CC BY
55
ГРУППОВАЯ БЕСЕДА КАК МЕТОД ПИЛОТАЖНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ (на примере изучения современной молодежи Кавказа)
И.В. Троцук
Кафедра социологии
Российский университет дружбы народов ул. Миклухо-Маклая, 6, 117198, Москва, Россия
В российском общественном сознании закрепился негативный стереотип восприятия ситуации, сложившейся в кавказском регионе, что далеко не всегда соответствует действительности. В этом регионе имеет место ряд серьезнейших проблем, однако насущно необходим их детальный анализ с научной точки зрения. Последнее невозможно без выработки адекватной методологии социологического исследования данного региона. Удобным методом пилотажного исследования, обосновывается в статье, является групповая беседа.
Сложные и противоречивые процессы последних лет (этнополитическая перестройка региона) закрепили в российском общественном сознании глубоко конфликтное видение ситуации на Кавказе как области межнациональной напряженности, сепаратистских устремлений и религиозного (исламского) фундаментализма. В частности, политическую нестабильность региона исследователи связывают с разным социально-экономическим статусом титульных народов республик. Например, в Кабардино-Балкарии кабардинцы занимают господствующее положение в сфере предпринимательства и во властных структурах, балкарцы обладают значительно меньшим влиянием [3]. Подобные стереотипы отражают некоторые болезненные реалии жизни региона, но являются весьма неполной и односторонней характеристикой даже Северного Кавказа - интегральной части общероссийского социально-политического пространства, отличающейся своими особыми устойчивыми традициями взаимодействия этносов и культур, сформированными всем ходом предшествующей истории и сохраняющими свое доминирующее значение для России в целом. Существующие сегодня негативные тенденции не являются неизбежными, поскольку кавказский регион обладает мощным потенциалом позитивной, созидательной деятельности, выявление, исследование и актуализация которого в общественном сознании и социально-политической практике является важнейшей исследовательской задачей.
25 января 2005 г. в рамках исследовательского проекта «Будущее молодежи России» на базе фокус-групповой лаборатории РУДН прошел семинар «Молодежь Кавказа: между прошлым и будущим», нацеленный на обсуждение ценностных приоритетов современной кавказской молодежи и объединение исследователей, выросших на Кавказе и готовых поделиться своими взглядами на положение и перспективы молодежи в данном регионе. В качестве основных тем для коротких сообщений и дискуссии выступали: значение историко-культурного наследия в жизни кавказской молодежи, особенности межэтнических отноше-
ний, связь поколений, структура занятости и масштабы безработицы, образовательные приоритеты, досуговые и спортивные практики, формы организации и самоорганизации молодежи, формы девиантного поведения и факторы, их обусловливающие. Семинар носил пилотажный характер - прежде чем начинать масштабное социологическое исследование ценностных ориентаций современной кавказской молодежи, необходимо в содержательном плане обозначить ключевые темы, формирующие дискурс молодых «кавказцев» о повседневности; в методическом плане - апробировать возможности метода свободной слабоструктурированной групповой дискуссии; в «этическом» - выяснить, какие темы способны вызвать непонимание и конфликты между участниками в силу сформированного официальной риторикой контекста их обсуждения или иных причин.
Следует отметить, что речь идет именно о методе беседы, а не фокус-группы. Проведенная групповая дискуссия обладала следующими характеристиками беседы как метода исследования [2]: равное положение собеседников, то есть субъект-субъектное взаимодействие исследователей и респондентов, основанное на принципе «мне интересно» - исследователи не формулируют заранее конкретные вопросы, поскольку не знают, какую именно информацию им могут сообщить респонденты; совместное исследование объекта, в качестве которого выступали как сами респонденты, так и их группы (условные «региональные» молодежные группы); респонденты выступали в качестве экспертов, исследователи - «наивных слушателей». Хотя проведенная беседа обладала рядом характеристик фокус-группы (обсуждение темы, представленной открытыми вопросами; формирование группы из рядовых участников обсуждаемой ситуации), в отличие от последней, здесь не была важна групповая динамика в выработке согласованного мнения, более того, каждый респондент сосредотачивался на своей «зоне компетентности» и проводил только некоторые аналогии с содержанием нарративов других участников; отсутствовало контролирующее воздействие модератора; состав участников был негомогенным по своим социальным характеристикам и подбирался по принципу доступности, поэтому многие были знакомы друг с другом; время обсуждения значительно превысило оптимальные для проведения фокус-группы 1,5 часа и составило около 4,5 часов [2, с.316-325].
В качестве цели проведения пилотажного семинара выступила характеристика ценностных ориентаций современной кавказской молодежи как основанных на знании, понимании и оценке проблем и тенденций развития этнодемографи-ческой и этноконфессиональной структуры своего региона; соотношения культурно-исторической общности и этнического многообразия культурных систем народов и республик Кавказа; национально-региональных традиций и особенностей взаимодействия государства и общества в кавказском регионе; соотношения процессов демократизации и этнополитической реконструкции в регионе; соотношения традиционной культуры своего народа и общецивилизационных достижений современного мира; экономических, социально-политических, этнических и конфессиональных факторов, подрывающих региональную стабильность и т. д.
Акцент на этническом компоненте в изучении кавказской молодежи обусловлен тем, что одной из важнейших особенностей Кавказа, накладывающей существенный отпечаток на все сферы жизни, является многонациональный характер населения. Только на Северном Кавказе (17,8 млн. человек) проживают [4, с.39-40]: кабардинцы, черкесы и адыгейцы - единая этническая общность адыгов (Адыгея, Карачаево-Черкесия и Кабардино-Балкарии); горские народы -аварцы, даргинцы, лакцы, лезгины, табасаранцы, рутульцы, агулы и др. (Дагестан); нахская группа, состоящая из чеченцев и ингушей (кавказско-иберийская или иафетической семья); осетины (иранская подгруппа индоевропейской семьи языков); тюркские народы - кумыки (Дагестан), карачаевцы и балкарцы; ногайцы (Дагестан, Чечня, Карачаево-Черкесия и Ставропольский край), вынужденные мигранты - турки-месхетинцы и крымские татары (Краснодарский край). Представители этнических общностей имеют давние исторические связи между собой и с остальной Россией и сохраняют свою культурную отличительность.
Сравнение социально-профессиональной и демографической структур этносов Кавказа показывает, что они находятся на стадии перехода от традиционного общества к индустриальному [10, с.63], для которой характерна многопоколенная семья, ориентированная на воспроизводство традиционной культуры. Однако молодежь Северного Кавказа социализируется в различных типах семей: для коренных народов действительно свойственна многопоколенная (родственная) семья, для русских - преимущественно бинарная. В первом случае семья стремится к воспроизводству собственного стиля и образа жизни, во втором -родители не предопределяют выбор профессионально-трудовой деятельности детей, а создают возможности выбора, в целом, задавая более широкий диапазон профессиональных ориентаций.
К специфическим особенностям Северного Кавказа, влияющим на его социально-профессиональную структуру, исследователи относят [10, с.63]:
• исход русского населения, занятого в промышленном и сельскохозяйственном производстве тех республик, где коренное горское население не занято этими видами труда (Дагестан, Чечня), что резко сократило слой промышленных и сельскохозяйственных рабочих, технической интеллигенции [6];
• неравномерность развития народов и республик региона, которая оказывает значительное влияние на межэтнические отношения. Например, в Кабардино-Балкарии периодически обостряется вопрос о государственном статусе и суверенизации балкарского народа, который формирует социально-политический фон конкуренции двух этносов - кабардинцев и балкарцев. В итоге наблюдаются определенные отличия ценностных ориентаций молодежи двух этнических групп: несмотря на близкие позиции в реализации базовых потребностей, обусловленные возрастной психологией, существенны различия социальностатусных позиций - балкарцы ниже оценивают возможность перспективного трудоустройства и в большей степени ориентированы на частный бизнес. Последний паттерн исторически обусловлен тем, что в период ссылки (сталинским режимом) экономическая «предприимчивость» стала способом выживания и адаптации к новым условиям жизни.
Результаты социологических исследований в Адыгее, Карачаево-Черкесии и Кабардино-Балкарии показали [4, с.64-65], что, несмотря на общие для Российской Федерации профессиональные установки современного поколения (устремленность на профессии, которые могут способствовать мобильности в элитарные слои, связанные с властью и ресурсами), существует некоторое различие ориентаций молодежи по этническим подмассивам. Население рассматриваемых республик представляют следующие этнические группы: русские, адыги (адыгейцы, кабардинцы и черкесы) и тюрки (балкарцы, карачаевцы и ногайцы). У русской части молодежи государственно-правовая направленность профориентаций уравновешена установкой на квалифицированный инженерный и гуманитарный труд (врач, учитель, психолог) труд при общем доминировании экономических специальностей. В группе адыгской молодежи государственноправовая направленность уравновешена установкой на квалифицированный гуманитарный труд, доминирует ориентация на экономические специальности, установка на индустриальный труд представлена лишь у 4% молодежи. В группе тюркской молодежи лидирующее положение имеет ориентация на государственно-правовые специальности, далее следуют установки на гуманитарные и экономические специальности, слабо выражена ориентация на технический труд. Подобные приоритеты этнических групп обусловлены мотивацией выбора профессии: установка на престижность и карьерный рост характерна для трети русской молодежи, 37% адыгской группы и половины тюрков. Влияние семьи и ближайшего окружения на выбор профессии наименее выражено у русской молодежи, наиболее значительно - у представителей тюркской группы. В целом были отмечены следующие воздействия этничности на профессиональную ориентацию молодежи [4, с.69]: 1) чем более традиционна культура народа, тем уже спектр профессиональных ориентаций молодежи; 2) фактор этничности имеет не прямое, а опосредованное влияние - молодежь осознает социальнополитический статус своего этноса и ориентируется на его изменение (по крайней мере, для себя лично) посредством экономической деятельности.
В рамках семинара были представлены Ставропольский край, Краснодарский край, Армения, Кабардино-Балкария, Северная Осетия и Ингушетия. В основе обработки, обобщения и оценки полученных в ходе групповой беседы данных лежало, в первую очередь, соотнесение информации с объективными данными, почерпнутыми из иных источников.
Ставропольский край
Наиболее значимой для молодежи Ставропольского края является проблема занятости. На формирование и развитие рынка труда в регионе оказывает влияние целый ряд факторов (высокая плотность расселения обусловливает недостаток рабочих мест, благополучные демографические показатели соотношения темпов рождаемости и смертности определяют высокий удельный вес молодежи среди активного трудоспособного населения), но приоритетное значение имеют три группы факторов, характеризующих миграционные потоки, социально-экономическое положение региона и состояние сферы образования.
Основные миграционные потоки в Ставропольском крае таковы: незначительная часть молодежи выезжает на учебу в другие российские города или на заработки на Черноморское побережье Кавказа, большинство из них возвращается на постоянное место жительства, что связано с низким потенциалом мобильности, характерным для традиционного сельского, неурбанизированного общества; с начала 1990-х гг. происходит приток русскоязычного населения из закавказских республик, а также представителей отдельных этнических групп (из Армении и Чечни), основную массу прибывающих составляет активное трудоспособное население, что также повышает удельный вес молодежи в населении Ставропольского края.
Хотя Ставрополье на сегодняшний день остается русскоязычным регионом (79,3% населения составляют русские), высокие темпы миграции на протяжении последних десяти - пятнадцати лет определили его полиэтнический характер -только на территории Кавказских Минеральных вод проживают представители более 150 этнических групп (русские, армяне, украинцы, греки, карачаевцы, ногайцы, грузины, татары, немцы, осетины, даргинцы, чеченцы, евреи, черкесы, белорусы, азербайджанцы, лезгины, абазины и т.д.), исповедующие православие, григорианство, ислам, католичество и протестантизм. Долговременные добрососедские отношения множества этнических групп объясняют как фактически отсутствие на территории Ставропольского края проявлений ксенофобии и конфликтов на этнической почве, так и тесное взаимодействие официальных властей и национально-культурных объединений в обеспечении прав этнических меньшинств, создании основ для сотрудничества наций и гармонизации межэтнических отношений (центров и домов Дружбы). Подобное развитие институтов и механизмов гражданского общества способствует снижению опасностей этнического экстремизма и сепаратизма на территории Ставропольского края. Кроме того, диаспоры, сложившиеся на территории Ставропольского края более 10-15 лет назад, идентифицируются в общественном сознании как коренные жители, поэтому предметом напряженных межгрупповых отношений становится не столько факт этнической принадлежности, сколько критерий «старожильчества», «укорененности». Другим результатом интенсивных миграционных потоков стала своеобразная этническая «специализация» сфер занятости (например, русскоязычное население традиционно занято в производственных и наукоемких областях производства, армянское - в сфере торговли и т.д.), и «семейственность» малого бизнеса.
Ситуация в образовательной сфере региона отмечена общими для России негативными тенденциями: значительная часть молодежи получает высшее образование, но не может использовать свои знания в профессиональной сфере, поскольку квалификация выпускаемых специалистов не соответствует запросам регионального рынка труда (например, в Ставропольском крае ежегодно дипломы юристов получают 3,5 тысячи студентов, но трудоустроить такое количество специалистов данного профиля регион не может) - в результате многие молодые люди работают не по специальности.
Социально-экономическое положение Ставропольского края характеризуется
(1) сокращением государственного сектора экономики в связи с развалом про-
мышленного производства и постепенной капитализацией сельского хозяйства;
(2) низким уровнем заработных плат на предприятиях государственного сектора;
(3) изменением баланса сфер занятости населения - в структуре занятости, особенно молодежи, доминирует сектор услуг (в первую очередь, торговля). Высокий уровень безработицы среди старших поколений заставляет молодежь подрабатывать - часто это неквалифицированный труд в рамках вторичной занятости (совмещение работы и учебы). Негативными последствиями роста числа безработных, особенно среди молодежи, и резкой социально-экономической дифференциации населения, проявляющейся, в частности, в демонстративном потреблении, являются расширение теневого сектора экономики, рост преступности, а также социальный пессимизм, ощущение безысходности у молодого поколения Ставрополья. Ситуацию усугубляют проблемы алкоголизации, наркомании и распространения сектантства среди молодежи. Тем не менее, следует отметить разнообразие неформальных молодежных объединений, досуговых и спортивных практик молодежи, активную работу администрации региона по организации спортивных, культурных, досуговых мероприятий и игровых форм патриотического воспитания.
Структура и содержание первых сообщений участников семинара показали адекватность повседневного восприятия и соответствие субъективного видения жизни своего региона объективному положению дел. Действительно, к объективным социальным преимуществам Ставропольского края относятся устойчивый рост численности и «омоложение» населения за счет миграционного притока, развитие малого бизнеса, смягчившего напряженность на рынке труда, устойчивость традиционалистских стратегий адаптации с помощью личного подсобного хозяйства, ускоренное развитие высшего образования; к основным социальным проблемам - близость «горячих точек», значительные потоки вынужденных переселенцев Северного Кавказа и зон военных конфликтов, нарастающее отставание легальных доходов населения края от других «русских» регионов юга, повышенный уровень бедности, недостаточно развитая социальная инфраструктура, испытывающая сильные перегрузки из-за роста населения.
Краснодарский край (Кубань)
В повествованиях респондентов о жизненных реалиях молодежи Краснодарского края в качестве ключевых тем выступили, во-первых, проблемы организации и самоорганизации молодежи, во-вторых, национальные и интернациональные установки молодых поколений региона. В рамках организации досуговой и иной активности молодежи происходит четкая дифференциация официальных и неформальных мероприятий: первые (КВН, интеллектуальные игры «Что? Где? Когда?», спортивные и тематические фестивали и праздники, профилактические антинаркотические программы и пр.) ориентированы на молодежь, локализованную по месту учебы или спортивной подготовки, нацелены на некоторую унификацию жизненных стилей молодежи, подразумевают наличие компонентов патриотического воспитания и в большей степени характерны и успешны в сельской местности, поскольку в крупных региональных центрах разворачивание огромной индустрии услуг и развлечений предоставляет молодежи больше
возможностей для самостоятельного выбора форм и методов проведения досуга. Неформальные виды активности молодежи отмечены общими для современного общества тенденциями снижения интереса к театру, выставкам и чтению за счет популяризации кинотеатров и формирования молодежных субкультур (в частности, музыкальных), для которых характерны резкая дифференциация стилей поведения и определенная территориальная локализация, обусловленные социально-экономическими различиями. Взаимоотношения между молодежными субкультурами не отличаются конфликтностью - противоречия не принимают формы серьезных противостояний или столкновений.
Как и Ставрополье, Краснодарский край является русскоязычным регионом с полиэтничным составом населения, но обладает определенной спецификой с точки зрения межэтнических отношений: русскоязычное население региона осознает (на уровне официальной риторики и повседневного общения), что исторически является «пришлым» по отношению к автохтонным адыгским народам (сегодня Адыгея - своеобразный «анклав» Краснодарского края), поэтому отношения между данными двумя этносами глубоко дружелюбны, тогда как отношение русскоязычного населения к переселенцам из других кавказских республик, особенно в молодежной среде, отличается большим конфликтным потенциалом. Дилемма «старожильчество - пришлость» характеризует отношения не столько между этносами, сколько внутри них: приехавшие в Краснодарский край 10-15 лет назад вынужденные переселенцы, например, из Армении, сформировавшие крепкую диаспору, считают себя коренными жителями региона и признаются в качестве таковых общественным мнением; мигранты конца 1990-х
- начала 2000-х гг. считаются чужаками (даже вновь прибывшие армяне для устоявшейся армянской диаспоры). Кроме того, поскольку почти половина населения Краснодарского края проживается в сельской местности, а села и станицы по определению более моноэтничны, отношение к выходцам из кавказских республик в селах гораздо более настороженно-негативное, чем в городах.
За последнее десятилетие в Краснодарском крае действительно резко возросла доля эмигрантов: основная масса (68,5%) прибыла из Северо-Кавказского, Дальневосточного и Западно-Сибирского регионов России, из стран СНГ - Украины, Казахстана и Грузии [8 ,с.110]. Массовый наплыв мигрантов имеет замещающий в демографическом отношении характер, существенно изменяет численное соотношение этнических групп и создает проблемы в социальноэкономической и политической сферах: увеличивается нагрузка на социальную инфраструктуру, обостряется конкуренция в сфере занятости, растет напряжение в межнациональных отношениях, обусловленное социокультурными различиями этносов, несовпадением статусно-ролевых представлений и идентичностей [8, с.111]. Тем не менее, взаимодействие местных жителей и мигрантов характеризует высокая степень толерантности: по оценкам мигрантов, они не испытывают тревожной напряженности или опасений по отношению к местным жителям, то есть даже интолерантность в Краснодарском крае не содержит высокого потенциала агрессивности и вызвана, скорее всего, трудностями, возникающими в процессе узнавания и определения новых ситуаций местным населением. В целом молодежь Краснодарского края отличает высокий уровень этни-
ческой толерантности и практически отсутствие радикальных экстремистских настроений на фоне продолжающегося в регионе «ренессанса» национального самосознания - в Краснодарском крае зарегистрировано несколько этнических групп, не считавшихся самостоятельными народами в годы советской власти (армяне-мусульмане химшилы, греки-мусульмане урумы, адыги-шапсуги).
Жителям Кубани (и Краснодарского края в целом) свойственны элементы ре-гионалистского самосознания, проявляющегося в противопоставлении себя как «кубанцев» жителям других регионов России (осознание себя «кубанцем» становится базовой социальной идентичностью). Безусловно, это характерный для любой общности способ самоидентификации через противопоставление своей общности («мы») любой другой («они»), не несущий негативного оттенка или конфликтного потенциала. Регионалистская идентичность также культивируется через возрождение традиций казачества.
Кабардино-Балкария
Наличие на Северном Кавказе двунациональных республик (Карачаево-Черкесии, Кабардино-Балкарии, до 1992 г. - Чечено-Ингушской республики) является сложной этнополитической проблемой, обусловленной периодическими всплесками интереса к вопросу о разделении республик на самостоятельные административно-территориальные единицы федерального подчинения (хотя после развала Советского Союза подавляющее большинство населения указанных республик высказалось за совместное проживание). Подобная проблема существует в значительной степени в рамках политического дискурса, тем не менее сама ситуация наличия двух титульных наций определяет специфику повседневной жизни в Кабардино-Балкарской республике.
Кабардинцы, как и другие адыгские народы, наряду с осетинами, - наиболее интегрировавшееся в российскую цивилизацию кавказское население. Но противоречие, заложенное в национально-государственном устройстве республики, периодически напоминает о себе и осложняется тем, что балкарцы - один из репрессированных народов Кавказа. В начале 1990-х гг. было предпринято несколько попыток провозгласить суверенитет Балкарии и преобразовать ее в самостоятельный субъект Российской Федерации или объединиться с карачаевцами в единое национально-территориальное образование (последняя такая попытка была предпринята в ноябре 1996 г. представителями балкарской оппозиции). В 1991 г. балкарцы на первом съезде балкарского народа провозгласили Балкарскую республику и провели референдум, который дал положительный результат, но съезд народов Кабардино-Балкарии осудил решение о выделении Балкарской республики. Вопрос о суверенитете Балкарской республики был снят, но балкарцы считают себя дискриминируемыми во властных структурах и в сфере бизнеса, ставят вопрос о самостоятельном использовании средств, которые выделяются им из федерального бюджета как репрессированному народу [2, с.46]. Нынешнюю общественно-политическую ситуацию в Кабардино-Балкарии можно оценить как в целом спокойную, о чем свидетельствует и повествование респондента из Нальчика.
Несмотря на официальный двунациональный характер, Кабардино-Балкарию отличает полиэтнический состав населения (более 60 этнических групп): 50% населения составляют кабардинцы, 30% - русские, 5% - балкарцы и 10% -другие народы (украинцы, грузины, армяне, азербайджанцы, немцы). Для республики характерно двуязычие: коренные народы - балкарцы и кабардинцы -владеют своим национальным языком и русским (крайне незначительно количество людей, владеющих всеми тремя языками), но представители русского населения, как и во многих других кавказских республиках, в основном не владеют кабардинским или балкарским. Коренные народы Кабардино-Балкарии исповедуют ислам, но за годы советской власти он претерпел значительные изменения, сросся с местными обычаями и традициями. Попытки восстановить аутентичность исламского учения на территории республики привели к серьезным разногласиям между муллами в Духовном управлении мусульман Кабардино-Балкарии, что обусловило четкую дифференциацию верующих на приверженцев ваххабизма и джамаата (традиционной для республики исламской общины). Среди населения Кабардино-Балкарии доминирует второе направление ислама, предполагающее толерантное отношение к другим религиям и исповедующим их этническим группам.
Традиционализм этико-нормативной регламентации индивидуальной и социальной жизни в Кабардино-Балкарии проявляется в том, что большинство населения, независимо от этнической принадлежности, включая молодежь, следует неписаному кодексу чести, традиционной системе права, основанной в значительной степени на культе старейшин, «Адыгэ-хабзэ» (аналогичные существуют в Чечне и Дагестане, но не получили столь законченного и систематизированного выражения), стремясь совместить ее с исламскими ценностями и положить в основу современного законодательства. Ценностно-нормативная подсистема традиционной культуры существует в массовом сознании в виде набора идеальных моделей, принципов и норм; ее высокий статус формально признается всеми, но желательность и возможность полного восстановления ее социорегуля-тивных функций отстаивается сравнительно узким кругом национальной интеллигенции. Элементы традиционализма сохранились в модифицированном виде в семейно-родственных, соседских, общинных структурах, некоторые из них характерны не только для основной массы кабардинского и балкарского населения, но и для региональных элит: признание первичности «естественных» связей (этнических, родственных, земляческих и т.д.) по сравнению с любыми иными (идеологическими, политическими, профессиональными); лояльность к тем, кто занимает высокие позиции в иерархических структурах; склонность к применению традиционных процедур и использованию личных связей, а не формальных структур для разрешения конфликтов.
Результаты опроса студентов Кабардино-Балкарии [11] показали следующее распределение ответов на вопрос «Как Вы считаете, является ли горский этикет («Адыгэ-хабзэ») основным правилом поведения большинства студентов?»: 34,7% ответили «да», около 50% ответили «нет», затруднились с ответом 13,3% опрошенных. Однако на вопрос о значимости традиционных моральнонравственных ценностей и поведенческих норм сегодня большинство опрошен-
ных (70,4%) ответили, что горский этикет не устарел и должен быть нормой поведения.
Адыгейский кодекс «Адыгэ-хабзэ» не имеет равных по сложности, степени разработанности и роли в общественной жизни - адыгейские народы (кабардинцы, черкесы, абазины, адыгейцы) считаются общепризнанными «законодателями хорошего тона», но и у других народов Северного Кавказа сложились подобные кодексы, каковыми являются, например, «Намыс» у балкарцев и карачаевцев, «Ирон агдаутта» у осетин, «Гиллакх» у чеченцев. Несмотря на существенные локальные особенности даже в пределах одной этнической общности, северокавказский этикет обладает рядом общих основных черт.
Северная Осетия - Алания
Северная Осетия - полиэтнический регион, где сплелись самобытные культуры разных народов, но стержнем духовной атмосферы была и есть традиционная культура осетинского народа. В последнее десятилетие в республике достаточно отчетливо проявилась распространенность осетинского языка в школьном образовании, книгоиздании, телевещании, но параллельно сокращалась доля осетин, лучше владеющих своим языком, чем русским. Этносоциологический опрос респондентов осетинской национальности показал [8, с.135-136]: 80% опрошенных обеспокоены положением осетинского языка в республике, причем в отдельных сельских районах (Ардонском и Алагирском) этот показатель достигает 95%, а в столице республики, Владикавказе, - 88%. Эта проблема одинаково актуальна как для старшего поколения, так и для молодежи: старшее поколение акцентирует важность сохранения языка как ядра этнической культуры, молодежь связывает с утратой родного языка разрушение этнической культуры, следствием чего является сегодняшнее дезориентированное состояние. 20% опрошенных считают своим родным языком одновременно и русский, и осетинский, однако свободно владеют осетинским только 20% респондентов. Языковая компетентность осетинского населения в значительной степени ограничена устной речью, тогда как чтение и письмо вызывают у большей части опрошенных затруднения.
Процессы вытеснения осетинского языка из социально значимых сфер, его неудачное внедрение в деятельность государственных и общественных организаций оказали определяющее влияние на его использование - он потерял образовательную функцию, перестал быть языком науки, интерес читателей к национальной тематике удовлетворяется на русском языке благодаря массовым переводам национальной художественной литературы. В настоящее время в осетинской этноязыковой группе в большинстве форм и сфер своего функционирования осетинский переходит на роль второго языка. Тревогу по поводу возможностей развития языка титульного этноса бьет национальная гуманитарная интеллигенция, во-первых, потому что лучше знает положение дел, во-вторых, отстаивая свои профессиональные интересы.
Уникальность современного положения Северной Осетии, по мнению участника семинара, связана с тем, что это, вероятно, наиболее «обрусевшая» республика Северного Кавказа. Однако синтез осетинской и русской культур обусло-
вил наличие негативных тенденций в жизни осетинского этноса по причине утраты механизма преемственности ценностей и ключевых признаков этноса. В территориально-этническом плане это выражается в том, что сегодня на территории Северной Осетии представители титульной нации составляют немногим более 50% населения (в рамках самого этноса также существует дифференциация на дигорцев и иронцев, основанная на некоторых языковых различиях и разных типах исторического самосознания). Ситуацию усугубляет разделен-ность Осетии на два независимых государства (Северную и Южную Осетии), настроенных далеко не всегда доброжелательно по отношению друг к другу, и наличие территориальных претензий к обоим из них со стороны других кавказских республик (Грузии и Ингушетии).
По мнению респондента, осетинский язык сегодня действительно находится в катастрофической ситуации. Несмотря на то, что официально в Северной Осетии русский и осетинский языки имеют статус государственных, для республики характерно повсеместное доминирование русского языка - только в селах можно найти людей, которые свободно говорят по-осетински. Делопроизводство, образование, средства массовой информации функционируют на русском языке с незначительными вкраплениями осетинского (изучение в школе в объеме иностранного языка, несколько новостных программ на телевидении и радио, несколько существующих за счет государственных бюджетных средств журналов и газет). Несмотря на официально провозглашаемое двуязычие, роль осетинского языка все больше сводится к сфере бытового общения представителей осетинского этноса (литературный осетинский находится в полном забвении).
Демографическая ситуация в Северной Осетии также нетипична для кавказских республик с высокими темпами естественного прироста населения (например, данный показатель у ингушей достигает 90%). Незначительный рост численности населения Северной Осетии связан не с естественными причинами, а с массовой миграцией беженцев из Южной Осетии (показатели рождаемости у них значительно выше, чем у жителей Северной Осетии). Отрицательные показатели естественного роста населения определяются, во-первых, изменением моделей репродуктивного поведения (отказ от многодетных семей, молодые семьи не имеют детей); во-вторых, ухудшением показателей здоровья (высокая детская смертность, рост числа патологий среди новорожденных); в-третьих, массовым оттоком не только русскоязычного, но и осетинского населения, что связано с развалом промышленности, стагнацией сельскохозяйственного производства, ростом преступности (за последние несколько лет на территории республики произошло 18 террористических актов).
По мнению респондента, современная ситуация в Северной Осетии характеризуется ценностным кризисом, условная линия водораздела проходит между городским и сельским населением: первое представлено осетинской интеллигенцией, утратившей ценности традиционной культуры (например, по уровню разводов Северная Осетия лидирует по сравнению с другими кавказскими регионами; рост наркомании, алкоголизма и проституции в молодежной среде противоречит нормам традиционной горской культуры); второе - деревенской культурой, возвращающейся к языческим обычаям и верованиям. Это проблема
не собственно осетинского общества - весь процесс смены/разрыва поколений на протяжении советской и ранней постсоветской истории можно упрощенно представить как: «деды» стали предметом отталкивания (как «деревня» и т.п.), а «отцы» не накопили передаваемого опыта, но порвали с опытом традиционным, повседневным и не смогли помочь молодым в осмыслении новых общих ситуаций, которые должны были бы объединить все поколения [9, с.65]. Вероятно, сегодня в осетинском обществе происходит возврат к «дедовской», языческой «деревенской» культуре как наименее дискредитировавшей себя.
Северная Осетия считается христианской (православной) республикой (что соответствует исторической действительности - незначительная часть осетин исповедует ислам), но по сути многие осетины сохраняют приверженность язычеству, «языческий менталитет» (праздники, обряды). Осетины в достаточной степени чужды народам Северного Кавказа, поскольку не являются мусульманами. Чуждость усугубляется не только высокой степенью «обрусения», но и тем, что исторически русскоязычная российская культура утрачивает на Северном Кавказе безраздельное доминирование, - значимыми становятся как местные этнические культуры, так и культурные мировые системы, связанные с исламской или «восточной» традицией.
Утеря национальной осетинской культуры выражается в том, что осетины лучше знают русскую культуру, чем осетинскую, а попытки ее возрождения ограничиваются официальными «кабинетными» проектами, не имеющими реальных позитивных результатов. Возможности возрождения национальной культуры респондент видит, в первую очередь, в объединении усилий и знаний осетинских, российских и зарубежных ученых в деле развития осетинской литературы, театра, искусства, а также в восстановлении традиционных народных форм коллективного общения, например, «Нартовских игр», способных стать социокультурным стержнем возрождения национального самосознания.
Ингушетия
Общая ситуация в Ингушетии характеризуется наличием противоположных тенденций: с одной стороны, республика находится в самом центре Северного Кавказа и окружена «горячими точками», что является дестабилизирующим фактором; с другой стороны, Ингушетии удалось за последние несколько лет сделать очевидный рывок в экономическом, демографическом и социальнокультурном плане. После получения Ингушетией в 1992 г. статуса субъекта Российской Федерации республика достигла значительных успехов в сфере молодежной политики, развивая образовательную, спортивную и досуговую инфраструктуры. Основные тематические линии повествования респондента об Ингушетии можно суммировать следующим образом:
• сфера образования: открыты Ингушский Государственный университет, Институт экономики и правоведения, а также пять филиалов крупных российских высших учебных заведений; в зависимости от финансовых возможностей семей, молодежь выезжает на учебу в другие регионы России;
• рынок труда: огромное число беженцев, приехавших в Ингушетию в ходе осетино-ингушского конфликта и чеченской войны, не только осложняет сани-
тарную обстановку в республике (растет число заболеваний туберкулезом и СПИДом), но и определяет высокий уровень безработицы среди молодежи. Сложившиеся в российском общественном мнении стереотипы о поголовном стремлении ингушской молодежи вступить в ряды незаконных бандформирований не соответствуют действительности (масштабы распространения данного явления оцениваются респондентом как аналогичные другим кавказским регионам, например, ситуации в Кабардино-Балкарии);
• организация и самоорганизация молодежи: проводятся молодежные фестивали и конференции; высокие показатели участия молодежи в разных общественных организациях приходятся на студенческие годы и в одинаковой степени характерны как для юношей, так и для девушек.
В рассказе респондента о жизненных реалиях современной ингушской молодежи наиболее ярко в сравнении с представителями других кавказских регионов, была представлена гендерная проблематика:
• в целом для ингушских девушек нехарактерно получение образования за пределами республики; если такая ситуация возникает, то девушки обязательно возвращаются обратно, тогда как юноши предпочитают остаться в столице или других российских городах после окончания учебы (хотя за женами возвращаются в Ингушетию);
• в отличие от мужчин, ингушские девушки, следуя традициям (негласное неодобрение подобных занятий), не занимаются спортом - это прерогатива юношей, для девушек социально одобряемым видом физической активности являются национальные танцы;
• основной сферой «занятости» ингушских женщин является семья (в республике распространены многодетные семьи, нормой считается пять детей); браки заключаются рано (в 16-17 лет), чаще по инициативе и договоренности родителей жениха и невесты. Поскольку совмещать функции жены-матери и студентки достаточно сложно, замужество часто приводит к тому, что девушки бросают учебу в высших учебных заведениях.
Ярким элементом повествования об Ингушетии стало описание удивительно гармоничного сосуществования исламских и традиционных обычаев и праздников: исламские праздники Курбан-байрам, Ураза-байрам соседствуют с традиционными праздниками шуточного сватовства, урожая, посвящения в мужчины; в республике создано множество национальных танцевальных коллективов, мужчины обучаются искусству традиционной верховой езды, в почете знание своего генеалогического древа и следование морально-этическому кодексу поведения ингушей «Эздел». Несмотря на значительное число чеченских беженцев (83% населения республики составляют ингуши, 11% - чеченцы), в Ингушетии не отмечено конфликтов на национальной почве: ингуши и чеченцы - родственные народы (их общее название - «вайнахи», «мой народ»), обладающие близкими обычаями и традициями, разговаривающие на очень похожих языках. По мнению ингушского респондента, главное отличие чеченского этноса от ингушского на сегодняшний день состоит в большей рассеянности первого по территории Российской Федерации - в итоге ингуши в большей степени сохранили
свою самобытность и продолжают поддерживать ее за счет негласного запрета на межнациональные браки (даже с чеченцами).
Армения
Участие представителя Армении в семинаре позволило увидеть сходство современных молодежных проблем не только на территории северокавказского региона, но и на всем постсоветском пространстве. Кроме того, в повествовании респондента из Армении было впервые озвучено осознаваемое всеми участниками семинара ощущение собственной инаковости - они являются не совсем типичными представителями молодежи своих регионов (по неким среднестатистическим параметрам), потому что представляют «миграционную» категорию, которая обладает более широким кругозором и возможностью сравнения разных типов социокультурной реальности, что, возможно, обеспечивает более взвешенную оценку ситуации в своей республике.
Итак, приоритетные тематические линии повествования армянского респондента соответствовали таковым в рассказах остальных участников семинара. Демографическая ситуация в Армении характеризуется резким падением темпов рождаемости на протяжении последних 10-15 лет (в абсолютных величинах с начала 1990-х гг. - в 2,5 раза), что не только усложняет, например, комплектацию армии, но и меняет весь облик армянского общества (20% населения Армении старше 60 лет). Ситуацию усугубляют высокие темпы оттока молодежи из республики - часть молодежи уезжает для получения высшего образования, большинство образованной молодежи стремится найти за пределами республики достойную работу и, трудоустроившись, не возвращается назад.
В советское время Армения занимала ведущее место среди республик СССР по удельному весу населения, получившего высшее образование, - сегодня эта тенденция сохраняется, более того, обучение в высшем учебном заведении рассматривается как «дело чести», гарантия успешного трудоустройства (или замужества у девушек). Проблемы, с которыми сталкивается современная армянская молодежь в сфере образования, типичны для всего постсоветского пространства: несоответствие школьной подготовки требованиям на вступительных экзаменах в вузы и вузовской подготовки - требованиям рынка труда; значение финансовой состоятельности родителей для получения образования - бесплатное образование постепенно вытесняется платным, «институционализируется» система взяточничества. Широкое распространение на территории республики международных образовательных программ приводит к тому, что русский язык по значимости постепенно вытесняется английским.
Тенденции в сфере занятости армянской молодежи таковы: получившие высшее образование молодые люди сталкиваются, во-первых, с проблемой отсутствия необходимой квалификации (опыта работы по специальности) при устройстве на работу, во-вторых, с отсутствием рабочих мест; молодежь без высшего образования, отслужив в армии, выезжает на сезонные заработки чернорабочими в Россию (большинство возвращается сразу после завершения рабочей «вахты» по причине дороговизны столичной жизни). В Армении развиты «семейные» формы ведения бизнеса - трудоустройство и выезд на заработки за
пределы республики также осуществляются через родственные или дружеские сети взаимной поддержки.
Ситуация в сфере молодежной политики характеризуется отсутствием Закона о молодежи по банальной причине недостатка финансовых средств на реализацию запланированных в его рамках мероприятий. В республике создана Коалиция молодежных организаций Армении, в которую входит более 60 организаций. Высок потенциал самоорганизации армянской молодежи - в 2004 г. массовые протесты студенческой молодежи против поправок к закону о воинской обязанности, отменяющих отсрочки для магистров и аспирантов, вынудили правительство отказаться от их принятия. Таким образом, в отличие от весьма аполитичной молодежи, например, Ставрополья и Краснодарского края, молодежь Армении крайне политизирована.
Гендерная проблематика в повествовании армянского респондента была представлена описанием дифференциации приоритетных сфер занятости мужчин и женщин: приоритетной сферой «занятости» женщин является семья, на втором месте стоит работа в сфере науки, образования, медицины и социального обеспечения; девушки стремятся получить высшее образование, но большинство из них после окончания обучения выходят замуж и не работают. Армянский этнос стремится сохранить свою идентичность, поэтому крайне редки браки армянских девушек с иностранцами и представителями других этносов, чаще мужчины, работающие за пределами республики, женятся на русских, хотя многие также приезжают «за невестами» домой. В Армении традиционно высока роль родителей в принятии детьми решения о вступления в брак и традиционно низок процент разводов (подразумевается, что люди вступают в брак один раз на всю жизнь).
Специфичной для Армении темой является диаспорный характер армянского этноса (современная армянская диаспора в России насчитывает 2,5 млн. человек, в самой Армении проживают 3 млн. этнических армян [1, с.16-19]). Дилемма «пришлое - старожильческое» население, характерная для российских регионов Кавказа, в Армении сменяется характеристикой страновой принадлежности диаспоры - адаптационные стратегии и ассимиляционные возможности армянских диаспор в разных странах мира сформировали свои уникальные особенности («французских», «американских», «российских» армян и т.д.). Интересно, что в докладе представителя Армении не прозвучала тема конфликта в Нагорном Карабахе, хотя обсуждение «инаковости» групп армянского этноса, компактно проживающих на территории других государств, предполагало указание на проблему принятия армянских беженцев из Азербайджана.
В рамках заключительной дискуссии по итогам выступлений участников семинара был затронут ряд новых тем. Во-первых, изменение внешнего облика и стиля поведения кавказской молодежи по приезде в Москву. Несмотря на общее мнение, что кавказская молодежь в Москве не стремится радикально измениться в целях более успешной адаптации, придерживается привычных стандартов поведения и манеры одеваться, устанавливает тесные связи с выходцами из своего региона, одновременно быстро налаживая контакты с окружающими, следует отметить, что:
- девушки из республик с достаточно жесткой традиционной регламентацией поведения женщин склонны несколько изменять манеру одеваться (например, в Ингушетии не принято, чтобы женщины носили брюки, в Москве ингушские девушки носят брюки, поскольку это удобно);
- представители «обрусевших» республик не поддерживают контакты друг с другом (осетинская диаспора имеет официальное представительство в Москве, но в его деятельности участвуют, как правило, пожилые люди низкого достатка). Молодежь из Северной Осетии в Москве стремится нивелировать свою национальную идентичность, «раствориться», изменяя не только манеру одеваться и говорить, но даже имена;
- представители русского этноса, уехавшие из кавказских республик в Европейскую Россию, часто чувствуют себя здесь не «титульным» населением, а «кавказцами» (многие русские семьи, уехавшие из Северной Осетии в Россию, возвращались обратно). Действительно, жизнь на Кавказе формирует иные, чем, условно говоря, общероссийские паттерны поведения, дружеских и родственных отношений; русскоязычный выходец с Кавказа чувствует себя «кавказцем» уже потому, что не понимает существующего (в столице в крайне гипертрофированной форме) предвзятого отношения к выходцам с Кавказа не по причине их «лимитного» статуса, а национальной принадлежности. Все участники семинара признают отсутствие негативного отношения к себе на «бытовом» уровне (повседневного общения), но на уровне официальной риторики и действий правоохранительных органов очевидно наличие антикавказских настроений (которые не становятся предметом критики со стороны граждан, нормально относящихся к выходцам с Кавказа в повседневной жизни).
Второй важной темой заключительной дискуссии стала проблема не столько форм (они уже существуют и апробированы), сколько возможных оснований объединения кавказской молодежи. Северный Кавказ - совершенно уникальный регион по своей этнической и культурной пестроте - таким он был в составе Российской империи и СССР, таким он остается и по сей день. По этой и многим другим причинам так называемая «кавказская идея» - совокупность идеологических, политических и историко-культурных концепций, призванных обосновать общность северокавказских народов их происхождением от единого эт-нарха Таргомоса - остается умозрительной теорией, далекой от реальности. Абсурдна и непродуктивна идея объединения ради объединения - необходима рациональная и актуальная основа интеграции молодежи Кавказа. В качестве таковой может выступать взаимодействие кавказской молодежи во имя недопущения межэтнических конфликтов и дестабилизации ситуации на Кавказе. Предпосылка подобного объединения уже существует - это региональная самоидентификация: благодаря мощным внутрирегиональным связям, интенсивным миграционным потокам внутри региона и слабым сезонным экономическим связям с остальной территорией Российской Федерации, очевидному символическому структурированию географического пространства, многолетнему мирному добрососедству множества этнических групп, молодежь кавказских республик склонна идентифицировать себя как «кавказцев» по отношению к населению Европейской России. Подобная региональная самоидентификация - явление от-
нюдь не специфичное для кавказского региона: это результат работы идентификационного «оператора» «мы-группа - они-группа» (его содержательное наполнение вариативно и ситуативно), который позволяет одним жителям России идентифицировать себя как сибиряков, другим - как кубанцев и т.д.
Итак, метод слабоструктурированной групповой дискуссии показал свою адекватность задачам исследования, позволив выявить наиболее значимые темы, формирующие дискурс повседневности молодых «кавказцев». Задача обнаружения тех тем, которые способны вызвать конфликты между участниками, была также решена: обнаружено, что многие «болезненные» проблемы существуют не столько в реальности, сколько в официальной риторике и средствах массовой информации. Северный Кавказ, будучи самым многонациональным регионом России, сконцентрировал на своей территории, по сути, весь спектр противоречий и проблем, характерных для современной России и всего постсоветского пространства. Но даже один-единственный пилотажный семинар показал, насколько необоснованно чрезмерное акцентирование негативного значения этнического фактора на Кавказе в российских и международных средствах массовой информации и на уровне официальной риторики: Кавказ - регион действительно полиэтничный, но для его жителей национальная принадлежность собеседника выступает в качестве маркера социальной идентичности: если Вы знаете, кто по национальности и где живет стоящий перед Вами уроженец кавказского региона, Вам будет проще определить его религиозные, семейные, языковые, профессиональные и иные ценности и приоритеты.
Аналогичные выводы напрашиваются относительно значения исламского фактора и террористической активности в жизни региона. Действительно, в результате чеченской войны, по оперативной информации, мобильные полуав-тономные диверсионно-террористические группы сформированы в Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Ингушетии и даже Ставропольском крае. Но предлагаемая российскими и международными средствами массовой информации картина поголовной милитаризации кавказской молодежи выглядит не менее абсурдно, чем встречающаяся даже сегодня в представлениях отдельных обычных американцев картина Москвы как вечной мерзлоты с вольготно гуляющими по ней медведями. Для участников семинара характерно адекватное, в историческом и культурном аспектах, освещение роли ислама в жизни своих народов - экстремистские религиозные группировки существуют во многих странах, но терроризм ваххабистского толка не настолько распространен в кавказском регионе, чтобы стать актуальной темой обсуждения на повседневном уровне. Ислам рассматривается как религия большинства кавказских народов, положительный фактор, способствующий их интеграции в деле решения общих социально-экономических и политических проблем; но он не может быть основой эффективно функционирующей социальной системой, то есть идея ислами-зации общества современной кавказской молодежью отвергается [11].
Безусловно, видение респондентами жизни своего региона, формируемое на уровне локальной повседневности и распространяемое на более широкую область, отличается некой «идилличностью»: сложно критично оценивать происходящее, пока человек погружен в каждодневную действительность и не может
«остраннить» ее, чтобы увидеть подспудные течения, латентные процессы, общую картину. В нашем случае респонденты обладали возможностью сопоставления перспектив благодаря расширенному кругозору, тем не менее подтверждение адекватности реальному положению дел формулируемых информантами суждений должно осуществляться на основе привлечения статистической информации и объективных данных. Следует также помнить об ограниченности зоны повседневной компетентности: например, по данным социологических опросов, сегодня в Кабардино-Балкарии отмечаются периодические всплески балкарского национального движения, но для нашего респондента, коренного жителя республики, эта тема не актуализирована.
Характеристика общей ситуации, складывающейся в республиках респондентов, обязательно сопровождается их повествованием о себе. Детали личной жизни привлекаются для иллюстрации и подтверждения рассказа об общих тенденциях социально-экономического развития своего региона, позволяя осветить значимые моменты истории и представить социальные изменения с точки зрения того, что происходило с социальными акторами. Важно помнить, что воспоминания подразумевают дистанцию - это теперешняя речь о прошлом, причем в иной социокультурной обстановке: все респонденты на момент проведения семинара находились в Москве (для прохождения учебы или по месту работы) и имели возможность посмотреть на свою социокультурную реальность «со стороны». Рассказы респондентов, построенные на описании личного опыта, выполняют две функции: 1) показывают смену идентичности (осознание своей этнической «инаковости», повышение социального статуса за счет удачного трудоустройства и т.д.); 2) призваны убедить слушателей в правильности предлагаемых оценок.
Поскольку текст беседы может рассматриваться как документ, то к нему применимы все модификации контент-анализа [7, с.110]. В нашем случае не требовалось детально рассматривать содержание и точность суждений, был проведен простой частотный анализ, то есть выделены затрагиваемые респондентами в беседе темы и проблемы, а затем определены преобладающие.
Таблица 1
Проблематика, затрагиваемая респондентами
Ранг Тематика Абсолютные частоты Относительные частоты
9 Общее социальное самочувствие молодежи 21 3%
8 Гендерная проблематика 3S 5%
6,5 Уровень преступности, маргинализации, масштабы и виды деликвентного поведения 42 6%
6,5 Мультиконфессиональный статус региона, обусловившие и вытекающие из него характеристики жизни региона 43 6%
5 Миграционный потенциал (мобильность) 70 10%
3,5 Вопросы трудоустройства и занятости 76 11%
3,5 Состояние образовательной сферы 77 11%
2 Формы организации и самоорганизации молодежи (политические движения, общественные организации, виды спортивных и досуговых мероприятий и практик) 144 20%
1 Многонациональный характер региона, особенности совместного проживания множества этнических групп 19S 28%
Итого 709 100%
Подсчет в рассказах участников семинаров и в заключительной дискуссии указаний на конкретные проблемы, с которыми сталкивается современная кавказская молодежь, позволил проранжировать (достаточно условно, с известной долей упрощения) ключевые темы семинара. Важнейшей тематической линией семинара стал многонациональный характер кавказского региона. Действительно, национальное самосознание народов Кавказа имеет сложное многоуровневое строение, допускающее неконфликтное совмещение различных идентичностей как этнического, так и гражданского характера. Эта сложная структура является не просто уникальной особенностью Кавказа, но, в значительной степени, «гарантом» стабильности в регионе - она ослабляет архаизирующее давление этно-национализма на общественную жизнь и не позволяет радикальным формам эт-нонациональной мобилизации обрести устойчивый массовый характер.
Следующие три позиции в «условной» шкале занимают проблемы, общие для молодежи не только на постсоветском пространстве, но и в международном масштабе, - вопросы получения образования, трудоустройства, сотрудничества с представителями своего поколения и официальных структур. Действительно, одна из важнейших проблем региона - занятость молодого мужского населения, которое составляет значительную часть местных сообществ и поведение которого во многом определяет сегодняшнюю ситуацию. Жителям сел и малых городов, где имеет место социальная маргинализация, труднее всего найти достойную работу.
В советский период ценностно-нормативные стереотипы в сфере занятости ориентировали на стабильность, неизменность, гарантированность. Вся система материальных и моральных поощрений была направлена на закрепление
профессионального и квалификационного положения работников и помогала жестко прикрепить человека к его рабочему месту, сдержать несанкционированную социальную и трудовую мобильность. В переходный период основное социальное противоречие в сфере занятости состояло в том, что, с одной стороны, рыночная модель позволяет свободно развиваться экономической инициативе человека; с другой - в условиях перехода к нормам и установкам рыночного трудового поведения люди вынуждены не просто менять в массовом порядке свой социальный и профессиональный статус, но и в большинстве случаев его снижать, становясь безработными, а затем переквалифицироваться. Эти проблемы в меньшей степени затронули молодежь, но и здесь прослеживаются следующие тенденции: безработные отличаются высоким образовательным уровнем; сохраняется проблема несоответствия имеющихся рабочих мест профессиональноквалификационной структуре безработных [9]. Рост беспокойства по поводу личной перспективы занятости заставляет молодых людей задумываться над возможными решениями проблемы и искать свои, индивидуальные стратегии выхода из складывающейся ситуации - одной из них является переезд в Москву; другой - совмещение нескольких видов занятости.
Наполнение описанного проблемного поля имеет свою ярко выраженную специфику, обусловленную этническим, конфессиональным и миграционным факторами в жизни кавказского региона. Соответственно, мультиконфессио-нальный статус и сложившиеся в регионе направления миграционных потоков занимают следующие по значимости позиции в нашей «условной» шкале. Оценка уровня преступности, маргинализации и масштабов и видов деликвентного поведения молодежи имеет тот же ранг, что и мультиконфессиональный статус региона, вероятно, потому, что является также не «проблемой», а неотъемлемой характеристикой жизни современной кавказской молодежи.
Гендерная проблематика, вопреки сложившимся стереотипам о крайне традиционалистских трактовках социальных статусов и ролей мужчины и женщины на Кавказе, выполняет в повествованиях информантов скорее описательную, чем оценочную функцию, характеризуя сложившиеся много лет назад и сохраняющие свое значение до сих пор традиции и паттерны поведения в семье и обществе. Вероятно, гендерная проблематика в повседневной жизни информантов совершенно не актуализируется и, тем более, не проблематизируется в силу «нормальности» сложившихся поведенческих моделей. В целом в ходе беседы редко высказывались прямые оценки социального самочувствия современной кавказской молодежи - они чаще подразумевались в контексте рассказов, вытекали из описания существующего положения дел, чем предлагались в качестве оторванного от общего повествования оценочного суждения.
Рассказы участников семинара показывают, что, во-первых, у представителей кавказской молодежи существует четкое и адекватное понимание жизненных реалий своих регионов; во-вторых, повседневная жизнь лишена драматизма тех проблем, наличие которых актуализируется в результатах социологических исследований и официальной риторике; в-третьих, поскольку большинство информантов имеют опыт жизни вне пределов своих республик, сравнительная перспектива помогает им высказывать более взвешенные суждения. Безусловно,
требовать от молодых участников семинара наличия аналитического видения ситуации в своем регионе как самом по себе, так и в контексте Кавказа как особой территориальной общности народов и культур, было бы неправомерным, тем не менее, несмотря на различия в уровне рефлексивности, критичности и даже информированности наших респондентов, налицо высокий потенциал предлагаемой формы исследования (слабоструктурированной групповой дискуссии) как в содержательном, так и методическом плане. С помощью формализации «разделов» групповой дискуссии можно осуществить постепенный переход к индивидуальным интервью, найдя оптимальные формулировки вопросов и альтернативы ответов.
ЛИТЕРАТУРА
1. Давыдов В.Н. Наш идеал - мир и согласие // Миграция и гражданство. - 2003. -№2(5).
2. Давыдов В.Н. Этнополитические конфликты на Северном Кавказе: региональный фактор // Вестник РУДН. Серия «Политология». - 2004. - №1(5).
3. Денисова Г.С. Этнический фактор в политической жизни России 90-х годов. -Ростов/Д., 1996.
4. Денисова Г.С., Радовель М.Р., Ю.А. Чеботарев, Р.Х. Шогенов. Молодежь Северного Кавказа: общее и особенное в профессиональной ориентации // СО-ЦИС. - 1999. - №5.
5. Дзуцев Х.В. Языковые престижи осетин Северной Осетии // СОЦИС. - 2003. -№12.
6. Дубин Б.В. Поколение: смысл и границы понятия // Поколенческий анализ современной России / Под ред. Т. Шанина и Ю.А. Левады. - М., 2004.
7. Иванов М.А. Беседа как метод исследования // СОЦИС. - 1989. - №4.
8. Петров В.Н. Толерантность и идентичность: взаимодействие этнических мигрантов и местного населения в Краснодарском крае // Социологический журнал. - 2002. - №4.
9. Тенденции социокультурного развития России. - М., 1996.
10. Уровень жизни населения КБР / / Статистический ежегодник. - Нальчик, 1995.
11. http://gps.kbsu.ru/unesco/projekt/am6.htm.
GROUP INTERVIEW AS A PILOT STUDY METHOD (an Example Study of the Caucasian Youth)
I.V. Trotsuk
The Department of Sociology
Peoples’ Friendship University of Russia Miklukho-Maklay str., 6, 117198, Moscow, Russia
The negative perception of the situation in the Caucasian Region is rooted in the Russian mass consciousness as a negative stereotype, which is sometimes a long way from the true state of affairs. There are a number of most serious problems in the region, therefore a detailed scientific analysis is indispensable, which is impossible to implement without working out an appropriate methodology of the sociological research of the region. The author maintains the group interview to be an appropriate method of a pilot study.
