / В зеленых, серых, белых “Жигулях”!» [там же, с. 337].
Существенной чертой песен Высоцкого является наличие в них мелких аллюзий к историческим фактам, связанным с еврейским вопросом и политикой Советского Союза по отношению к евреям и их родине. У поэта упоминается апогей антисемитской кампании начала 50-х годов прошлого столетия - «Дело врачей»:
Мишку Шифмана не трожь,
С Мишкой - прочь сомнения:
У него евреи сплошь В каждом поколении.
Дед, параличом разбит,-Бывший врач-вредитель...
А у меня - антисемит На антисемите [там же, с. 319].
Не избегая шуточной интонации, Высоцкий вскользь коснулся также темы «шестидневной войны», во время которой СССР встал на сторону арабских стран, вследствие чего потерпел поражение на Ближнем Востоке:
Арабы нынче - ну и ну! -
Европу поприжали,-
Мы в «шестидневную войну»
Их очень поддержали [там же, с. 397].
К этому следует добавить, что в отдельных песнях поэта-певца встречаются и имена еврейских политических деятелей, как, например, премьер-министр Израиля - Голда Меир в «Мишке Шифмане» и «Лекции о международном положении, прочитанной человеком, посаженным на 15 суток за мелкое хулиганство, своим сокамерникам»:
«Голду Меир я словил В радиоприемнике... »
И такое рассказал,
До того красиво! -
Я чуть было не попал
В лапы Тель-Авива [там же, с. 318];
В Америке ли, в Азии, в Европе ли -Тот нездоров, а этот вдруг умрет...
Вот место Голды Меир мы прохлопали,-А там - на четверть бывший наш народ [4, с. 477].
Еврейскость поэзии Высоцкого проявляется как в непосредственно выраженной, так и опосредованной, скрытой форме. Может быть, из-за своего преимущественно скрытого существования, на более глубоком, чем сюжетный, уровне художественного текста, еврейская проблематика песен Высоцкого не нашла надлежащего ей места в исследовательской литературе. Леонид Фризман утверждает, что по сравнению с творчеством другого выдающегося представителя жанра авторской песни -Александра Галича, сквозь поэзию которого еврейская тема проходит «красной нитью», у Высоцкого она звучит «лишь изредка» [13, с. 295]. На наш взгляд, это мнение ученого нуждается в уточнении. Еврейство поэзии младшего барда не ограничивается языком, лексический состав которого, в отличие от характерного произведениям Галича словесного богатства, действительно менее насыщен единицами, связанными с еврейской культурой. Оно не сводится также к сюжету песен-стихотворений, который в меньшей степени, чем в случае галичевских текстов, кодирует драматические страницы истории евреев или быт «избранного народа». Обнаружение еврейских нот в поэзии «Гамлета с гитарой» возможно, главным образом, благодаря постижению духовного мира художника, который отражается в созданных им текстах. Уяснение внешне незаметных смыслов поэзии Высоцкого осуществляется лишь только путем проникновения в глубинную
сущность его поэтических произведений, скрывающих «второе дно», тонкие аллюзии, а также образы и мотивы, имеющие свое начало в еврейском сознании актера-певца.
Семитский колорит творчества Высоцкого определяется наличием в нем широкой и существенной темы бездомности, которая была связана с историей еврейского народа, а также с личной судьбой художника слова. Важно отметить, что указанная проблематика сопровождает творчество барда на разных этапах его развития и свидетельствует об его автобиографическом характере.
Исследуя недолгую 42-летнюю жизнь Высоцкого, необходимо обратить внимание, что она напоминала беспрестанные странствия и скитания. Уже с ранних лет будущий поэт был лишен тепла домашнего очага. Достаточно вспомнить столь важные факты его биографии: военное детство в Москве и в эвакуации с матерью, годы, прожитые в коммунальной квартире вместе с другими людьми, а потом с отцом и мачехой в Германии, дни, проведенные в доме на Большом Каретном, без родителей, со второй женой отца и веселой компанией, которая заменила Высоцкому семью.
Взрослая жизнь артиста напоминала скитальческое детство и юность. Следует подчеркнуть, что кооперативную квартиру на Малой Грузинской улице поэт получил в 1975 году, то есть за пять лет до смерти. Раньше он мог рассчитывать только на родных и друзей, которые неоднократно давали ему приют и помогали, по мере своих возможностей, создать домашний очаг. Поэтому в стихотворных текстах Высоцкого часто наблюдается образ дома: «Лирическая», «Дом хрустальный», «Баллада о детстве», «Большой Каретный», «Так случилось - мужчины ушли...», «Ой, где был я вчера», «Я из дела ушел» и др.
Проблема бездомности поэта, запечатленная в его песнях-стихотворениях, вызывает ассоциации со средневековым сказанием о Вечном жиде, осужденном Христом на бесконечное скитание и презрение со стороны людей. Согласно народным верованиям, а также христианскому миропониманию, Агасфер символизирует еврейский народ - рассеянный по лицу земному, скитающийся и преследуе-
мый [18, с. 305-306]. Высоцкий ощущал свое положение двойного изгнанника, который, с одной стороны, жил бездомной жизнью, с другой - не находил себе места в официальной литературе. Эти два типа физических и духовных скитаний крайне отрицательно действовали на поэта и во многом определили его трагическую судьбу.
Голос еврейской крови поэта проявляется также в его особом творческом статусе и чувстве юмора, которые отражаются в подавляющем большинстве его поэтических произведений. Следует подчеркнуть, что евреи всегда считали себя народом избранным и особо предназначенным Богу. Этим определяется своеобразие их многовековой судьбы, которая изобиловала печальными и трагическими моментами, сущность которых выражена словами Книги Притчей Соломоновых: «Ибо кого любит Господь, того наказывает и благоволит к тому, как отец к сыну своему» (Притчи 17: 11-12). Это как раз и помогало нации выжить, не потерять веры и надежды на благополучную жизнь на возрожденной родине предков. Извечные странствия и страдания евреев, с одной стороны, выработали в них особый инстинкт самосохранения, с другой - разбудили стремление к свободе, к преодолению духовного и физического плена. Поэтому Высоцкому не чужды ни эзопов язык, ни исключительная шуточная интонация, которые применяет поэт в своей поэтической рефлексии.
Еврейскость поэтического наследия мастера слова отражается и на других уровнях его произведений. В этом контексте нельзя не заметить, что в поэзии Высоцкого наличествует образ рая, уходящий своими корнями глубоко вовнутрь еврейской традиции. Он является местом изобилия, богатства, неиссякаемого источника божественных щедрот, обителью праведных душ после телесной смерти [10]. Рай ассоциируется с Эдемским садом, где согласно библейскому рассказу жили первые люди, сотворенные Богом, Адам и Ева. В саду, среди плодовых деревьев, находились дерево жизни, а также дерево познания добра и зла. Плоды последнего Творец запретил человеку вкушать под страхом смерти. Однако Ева, послушав змея, который убедил ее не подчиниться Божьему повелению, предложи-
ла своему мужу запретный плод. Вследствие этого они были наказаны Господом за неповиновение и изгнаны из рая [10].
Эхо ветхозаветного повествования звучит в балладе Высоцкого «Райские яблоки», где лирический герой совершает путешествие на коне в рай, чтобы вернуться на землю с плодами дерева познания добра и зла. Следует отметить, что как райское пространство, так и само яблоко обладают у поэта чертами неполноценности [12, с. 196]: «Прискакали - гляжу - пред очами не райское что-то: // Неродящий пустырь и сплошное ничто - беспредел» [4, с. 475], «В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок...» [там же], «Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженых яблок...» [там же, с. 476]. Нельзя не вспомнить также, что рай в указанной балладе напоминает лагерь, зону, то есть закрытое пространство, ассоциирующееся со страданием и отсутствием свободы: «Но сады сторожат - и убит я без промаха в лоб» [там же]. Это подтверждает факт возвращения автора к тюремной тематике путем активизации мотивов, использованных в его более раннем творчестве. Достаточно вспомнить в этом контексте написанную на десять лет раньше «Баньку по-белому», где искренняя вера в лжебога - Сталина - награждается лжераем - лагерем: «Эх, за веру мою беззаветную / Сколько лет отдыхал я в раю!» [там же, с. 186], или датированное 1969 годом стихотворение «Долго же шел ты в конверте, листок...», где Дальний Восток, на котором находится персонаж, пишущий любимой, не обладает истинно райскими качествами: «Что говорить - здесь, конечно, не рай» [там же, с. 230], а также возникшую на переломе 1967 и 1968 годов «Мою цыганскую», где райско-тюремная образность налицо: «Рай для нищих и шутов, / Мне ж - как птице в клетке» [там же, с. 164].
У поэта рай часто теряет свою традиционную семантику, свои прежние иудео-библей-ские коннотации и приобретает новый, прямо противоположный смысл: «Архангел нам скажет: “В раю будет туго!”» [там же, с. 178]. Может быть, поэтому лирический персонаж Высоцкого иногда сомневается в Божьей любви и в существовании рая как места единения с Создателем: «Я никогда не верил в миражи,
/ В грядущий рай не ладил чемодана» [5, с. 143]. Однако, с другой стороны, как в случае «Баллады об уходе в рай», лирический субъект, несмотря на отсутствие твердой веры во Всевышнего: «А если там и вправду - Бог / Ты все же вспомни - передай ему привет!» [там же, с. 237], подсознательно пытается убедить самого себя в существовании Творца: «Один из нас поехал в рай, - / Он встретит Бога там - ведь есть, наверно, Бог!» [там же, с. 236].
Стихотворные тексты Высоцкого характеризует закодированное в них постоянное стремление к Богу, неизменный личный контакт с Господом, который осуществляется в любом человеческом действии. Этот факт связан с еврейской традицией, согласно которой человек все делает, думая о Творце, и непосредственно перед Ним несет ответственность за свои поступки. Поэтому песни Высоцкого являются своеобразной молитвой, в которой поэт благодарит Отца человечества за все, что получает из-за Его щедрости, за день и за ночь, за тьму и за свет, за жизнь и за смерть, пытается выкрикнуть Ему свои радости и свои горести, ищет в Нем спасение и помощь. Особо следует упомянуть в этом контексте хриплый голос поэта, который вместе с гитарным аккомпанементом составляют исполнительский уровень произведений Высоцкого. Благодаря этим существенным и неотделимым от песен-стихотворений элементам, без которых поэзия актера-певца является неполноценной, творчество Высоцкого приобретает новый добавочный смысл. Переполненный энергией хриплый голос поэта, подкрепленный звуками семиструнной гитары, напоминает искреннюю исповедь, а иногда крик отчаяния, ориентированный на Творца. Именно в Нем поэт может найти утешение и облегчение в горе.
В песнях Высоцкого мы наблюдаем столь характерные для еврейской традиции элементы спора с Богом, обнаружившие свои истоки в библейской истории Иова. Герой третьей книги Писаний с любовью принимает телесные страдания и беды, которые обрушил на него Господь. Однако потом превращается в мятежника, который сомневается в Божьей справедливости и обвиняет Всевышне-
го в отсутствии сочувствия к его судьбе и даже призывает Творца к суду. Несмотря на все Иов успешно выдерживает испытание своей веры, ибо в конечном итоге признает Божье величие. Характерная для еврейской литературы история символической конфронтации человека с Создателем отражается в отдельных песнях-стихотворениях Высоцкого. Лирические герои поэта-певца наглядно стремятся к спору с Богом, пытаются добиться от Него определенных решений в их пользу, а также удовлетворения собственных потребностей: «Да и создатель болен был, / Когда наш мир творил» [4, с. 419], «Мы Бога попросим: “Впишите нас с другом / В какой-нибудь ангельский полк!”» [там же, с. 178]. Значение позиции, которую отстаивает персонаж Высоцкого, становится еще более понятным в контексте последнего, можно с убедительностью сказать, прощального стихотворения автора «И снизу лед и сверху - маюсь между...». В нем балансирующий между двумя полюсами - верхом и низом - лирический герой, который максимально близок поэту, понимая свой приближающийся конец, не боится встречи с Богом и со спокойствием ожидает минуты ухода из жизни:
Мне меньше полувека - сорок с лишним, -Я жив, тобой и господом храним.
Мне есть что спеть, представ перед всевышним, Мне есть чем оправдаться перед ним [5, с. 155].
Одним из важнейших показателей еврейскости поэзии Высоцкого является запечатленное в ней отношение к жизни, к земному, к женщине. Песенных персонажей Высоцкого характеризует чувство радости существовать, жить, дышать. Особенно ощутимо это в ранних, так называемых «блатных» произведениях барда, где скрыто просачивается любовь к грешной земле.
Призвание поэта-еврея реализуется в двух плоскостях. С одной стороны, художник обращается к земному, человеческому, телесному, с другой - к духовному, нематериальному, непостигаемому чувствами, вечному. Отсюда в творчестве Высоцкого на фоне сюжетного слоя художественного текста возникает более глубокий, недоступный поверхностному взгляду метафизический смысл. Эта характерная черта высоцкой
поэтики ярко проявляется на всех этапах его творческого пути.
Библейский текст выступает у Высоцкого также в мотивном, сюжетном и образном отношении. В этом контексте следует назвать «Балладу о Любви», где в начале произведения упоминается библейский рассказ о Всемирном потопе, «Ребята, напишите мне письмо», в котором герой приходит к выводу, что страшнее тюрьмы только Страшный суд. Влияние Библии на язык поэта, ссылки на библейский текст заметны и в произведении «Сначала было Слово печали и тоски...», в котором поэт обращается к Первой книге Моисея - Бытию для описания рождения планеты, а также в «Балладе о манекенах», в которой поэт упоминает создание первого человека.
Наконец, существенным кажется упомянуть высокую роль поэта, голос которого близок к голосу библейского пророка, выполнявшего религиозную миссию, которую возложил на него Господь. Нельзя не вспомнить также об испытании поэта Богом, ибо в данной связи судьба художника слова примыкает к истории Авраама и Иова - ветхозаветных персонажей, которые, как представители народа Иуды, были проверены Господом на прочность своей веры и в конечном итоге одержали моральную победу.
Поэтическое творчество Владимира Высоцкого вобрало в себя разнообразный еврейский материал и явилось значительной частью тогдашнего культурного пейзажа. Художественные тексты актера-певца, впитавшие в себя богатый опыт духовной культуры, значительно насыщены энергией еврейского интертекста на разных уровнях своей структуры. Библейские аллюзии и реминисценции, еврейский способ перцепции действительности поэтом, его индивидуальный контакт с Творцом, закодированный автором в поэтическом слове, порожденном состоянием наивысшего подъема душевных сил, мечта о свободе и поиски собственной традиции в атмосфере гонений и культурного хаоса, проблема бездомности, косвенно причастная к бесконечным скитаниям еврейского народа - это лишь некоторые аспекты межкуль-турного поэтического диалога Владимира Высоцкого.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Абрамова, Л. В. Факты его биографии / Л. В. Абрамова, В. К. Перевозчиков. - М. : Россия молодая, 1991. - 111 с.
2. Вайль, П. 60-е. Мир советского человека : собр. соч. В 2 т. Т. 1 / П. Вайль, А. Генис. - Екатеринбург : У-фактория, 2003. - 960 с.
3. Высоцкий, В. С. Собр. соч. В 4 кн. Кн. 1: Грустный романс / В. С. Высоцкий. - М. : Надежда, 1997. - 560 с.
4. Высоцкий, В. С. Соч. В 2 т. Т. 1 / В. С. Высоцкий ; сост. А. Е. Крылов. - Екатеринбург : У-фактория, 1997. - 544 с.
5. Высоцкий, В. С. Соч. В 2 т. Т. 2 / В. С. Высоцкий ; сост. А. Е. Крылов. - Екатеринбург : У-факто-рия, 1997. - 544 с.
6. Галич, А. Рассказ, который я услышал в привокзальном шалмане / А. Г алич. - Режим доступа: http://www.ruthenia.ru/60s/galich/rasskaz.htm (04.12 2005 г.).
7. Кулагин, А. В. Галич и Высоцкий: поэтический диалог. К постановке проблемы / А. В. Кулагин // Галич. Проблемы поэтики и текстологии / сост. А. Е. Крылов. - М. : ГКЦМ В.С. Высоцкого, 2001. - 232 с.
8. Миллер, М. Владимир Высоцкий: «Мне есть, что спеть, представ перед Всевышним...» / М. Миллер, С. Миллер // Еврейский мир : газета русскоязычной Америки. - 2005. - Режим доступа: http:// www.evreimir.com/article.php?id=7107 (15.11 2005 г.).
9. Назаров, Р. Р. Национальный вопрос в жизни и творчестве В.С. Высоцкого / Р. Р. Назаров. -Режим доступа: http://www.samarabard.ru/files/ kknasarov.htm (22.03 2004 г.).
10. Рай : электрон. еврей. энцикл. - Режим доступа: http: //www. eleven.co. il/?mode=article&id= 13409&query=%D0%C0%C9 (12.12 2005 г).
11. Риман, А. «А мне удел от Бога дан», или еврейские мотивы в творчестве Владимира Высоцкого. (К 66-й годовщине со дня рождения поэта) / А. Риман // Спектр. - 2004. - № 1. - Режим доступа: http://www. rjews.net/gazeta/Lib/riman/040100. shtml (01.09 2005 г.).
12. Свиридов, С. В. Поэтика и философия «Райских яблок» / С. В. Свиридов // Мир Высоцкого : исследования и материалы / сост. А. Е. Крылов, В. Ф. Щербакова. - М. : ГКЦМ В.С. Высоцкого, 1999. - Вып. III, т. 1. - 608 с.
13. Фризман, Л. Г. Каждый пишет, как он слышит / Л. Г. Фризман // Мир Высоцкого : исследования и материалы / сост. А. Е. Крылов, В. Ф. Щербакова. - М. : ГКЦМ В.С. Высоцкого, 1999. - Вып. III, т. 1. - 608 с.
14. Цыбульский, М. Высоцкий в Израиле / М. Цыбульский. - Режим доступа: http://www.v-vysotsky.narod.ru/statji/2003/Vysotsky_v_Izraile/ text.html (05.01 2004 г.).
15. http://lib.ru/WYSOCKIJ/alldubia.txt (29.04 2008 г.).
16. Piasecki, W. Zydowskosc rosyjskiej duszy / W. Piasecki. - Mode of access: http:// www.foram-znak.org.pl/index.php?t=ludzie&id = 196 (09.02 2008 г.).
17. Smaga, J. Szcz^scie zbudowac, wrogow rozstrzelac / J. Smaga // Polityka. - 2003. - № 10. -C. 64.
18. Unterman, A. Encyklopedia tradycji i legend zydowskich, / A. Unterman ; przel. O. Zienkiewicz. -Warszawa : Ksi^zka i Wiedza, 2003. - 307 s.
