CC BY
209
УДК 2-23/28
С. Л. Фирсов'
ГРИГОРИЙ РАСПУТИН: 100 ЛЕТ В ЖЕРНОВАХ «ИСТОРИЧЕСКОГО МИФА» Штрихи к вопросу о психологии восприятия личности «Друга Царей»
Настоящая статья посвящена рассмотрению вопроса о психологии современного восприятия личности одного из наиболее известных героев предреволюционной истории России Григория Распутина (1869-1916). В статье рассказывается о том, почему распространены представления о нем как о жертве сознательной клеветы, насколько возможно развенчать исторический миф, связанный с его именем, и исследуются причины, этот миф питающие.
Ключевые слова: Григорий Распутин, Николай II, историческая мифология, психология, "Русский мир", святость, жертва, старец.
S. L. Firsov
GRIGORY RASPUTIN: 100 YEARS IN THE MILL, "HISTORICAL MYTH" The finishing touches to a question about the psychology of the perception of the "Friend of Kings"
The article is devoted to the study of psychology of current perception of the famous person in pre-revolutionary Russian history — Grigory Rasputin (1869-1916). The article discusses why Rasputin was percepted as victim of a deliberate slander. The possibility to deconstruct the historical myth associated with his name is considered. The reasons maintaining this myth are explored.
Keywords: Grigory Rasputin, Nicolas II, historical mythology, psychology, "Russkiy mir", sanctity, victim, "starets".
В конце декабря 2016 г. отмечалась 100-летняя годовщина со времени
убийства сибирского странника и «Друга» семьи последнего русского само-
* Фирсов Сергей Львович доктор исторических наук, профессор, кафедра философии религии и религиове-дения, Институт философии, Санкт-Петербургский государственный университет; [email protected].
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2017. Том 18. Выпуск 3
213
держца — Григория Ефимовича Распутина (1869-1916). Прошла целая эпоха, давно ушло поколение, для которого он был современником, оценивавшимся в контексте имперского прошлого и пришедшей ему на смену советской эпохи строительства «нового мира». Наконец, канула в Лету и советская государственность с ее обязательными атрибутами — безусловной критикой царского самодержавия и ленинскими утверждениями о «гнилости», «гнусности», «цинизме» и «разврате» «царской шайки с чудовищным Распутиным во главе ее» [16, с. 12].
Но, несмотря на это, отношение к Гр. Распутину продолжает оставаться пристрастным, он не стал «человеком истории», воспринимаясь, как и ранее, идеологически ангажировано. Правда, если в 1910-е гг., при жизни «старца», и в течение советского времени о нем говорили и писали в большинстве случаев сугубо отрицательно, грубо, даже вульгарно, предпочитая обращать внимание на явление «распутинщины», то в постсоветский период появилось множество его почитателей, заявляющих о безусловной «святости» сибирского странника, о том, что он стал жертвой клеветы и обмана врагов православной государственности и последнего самодержца. Поменялся «знак», но безапелляционность оценок в целом преодолевается с трудом (хотя ныне составилась уже целая библиотека из книг и статей, в которых делаются попытки — часто успешные — нарисовать деидеологизированный портрет Гр. Распутина (см. [3-5]).
Упомянув о «знаке», следует сказать, что в дни 100-летней годовщины со времени убийства Гр. Распутина громко зазвучали голоса «ревнителей», появились публикации, в которых рассуждавших о сооружении памятника «старцу». Так, 25 декабря 2016 г. в Москве, в помещении Международного фонда славянской письменности и культуры, состоялся круглый стол, на котором был даже представлен макет памятника. «Памятники старцу Григорию планируется установить в Санкт-Петербурге, Москве, Сибири...», — заявляется в статье, опубликованной на сайте «Имперского казачьего союза», члены которого безапелляционно указывают на то, что он был оклеветан [15]. В интервью, данном «Огоньку», президент РОО «Православная миссия по возрождению духовных ценностей Русского народа» И. Е. Смыков тогда же подчеркнул, что «старец» был «ритуально оклеветан и убит».
Это — нечто новое в «распутинской» теме, ибо понять, чем «ритуальная клевета» отличается просто от лживых заявлений, очевидно, могут только глубоко уверовавшие в невозможность иначе («не ритуально») уничтожить «Друга Царей». «Когда в России, согласно многих пророчеств святых, будет восстановлена Православная Самодержавная Монархия, старец Григорий будет непременно прославлен», — подчеркивает И. Е. Смыков, вспоминая старую историю о двойниках «старца», якобы использовавшихся для его дискредитации [15].
Все интервью пересказывать бессмысленно: и так ясно, что имел в виду президент РОО «Православная миссия.». Старые песни о святости сибирского странника им особенно не подновляются, о логике собственных построений он заботится мало. Интересно отметить только то, что в стремлении обосновать собственную правоту «ревнители» прибегают к использованию разных «бла-
гочестивых» мифов и легенд о «старце», в очередной раз усиливая их новыми историями его откровений и указывая, что «многие его подлинные слова ныне сокрыты, ведь он говорил прикровенно и особо доверенным людям» [15]. Сокрытые «ныне», откровения сибирского странника, вероятно, когда-нибудь откроются, но когда именно — не уточняется.
На таком фоне лучше понять, почему 100-летие со дня убийства Гр. Распутина, приходящееся на конец декабря 2016 г., не было обойдено вниманием сторонников исторической реабилитации «старца». Тогда, за два дня до Нового года, в Санкт-Петербурге в православном театре «Странник» прошел памятный вечер, посвященный этой дате. «Инициаторами и организаторами мероприятия, — сообщала информационно-аналитическая служба Русской народной линии, — являются "Русская народная линия" и издательство "Царское Дело". Театр оказался переполнен, мест на всех пришедших не хватило, некоторым пришлось стоять в проходе». В театре, на подиуме, были установлены портреты сибирского странника и образ отца Николая Гурьянова с «иконой» Гр. Распутина в руке [2]. Апологетическая направленность мероприятия была понятна с самого начала, ее никто и не скрывал [21]. Так, обращаясь к присутствующим в театре, директор Православного радио Санкт-Петербург С. Е. Васильев «выразил надежду [на то], что вечер поможет в церковном прославлении старца Григория», что «его канонизация необходима во имя торжества Русского мира» [11].
Тогда же, 29 декабря 2016 г., в газете «Завтра», был опубликован блок материалов о Гр. Распутине, причем среди авторов были не только «апологеты» сибирского странника, но и историки, пытающиеся говорить о нем более сдержанно. Впрочем, и те, и другие писали о нем как о человеке выдающемся, повлиявшем на ход русской истории, оставившим в ней заметный след. Хулы в материалах не было, речь шла о незаурядной личности, для некоторых — как о личности святого [22]. Быть может, подборка неоднозначных (в смысле «апологетики» сибирского странника) материалов была связана с тем, что А. А. Проханов до конца не определился в своем отношении к Гр. Распутину, а может быть, на публикации материалов настоял его сын и одновременно заместитель главного редактора газеты «Завтра» — А. А. Фефелов, который, посетив памятный вечер в православном театре «Странник», заявил его участникам, что в его душе нет кристально чистого образа Распутина, так как он не духовидец. При этом А. А. Фефелов предположил, что за Распутиным есть тайна, которая через 100 лет будет разрешена [9]. О «духовидчестве» рассуждать проблематично, как и о «тайне Распутина», сроки разгадки которой определяются писателем вполне конкретно. Совершенно понятно иное: появление А. А. Фефелова на петербургском вечере почитателей «старца» случайным быть не могло. В любом случае, публикаторы «Завтра» — газеты, в которой чаще других слов звучат слова о «патриотизме» и любви к России, — прекрасно отдают себе отчет в том, что «старец» — фигура знаковая, без оценки которой трудно говорить о корнях русской революции и о всем том, что эта революция породила.
За месяц до указанного события, 21 ноября 2016 г., в Москве, была организована историческая конференция «Столетие мученического подвига
Друга Царской Семьи Григория Ефимовича Распутина-Нового», состоявшаяся в рамках выставки «Русь Православная». Организатором выступил Русский культурно-просветительный Фонд имени Святого Василия Великого, вел конференцию его председатель — В. В. Бойко-Великий. На конференции были представлены и рассмотрены труды историков «апологетического» направления — А. Н. Боханова, О. А. Платонова, С. В. Фомина, что изначально превращало форум в подобие исторической «комиссии по реабилитации». Собственно, в этом и заключалась главная идея организаторов: попытаться перевести вопрос о личности Гр. Распутина в русло его восхваления и разоблачения тех, кто воспринимал и воспринимает сибирского странника отрицательно. «Для нас, православных, — подчеркивал в своем выступлении В. Бойко-Великий, — недопустимо, что святые люди подвергаются изощренной клевете. Наша задача в это тяжелое время — снять клевету и восстановить славное имя Григория Ефимовича Распутина-Новый, как великого Друга Царской Семьи, миротворца, великого молитвенника за Царскую Семью, Царевича Алексея и Святую Русь» [18].
Как видим, в данном случае историческую истину о «старце» никто искать не собирался — участникам конференции она и так была ясна. Задача ставилась и решалась по-другому, в русле «восстановления славного имени». О том, что имя — безусловно «славное», речь не шла, для участников конференции 21 ноября сие было понятно задолго до того, как они собрались для разговора о «мученическом подвиге».
С другой стороны, не следует забывать и об общественных деятелях, придерживающиеся иных, нежели упомянутые «апологеты», взглядов на прошлое страны, на жизнь и деятельность сибирского странника. Они также вспомнили о 100-летней годовщине его убийства. К примеру, публицист С. Поленов в ульяновской «Урлпрессе» поместил статью, название которой — «Распутин как символ распада» — говорило само за себя. Автор пишет о «старце», подчеркивая, что наблюдает в современной России «потуги» возродить его культ «и даже осуществить его церковную канонизацию» «при явной поддержке властей предержащих». На чем основано последнее утверждение — не говорится, хотя понятно, что для С. Поленова Гр. Распутин — личность, вызывающая только отрицательные чувства. Не вдаваясь в оценку публицистически хлестких утверждений, многие из которых не лишены здравого смысла, отметим только одно: автор называет «старца» «симптомом разложения верхов», а не прямой причиной катастрофы 1917 г. Современные попытки воскресить распутинский культ, по его мнению, опасны тем же самым: они могут привести к катастрофе [20]. Получается, что апология Гр. Распутина воспринимается как политическая проблема, а разговоры о его канонизации — как политически вредные для государства. То, что для «апологетов» есть безусловное благо, для их критиков — столь же безусловное зло, причем и «благо», и «зло» окрашиваются не столько в исторические цвета, сколько в цвета по-разному понимаемой заботы о государстве. «Символ» один, а символизирует — разное.
Еще более жестко пишется о Гр. Распутине в заметке современного российского анархиста И. Э. Романова. Свое эссе о Гр. Распутине он написал в духе воинствующих радикалов начала прошлого века, с полемическим задором
утверждая: «Вряд ли можно усомниться, что без Распутина не было бы революции. Распутин на протяжении десяти лет истощал всякое терпение общества, выступая при этом "в паре" с императрицей Александрой Фёдоровной». Его смерть, по И. Э. Романову, — закономерна и естественна: «пар переполнил котел терпения верхней части общества», и «пьяного похотливого мужика убили и скинули в прорубь».
Сказав эти слова, он поясняет свое видение «философии истории», а точнее — логики развития русской революции, говоря, что это убийство — «своего рода "момент истины" — стало понятно, что МОЖНО». Потом — заблокировали царя в поезде, заставили отречься от престола. «Дальше уже подъем пошел по все более широким слоям народа» [13]. Здесь представлен даже не политический, а скорее, идеологический подход к теме, верные наблюдения совмещены с грубым социологизированием. «Классовый подход» не оставляет иного выхода, как попытаться вписать в изначально оформленную схему конкретную историческую личность и рассмотреть ее с точки зрения общего развития политической ситуации в стране, пытаясь использовать термин «рас-путинщина» применительно к 1990-м гг., И. Э. Романов связывает человека и явление, названное его именем, не обращая внимания на то, что последнее во многом было мифологизировано еще до революции 1917 г., когда личность «Друга Царей» в глазах его хулителей стала восприниматься как символ «моральной деградации» верховной власти.
Примеры, приведенные выше, свидетельствуют об одном неизменном факте, с которым трудно не согласиться: «историческая давность» для Гр. Распутина не наступила, он продолжает волновать людей совершенно разных идеологических и политических настроений, пытающихся осмыслить революцию 1917 г., ставшую не только социальной катастрофой многомиллионного народа, но и кардинальным психологическим сломом, последствия которого дают знать о себе и сегодня.
Как же в таком случае следует нам относиться к Гр. Распутину?
Следует ли пытаться «реабилитировать» его, выступая в неблагодарной роли политических адвокатов минувшего, или же, наоборот, продолжать, хотя и без ленинской грубости, поддерживать линию на «разоблачение» царского «Друга»?
Полагаю, что таким образом вопрос не следует формулировать. Корректнее посмотреть на Гр. Распутина как на символ того мира, который после 1917 г. навсегда ушел с исторической сцены, по слову современника — «потонул». Но символ всегда есть то, что он символизирует. Неужели Гр. Распутин символизирует старую Россию, неужели мы не в состоянии выбрать иную персону, иного героя?
Безусловно, такой выбор возможен, но дело заключается в том, что Гр. Распутина не приходится «выбирать»: волею сверхличных обстоятельств он оказался в фокусе истории предреволюционной России — и для сторонников монархической государственности, и для ее противников. В этом — его историческое значение и его историческая роль, но в этом же — и его беда. Превращенный усилиями не столько исследователей, сколько публицистов, журналистов и писателей в сказочного персонажа, он, кажется, полностью
потерял в этой сказке свою индивидуальность. Ведь сказочный, мифологический герой нам интересен прежде всего и преимущественно потому, что позволяет понять сокровенную сущность самой «сказки», «мифа», которые, даже если ложны, содержат некий «намек», помогающий решить историческую задачу, вынести «урок», найти собственную «точку опоры» в жизни — как осмысленного существования в конкретную эпоху, связанную с конкретным (не выдуманным) прошлым.
Можно ли отказаться от мифа о прошлом и, соответственно, от заданного представления о героях прошлого, тем более, что в разные времена идеологические приоритеты современников различны?
Теоретически рассуждая, это возможно тогда, когда ослабевает непосредственная связь минувшего с современной исследователям реальностью, т. е. когда реальность перестает от него зависеть. О временах и сроках, конечно, говорить не приходится — здесь общих, универсальных правил не существует, но очевидно, что для революции 1917 г. «историческая давность» не наступила. Вспомним: в советский период о России Николая II отечественные исследователи вынуждены были писать, обращая внимание на закономерность не столько о «гибели самодержавия», сколько прихода к власти партии большевиков. В постсоветское время отказ от этого подхода содействовал не только появлению глубоких аналитических работ, свободных от прежнего «классового» подхода, но и популяризации представлений о «злых силах» (масонах, «мировой закулисе» и т. п.), способствовавших обрушению здания монархической государственности. Оказалось возможным описывать и объяснять прошлое, используя легендарные представления о «потерянной России», глава которой представал выдающимся человеком — и как государственный деятель, и как Верховный Ктитор Православной Церкви.
Идеализация правителя неизбежно должна была сказаться и на пересмотре вопроса о «Друге Царей», многолетнее шельмование которого закономерно вызвало реакцию отторжения. Происхождение этой реакции вполне понятно, как понятно и то, что восприятию сибирского странника в качестве «оклеветанной жертвы» опосредованно содействовала и канонизация последнего императора и его семьи. Тем более, что Гр. Распутин уже при жизни стал превращаться в миф, растворяясь в многочисленных слухах и сплетнях, часто претенциозных и лживых. В этой связи объяснимо стремление ряда историков, занимавшихся изучением предреволюционной России, разоблачить ложь (как они ее понимали) и преодолеть миф, побороть его «исторической правдой».
Но возможно ли побороть миф?
На мой взгляд, это сизифов труд, поскольку миф живет по своим законам, развивается по собственным правилам, корректируясь временем, подстраиваясь под него. Если принять во внимание, что миф есть прежде всего содержание, а не соответствие историческим свидетельствам, что в современной жизни реалии мифа имеют более не познавательный, а поведенческий характер и как побуждение к действию он не исчерпал свои возможности, то тогда станет понятна вся абсурдность борьбы с ним. Миф о Гр. Распутине в данном случае не исключение. Просто на смену одному, «ложному», неизбежно приходит другой, «истинный». И вне его оказывается невозможно проводить полноценную историческую
реконструкцию, которую вряд ли допустимо оценивать как «анатомию мифа». Для изначально пристрастного «анатома» подобная реконструкция неизбежно превращается в стремление разоблачить, доказать неправильность прежних «антиисторических» построений. В этом — суть их методологии, хотя многое зависит от соответствия формы подачи материала его содержанию.
Показательны в этой связи работы московского историка А. Н. Боханова, давно обратившего внимание на то, что представляемый в течение длительного времени в образе «демонического антигероя», Гр. Распутин превратился в миф, — «один из самых первых и наиболее живучих продуктов "черного пиара"» [1, с. 2]. С мифом он и борется, приобретая последователей и сторонников из рядов почитателей «старца», становясь их идеологическим союзником.
О. А. Платонов и С. В. Фомин — два других исследователя, много работающие на ниве исторической реабилитации сибирского странника. Первый из них может быть назван «пионером» нового — разоблачительного по отношению к предшествовавшей «антираспутинской» историографии — направления, заявляющего, что образ Гр. Распутина как «всесильного временщика — создан в угоду силам, разрушавшим Россию и Царский Престол», что между «придуманным Распутиным и реальным человеком нет ничего общего» [19, с. 2]. Реальный Гр. Распутин и у А. Н. Боханова, и у О. А. Платонова — это религиозный праведник из народа, противопоставляемый утратившей религиозное чувство русской интеллигенции и царской церковной бюрократии. Само это противопоставление — сознательный прием, доказывающий, что преодоление советской исторической схемы оказалось возможным для этих авторов лишь посредством конструирования своей собственной жесткой схемы, в которой места «правильных» и «неправильных» героев изначально определены и не подлежат изменению.
Такой же идеологически ангажированный прием использует при составлении сборников документов, посвященных Гр. Распутину и его эпохе, а также комментариев к ним С. В. Фомин, с 2007 г. опубликовавший семь томов сборника «Григорий Распутин. Расследование». Приводя массу интересных и малоизвестных материалов, анализируя книги различных авторов, писавших о «старце», автор стремится разоблачить старые мифы о нем, используя в качестве девиза фразу отца Николая Гурьянова, говорившего, что «неправда поможет открыть правду». С. В. Фомин изначально показывает, что правду он знает, своими публикациями лишь «освобождая» ее от «глыб клеветы». Историческая по замыслу работа тем самым превращается в работу апологетическую, а ее автор-составитель — в идейного пропагандиста святости «Друга Царей».
Однако если С. В. Фомина можно назвать историком, для которого документы, пусть даже отобранные и прокомментированные в соответствии с изначально принятой установкой на доказательство «праведности» Гр. Распутина, — фундамент проводимого исследования, то для филолога Т. Л. Мироновой — великий святой, понять жизнь которого возможно лишь с учетом «правильного» восприятия религиозного подвига последнего самодержца, который для нее «искупитель грехов наших». Отречение от царя — Помазанника Божьего, по словам Т. Л. Мироновой было отречением «от самого Господа и Христа Его» [17, с. 26, 28, 33].
Кем же в таком случае был Гр. Распутин?
Ответ дается простой и ясный: «Он был сомолитвенником Помазанника Божия за Русское Самодержавное Царство». Автор договаривается до того, что заявляет: после смерти «старца» Николай II носил его крест [17, с. 110, 113]. Если «искупитель» носил крест Гр. Распутина, то его следует почитать по меньшей мере святым, а вернее — русским пророком, предвидевшим будущее и обличавшим современное ему зло. Понятно, почему Т. Л. Миронова заявляет о «ритуальном»» убийстве сибирского странника, называя его прообразом екатеринбургского мученичества. Убийство «Друга Царей» подготовило и екатеринбургский «ритуал» [17, с. 141-142, 144]. В работе Т. Л. Мироновой все обнажено до предела, она без стеснения говорит о «ритуале», об «иудейской афере» с двойником сибирского странника, о том, что через «поношение» имени Гр. Распутина предавалось поношению и имя государя, связывая их неразрывно и прочно и представляя как некое единое духовное целое. По сути, Гр. Распутин предстает своеобразным «Иоанном Крестителем» царя-«искупителя», что выглядит не только абсурдно, но и кощунственно.
Однако неуемные почитатели сибирского странника этого видеть не хотят, не только популяризируя старый тезис об «оклеветанном старце», но и творя новые мифологические истории. Наиболее ярким и полностью абсурдным примером подобного «творчества» можно считать творчество Т. И. Гроян (монахини Николаи), которая составила и опубликовала объемную книгу с характерным названием: «Мученик за Христа и за Царя. Человек Божий Григорий. Молитвенник за Святую Русь и Ея Пресветлаго Отрока». Книга эта — настоящий кладезь всевозможных назидательных сказок, связанных с именем Гр. Распутина, хотя и не слишком внятно рассказанных. Главное, впрочем, заключается в том, что разговор о праведности сибирского странника ведется Т. И. Гроян лишь в контексте разговора о царской семье. Более того, Григорий Распутин называется пророком и вместилищем Божественной благодати. «Святому Царскому Семейству и Человеку Божию Григорию дано было Господом пострадать, дабы очистить от терний и плевел Россию» [7, с. 15], — заявляет Т. И. Гроян.
Указанные работы «апологетов», впрочем, могут рассматриваться лишь как эпигонские: о святости «старца» впервые заговорили православные маргиналы так называемой «Катакомбной Церкви», на своем «Освященном Соборе» в феврале 1991 г. «канонизировавшие» Гр. Распутина как мученика [см. 24, с. 298]. Приблизительно в тот же период свою деятельность по «очищению» имени сибирского странника от «лжи» и «наветов» активизировал московский журналист А. А. Щедрин, в 1994 г. под псевдонимом Н. Козлов опубликовавший брошюру «Друг Царей», большую часть которой составили избранные места из переписки императора Николая II с супругой — разумеется, о Гр. Распутине. Для Н. Козлова сибирский странник — великий старец, «ритуально» убитый врагами православия. Воинствующий антисемитизм — вот тот стержень, на котором крепится вся его нехитрая конструкция [24, с. 300-301].
Идея святости Гр. Распутина была брошена в православную среду в условиях, когда вопрос о восстановлении исторической правды, в том числе и правды о Церкви в империи и в годы «советского плена» был актуализирован, когда
историки смогли без идеологических препонов приступить к изучению корней русской революции. Идея оказалась благоприятно воспринятой определенной частью православных исследователей, искренне желавших преодолеть предшествовавшую предвзятость и фальшь. Так появились многочисленные статьи и брошюры, в которых писалось об «оклеветанном старце» как о праведнике, злоумышленно представленном его врагами (и врагами России) в качестве хитрого, развратного и циничного обманщика.
Как видим, к 100-летию со времени убийства Гр. Распутина вопрос о нем, как и вопрос о мифе, прочно с ним связанном, оказывается актуальным, а предубеждения против него, имевшие место еще в дореволюционном обществе и перешедшие в общество советское (правда, обличавшее «старца» уже с «классовых позиций»), не преодоленными, а «преображенными» воинствующей апологетикой, поставившей целью развенчать и дезавуировать антирас-путинских критиков прошлого. Преодолеть «обличительный тон» советской литературы, отказавшись от ностальгического монархического мифа, взятого на вооружение в литературе эмигрантской и распространявшегося в России постперестроечной, не удалось. Наоборот, миф этот оказался благодатной почвой для того, чтобы заняться идеологической (а вслед затем — и религиозной) реабилитацией сибирского странника, личность которого рассматривается «апологетами» точно так же, как светскими судьями какое-нибудь дело об оскорблении чести и достоинства.
Случайно ли это?
Скорее всего, не случайно. Догматическое воспитание в русле «единственно верного» учения, которое прошли все известные современные «апологеты», весьма непросто изжить. Борьба за правду оказывается более востребованной, чем деидеологизированное исследование, пример которого, к слову, можно найти в книге советского диссидента и писателя А. А. Амальрика «Распутин», написанной в конце 1970-х гг., но впервые опубликованной только в 1992-м. Крупнейший знаток предреволюционной истории России В. С. Дякин, написавший предисловие к этой книге, полагал, что ее прочитать было бы очень кстати всем, кто поддается «ныне» (т. е. в начале 1990-х гг.) обаянию монархического мифа. В. С. Дякин полагал, что работа А. А. Амальрика подействует на таких людей отрезвляюще [9, с. 3].
Прошедшие после того, как приведенные слова прозвучали, 25 лет показали, что преодолеть миф невозможно, а спокойный и уравновешенный разговор о сложных вопросах способны вести далеко не все, кто пробует свои силы на ниве изучения российской истории. Монархический миф, составной частью которого является и миф о «Друге Царей», давно живет самостоятельной жизнью.
Впрочем, дело не только в том. Проблема этого мифа серьезным образом влияет и на восприятие общеисторического контекста, в который вписана его жизнь как человека. Если общие проблемы кризиса самодержавия конца XIX — начала XX веков изучались и изучаются историками посредством анализа и критики различных источников, то миф о Гр. Распутине, о котором собрано огромное количество всевозможных (в т. ч. изначально лживых) текстов, источники в принципе разоблачать не помогают, поскольку, как справедливо
заметил А. М. Эткинд, «критика источников в этой области ведет к пустоте». По мнению исследователя, «ситуация предназначена для иного способа анализа. Не так уж интересно, был ли Распутин на самом деле сектантом; был ли он развратен; связан ли был с масонами и так далее. Важнее проследить, кто его считал таковым, а кто нет; от чего зависели эти восприятия; и к каким действиям они вели. В мире Распутина, история дискурса открывает более глубокую «правду», чем история фактов» [25, с. 585-586].
История дискурса, прилагательно к жизни сибирского странника, по моему мнению, действительно позволяет перевести разговор в русло исследования восприятия его личности — как сторонниками, так и противниками, как последователями, так и преследователями, как «апологетами», так и «очернителями». В этой связи характерным представляется утверждение А. М. Эткинда о том, что «историю Распутина написать почти так же трудно, как написать историю царя Энея или историю Иванушки-дурачка. Можно написать историю вымысла, и невозможно написать историю фактов, которых почти нет; но этот "анекдот", взятый в целом, и есть "история страшной серьезности"» [25, с. 586].
На самом деле фактов весьма много, но они не столько помогают говорить о жизни Гр. Распутина, сколько позволяют эту жизнь интерпретировать в зависимости от идеологических, религиозных и политических симпатий интерпретаторов. Но история, написанная интерпретаторами тех или иных фактов, неизбежно окажется историей вымысла, т. е. историей мифа.
Но в таком случае, можно ли и нужно ли «спасать» сибирского странника из моря анекдотов, в которых он «утонул»? К чему это может привести?
Только к одному: замещению реальности сказкой, главный герой которой начнет говорить так, как того захотят сказители, обращающие внимание то на положительные, то на отрицательные его качества. Одним из наиболее известных сказителей современности можно считать писателя Э. С. Радзин-ского, в 2000 г. выпустившего в свет свою книгу о «старце». В книге нет ссылок, она написана в форме художественного повествования, а ее автор стремится в популярной форме рассказать читателям о «тайне» Гр. Распутина, показать, кем был «старец» на самом деле и почему он сумел приблизиться к семье русского самодержца. Удалось ли ему задуманное?
Вопрос этот может быть положительно разрешен, если иметь в виду широкую читающую публику. И только ее. Для исследователей работа Э. С. Радзин-ского стала доказательством того, что никакой «тайны» он не открыл, но сумел использовать интерес к распутинской теме, возникший после падения в России идеологических запретов. Ученый рецензент этой работы — Г. З. Иоффе не преминул по этому поводу напомнить слова О. де Бальзака, говорившего, «что история подделывается уже в тот момент, когда она делается. А потом ее пишут, — продолжал Г. З. Иоффе, — либо "по заданию партии и правительства", либо, по выражению Чичикова, "по наклонности собственных мыслей". Но история, пишущаяся во времена Смуты, это и ажиотажная история — отклик на жажду сенсаций и на необычный коммерческий спрос <...>. Радзинский — талант, соответствующий всем требованиям ажиотажной истории» [14, с. 185].
«Ажиотажная история» — это история, которая не может существовать без «мифологической составляющей», причем неважно, разоблачает автор какое-
либо устоявшееся утверждение, или утверждает его. В данном случае отношение к «знакам» не имеет никакого значения. Рассказ о «тайне» Гр. Распутина превратился в красивое изложение «распутинского мифа», т. е. в рассуждения о символе, «одетом» в исторические факты. А «одевать» символ — изначально дело неблагодарное, да к тому же неоднократно осуществлявшееся в прошлом (достаточно вспомнить работу режиссера и драматурга Н. Н. Евреинова, изданную в 1924 г., в которой говорилось, что «тайна» сибирского странника может быть объяснена его артистизмом, хлыстовством и гипнозом [см. 10, с. 49-80]).
К тому же стремление раскрыть «тайну» в большинстве случаев приводит не к ее развенчанию, а к трансформации, к появлению новой версии «мифа», обрастающего очередными, сказочными подробностями. Здесь не следует искать вину автора, поскольку он честно стремился найти правду, конечно — как он ее понимал. Выход из заколдованного круга, не позволяющегося приблизиться к восстановлению подлинной картины жизни изучаемого героя, лучше всего искать в социально-психологическом ключе, анализируя то, как его воспринимали — и современники, и потомки, разумеется, с учетом менявшихся с течением лет исторических реалий. Здесь мы можем найти и ключ к разгадке человека, а можем и не найти.
Но в любом ином случае «миф» будет доминировать над «фактом». Как мне представляется, лучше всего преодолеть «мифологическую сказку» удается не исследователям, а поэтам, стремящимся передать свое восприятие прошлого, используя иносказательный язык и не преследующих цели реконструкции «исторически достоверного» прошлого. На мой взгляд, в отношении Гр. Распутина это лучше всего удалось Н. С. Гумилеву, еще в 1918 г. написавшему стихотворение «Мужик» — о Гр. Распутине, как он его видел и понимал. В этом стихотворении представлена не только жизнь «мужика», но и дана трактовка (с которой можно соглашаться или нет) его странной судьбы — взлет к самым вершинам власти, во дворцы ее самодержавных обладателей. Н. С. Гумилев в нескольких строках показал, что Гр. Распутин — прежде всего обыкновенный человек, но — человек. Каких много. И тем самым, полагаю, открыл его «тайну», рассказав, как «странный мужик», один из многих русских мужиков, живущих в срубах «у оловянной реки», вошел в столицу и обворожил царицу «необозримой Руси», как его убили, а тело его сожгли, пустив по ветру пепел. Но на нем все не кончится, ибо:
В диком краю и убогом Много таких мужиков. Слышен по вашим дорогам Радостный гул их шагов [8, с. 236-237].
Здесь речь идет не о «распутинщине», более всего занимавшей отечественных историков в советский период, а о человеке, носившем фамилию Распутин и волею обстоятельств оказавшемся рядом с венценосцами. Поэт помещает своего героя в его (героя) среду, через призму которой только и возможно пытаться смотреть на него и стараться его понять. Не так уж далека
была от истины З. Н. Гиппиус, когда полагала, что Гр. Распутин интересен только как тип. Не отрицая все приписывавшиеся ему недостатки и пороки, она видела причины их в русской острой безмерности и бескрайности: «Все до дна: и гик, и крик, и пляс, и гомерическое бахвальство. В эти минуты расчет и хитрая сметливость отступают от него. Ему действительно "море по колено"» [6, с. 74].
«Море по колено» было и его безудержным критикам, сумевшим создать свой образ «мужика», в котором правда о Гр. Распутине преломлялась в фокусе политических сказок и откровенных подтасовок. Этот образ в течение многих лет доминировал в книгах о нем, спровоцировав обратную реакцию тех, кто не желал видеть в «Друге Царей» только отрицательного героя прошлого. Однако, даже говоря о негативном восприятии большинством современников Гр. Распутина, нельзя игнорировать принципиальный психологический факт: так на него смотрели далеко не все. По мнению князя Н. Д. Жевахова — товарища последнего обер-прокурора Св. Синода и глубокого почитателя царской семьи, трагедия императора Николая II и императрицы Александры Федоровны заключалась в том, что сибирский странник не был старцем. Но при этом для князя вполне понятно, почему одни считали Гр. Распутина праведником, а другие — одержимым, так как «одни видели его таким, каким он был в царском дворце <...>, а другие — таким, каким он был в кабаке, выплясывая "камаринскую"» [12, с. 246].
Но были и «третьи» — среди русского образованного общества их было большинство. Это те, кто верили в «одержимость», в порочность, в злонамеренность сибирского странника, эксплицируя свой негативизм на царскую семью — со всеми вытекающими отсюда последствиями. Современное почитание Гр. Распутина как «святого» может восприниматься как расплата за такую агрессивную «веру».
В чем же выход, есть ли «срединный путь», позволяющий избежать крайностей в оценке Гр.Распутина?
Ныне говорить об этом сложно, поскольку имя сибирского странника для многих, пишущих о нем, есть повод утверждать собственные идеологические и политические принципы, не столько изучая прошлое, сколько «формируя» его посредством подбора и изложения нужных для «правильной легенды» исторических фактов. Вероятно, попытка разобраться в истории Гр. Распутина, успешно начатая в работах 1990-х — начала 2000-х гг., должна быть продолжена на пути собирания и внимательного исследования разных характеристик о нем, — как позитивных, так и негативных, истинных и ложных. Эти характеристики помогут читателю увидеть, что личность «самого литературного героя русской истории», давно поглощенная мифом о нем же, не может изучаться отдельно от истории русской жизни рубежа XIX — начала XX вв., морально-психологические аспекты которой важны для адекватного понимания «старца» не менее, чем социально-политический анализ российской государственности эпохи последнего царствования. Необходимо разобраться в мотивации тех, кто «созидал» «распутинский миф» или же помогал его распространению, не ограничиваясь констатациями об изначальном «злом умысле» и тех, и других.
В конце концов, «тайна» Гр. Распутина есть тайна не столько его самого, сколько его времени, времени переломного, «грани веков», когда менялось ощущение жизни, сменялись исторические парадигмы, возникали новые вызовы и соблазны, преодолеть которые императорская Россия, к сожалению, не смогла. Гр. Распутин, волею сверхличных обстоятельств попавший в эти переломные времена в исторические жернова, и стал знамением погибшего царства [23].
ЛИТЕРАТУРА
1. Боханов А. Н. Распутин. Анатомия мифа. — М., 2000.
2. В Санкт-Петербурге прошел памятный вечер, посвященный 100-летию убийства Григория Распутина // Русская народная линия. Информационно-аналитическая служба. — URL: http://rusHine.ru/rnl_tv/2017/2/12/v_sanktpeterburge_proshel_pamyatnyj_ vecher_posvyawennyj_100letiyu_ubijstva_grigoriya_rasputina/ (дата обращения: 11.01. 2017).
3. Варламов А. Н. Григорий Распутин-Новый. — М., 2007.
4. Коцюбинский А. П., Коцюбинский Д. А. Распутин: Жизнь. Смерть. Тайна. — СПб., 2014.
5. Терещук А. В. Григорий Распутин. Последний «старец» империи. — СПб., 2006.
6. Гиппиус З. Маленький Анин домик // Гиппиус З. Живые лица. Воспоминания. — Тбилиси, 1991. — Т. 2.
7. Гроян Т. Мученик за Христа и за Царя. Человек Божий Григорий. Молитвенник за Святую Русь и Ея Пресветлаго Отрока. — М., 2001.
8. Гумилев Н. Мужик // Гумилев Н. Стихи. Письма о русской поэзии. Поэмы. — М.,
1990.
9. Дякин В. С. [Предисловие] // Амальрик А. Распутин. Документальная повесть. — М., 1992.
10. Евреинов Н. Н. Тайна Распутина. — Л., 1924.
11. «Его канонизация необходима во имя торжества Русского мира» // Русская народная линия. Информационно-аналитическая служба. — URL: http://ruskline.ru/news_ rl/2016/12/30/ego_kanonizaciya_neobhodima_vo_imya_torzhestva_russkogo_mira/&?print=y (дата обращения: 11.01. 2017).
12. Жевахов Н. Д. Воспоминания товарища последнего обер-прокурора Св. Синода князя Н. Д. Жевахова. — М., 1993. — Т .1.
13. Илья Романов: К 100-летию убийства Григория Распутина // Александр Май-сурян. URL: http://ru-polit.livejournal.com/11079643.html (дата обращения: 11.012017).
14. Иоффе Г. З. Рецензия на: Радзинский Э. Распутин: Жизнь и смерть. — М.: Ва-гриус, 2000. 575 с. Тир 150000 // Вопросы истории. 2002. № 3.
15. К столетию убийства русского крестьянина Григория Ефимовича Распутина // Имперский казачий союз верноподданных казаков. — URL: http://iks2010.info/?p=105109 (дата обращения: 11.01.2017).
16. Ленин В. И. Письма из далека // Ленин В. И. Полн. собр. соч. — М., 1961. — Т. 31.
17. Миронова Т. Из-под лжи. Император Николай II и Григорий Распутин. — Краснодар, 2005.
18. Научная историческая конференция « Столетие мученического подвига Друга Царской Семьи Григория Распутина» // Московсюя Ведомости. — URL: http://mosvedi. ru/article/20611.html (дата обращения: 11.01.2017).
19. Платонов О. А. Жизнь за Царя. Правда о Григории Распутине. — СПб., 1996.
20. Поленов С. Распутин как символ распада // УЛПРЕССА. — URL: http://ulpressa. ru/2017/01/13/rasputin-kak-simptom-raspada/ (дата обращения: 12.01.2017).
21. Степанов А. Первая жертва кровавой революции // Русская народная линия. Информационно-аналитическая служба. — URL: http://ruskline.ru/news_rl/2016/11/28/ pervaya_zhertva_krovavoj_revolyucii (дата обращения: 12.01.2017).
22. 100 лет назад убит Распутин. Фигура старца Григория до сих пор вызывает споры // Завтра. — URL: http://zavtra.ru/blogs/100_let_nazad_ubit_rasputin (дата обращения: 12.01.2017).
23. Смыслов И. В. Г. Е. Распутин: знамение погибшего царства. — М., 2002.
24. Фирсов С. Л. На весах веры. От коммунистической религии к новым «святым» посткоммунистической России. — СПб., 2011.
25. Эткинд А. М. Хлысты. (Секты, литература и революция). — М., 1998.
