CC BY
7
Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2024.
№ 77. С. 132-141.
Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology and Political Science. 2024. 77. pp. 132-141.
Научная статья УДК 111.85
doi: 10.17223/1998863Х/77/11
ХРАМОВАЯ АРХИТЕКТУРА В КОНТЕКСТЕ ТЕОЭСТЕТИКИ: МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЙ ПОДХОД
Виктор Владимирович Барашков1, Денис Александрович Бегчин2, Инна Николаевна Круглова3
1 Национальный исследовательский Московский государственный строительный университет (НИУМГСУ), Москва, Россия, v.barashkov@gmail.com
2 Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, Москва, Россия,
begdengm@gmail.com
3 Красноярский государственный аграрный университет, Красноярск, Россия,
inna_krug@mail. ru
Аннотация. Проводится критический анализ и систематизация подходов к изучению храмовой архитектуры в рамках междисциплинарного исследования, преодолевающего символизм герменевтической традиции. В качестве философской основы используется теоэстетика, позволяющая «прекрасному» совпадать с истиной искусства и истиной творения, проявляясь в различных феноменах - повседневности, культуре, психологии, политике.
Ключевые слова: теоэстетика, сакральная архитектура, герменевтический подход, религиоведческий подход, междисциплинарные исследования
Благодарности: исследование выполнено при финансовой поддержке Российского научного фонда проект № 22-28-01668 «Комплексное исследование сакрального пространства старожилов Енисейского Севера: механизм сохранения и развития (на основе междисциплинарного исследования памятников истории и архитектуры)» https://rscf.ru/project/22-28-01668/
Для цитирования: Барашков В.В., Бегчин Д.А., Круглова И.Н. Храмовая архитектура в контексте теоэстетики: междисциплинарный подход // Вестник Томского государственного университета. Философия. Социология. Политология. 2024. № 77. С. 132141. doi: 10.17223/1998863Х/77/11
Original article
TEMPLE ARCHITECTURE IN THE CONTEXT OF THEOAESTHETICS: AN INTERDISCIPLINARY APPROACH
Viktor V. Barashkov1, Denis A. Begchin2, Inna N. Kruglova3
1 Moscow State University of Civil Engineering (MGSU) National Research University, Moscow, Russian Federation, v.barashkov@gmail.com
2 Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russian Federation, begdengm@gmail. com
3 Krasnoyarsk State Agrarian University, Krasnoyarsk, Russian Federation, inna_krug@mail.ru
Abstract. The article provides a critical analysis and systematization of approaches to the study of temple architecture within the framework of interdisciplinary research that comprehends classical philosophical and religious approaches, as well as research at the
© В.В. Барашков, Д.А. Бегчин, И.Н. Круглова, 2024
intersection of sociology, cultural studies, aesthetics, psychology and architectural theory. Theoaesthetics is used as a philosophical basis, i.e. the temple as an aesthetic object is interpreted as the source and the habitation of all created perfection, which allows the "thing of beauty" to coincide with the truth of art and the truth of creation, manifesting itself in various phenomena - everyday life, culture, psychology, politics. The authors conclude that the beauty of the temple resists narrowing down to a symbolic series. On the one hand, the correlative nature of art history and religious studies approaches based on hermeneutics are shown (Understanding Architectural Studies by Stepan Vaneyan, The Hermeneutics of Sacred Architecture by Lindsay Jones, Hierophany by Mircea Eliade, the approaches of Henri Cobin, Ivan Davydov, Sharif Shukurov), and, on the other hand, the limitations of these approaches are shown in terms of criticism of the scientific method. Interdisciplinary research is represented by the architectural ontology of Mark Savchenko, the concept of Andrei Zabiyako, the research done by modern anthropologists such as Oscar Verkaaik, Mattijs van de Port, Markha Valenta, evolutionary psychologists Yannik Joye, Jan Verpooten. In these studies, the function of religious architecture is designated as overcoming and restructuring the symbolic structures that subordinate religious behavior and thinking of people. Scientists distinguish three modes of Christian temple architecture: (1) the material mode, where the temple is presented as a monument (Maurice Halbwachs, Pierre Nora, Jan Assmann, Aleida Assmann, Alois Riegl developed tools for comparing memory and history); (2) the semiological mode, presenting architecture as communication (Umberto Eco, Yuri Lotman); (3) the functional mode (Henri Lefebvre, Bert Daelemans). Communication theories are presented by Oleg Davydov and John Zizioulas, who apply the image of the "communion of the Holy Trinity" to the interpretation of the image of the temple. Representatives of ecotheology believe that temple architecture is inseparable from the environment (Evgenii Arinin, Sigurd Bergmann, Roald E. Kristiansen). After combining the results of various social and human sciences, entering the field of interdisciplinary research transformed the "meanings of temple architecture" into the process of "human creation of sacred spaces". Theoaesthetics made it possible to not detach the understanding of meanings from the theological content in which they were created, as well as to expand disciplinary boundaries, without losing the perception of the temple as a manifestation of "God's glory", as a complementarity of narratives and explanations telling about the infinite splendor of God.
Keywords: theoesthetics, sacred architecture, hermeneutical approach, religious studies approach, interdisciplinary research
Acknowledgments: The study is supported by the Russian Science Foundation, Project No. 22-28-01668, https://rscf.ru/project/22-28-01668/
For citation: Barashkov, V.V., Begchin, D.A. & Kruglova, I.N. (2024) Temple architecture in the context of theoaesthetics: an interdisciplinary approach. Vestnik Tomskogo gosudar-stvennogo universiteta. Filosofya. Sotsiologiya. Politologiya - Tomsk State University Journal of Philosophy, Sociology and Political Science. 77. pp. 132-141. (In Russian). doi: 10.17223/1998863Х/77/11
В представленной статье предлагается критический анализ и систематизация подходов к изучению храмовой архитектуры в рамках традиции теоэс-тетики, которая в данном случае играет роль перспективы, способной, на наш взгляд, задать рассмотрение различных теоретико-методологических позиций в контексте «науки о прекрасном»: храм как архитектурное сооружение и его способы истолкования есть, прежде всего, проявление красоты - понятие, ставшее основанием «богословия Божьей славы». Цель, поставленная авторами, - обоснование и определение потенциала междисциплинарного исследования в истолковании сакральных аспектов архитектуры - требует не только предварительной дифференциации теоретических и методологических оснований изучения храмовой архитектуры, но также и «точки схождения», где все они могут пересекаться и взаимодополнять друг друга.
Храмовая архитектура традиционно представляет интерес для искусствоведов и религиоведов богатством неисчерпаемого ресурса смыслов и значений созданных человеком моделей «священного пространства». Представителями данных областей научного знания храмовые строения характеризуются как объекты «сакральной» или «культовой» архитектуры. Искусствоведы стремятся понять прежде всего символический смысл архитектурных форм, для чего используют религиоведческий материал: священные тексты, догматику, мифологию, ритуалистику, фольклор и т.д. Религиоведы, напротив, используют архитектурный материал для понимания специфики религиозного мышления, религиозных практик или религиозного опыта. В современной науке можно наблюдать повышенный интерес к храмовым строениям в исследованиях по социологии, антропологии, психологии, урбанистике. Оказалось, что храмовая архитектура не исчерпывается смысловыми конструктами, но является фактором, который, сохраняя свою специфику и относительную независимость, влияет на всевозможные культурные, религиозные, социальные, политические, экономические, информационные и даже биологические процессы.
Однако и у самой междисциплинарной методологии должна быть философская основа, в свою очередь, направляющая и обосновывающая дискурс взаимодополнительности. Такой основой нам представляется теоэстетика. В данной работе мы опираемся на некоторые тезисы теолога и философа, Д.Б. Харта, для которого «красотолюбие» является нормативной характеристикой «истины».
Первый вопрос, который возникает: почему теоэстетика, а не эстетика, с которой гуманитарии привыкли работать в современной научной системе координат? Так случилось, что термин «прекрасное» практически изгнан из эстетического словаря современных интеллектуалов и заменен понятием «возвышенное». Однако последнее явно отсылает к определенной этической реакции, совмещенной с эстетическим опытом. Исследуя данный вопрос, Дж. Милбанк пришел к выводу: предрасположенность к такому забвению исходит из кантовского отрицания «конвертируемости трансценденталий в рамках объективного бытия» [1. С. 253]. Это привело к разделению ценностных сфер и в конечном итоге - к стремлению трактовать религиозные смыслы как проявления частно-этической сферы социального: нечто не может быть одновременно прекрасным, истинным и благим; бытие Бога, воплощенное в образах искусства, - это художественный вымысел, отличающийся от религии только тем, что в последней он реализован ритуально и потому становится предметом веры.
Теоэстетика напоминает, что понимание смыслов вне той символической целостности, в которой они рождены, редуцируется в стратегии, которую Д. Милбанк определил как «надзор за возвышенным». Раскрепощая «прекрасное», теоэстетика начинает с него не как с теоретического постулата о первопричиности бытия, но как с «истока и изначального вместилища всего сотворенного совершенства» [1. С. 252].
Известно, что не существует такой вещи с именем «красота», но есть бесконечные события, опознаваемые этим именем. В «прекрасном» явлено само присутствие - бытие - в его изливающейся, переполненной данности, в его неподдающейся описанию природе и потому этот «миг» переживается
человеком как встреча с «трансцендентным». Это преимущество переживания позволило теоэстетике начать с «точки» пришествия красоты, возвещающей благость и славу Бога, в притягательности которой мы слышим призыв, что «творение приглашено разделить эти благость и славу» [2. С. 26].
Раз красота - это то, что есть, первое ее проявление - различие и дифференциация, которая позволяет состояться всем вещам, и она существует в мирных аналогиях, не принуждающих к общему основанию. Объект красоты как объект особого внимания, любви и поклонения никогда не будет помещен в стабильные, насильственные репрезентации - он всегда открыт и непрестанно пополняется смыслом: «Ни один пример прекрасного (скажем, форма Христа) не может быть удержан в рамках диалектической структуры истины или узнан вне своего эстетического ряда; он всегда расположен в точках зрения, позициях, отправных пунктах, но никогда не фиксирован, не замкнут, не исчерпан, не управляем». Другими словами, воспринимая храмовую архитектуру как эстетический объект, мы не только не отрываемся от его теологического содержания, но и открываем возможность пребывать в «грамматике славы» - мирном сосуществовании, взаимодополнении нарра-тивов и объяснений, повествующих о бесконечном великолепии Бога. Расстояние как изначальный дар прекрасного, открывающий все различия как нигде явлено в искусстве архитектуры, но оно также присутствует и в полифонии рефлексий, рядоположенных и последовательно сменяющих друг друга и при этом отсылающих к бесконечной перспективе - избытку смысла.
Одним из существенных выводов, имеющих для нас методологическое значение, здесь будет «красота сопротивляется сведению к „символическому"». Именно потому, что символическое стабилизирует дистанцию, утрачивая гибкость восприятия эстетического опыта, а самое главное - не препятствует искушению видеть в сакральных аспектах архитектуры «какой-либо тайно сообщаемый гнозис» [2. С. 29].
Задаваясь целью критически осмыслить традиционные подходы к изучению храмовой архитектуры, мы обратились к опыту построения панорамы «смыслового анализа архитектуры» или герменевтического («понимающего») архитектуроведения, который был описан, например, в фундаментальном методологическом труде отечественного искусствоведа С.С. Ванеяна [3. С. 43-45]. Заметим, проблема сакральной архитектуры в науке об искусстве -это традиционно проблема герменевтики [4]: архитектурное сооружение может быть охарактеризовано как сакральное, если имеется возможность понять его сакральный смысл. Панорама искусствоведческих подходов к пониманию сакрального смысла архитектуры, представленная Ванеяном, имеет два измерения: вертикальное - характеризующее степень обобщения исторического материала, и горизонтальное - характеризующее дистанцию от конкретного архитектурного сооружения. Три условных подхода - симво-логический, иконографический и социально-ритуально-семиологически-топологически-археологический - соответствуют уровням сакрального смысла: если мы исследуем абстрактные модели сакральных сооружений, то поднимаемся над историей архитектуры - к ее метафизическому уровню смысла, и тем самым отдаляемся от конкретных архитектурных памятников; наоборот происходит, если мы занимаемся детальной исторической реконструкцией и описанием сакральных сред, топосов, пространств.
Герменевтика храмовой архитектуры в рамках религиоведения представляет собой реконструкцию не сакрального смысла архитектурных сооружений, но особенностей понимания этих сооружений верующими людьми в процессе ритуального взаимодействия с ними. Если мы экстраполируем описанный выше способ систематизации на интересующую нас область герменевтики, то сможем построить аналогичную панораму религиоведческих подходов к пониманию храмовой архитектуры. Нижнему уровню будет соответствовать «герменевтика сакральной архитектуры» Л. Джонса [5], среднему - «иеротопика» или семиотика сакральных пространств, восходящая к теории «иерофании» М. Элиаде [6], а наиболее высоким по степени обобщения будет теменологический подход, представленный в трудах А. Корбена [7], И.П. Давыдова [8] и Ш.М. Шукурова [9].
Основанием обозначенных подходов является философская герменевтика - хайдеггерианская и гадамеровская [10], в результате чего понимание архитектурного сооружения (будь то ритуал, игра, коммуникация, созерцание) есть его бытие, взятое в конкретно-историческом или метафизическом измерениях. В герменевтике сакральной архитектуры Л. Джонса это «ритуально-архитектурное событие», которое начинается с момента включенности человека в смысловую игру с архитектурным памятником. В иеротопии это сакральное пространство как универсальная система координат ритуальной активности, построенной в форме мультимедийной инсталляции (по выражению А. Лидова). В теменологии это миф как идеальная «оболочка» мифори-туала, или же imago templi как метафизическая конфигурация, архетип любого ритуального монумента.
Примером выхода в междисциплинарные исследования может служить архитектурная онтология и функциональная методология, развиваемые в трудах теоретика архитектуры М.Р. Савченко [11]. Последний исходит из признания существования специфических архитектурных свойств и процессов, которые не могут быть сведены к свойствам и процессам культурных институтов (включая религию), но, наоборот, способны извне воздействовать на культуру, выполняя по отношению к ней компенсаторную функцию. В исследовании таких свойств и процессов заключено уже не понимание архитектурных сооружений, но объяснение их необходимости для поддержания функционирования культурных институтов. Если говорить о храмовой архитектуре, то ее взаимодействие с культурой оказывается нелинейным, и в действительности оно всегда опосредовано множеством иных систем - биологических, социальных, экономических, политических, что предполагает переосмысление сакрального статуса храмовой архитектуры. Храмовое строение - это «гетеротопия», по мысли М. Фуко [12. С. 251-254], или же «абсолютное пространство» в понимании А. Лефевра, т.е. пространство, буквально выходящее за рамки любых возможных общественных и политических ориентиров и их же, вместе с тем, поддерживающее [13. С. 218-219]. По отношению к культурной реальности храмовая архитектура обладает «тотальной властью», так как неподконтрольна никаким символическим порядкам. Представленная точка зрения подтверждается исследованиями современных антропологов - О. Веркааика, М. ван де Порта [14. P. 99-116], М. Валенты [15] и эволюционных психологов - Я. Жойе, Я. Верпотена [16]: функция религиозной архитектуры заключается именно в преодолении и реструктурирова-
нии символических структур, подчиняющих религиозное поведение и мышление людей.
Эта позиция в отечественной гуманитарной науке сформулирована А.П. Забияко и основана на различении в понимании святилища как места, где пребывает священное (место поклонения, domus dei), и места, где религиозная община проводит обряды поклонения (domus ecclesiae, «дом собрания») [17. P. 8100-8101]. Подтвердившие свою действенность методы социальных и гуманитарных наук показывают, что святилище «отличается от мирских и религиозных пространственных объектов совокупностью идеальных (духовных) и материальных (физических) характеристик». И если в культовом плане функцией храма является регулярное отправление ритуалов, то в мировоззренческом - структурирование картины мира и формирование у носителя религиозной культуры сети пространственных ориентаций [18. С. 136].
Еще на рубеже XIX-XX вв. в европейском искусствознании формулируются критерии ценности архитектурного памятника. А. Ригль справедливо замечал, что для обществ с живыми религиозными представлениями храмы «не обладают никакой ценностью памяти, а имеют абсолютно реальную ценность настоящего» [19. С. 31]. Пространственно это выражается в том, что храмы строятся в центре населенных пунктов - общем для всех пространстве, и остаются знаковыми доминантами, центрами композиционно-плановой структуры, своеобразными эталонами оценки всей местности.
Ю.М. Лотман, предлагая семиологический подход, замечает, что архитектурное пространство живет двойной семиотической жизнью: оно, с одной стороны, моделирует универсум и в то же время, воспроизводя представления (в том числе религиозные) о структуре мира, моделируется им [20. С. 676]. Также следует учитывать связь с семиотикой внеархитектурного ряда, со всей суммой культурного символизма. Как отмечает У. Эко, «когда архитектор ищет код архитектуры вне архитектуры, он должен уметь находить такие означивающие формы, которые могли бы удержаться во времени, удовлетворяя разным кодам прочтения» [21. С. 327].
Кроме термина «коммуникация», взятого из семиотики, теологами применяется, с их точки зрения, более адекватный специфике христианства термин «общение». Так, согласно О.Б. Давыдову, образ храма является точным выражением духа общения: «...как в общем замысле, так и в способе согласования элементов он весь устремлен к общению, образующему многоголосый, но гармоничный ансамбль» [22]. Причем общение, согласно православному богослову И. Зизиуласу, является истоком всей реальности, подобно взаимоотношениям между лицами Святой Троицы [23].
Храмовую архитектуру в ее неразделимой связи с окружающей средой рассматривают представители экотеологии (Е.И. Аринин, С. Бергман, Р.Е. Кристиансен). Для этого направления характерно понимание сакральных мест как пространств обретения родины в окружающем мире. По Р.Е. Кри-стиансену, типичным для методологии процесс-теологического мышления является осознание существования всех вещей в отношении к своей окружающей среде: ничто не существует «само в себе и для себя», но именно в отношении к чему-либо [24. С. 34].
Эстетическая сторона сакральной архитектуры всегда осознавалась верующими и играла важную роль в восприятии сакральных мест. Синтез искусств, осуществляемый в храмовом богослужении, является, по мысли П.А. Флоренского, высшей задачей искусств [25]. Согласно концепции немецкого евангелического теолога Т. Эрне, церкви становятся в наше время пространством самотрансцендентности, открыты для социальных и эстетических значений бесконечного. Храмовая архитектура в западных странах сейчас нередко получает новые функции (когда вынужденно храмы перепрофилируют), но все равно пространство церкви остается выделенным местом с особой атмосферой, определенной формами «секулярной религии» [26. P. 179].
Общепризнанным является наличие у религии интеграционной и регулятивной социальных функций. Одной из наиболее значимых теорий в этом отношении является концепция «производства пространства» А. Лефевра. Начиная с его работ, пространство изучается как непосредственное человеческое пространство, как продукт, который «создается и воссоздается социумом в процессе экономического и культурного функционирования» [27. С. 94]. Французский философ старался продемонстрировать необходимость сакрального пространства для сохранения и развития общественной системы на определенных этапах. При этом, по мнению Лефевра, храмовое строение -символ, имеющий абсолютное значение, следовательно, обладающий тотальной властью.
Итак, храмовая архитектура как предмет исследования представлена герменевтической традицией, развиваемой, прежде всего, в искусствоведческих и религиоведческих подходах, «прочитывающих» храмовое сооружение как символический порядок бытия, как религиозно-архитектурный универсум. Основываясь на философской герменевтике XX в., данная традиция восприняла и критику научного метода, в чем можно увидеть ограниченность ее эвристического потенциала, поскольку символический характер герменевтической процедуры «перекрывает» доступ таким феноменам, как повседневность, культура, психология, политика, «присутствующим» в храме не только как часть социальной природы человека, но и как неотъемлемая часть, говоря словами Д. Харта, - того благодатного воздействия Божьей славы, которая возвещает человеку благость Его творения. Выход в область междисциплинарных исследований, объединив результаты различных социальных и гуманитарных наук, позволил трансформировать «смыслы храмовой архитектуры» в процесс «создания человеком сакральных пространств».
Насколько оправдана попытка объединить рассмотренные подходы в контексте теоэстетики, как бы надстраивающей теологическую рациональность над концептуализацией религиозных феноменов на языке секулярных терминов? На наш взгляд, оправдана: во-первых, философской традицией, когда знание о Боге - часть гуманитарного знания, все то же знание о человеке, но в отношении его абсолютной природы, отсылающей к бесконечности Бога - не как свойству единства, простоты и разумности, а как к Бесконечности, трансцендентной и свободной от мира, дающей возможность трансцен-дирования конечного к бесконечному; во-вторых, как форма метанарратива, позволяющего обогащать язык гуманитарного знания, а также расширять и преодолевать дисциплинарные границы. Эстетический опыт, который нам
дается в переживаниях сакрального - с позиции теоэстетики, - это фундаментальный опыт, в котором бытие предстает в его силе и интенсивности, - не как «завеса», «забвение», знак отсутствия бытия, но как красота и сияние славы, неотделимы от Слова, - явленная в храме в каждом отдельном фрагменте, разнообразная, собранная и рассеянная одновременно - интенцио-нальный дар взаимной коммуникации, источник, от которого исходят все смыслы.
Список источников
1. МилбанкДж. Надзор за возвышенным: критика социологии религии // Государство. Религия. Церковь. 2013. № 3 (31). С. 210-284.
2. Харт Д. Красота бесконечного: Эстетика христианской истины. М. : ББИ, 2010.
3. Ванеян С. С. Архитектура и иконография. «Тело символа» в зеркале классической методологии. М. : Прогресс-Традиция, 2010.
4. Иконография архитектуры. М. : ВНИИТАГ, 1990.
5. Jones L. Architectural catalyst to contemplation // Transcending architecture. Contemporary views of sacred space. Edited by Julio Bermudez. Washington DC : CUA Press, 2015. P. 170-207.
6. ЭлиадеМ. Священное и мирское: пер с фр. М. : Издательство МГУ, 1994.
7. Корбен А. Храм и созерцание. М. : Касталия, 2020.
8. Давыдов И.П. Храм и ритуал: социальные функции священного. СПб. : Изд-во РХГА,
2021.
9. Шукуров Ш.М. Образ Храма. М. : Прогресс-Традиция, 2002.
10. Ioan A. The Sacred Space // Lost in space. Bucharest : New Europe College, 2003. P. 87121.
11. Савченко М.Р. Культура в свете теории архитектурной функции // Вопросы теории архитектуры: Архитектура и культура России в XXI веке. М. : Либроком, 2009. С. 64-74.
12. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы : пер. с фр. М. : Ad Marginem,
1999.
13. ЛефеврА. Производство пространства : пер. с фр. М. : Strelka Press, 2015.
14. Religious architecture. Anthropological perspectives. Amsterdam : Amsterdam University Press, 2013.
15. Valenta M. Global eros in Amsterdam: Religion, sex, politics // Imagining global Amsterdam: History, culture, and geography in a World City. Amsterdam : Amsterdam university press, 2012. P. 289-304.
16. Joye Y, Verpooten J. An exploration of the functions of religious monumental architecture from a Darwinian perspective // Review of General Psychology. 2013. № 1 (17). P. 53-68.
17. Alles G.D. Sanctuary // Encyclopedia of religion. Vol. 12 / ed. by Lindsay Jones. 2nd ed. USA : Thomson Gale, 2005. P. 8100-8101.
18. Забияко А.П. Топография священного // Евразия: духовные традиции народов. 2012. № 1. С. 123-137.
19. Ригль А. Современный культ памятников: его сущность и возникновение : пер с нем. М. : ЦЭМ, V-A-C press, 2018.
20. Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб. : Искусство-СПБ, 2000.
21. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию : пер. с ит. СПб. : Симпозиум, 2006.
22. Давыдов О.Б. Сияние формы. Этюды о красоте, благе и истине. М. : ББИ, 2021.
23. Зизиулас И. Общение и инаковость. Новые очерки о личности и церкви. М. : ББИ,
2012.
24. Кристиансен Р.Е. Экотеология. Архангельск : Помор. гос. ун-т им. М.В. Ломоносова,
2002.
25. Флоренский П.А. Храмовое действо как синтез искусств // Избранные труды по искусству. М., 1996. С. 199-215.
26. Boehme G. Atmospheric architectures. The aesthetics of felt spaces. Paderborn, 2013.
27. Худяев А.С. «Сакральное пространство» и «Сакральная география» как семиотические концепты // Человек. Культура. Образование : науч.-образоват. и метод. журнал. 2015. № 3 (17). С. 90-101.
References
1. Milbank, J. (2013) Nadzor za vozvyshennym: kritika sotsiologii religii [Surveillance of the sublime: a critique of the sociology of religion]. Gosudarstvo. Religiya. Tserkov'. 3(31). pp. 210-284.
2. Hart, D. (2010) Krasota beskonechnogo: Estetika khristianskoi istina [The Beauty of the Infinite: Aesthetics of Christian Truth]. Translated from English. Moscow: BBI.
3. Vaneyan, S.S. (2010) Arkhitektura i ikonografiya. "Telo simvola" v zerkale klassicheskoy metodologii [Architecture and Iconography. "The Body of the Symbol" in the Mirror of Classical Methodology]. Moscow: Progress-Traditsiya.
4. Batalov, A.L. (ed.) (1990) Ikonografiya arkhitektury [Iconography of Architecture]. Moscow: VNIITAG.
5. Jones, L. (2015) Architectural catalyst to contemplation. In: Bermudez, J. (ed.) Transcending Architecture. Contemporary Views of Sacred Space. Washington DC: CUA Press. pp. 170-207.
6. Eliade, M. (1994) Svyashchennoe i mirskoe [Sacred and Worldly]. Translated from French. Moscow: MSU.
7. Corbin, H. (2020) Khram i sozertsanie [Temple and Contemplation]. Translated from French by A. Karnaukhova. Moscow: Kastaliya.
8. Davydov, I.P. (2021) Khram i ritual: sotsial'nye funktsii svyashchennogo [Temple and Ritual: Social Functions of the Sacred]. St. Petersburg: Russian Christian Academy for the Humanities.
9. Shukurov, Sh.M. (2002) ObrazKhrama [Image of the Temple]. Moscow: Progress-Traditsiya.
10. Ioan, A. (2003) The Sacred Space. In: Ioan, A. (ed.) Lost in Space. Bucharest: New Europe College. pp. 87-121.
11. Savchenko, M.R. (2009) Kul'tura v svete teorii arkhitekturnoy funktsii [Culture in the light of the theory of architectural function]. In: Azizyan, I.A. (ed.) Voprosy teorii arkhitektury: Arkhitektura i kul'tura Rossii v XXI veke [Questions of the Theory of Architecture: Architecture and Culture of Russia in the 21st Century]. Moscow: Librokom. pp. 64-74.
12. Foucault, M. (1999) Nadzirat' i nakazyvat'. Rozhdenie tyur'my [Discipline and Punish. The Birth of Prison]. Translated from French. Moscow: Ad Marginem.
13. Lefebvre, A. (2015) Proizvodstvoprostranstva [The Production of Space]. Translated from French. Moscow: Strelka Press.
14. Verkaaik, O. (ed.) (2013) Religious Architecture. Anthropological Perspectives. Amsterdam: Amsterdam University Press.
15. Valenta, M. (2012) Global eros in Amsterdam: Religion, sex, politics. In: Waard, M. de (ed.) Imagining Global Amsterdam: History, Culture, and Geography in a World City. Amsterdam: Amsterdam University Press. pp. 289-304.
16. Joye, Y. & Verpooten, J. (2013). An exploration of the functions of religious monumental architecture from a Darwinian perspective. Review of General Psychology. 1(17). pp. 53-68.
17. Alles, G.D. (2005) Sanctuary. In: Jones, L. (ed.) Encyclopedia of Religion. 2nd ed. Vol. 12. Thomson Gale. pp. 8100-8101.
18. Zabiyako, A.P. (2012) Topografiya svyashchennogo [Topography of the sacred]. Evraziya: dukhovnye traditsii narodov. 1. pp. 123-137.
19. Riegl, A. (2018) Sovremennyy kult pamyatnikov: ego sushchnost' i vozniknovenie [Modern Cult of Monuments: Its Essence and Origin]. Moscow: TsEM, V-A-C press.
20. Lotman, Yu.M.(2000) Semiosfera [Semiosphere]. St. Peterburg: Iskusstvo-SPB.
21. Eko, U. (2006) Otsutstvuyushchaya struktura. Vvedenie v semiologiyu [The Missing Structure. Introduction to Semiology]. Translated from Italian. St. Petersburg: Simpozium.
22. Davydov, O.B. (2021) Siyanie formy. Etyudy o krasote, blage i istine [The radiance of form. Sketches about beauty, goodness and truth]. Moscow: BBI.
23. Zizioulas, J. (2012) Obshchenie i inakovost'. Novye ocherki o lichnosti i tserkvi [Communion and Otherness. New Essays on Personality and the Church]. Moscow: BBI.
24. Christiansen, R.E. (2002) Ekoteologiya [Ecotheology]. Arkhangelsk: Pomorsky State University.
25. Florenskii, P.A. (1996) Izbrannye trudypo iskusstvu [Selected works on art]. Moscow: [s.n.]. pp. 199-215.
26. Boehme, G. (2013) Atmospheric architectures. The aesthetics of felt spaces. Paderborn:
[s.n.].
27. Khudyaev, A.S. (2015) "Sakral'noe prostranstvo" i "sakral'naya geografiya" kak semioticheskie kontsepty ["Sacred space" and "sacred geography" as semiotic concepts]. Chelovek. Kul'tura. Obrazovanie. 3(17). pp. 90-101.
Сведения об авторе:
Барашков В.В. - кандидат философских наук, доцент кафедры социально-гуманитарных наук и технологий Национального исследовательского Московского государственного строительного университета (НИУ МГСУ) (Москва, Россия). E-mail: v.barashkov@gmail.com Бегчин Д.А. - аспирант кафедры философии религии и религиоведения философского факультета Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова (Москва, Россия). E-mail: begdengm@gmail.com
Круглова И.Н. - доктор философских наук, доцент, заведующая кафедрой философии, профессор Юридического института Красноярского государственного аграрного университета (Красноярск, Россия). E-mail: inna_krug@mail.ru
Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
Information about the authors:
Barashkov V.V. - Cand. Sci. (Philosophy), associate professor at the Department of Social-Humanitarian Sciences and Technologies, Moscow State University of Civil Engineering (MGSU) National Research University (Moscow, Russian Federation). E-mail: v.barashkov@gmail. com
Begchin D.A. - postgraduate student of the Department of Philosophy of Religion and Religious Studies, Faculty of Philosophy, Lomonosov Moscow State University (Moscow, Russian Federation). E-mail: begdengm@gmail.com.
Kruglova I.N. - Dr. Sci. (Philosophy), docent, head of the Department of Philosophy; professor, Institute of Law, Krasnoyarsk State Agrarian University (Krasnoyarsk, Russian Federation). E-mail: inna_krug@mail.ru
The authors declare no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 15.12.2023; одобрена после рецензирования 22.01.2024; принята к публикации 04.03.2024
The article was submitted 15.12.2023; approved after reviewing 22.01.2024; accepted for publication 04.03.2024
