CC BY
34
ВОПРОСЫ ТЕОРИИ И ИСТОРИИ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА
© 2004 г. Н. В. Казарин
ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВОЕ РАЗВИТИЕ ЗАРУБЕЖНЫХ СТРАН В ПУБЛИЦИСТИКЕ И НАУЧНЫХ ТРУДАХ УЧЕНЫХ ВОСТОЧНОЙ СИБИРИ.
1918 - нач. 1930-х гг.
1918-й год для Восточной Сибири можно признать рубежным во многих отношениях. Внутренний социальный конфликт стремительно обретал форму вооруженного противостояния, обостренного участием иностранных вооруженных сил. Развитие событий логично привело в ноябре 1918 г. к установлению политического режима
А. В. Колчака, просуществовавшего до начала
1920 г. В обстановке политической нестабильности в октябре 1918 г. в Иркутске был основан университет, второй в Сибири. Это послужило мощным стимулом для научных исследований, ранее по вполне понятным причинам не являвшихся предметом изучения.
Приехавшие или бежавшие от боевых действий профессора и приват-доценты Казанского, Пермского, Томского и других российских университетов стремились найти в Иркутске возможность продолжения своих научных исследований и приложения учебно-педагогического опыта. Многие ученые первое время дорабатывали и публиковали то, что ими было написано ранее.
Но весьма примечательно, что ряд ученых активно занялись изучением совершенно новых проблем, ранее не входивших в круг их научных интересов. К их числу относится исследование государственно-правовых проблем развития зарубежных стран. Эта сторона научного наследия ученых иркутской правовой школы не нашла до настоящего времени отражения в истории юридической науки. Но государственно-правовые проблемы изучали не только собственно юристы. Выходили работы и других исследователей, затрагивавших в той или иной мере указанные вопросы. Поэтому данная публикация ставит целью восполнить имеющийся пробел в истории отечественной юридической науки.
Чрезвычайно важна и интересна еще одна сторона исследования заявленной проблемы. До настоящего времени не изучен вопрос о публицистическом наследии чехов и словаков, пребывавших в составе Чехословацкого корпуса в Сибири. Традиционно отечественная историография сосредоточивала внимание на роли корпуса в свержении Советской власти. В представленной статье автор одной из задач изучения ставит рассмотрение неизученной стороны пребывания чехов и словаков в Восточной Сибири. Тем более, что в одной из публицистических брошюр, изданных в Иркутске, затрагивались вопросы государственного развития новой европейской республики - Чехословакии, образованной в результате распада Австро-Венгерской империи, развалившейся после
поражения в первой мировой войне и мощного национального движения.
В Екатеринбурге и Иркутске чехословаки издали несколько брошюр1. Из всех указанных публикаций вопросы государственно-правового развития рассматривались И. Куделей. Об авторе известно, что он был членом филиала Национального совета Чехословацкого корпуса в Сибири2.
Работа И. Кудели разделена на пять небольших параграфов. Из них в третьем и пятом автор непосредственно затрагивал вопросы государственного развития Чехословакии. В начальных же главах И. Куделя обосновывал объективность распада Австро-Венгрии, появление чехословацких соединений за рубежом и на территории будущей славянской республики. В третьем параграфе автор дал краткий перечень правовых актов, принятых правительством Чехословакии после падения Габсбургской династии. Это закон о 8-часовом рабочем дне (декабрь 1918 г.), закон о выборах в органы самоуправления (январь 1919 г.), земельный закон (апрель 1919 г.), акты, направленные на нормализацию финансовой системы и денежного обращения в стране. Заканчивая работу, И. Куделя подчеркивал, что Чехословацкое государство находилось только в стадии становления, границы его еще не были определены, однако выгодное центральное положение его в Европе открывало перед ним благоприятные перспективы как одного из «центров всемирной торговли» .
Нет достаточных оснований проводить непосредственную связь между обозначенной выше работой И. Кудели и последующими исследованиями. Конечно, брошюра И. Кудели не является научной в строгом смысле слова. Автор не выдвигал научную гипотезу, доказанную им выверенными и проверенными фактами, не опирался на обширную источниковую базу. Такая задача и не преследовалась. В контексте исследуемой в статье темы публицистическая и во многом агитационно-пропагандистская работа чехословацкого офицера интересна прежде всего тем, что в ней впервые в условиях Сибири, вовлеченной в гражданскую войну, представлен исторический и государственно-правовой обзор формирования Чехословацкой республики.
1 См.: Велеховский Ф. Чехословаки в России. Екатеринбург, 1918; Голечек В. Чехословацкое войско в России. Иркутск, 1919; Куделя И. Первая годовщина Чехословацкой республики. Иркутск, 1919.
2 См., например: Иоффе Г. З. Колчаковская авантюра и ее крах. М., 1983. С. 154.
3 Куделя И. Первая годовщина Чехословацкой республики. С. 25-
26, 29.
Краха режима Колчака не повлиял на функционирование Иркутского университета. Конечно, произошли существенные изменения в отношениях новой власти и научно-педагогического сообщества, уехали некоторые преподаватели, но научно-исследовательская работа не остановилась.
Обращение ученых-юристов первого университета Восточной Сибири к обобщению и анализу государственно-правового развития зарубежных стран, главным образом, Китая, Монголии и Тувы объяснялось, прежде всего, их географической близостью к Иркутску. К тому же в этих странах в первую четверть ХХ в. происходили коренные изменения, захватывающие не только политическую и экономическую сферы, но и государственноправовые институты .
Объективная сложность, возникавшая при изучении учеными обозначенных проблем, заключалась в отсутствии новейшей литературы, особенно юридической. К тому же большинство исследователей не знали языки народов этих стран. Снижает ли это качество данных источников юридической мысли? В некоторой степени, да. Но они знали европейские языки и литературу об этих странах, что давало им возможность для сравнительных подходов. Важнее учесть другое, главное. Эти работы относятся к числу первых, анализирующих государственно-правовые проблемы стран зарубежного Востока в исторически значимый момент его «пробуждения». Юридический анализ происходивших там изменений, данный учеными-современниками интересен сам по себе. К тому же, с позиций времени многие данные ими оценки и положения не утратили своей научной значимости.
Разумеется, советских исследователей в первой половине 1920-х гг. особенно интересовали события, происходившие в Монголии. Традиционно Иркутск являлся своеобразным торговоэкономическим мостом, связывавшим Россию и Монголию. В годы революции и гражданской войны в Прибайкалье и в Забайкалье формировались силы, оказавшие существенное влияние на события в соседней стране.
Одна из первых книг, посвященных изучению связей советской России и Монголии, появилась в Иркутске в 1926 г. Ее автор, доцент Иркутского университета А. В. Черных отмечал, что старые капитальные работы о Монголии потеряли практическую ценность, а новейшие литературные источники получить в иркутских условиях было трудно. Совершенно справедливо А. В. Черных отметил, что с конца 1921 г. началась новая фаза в монгольской политической и экономической жиз-ни4. А это требовало конкретного анализа интересующих проблем.
Безусловно, конец 1921 г. - начало 1922 г. положил начало новому периоду в монгольской истории. Однако анализ последующих событий будет невозможен без знания Монголии первых десятилетий ХХ в. Одной из наиболее ярких книг, посвященных именно этому периоду в истории центрально-азиатского соседа России, явилась
4 Черных А. В. Торговые связи Монголии и Восточной Сибири. Иркутск, 1926. С. 3, 42.
книга И. М. Майского «Современная Монголия», изданная в Иркутске в 1921 г.
Иван Михайлович Майский - яркая незаурядная личность в отечественной дипломатии и науке ХХ в. Конечно, относить его к ученым Восточной Сибири можно лишь условно, поскольку это - видный советский дипломат, историк, публицист. Но несколько лет его жизни были связаны с Сибирью, а анализируемая ниже его книга во многом обязана Иркутску, как своим происхождением, так и непосредственным выходом в свет. И. М. Майский родился в 1884 г. в г. Кириллове ныне Вологодской области. За участие в революционном движении в 1902 г. он был арестован, исключен из Петербургского университета и выслан в Омск. В политическом размежевании российской социал-демократии примыкал к меньшевикам. За участие в деятельности Саратовского совета рабочих депутатов был вновь сослан в Сибирь, в Тобольскую губернию. В 1908 г. эмигрировал за границу, где в 1912 г. окончил Мюнхенский университет. После Февральской революции 1917 г. возвратился в Россию. В 1919 г. порывает с меньшевиками и переходит к большевикам. С 1922 г. на дипломатической работе, сначала в Финляндии, затем в Великобритании. Участник Крымской и Потсдамской конференций глав трех держав. В 1946 г. присвоено звание академика АН СССР, с того же года на научной и научно-педагогической работе5. Это данные из Большой Советской Энциклопедии. Как видим, о периоде 1919-1921 гг. в ней почти ничего не сообщается, а то, что он порвал с меньшевиками в 1919 г. для нас при рассмотрении изучаемого вопроса не так важно. А между тем, именно в эти годы И. М. Майский был в экспедиции в Монголии, где собрал обширный уникальный материал, результатом которого и стало это исследование.
Книга имеет скромный подзаголовок «Отчет монгольской экспедиции, снаряженной Иркутской конторой Всероссийского центрального союза потребительских обществ «Центросоюз». Действительно, весной 1919 г. эта организация организовала экспедицию в Монголию, формальной задачей которой было изучение мясного рынка соседней страны. Однако экспедиция выполняла гораздо более широкие задачи, решение которых нашло отражение на страницах исследования И. М. Майского.
Следует обратить внимание на следующий важный момент. Выходившие до этого работы были, как правило, посвящены каким-то отдельным проблемам. Н. М. Пржевальский, П. К. Козлов, М.
В. Певцов изучали физическую географию Монголии, Г. Н. Потанин - физическую географию и этнографию, А. М. Позднеев, в основном, религию, М. И. Боголепов, М. Н. Соболев, А. П. Болобан -экономику. Но воедино весь материал не сводил никто. И. М. Майский представил комплексный труд, в котором нашли отражение новейшие данные по физической географии, населению (возрастной, половой состав, физический и духовный облик монгола, бытовой уклад, сведения о китайцах и русских, проживавших в Монголии), по народному хозяйству (хозяйственная деятельность,
5 См.: Большая Советская Энциклопедия: в 30 т. / гл. ред. А. М. Прохоров. Изд. 3-е. М., 1974. Т. 15. Ст. 658.
транспорт, торговля), религии. В отличие от предшественников, Майский посвятил целую главу государственному строю и праву Монголии.
Исследователь осветил политическое прошлое Монголии, подробно остановившись на периоде автономии Северной Монголии. Несколько параграфов автор посвятил рассмотрению государственного управления Монголии. Рассмотрение вопроса Майский начал не с анализа политико-юридического положения главы государства -богдо-гэгэна, а с управления хошунами, являвшимися основными административно-политическими единицами Монголии. В дореволюционной Монголии, по мнению Майского, хошуны являлись настоящими удельными княжествами. Князь, как именовал главу хошуна Майский, назначал, увольнял и/или наказывал всех чиновников хошунного управления, за исключением тех, кого назначал богдо-гэгэн. Князь разрешал административные и судебные дела, заведовал рекрутскими наборами в хошуне. Свою власть он передавал по наследству. Мало что здесь изменилось и после революции
1911 г. в Цинской империи, в результате которой северной Монголии была дана автономия. Разве что подданные князя получили право обжаловать его действия перед богдо-гэгэном. Но этим правом практически никто не пользовался.
Более мелкими административными единицами являлись баки, число юрт в которых составляло около 50-60 единиц. Баки возглавляли выборные старшины (дарги), ведавшие мелкими административными и фискальными делами своего общества. Кроме того, Майский коротко останавливается на делении Монголии на сумуны - военные единицы, а также на шаби - духовные княжества. Несомненный интерес представляет описание Майским управления и функций аймаков -второй инстанции в административногосударственном устройстве автономной Монголии (их было шесть), а также наместничеств (их три), оставшихся от периода китайского владычества.
И. М. Майский дал анализ полномочий богдо-гэгэна - главы государства и главы церкви, расценив Монголию как теократическое государство. Однако отсутствие четко определенного его правового статуса, а также закона о престолонаследии закономерно усиливало неустойчивость положения богдо-гэгэна и порождало многочисленные интриги в монгольской столице.
Исследователь усматривает в дореволюционной Монголии зародыши парламентаризма. Он пишет о верхней палате монгольского «парламента», в которую входили халхаские князья, постоянно проживающие в столице - Урге. Заседания проходили еженедельно в зимнее время года; председательствовал первый министр. В нижнюю палату входили крупные чиновники министерств; заседали они зимой также еженедельно под председательством кого-либо князя. Но мнения этих палат носили только совещательный характер, окончательное слово принадлежало богдо-гэгэну.
Примечательно, что Майский подробно остановился на вопросе финансовой системы Монголии. Говорить о финансовом праве в этой стране не приходилось, поскольку вся финансовая система только стала формироваться. Основу ее составляли три крупных беспроцентных займа, кото-
рые предоставило автономной Монголии русское правительство (1913, 1914, 1914). Все попытки чиновника российского министерства финансов С. А. Козина создать единую финансовую систему Монголии дали скромные результаты. Исследователь дал анализ монгольского государственного бюджета, который слагался из бюджета центрального правительства и бюджета хошунных и аймачных управлений. Значительный интерес представляет параграф монографии, посвященный прямому подоходному и поимущественному налогу -албе, насчитывающей 17 видов. Привлекая для анализа собственные наблюдения, Майский отмечает нерегулярность и бесконтрольность взимания налогов, поголовное воровство чиновников при этом6.
В отличие от работ предшественников, И. М. Майский значительное место в своем труде уделил рассмотрению дореволюционного монгольского права. Совершенно справедливо его замечание о том, что права в европейском смысле слова в Монголии не было. Там применялось своеобразное смешение норм обычного права монголов и «Уложение китайской палаты внешних сношений» ХУ!!! в. После революции 1911 г. в Цинской империи Автономная Монголия решила обзавестись собственным правом. К 1919 г. там вышло всего 8 томов.
Майский дает достаточно подробное представление о судоустройстве Монголии, выделяя три инстанции (хошунное управление, чулгар-дарма, именуемый исследователем как председатель сейма, и наместник). Майский выделяет подсудность и порядок рассмотрения дел в каждой из инстанций.
Значительный интерес представляет описание им судопроизводства. Четкого разграничения гражданского и уголовного судопроизводства не сформировалось. Судопроизводство оставалось феодально-кочевым с элементами заимствований из процессуального права, сохранившегося от китайского владычества. В частности, Майский описывает особый цикл жестоких «девяти пыток», применявшихся китайцами. С появлением в Автономной Монголии русских применение этих пыток стало сокращаться. Но в практике судопроизводства продолжали применяться ордалии («суды Божьи»), отражавшие еще родовой строй монголов. Майский перечислением показал применявшиеся у монголов наказания, поясняя за какие составы преступлений они полагались.
Конечно, раздел книги, посвященной судоустройству, уголовному праву и процессу, чрезвычайно интересен и важен. Необходимо учесть, что этот вопрос изложен не юристом. Тем не менее, некоторые вопросы остались не освещенными. Например, нет точной информации, насколько учитывалось вменение, распространялись ли описанные им формы судопроизводства на иностранцев. Исследователь не выделяет смягчающих и отягчающих вину обстоятельств, не приводит развернутой системы преступлений.
6 См.: Майский И. Современная Монголия (Отчет Монгольской экспедиции, снаряженной Иркутской конторой Всероссийского Центрального союза потребительских обществ «Центросоюз»). Иркутск, 1921. С. 267, 270, 273, 278, 284.
Несколько параграфов исследователь и путешественник уделил гражданскому праву, остановившись на семейном, наследственном и обязательственном праве. Достаточно полно автор осветил брачно-семейные отношения монголов регулируемые, в основном, нормами обычного права. Он указал брачный возраст, порядок заключения и расторжения брака, решения вопросов о разделе детей и имущества, причем в зависимости от географического расположения различных частей Монголии, права на усыновление детей, институт опеки, не отличавшийся там от попечительства. В освещении наследственного права Майский краток; очевидно, это объясняется скорее самой практикой упрощенного порядка наследования у монголов, чем неосведомленностью по этому вопросу автора. Несколько подробнее изложено обязательственное право, но при этом необходимо учитывать, что монголы не знали аренды, а все соглашения с иностранцами регулировались международными соглашениями. Практически все сделки заключались в устной форме; из видов договоров исследователь указывает договоры займа, личного найма, поклажи.
Заканчивая свой труд в июле 1921 г., И. М. Майский понимал, что той, описанной им старой Монголии больше нет, «она больше не воскреснет». Можно целиком согласиться с исследователем и вдумчивым путешественником в том, что судьба дала ему возможность «зарисовать на память человечеству эту старую Монголию еще такой, какова она была накануне ее окончательной исторической гибели»7.
Оценивая значение фундаментального труда И. М. Майского «Современная Монголия», следует согласиться с мнением современного исследователя Ю. В. Кузьмина о том, что эта книга положила начало советскому монголоведению8. Но этот вывод нуждается в существенном дополнении. Исследование И. М. Майского явилось не только наиболее полным комплексным изучением дореволюционной Монголии, в котором данные литературных источников удачно дополнялись весьма ценными и точными личными наблюдениями. Майский одним из первых показал государственноправовую историю Монголии начиная с эпохи Чин-гизхана (кратко) и заканчивая первыми десятилетиями ХХ в. (подробно). Анализ государственных и правовых институтов и отраслей права дореволюционной Монголии не утратил своего значения до наших дней.
Среди первых работ, посвященных анализу государственно-правового развития Монголии с 1921 г., следует выделить научную брошюру доцента Иркутского университета М. А. Ваксберга «Конституция революционной Монголии» (1925 г.). Работа заслуживает серьезного внимания, поскольку представляет собой не общий очерк истории Монголии, включая ее новейший период, что было характерно для многих тогдашних изданий, а специальное государственно-правовое исследование.
7 Майский И. Современная Монголия. Иркутск, 1921. С. 286, 288,
290, 293, 294, Послесловие.
8 Кузьмин Ю. В. Монголия и «монгольский вопрос» в обществен-
но-политической мысли России (Конец Х1Х - 30-е гг. ХХ в.). Иркутск, 1997. С.73.
Несколько слов о самом М. А. Ваксберге. Биография его интересна и поучительна, по-своему рельефно отразила противоречивое время рубежа Х1Х-ХХ вв. Будущий ученый-юрист родился в 1889 г. Его отец по одному из политических процессов, связанных с польским движением в императорской России, был приговорен к долгосрочным каторжным работам, которые отбывал в Забайкалье, в Акатуе. По отбытии каторги отец переехал в Верхнеудинск (сейчас - Улан-Удэ), где стал работать счетоводом в одной из частных фирм. Именно в Верхнеудинске М. А. Ваксберг окончил городское училище, но в тот же год в городскую гимназию принят не был, как он сам впоследствии объяснял, «из-за еврейского процента нормы». Затем его приняли в Читинскую гимназию. Это совпало с революционными событиями 1905 г., в которых гимназист Ваксберг, сын бывшего каторжанина, принял активное участие. После разгрома провозглашенной «Читинской республики» и начала репрессий по политическим мотивам, он скрывается из Читы, и лишь позднее экстерном выдерживает экзамены на аттестат зрелости при Иркутском учебном округе.
В 1907 г. он стал студентом юридического факультета Томского университета; но через год перевелся в Киевский университет, который и закончил в 1911 г. По его собственному свидетельству, в студенческие годы его судили «за агитацию и пропаганду» и он полгода «отсидел» в Верхне-удинской тюрьме. Однако это не помешало ему окончить университет с дипломом первой степени. Он возвратился в Восточную Сибирь, поступил в присяжную адвокатуру в Чите, где и жил до 1918 г. В бурном, насыщенном событиями 1917 году он принимал участие в создании и работе ряда общественных организаций: комитете общественной безопасности, комитете по введению земства, продовольственной управе и др. В 1918 г. Вакс-берг бежал из Забайкалья в Иркутск, скрываясь от возможного ареста.
После краха колчаковского режима, с 1920 г. М. А. Ваксберг принимал участие в организации советских судебных учреждений на территории Иркутской губернии. Затем вновь переехал в Читу, выполняя по существу ту же работу: организация судебных учреждений Дальневосточной республики.
В октябре 1922 г. юрист с колоритной биографией М. А. Ваксберг снова приехал в Иркутск, где его пригласили читать лекции в университете, избрав преподавателем по кафедре «Общее учение о праве, государстве и государственном строе СССР». Он читал следующие курсы: «Политический строй и социальные задачи РСФСР» для всех студентов университета, а также «Государственное право советских республик и СССР» и «Кооперативное право» для студентов факультета общественных наук9.
М. А. Ваксберг плодотворно работал в научном отношении. В 1925 г. он опубликовал небольшую книгу «Правовое положение союзных республик - членов СССР», содержащую ряд дискуссионных положений (ее анализ не входит в задачу
9 Архив Иркутского государственного университета (Архив ИГУ). Оп. 3. Д. 56. Л. 2, 14.
настоящей статьи), и упомянутую выше работу «Конституция революционной Монголии».
Эта работа не являлась специальным трудом ученого-монголоведа, а небольшим, но емким научно-публицистическим очерком российского советского юриста, интересующегося новейшими событиями в близкой зарубежной стране, вовлеченной в общий поток «пробуждения Азии». Работа распадается на небольшое введение, исторический очерк социально-экономического развития Монголии в начале ХХ в. и анализ самой конституции 1924 г. При этом исторический очерк распадается на две части. В первой части автор, используя в основном труды И. М. Майского и А. М. Позд-неева, дает краткий очерк развития хозяйства Монголии и социальное расслоение ее населения. Во второй части книги дано описание государственного устройства Монголии в 1911 г.
Основное внимание М. А. Ваксберг уделил анализу конституции Монгольской Народной Республики, принятой Первым Великим Народным Хуралданом 26 ноября 1924 г. Автор верно подметил, что конституция МНР восприняла архитектуру конституции РСФСР. Конституция МНР также открывается Декларацией прав трудящегося народа Монголии (ст. 1-3). Монгольский Великий Хурал-дан по своей конструкции весьма близок Всероссийскому съезду Советов (ст. 7-11), а Малый Ху-ралдан и его Президиум соответствовали советскому ВЦИК и его Президиуму (ст. 12-26).
Внешнее сходство советской и монгольской конституций, подмеченное ученым, почти полное. Это главы о местной власти (ст. 30-33), об избирательном праве (ст. 34-36), о бюджетном праве (ст. 37-46), заключительные статьи о печати, гербе и флаге (ст. 47-50). Целый ряд статей монгольской конституции почти дословно заимствован или составлен по образцу соответствующих норм конституции РСФСР и СССР. Почти дословной рецепцией ст. ст. 14-17 Конституции РСФСР 1918 г. являлись положения Конституции МНР 1924 г. об обеспечении за трудящимися свободы печати, собраний, союзов, стремление к предоставлению полного и всестороннего бесплатного образования. М. А. Ваксберг указывает на влияние советского декрета от 12 ноября 1917 г. об уничтожении сословий на положения монгольской Конституции об отмене титулов и званий князей и монгольской знати (по сословному статусу), а также владетельных прав хухухт и хубильганов (перерожденцев святых).
Проводя сравнительно-правовой анализ советской и монгольской конституций, М. А. Ваксберг отмечает и их отличия. В частности, авторы Конституции МНР 1924 г., очевидно, намеренно не включили в нее положения о распространении политических права на трудящихся иностранцев, в отличие от ст. 20 и примечания 2 к ст. 64 Конституции РСФСР 1918 г. 10 Это относилось, скорее всего, к проживавшим в Монголии китайцам, к которым у монголов сохранялось враждебное отношение по причине векового гнета и эксплуатации.
Однако в определении правового статуса центральных органов власти Монгольской Народ-
10 См.: История советской Конституции (в документах). 1917-
1956. М., 1957. С. 146, 154.
ной Республики, авторы Конституции МНР 1924 г. наделили их сходными функциями с советскими органами центральной власти. Так, функции Малого Хуралдана определены аналогичными ВЦИК РСФСР (ст. 12 монгольской и ст. 32 советской Конституции). В отношении монгольского правительства авторы Конституции МНР пользовались терминологией ст. 37 Конституции РСФСР 1918 г. в отношении Совета Народных Комиссаров, определяя его функции как «общее управление делами» Республики1 .
Таким образом, М. А. Ваксберг явился одним из первых российских советских ученых-юристов, изучавших конституционное право сопредельной РСФСР/СССР азиатской страны, уделившим в своем труде сравнительно-правовому анализу двух конституций немалое место. Несомненным достоинством работы является проведенный автором юридический анализ на широком социально-экономическом фоне. Это позволило Ваксбергу выявить интересные особенности, как в развитии Монголии, так и в ее Конституции. В работе дан сжатый, но точный анализ юридической природы монгольской Конституции, резко отличающийся от конституций буржуазных государств. Автор достаточно выпукло показал исключительное влияние Конституции РСФСР на монгольскую Конституцию. Положительным моментом работы является использование М. А. Ваксбергом доступных новейших публикаций на русском языке о современной Монголии. Как этой, так и другим работам М. А. Ваксберга присущ хороший стиль и живость изложения материала. Вместе с тем, структура работы не всегда логична. Например, непонятно, почему Ваксберг поместил материал о засилье буддийской церкви в Монголии в главной части своей работы, где речь идет о самой Конституции, а не в первой части, посвященной общему описанию развития Монголии первых десятилетий ХХ в. В ряде случаев автор просто перечислял статьи монгольской Конституции, не приводя полного юридического анализа. Однако, несмотря на эти замечания, скорее частного характера, работа М. А. Ваксберга явилась одной из первых юридических публикаций, давших целостный анализ государственно-правовому развитию страны, которая по замыслу тогдашнего советского руководства была призвана сыграть видную роль в развитии национально-освободительного движения на геополитическом важном для СССР Востоке.
Конечно же, Конституция МНР 1924 г. впоследствии анализировалась многими исследователями. В научно-публицистической книге Александра Харитоновича Махненко анализу конституции 1924 г. посвящено всего полторы страницы, при этом половина текста занимает изложение Декларации прав трудящегося народа Монголии12. В дальнейших работах, написанных на более обширном источниковом материале, с методологических позиций того периода, появляются общие характеристики анализируемой конституции. Например, в монографии Михаила Ивановича Кукушкина, акцентировано внимание на том, что консти-
11 Ваксберг М. А. Конституция революционной Монголии. Иркутск, 1925. С. 21, 27, 29, 34, 36.
1 См.; Махненко А. Х. Государственный строй Монгольской Народной Республики. М., 1955. С. 9-10.
туционные установки основывались на учете соотношения социальных сил Монголии того времени, а сама конституция свидетельствовала об утверждении в стране «демократии, которая по своей сущности являлась революционно-демократической диктатурой трудового народа»13.
Получили ли развитие положения и выводы М. А. Ваксберга в работах монгольских ученых? Не ставя задачей сделать обзор монгольской историографии данного вопроса, выделим лишь подходы некоторых авторов, имеющих прямое отношение к проблематике работы М. А. Ваксберга. Среди них выделяется фундаментальная монография известного монгольского исследователя Б. Ширендыба «Народная революция в Монголии и образование Монгольской Народной республики. 1921-1924. », изданной в Москве в 1956 г. Автор справедливо уделил много места идейному, военному и организационному влиянию советской России/СССР на соседнюю центрально-азиатскую страну. Заканчивается работа параграфом «Первая конституция и государственный строй МНР». Однако автор, подчеркнув, что «единственно верным образцом и наилучшим примером для проекта конституции МНР могли служить только конституция РСФСР 1918 г. и конституция СССР 1924 г.»14, не проводит такого детального сравнительноправового анализа конституций, который еще в 1925 г. был сделан иркутским исследователем М. А. Ваксбергом.
Примечательно, что некоторые положения анализа конституционного устройства МНР, данные иркутским ученым еще в 1925 г., получают развитие и в современной монгольской юридической науке. Так, в кандидатской диссертации Жам-срангийна Бямбадоржа «Избирательная система Монголии: становление, эволюция, современность», защищенной в Московском университете в 2003 г. (научный руководитель д. ю. н., проф. С. А. Авакьян), монгольский автор, с учетом обобщения исторического опыта прошедших лет, включая период демократического развития страны за последнее десятилетие, указывает, что в силу классового подхода некоторая часть граждан лишалась избирательных прав. Однако вывод о том, что избирательная система стала формироваться после национально-демократической революции
1921 г., а конституция 1924 г. сыграла в развитии избирательной системы Монголии «особо важную роль»15 не подвергается сомнению.
Государственно-правовые проблемы другой центрально-азиатской страны, вошедшей в состав России, а затем вышедшей из нее - Тувинской Народной Республики (Танну-Тува), исследовал молодой ученый Иркутского университета Сергей Владимирович Шостакович. Он родился 4 июля 1902 г. в Иркутске в семье ссыльных польских революционеров. Один из первых выпускников университета, в 1925 г. получил специальность восто-коведа-китаиста, а годом позже специализацию
13 Кукушкин М. И. Представительные органы государственной власти МНР в механизме народовластия. Иркутск, 1984. С. 65.
14 Ширендыб Б. Народная революция в Монголии и образование Монгольской Народной Республики. 1921-1924. М., 1956. С. 141.
15 См.; БямбадоржЖ. Избирательная система Монголии: становление, эволюция, современность: автореф. „.канд. юрид. наук
М., 2003. С. 4, 7.
юриста по международному и хозяйственному праву. В 1944 г. он защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата юридических наук, а в 1962 г. - доктора исторических наук16. В долгой своей научно-педагогической деятельности С. В. Шостакович проявил себя как юрист-международник, историк, востоковед, лингвист, владевший китайским языком и несколькими европейскими языками.
В 1929 г. С. В. Шостакович издал книгу «Политический строй и международно-правовое положение Танну-Тувы в прошлом и настоящем». В 1920-е гг. интерес советской научной общественности к Туве возрос. В журналах «Новый Восток», «Революционный Восток», «Северная Азия» и других появись статьи, посвященные этой небольшой азиатской стране. Во многом объяснялось это тем, что Тува, как и Монголия, рассматривалась в качестве одного из восточных пунктов мировой революции. Поэтому ряд авторов намеренно придавали этой теме политизированный и идеологизированный характер.
Данная работа не является сугубо юридической: ученый рассматривает несколько узловых проблем. Среди них: географическое положение Тувы, ее природа, хозяйство, история Урянхайской земли, как именовали этот край русские, в период вхождения ее в состав Цинской империи и затем -Российской империи. Автор подробно рассмотрел государственное устройство Урянхайского края до установления и в период российского протектората. Здесь С. В. Шостакович на широком историческом фоне рассматривает проблемы государственно-правового развития «дорусской Тувы». Автор справедливо усматривает родственность государственного устройства Урянхая и соседней дореволюционной Монголии.
Основное внимание автор уделил анализу Основного закона ТНР, принятого Четвертым Великим Хуралданом осенью 1926 г. Отметив, что Основной закон ТНР построен по типу советских конституций, С. В. Шостакович заостряет внимание на своеобразии тувинской конституции. Она значительно упрощена по сравнению с конституциями советских республик: всего 30 статей, причем некоторые из них весьма сжаты. Но самое основное заключалось в том, что многие институты, свойственные советской Конституции, были рецепированы авторами Конституции ТНР не непосредственно, а через Конституцию МНР 1924 г. Вслед за Д. А. Магеровским, С. В. Шостакович относит Танну-Тува к «еще не социалистическим, но уже не буржуазным республикам». Примером такого рода служили Бухара и Хорезм. В подтверждение этого Шостакович приводит ст. 2 Конституции ТНР, ставящую задачу укрепления основ республиканского порядка в стране при полной демократизации государственного аппарата и всемерном вовлечении в него широких слоев трудящихся аратских масс.
Говоря об избирательном праве ТНР, автор отмечает, что из внимания законодателя выпал и «остался за бортом» законодательных указаний
16 Новиков Г. Н. Предисловие // Памяти профессора Сергея Владимировича Шостаковича. Воспоминания и научные статьи. К 100-летию со дня рождения. Иркутск, 2002. С. 5.
ряд лиц. Например, в перечне лиц, лишенных избирательных права, ничего не говорится о бывших князьях и шаманах. Если при маньчжурах тувинцы избирали лишь (и то номинально) низовые органы власти, то предоставление по Конституции избирательного права с 18-летнего возраста говорило о громадных переменах в жизни края.
Структура центральных органов Тувы во многом напоминала структуру аналогичных органов Монголии, а те, в свою очередь, как говорилось выше, - РСФСР. В предметах ведения Великого Хуралдана при достаточно подробном перечне отсутствовало, например, указание об объявлении им войны и мира. Сессии Великого Хуралдана созывались по решению Малого Хуралдана раз в год, а чрезвычайные - по решению Малого Хурал-дана, по требованию одной трети членов Великого Хуралдана или избирателей от хошунов, насчитывающих не менее одной трети населения Танну-Тувы (ст. 7 ОЗ ТНР, ст. 8, 9 ОЗ МНР, ст. 22, 23, 29 Конституции РСФСР 1925 г.). Функции Малого Ху-ралдана близки функциям ВЦИК РСФСР.
С. В. Шостакович полагает, что Конституция ТНР не избежала неясности Основного закона МНР (ст. 4) о том, что в период между сессиями Малого Хуралдана верховная власть принадлежит совместно его Президиуму и правительству. В Конституции ТНР выражение «совместно» заменено союзом «и» - «и президиуму и правительству», что также не вносит ясность в этот вопрос.
Анализ Основного закона Танну-Тува сводился к следующему. ТНР представляло переходное к советскому социалистическому типу государство. Конституция ТНР установила «диктатуру трудового аратства», проводимую через «крестьянские (пастушеские) советы», организованные по типу советов рабочих и крестьян соседней советской республики. Примечателен вывод С. В. Шостаковича о том, что в процессе своего некапиталистического развития Танну-Тува будет втянута в Великую Федерацию Советов - СССР17. Итак, научный труд С. В. Шостаковича, будучи многоплановой, логично построенной работой, затронул многие важные проблемы конституционного развития нашего ближайшего соседа, связанного с Россией/СССР исторически и юридически. Характерно, что ученый провел сравнительно-правовой анализ конституций Тувы, Монголии и Российской Федерации. Это по существу первая научная работа, рассматривающая проблему именно в таком разрезе. Труд С. В. Шостаковича написан вполне доступным, но не нарочито упрощенным, языком.
Как было отмечено выше, иркутских ученых-юристов 1920-х гг. привлекали события, происходившие в Китае в первой четверти ХХ в. Среди этого ряда работ имеются и научно-правовые обзоры, и отдельные публикации по специальным проблемам. Последним примером является небольшая брошюра С. В. Шостаковича, посвященная вопросу отмены экстерриториальности иностранцев в Китае. Брошюра содержит основные положения доклада, с которым выступил Шостакович на общем собрании Иркутского филиала Все-
17 Шостакович С. В. Политический строй и международно-
правовое положение Танну-Тувы в прошлом и настоящем. Иркутск, 1929. С. 22, 27, 28, 31, 34, 40.
союзной научной ассоциации востоковедения в феврале 1926 г.
Положения доклада автор изложил в 21 пункте. Общий подход С. В. Шостаковича к проблеме, заключался в его понимании происходящих в Китае событий не только как борьбы за власть между различными политическими и военными группировками, но и общих взаимоотношений Китая с иностранными державами. Одной из сторон этих взаимоотношений являлась борьба за отмену неравноправных договоров Китая. Институт экстерриториальности иностранцев в наибольшей мере ограничивал суверенитет Китая.
С. В. Шостакович подчеркивал, что институт экстерриториальности иностранцев был характерен не только для Китая, но и вообще стран Востока. В силу глубоких исторических причин сложилась совокупность правовых норм, создающих для пребывающих на Востоке подданных западных стран правовое положение, в силу которого они освобождались, полностью или частично, от территориального верховенства того восточного государства, на территории которого они находились, и подчинялись в соответствующих правоотношениях правопорядку своего государства. По мнению ученого, правопорядок Востока и Запада существенно различаются, даже несовместим. Несовершенство судебной системы восточных государств выразилось в том, что экстерриториальность иностранцев оформлялась преимущественно в виде консульской юрисдикции и носила временный характер. Со второй половины Х1Х в. в Китае сложилась консульская юрисдикция.
С. В. Шостакович подразделяет консульскую юрисдикцию на три периода. В первый период, с начала ХУ! в. до Нанкинского мира 1842 г. существовали «не договорные» сношения иностранных держав с Китаем, легализованного института экстерриториальности иностранцев не существовало. А с Нанкинского мира до 1917 г., то есть до того, как Китай присоединился к дипломатическому отмежеванию нейтральных держав от Германии и Австро-Венгрии, наступил второй, «договорной» период. И, наконец, по мнению исследователя, наступил третий период борьбы за отмену неравных договоров. Институт экстерриториальности иностранцев в Китае постепенно отмирает. При этом объем консульской юрисдикции в Китае по сравнению с Турцией или Сиамом значительно расширен.
Китайская революция 1911 г. усилила борьбу за отмену экстерриториальности, а одним из результатов первой мировой войны для Китая стало уничтожение германской и австрийской консульской юрисдикции и других исключительных прав этих стран. Однако вовлечение Китая в систему международных отношений, установленных Версальско-Вашингтонской конференцией, имело непосредственное влияние на проблему экстерриториальности. В частности, конференция установила, что необходимым условием для отмены экстерриториальности иностранцев в Китае должно стать предварительное приведение судебной системы страны в соответствие с системами западных стран. Китайское правительство согласилось на проведение судебной реформы, но условий для
полного подчинения иностранцев местной китайской юрисдикции создано еще не было.
По мнению Шостаковича, отмена консульской юрисдикции в Китае могла произойти через международные смешанные суды и через институт иностранных советников при местных китайских судах. Общий вывод молодого ученого заключался в том, что Китай как участник международноправового общения обладал пониженной правоспособностью, а его борьба за отмену «неравных договоров» явилась борьбой за восстановление своей международной «личности» в полном объеме18.
В середине 1920-х гг. в Иркутске вышла небольшая по объему монография, специально посвященная анализу государственного устройства и управления Китайской республики. Ее автор -профессор Иркутского университета Борис Дмитриевич Сперанский, известный ученый, имевший публикации по различным отраслям права. Назовем только работы, изданные в Иркутске: «Административное построение области-края и национальная автономия (К вопросу об образовании Лено-Байкальского края), 1925; «Экспертиза в уголовном процессе», 1925; «Закон и административное постановление как источники судебных решений», 1927. Историко-правовые проблемы были затронуты Б. Д. Сперанским в его работе «Китайская республика. Очерк государственного устройства и управления», 1925.
Автор разбил свой труд на 11 глав, из которых шесть посвящены рассмотрению политического и экономического развития Китая в конце Х!Х -начале ХХ в., населению, территории страны, революции 1911 г. в Цинской империи. В пяти главах, составляющих основную часть работы, Сперанский освещает проблемы государственной власти и управления в различных регионах Китая, который в тот период не представлял единого целого.
Б. Д. Сперанский подчеркнул, что при подготовке своего труда испытывал объективные трудности, которые, кстати, были характерны и для других авторов, о работах которых шла уже речь выше. Во-первых, русская литература о государственном устройстве Китая в большинстве случаев устарела, поскольку относилась еще к дореволюционному периоду. Поэтому почерпнуть что-либо из нее при анализе современных событий было очень трудно. Во-вторых, большинство материалов законодательного характера имелось лишь на китайском языке, а Сперанский им не владел. Ученый пользовался литературой на английском языке, но она была больше справочного, а не специального характера. В-третьих, в отечественной литературе первой половины 1920-х гг. появилось немало интересных статей о Китае, но они носили преимущественно публицистический, а не научный характер. Все это, на наш взгляд, только лишь подчеркивало значение работы Б. Д. Сперанского как одного из пионерных исследований в этой области.
Справедливым представляется общий подход автора к исследуемой проблеме. Не будучи востоковедом или китаистом, Сперанский подчеркивает, что обычные европейские мерки и класси-
18 Шостакович С. В. К вопросу об отмене экстерриториальности иностранцев в Китае. Иркутск, 1926. С. 3, 5, 6, 7.
фикации к политической системе Китая неприменимы. В то же время анализ государственного устройства Китая первой четверти ХХ в. будет непонятным без уяснения особенностей его политического развития на рубеже предшествующего и нынешнего столетий. Логично изложение ученым-юристом особенностей исторического развития Китая. Сперанский правильно считает рубежом «опиумные войны» 1840-х гг., одним из результатов которых было установления права экстерриториальности для иностранцев. Этот вопрос, как мы видели, стал предметом специального исследования С. В. Шостаковича.
Б. Д. Сперанский кратко освещает сопротивление китайского народа иностранным державам, выразившееся в ряде восстаний, наиболее крупным из которых явилось восстание боксеров. Останавливается он и на попытках либеральноконституционных реформ Кан Ювэя («Сто дней реформ») и причинах их краха. Нерешенные в свое время и нарастающие противоречия при продолжающемся увеличении зависимости Китая от западных держав привели к революции 1911 г., которую, остановившись только на самых важных событиях, коротко изложил ученый. Вполне понятно, что больше внимания он уделил анализу так называемой «Временной» конституции, принятой Нанкинским национальным собранием в марте 1912 г. Сперанский отмечает, что права, предоставленные этой конституцией, по существу, списаны с любой из европейских конституций. Нанкинская конституция гарантировала: неприкосновенность личности, жилища и собственности, свободу занятий, слова, печати, собраний и союзов, вероисповедания. Граждане Китая получили право жаловаться на чиновничество в особый административный суд, пассивное и активное избирательное право. Но большинство населения страны - крестьяне, в основном неграмотные, о своих правах не имели ни малейшего представления.
Ученый неоднократно подчеркивал, что анализировать конституционные формы Китая европейцу, привыкшему к традиционной правовой терминологии, представляет невероятные трудности19. Тем более сам Китай тогда представлял конгломерат независимых и полузависимых от центрального правительства государств, которые вели между собою войны, заключали перемирия, подписывали договоры и т. п. При этом наметилась тенденция к политическому единству и стремление использовать конституционную практику Запада. Но, как вновь заметил Сперанский, принципы парламентаризма в западноевропейском понимании в Китае привиты быть не могут.
Особенность послереволюционного Китая состояла в том, что там фактически и юридически существовали два правительства: Пекинское и Кантонское (южное). Причем, оба действовали на основе одной и той же «Временной» конституции. Но поскольку иностранными державами было признано Пекинское правительство, его и анализирует Сперанский.
Согласно ст. 2 конституции вся верховная власть принадлежала народу и осуществлялась
19 Сперанский Б. Д. Китайская республика. Очерк государствен-
ного устройства и управления. Иркутск, 1925. С. 3, 31.
двухпалатным парламентом, государственная власть осуществлялась президентом в согласии с членами кабинета. Президент республики должен был избираться обеими палатами парламента, при наличии 2/3 его членов, и получить 3/4 голосов. Срок его полномочий 5 лет; переизбираться мог только один раз. Функции китайского президента были достаточно широки и ничем не отличались от прав и привилегий европейского президента.
Китайский парламент состоял по конституции из двух палат: нижней, избираемой на три года, и верхней - сената, избираемого на шесть лет. Анализируя практику его работы, Б. Д. Сперанский приходит к пессимистическому выводу: налицо банкротство парламентаризма. Вместо того, чтобы заниматься законодательной деятельностью, депутаты обделывали свои личные дела, превратив парламент в рынок самой оживленной торговли. Торговля голосами проходила вполне открыто, депутаты рассматривали ее как нечто вполне естественное. Авторитет парламента окончательно пал. Но почему нельзя распустить парламент? -ставит вопрос ученый. С роспуском парламента теряли свои полномочия и президент, и кабинет министров. Поэтому распутать этот узел, по мнению Сперанского, может только новая революция.
Реальная же власть в Китае принадлежала высшим военным администраторам - ду-дзюням. Они выдвинулись в период борьбы с монархией, обрели ореол героев, а в условиях отсутствия сильной центральной армии стали иметь собственные вооруженные формирования, увеличивая, тем самым свою силу и значение. Эти девять ду-дзюней держали в зависимости от себя президента, постоянно угрожая разогнать парламент.
Во главе китайских провинций стояли свои парламенты, которые могли утверждать законы, имевшими значение для данных провинций, ведали местными налогами и финансами. В организации местного управления С. Д. Сперанский усматривает определенное влияние швейцарской конституции. Но фактической властью в провинциях обладали те же ду-дзюни.
К какому же выводу приходит ученый-юрист? Политический идеал революции 1911 г. не получил своего осуществления. Республиканская государственная машина раскололась и дезорганизовалась. Западноевропейский парламентаризм, искусственно прививаемый Китаю, в условиях его полуфеодального состояния, не смог прижиться. Китайские феодалы использовали конституцию
1912 г. в своих интересах. Противоречия китайского общества не сняты. Будущее Китая ученый видит в формировании корпоративной республики. По мнению Б. Д. Сперанского, осуществление нового государственного организма на корпоративной основе вполне возможно20.
Учитывается ли анализ, данный Сперанским в этой работе, в последующих исследованиях? Насколько точными оказались выводы ученого, сделанные по горячим следам? В наиболее полной новейшей монографии д -ра юрид . наук К. А. Егорова, посвященной историко-правовому анализу представительных учреждений Китая за 85 лет,
20 Сперанский Б. Д. Китайская республика. Очерк государственного устройства и управления. Иркутск, 1925. С. 64-65.
имеются ссылки на исследование Б. Д. Сперанского. Конечно же, анализ политической и правовой ситуации в Китае в первые десятилетия ХХ в., с использованием широкого круга зарубежных и отечественных источников, дан гораздо полнее и подробнее. В то же время К. А. Егоров, как и Сперанский акцентирует внимание на больших масштабах коррупции китайских парламентариев, отвращение к ним общественности, что «служило свидетельством банкротства парламентаризма в Китае»21. Общий вывод современного китаиста-правоведа, по существу, не расходится с выводом иркутского ученого 1920-х гг. К. А. Егоров считает, что после Синьхайской революции в Китае не сложился стабильный буржуазно-демократический строй. Китайское общество никогда ранее не знало демократического механизма контроля представительного органа государственной власти над правительством. Китайские граждане не только не обладали политическим опытом, но и оставались весьма компетентными в вопросах политики. На уровне общественного сознания отсутствовало уважение к писаным законам22. Таким образом, работа Б. Д. Сперанского, написанная в провинциальных условиях без привлечения китайских источников, выдержала проверку временем. Автор показал высокий профессиональный уровень при анализе китайской конституции 1912 г. и государственного устройства восточного соседа.
В заключении остановимся на анализе государственно-правовых проблем в обстоятельной статье В. Н. Дурденевского «Нанкинская конституция», опубликованной в журнале «Новый Восток» в 1930 г. Всеволод Николаевич Дурденевский -один из ведущих российских советских юристов-международников, признанный специалист в нескольких отраслях права. Он родился в 1889 г. в Москве, окончил юридический факультет Московского университета и был оставлен там для подготовки к профессорскому званию. Работал в Московском и Пермском университетах. С 1924 г. в Иркутском университете, преподавал международное и административное право23. В Иркутске опубликовал работу «Автономные республики в системе Союза ССР» (1929). Впоследствии В. Н. Дурденевский находился на ответственной работе в центральном аппарате народного комиссариата иностранных дел (впоследствии министерства иностранных дел), принимал участие в работе многих крупных международных совещаний и конференций. Входил в состав советской делегации на Берлинской (Потсдамской) конференции 1945 г., принимал непосредственное участие в подготовке мирных договоров 1947 г. с Италией, Финляндией, Венгрией, Болгарией, Румынией. В течение многих лет преподавал курс международного права в МГИМО Мид СССР. Автор более 160 научных трудов, в том числе монографий, а также
21 Егоров К. А. Представительная система Китая: история и современность / под ред. и с пред. Л. М. Гудошникова. М., 1998. С. 15-16.
22 Егоров К. А. Представительная система Китая: история и современность. М., 1998. С. 17-18.
23 См.: Иркутский государственный университет: ректоры, деканы, профессора (1918-1998) / сост. С. И. Кузнецов. Иркутск, 1998.
С. 166.
редактор коллективных работ и составитель сборников документов24.
Статья В. Н. Дурденевского посвящена чрезвычайно интересной проблеме - так называемой Нанкинской конституции 1928 г. Это одна из первых работ, посвященных государственно-
правовому развитию Китая гоминдановского периода. В конце статьи автор опубликовал также и текст этого Органического закона Национального правительства Китайской республики. Работа примечательна еще и тем, что тогда в советской печати очень слабо освещался вопрос о Нанкинском правительстве, а нанкинская пресса представляла это правительство как организацию, реализующую и усовершенствующую учение Сунь Ятсена. Насколько эти утверждения соответствовали действительности, один из вопросов, который исследовал Дурденевский.
Национальное правительство Китайской республики от имени ЦК Китайской националистической партии издало в Нанкине в октябре 1928 г. органический закон, ставший именоваться конституцией Гоминдана. Ученый сразу отмечает, что эта конституция не похожа ни на «Временную конституцию» 1912 г., ни на Пекинскую конституцию 1923 г. Обе предыдущие конституции были приняты учредительными собраниями, избранными по европейскому образцу, и представляли переработки западных конституционных актов, носили, по существу, компилятивный характер. Напротив, конституция 1928 г. была принята партийным органом и существенно отличалась от западных конституций. В ней не было привычного отдела о правах человека. Но самое главное, что конституция пыталась особое строение государства в духе национальной доктрины Сунь Ятсена.
Конституция состояла из 48 коротких статей; вне статей стояло значительное по объему и замысловато написанное введение. Дурденевский обратил внимание именно на введение, из которого следовало, что это не конституция, а «предкон-ституция», своеобразный «рабочий станок» для конституции пяти властей. Составители закона пытались поставить свою работу для достижения целей, намеченных для Китайской республики Сунь Ятсеном.
Основу учения Сунь Ятсена составляли три начала: национализма, народовластия, народного благоденствия. К известной европейско-американской теории и практики разделения властей (законодательная, исполнительная, судебная) Сунь Ятсен добавил еще две, заимствованные из государственного уклада прежнего Китая: контрольную и испытательную (квалификационную). В. Н. Дурде-невский особо заостряет внимание на том, что создатели конституции воспроизвели схему учения Сунь Ятсена, не сущность его учения.
В каком отношении Национальное правительство, состоящее из пяти палат, стоит к основным началам национализма и народного благоденствия, об этом составители закона умалчивали. Осуществление принципа народовластия откладывалось до грядущих времен, а пока же заменялось принципом назначения сверху. Лидеры
24 См.: К 100-летию со дня рождения В. Н. Дурденевского // Вестник Министерства иностранных дел СССР. 1898. № 3 (37). С. 54.
правящей партии Гоминдана назначали Государственный совет, он же Национальное правительство, которое назначало из своей среды председателей и вице-председателей пяти юанов. Те, в свою очередь, назначали министров и глав административных комиссий, а те назначали высших служащих.
Государственный совет состоял из 12-16 советников и президента, являвшегося главнокомандующим. Совет утверждал законы, решал вопросы о войне и мире, имел право представлять республику в международном сообществе, разрешал споры между юанами. По мнению Дурденевского, это был «Верховный правитель», тип которого был намечен еще Юань Шикаем, ставшим впоследствии фактическим диктатором, и закрепленный впоследствии в так называемых «учредительных актах» 1924 г. и 1927 г. Не случайно, что президентом в Нанкинском правительстве должен быть главнокомандующий. Симптоматично и то, что наряду с пятью юанами, предусмотренными нанкинской государственной организацией, реальной силой обладала шестая власть, не предусмотренная в учении Сунь Ятсена: военный совет с генеральным штабом, учрежденный гоминданом в
1927 г.
На основании этого Дурденевский сделал вывод о том, что конституция прикрывает военнопартийную диктатуру, а конституция гоминдана никак не гармонизируется с доктриной Сунь Ятсе-на. Конституционный акт 1928 г. реализовывал не столько теорию философа Сунь Ятсена, сколько практику генерала Чан Кайши. Теория мечтала о непосредственной демократии, о сотрудничестве классов, о народном благоденствии, достигнутым путем реформ, а практика пошла путем создания олигархического абсолютизма, выражавшего интересы крупной буржуазии и помещиков и их иностранных кредиторов.
Вместе с тем, подчеркивает Дурденевский, те части учения Суна о государственном механизме, которые могли пригодиться правящим нанкинским кругам, были учтены и нашли отражение в конституции. В частности, идея об испытательной власти была воплощена созданием специального юана, модернизировавшего традиционное китайское мандаринство. Созданному контрольному юану придали функции финансового контроля. В. Н. Дурденевский не согласен с некоторыми зарубежными исследователями, утверждавшими, что контрольный юан явился отражением советской рабоче-крестьянской инспекции. Знакомство с проектом Сунь Ятсена, намеченным еще в конце Х!Х в., традиционно замкнутый характер этой организации и особый иммунитет его членов убедительно свидетельствовал о китайском происхождении этого института.
Судебный юан по Нанкинской конституции совмещал в себе функции суда, высшего дисциплинарного присутствия и министерства юстиции. Это также противоречило конструкции Сунь Ятсе-на, который предполагал, что министерство юстиции будет входить в исполнительный юан. Исполнительный же юан по конституции представлял обычный Совет министров с правом издания указов в пределах закона и разрешения конфликтов между ведомствами.
Отношения между исполнительным и законодательным юанами не строились по типу отношений между кабинетом и парламентом. Законодательный юан не являлся представительным выборным учреждением, не было речи о праве запросов, об ответственности министров. Это была просто группа консультантов по важнейшим делам исполнительного юана, не имевшая политического значения25.
Таким образом, В. Н. Дурденевский одним из первых советских юристов дал обстоятельный анализ Органического закона Китайской республики 1928 г. Главное, отмеченное им, состояло в том, что основой нанкинского государственного режима являлся Государственный совет, который назначался партией Гоминдан из числа ее лидеров. Совет, а, следовательно, партия Гоминдан, обладал абсолютной властью и опирался в своей деятельности на военный совет и пять юанов, являвшихся бюрократическими коллегиями. Юридически, и фактически исполнительному юану были подчинены административные ведомства. Остальные играли роль подсобных колес государственного механизма. Ученый отметил, что схема Сунь Ятсена ловко скрывала юридический фасад, за которым скрывался факт полновластной диктаторской директории, выражавшей интересы нанкинской буржуазии и близкого к ней офицерства. Следует признать, что такой вывод, сделанный в 1930 г. в условиях набиравшего силу режима личной власти И. В. Сталина, свидетельствовал не только о научной проницательности ученого, но и о его гражданской позиции.
Посмотрим, находят ли подтверждение выводы В. Н. Дурденевского в современной юридической литературе. Прежде всего, не подвергается сомнению то, что такие постоянные факторы, как общая экономическая и политическая отсталость Китая в первой четверти ХХ в., неприкрытое иностранное вмешательство во внутренние дела страны, резкие диспропорции в уровне развития различных регионов, засилье военно-
бюрократических сил, разгул милитаризма, отсутствие традиций демократии - все это привело к невозможности организации системы государственной власти, построенной на конституционных принципах. Подтверждением является тот факт, что только с 1912 по 1926 г. в Китае появилось пять конституций или их проектов. В значительной степени разочарование в мало результативности построения Китая по образцам европейской и североамериканской государственной системы, а также явная неспособность власти решить насущные экономические и политические проблемы привело к поиску новых, принципиально иных вариантов. Необходимо также учесть, что в Европе после первой мировой войны идеи парламентаризма также переживали кризис. Реакцией на это явились, как известно, идеи тоталитаризма, нашедшие воплощение в Италии и Германии.
Эти идеи легли на благодатную почву в Китае, овладевая умами политической элиты и значительной части интеллигенции. Своеобразным сочетанием преломленных политическими реа-
25 Дурденевский В. Н. Нанкинская конституция // Новый Восток. 1930. № 29. С. 163, 165-168.
лиями идей Сунь Ятсена, партии Гоминьдан, ориентированной на нового вождя - Чан Кайши, благожелательного в целом отношения к доктрине тоталитаризма и явилась Нанкинская конституция
1928 г. Замечу, что современная юридическая литература старается избегать определения «конституция» по отношению к Закону об организации Национального правительства. Но это обстоятельство оговаривал и В. Н. Дурденевский. Следует учесть, что в тот период советское руководство проводило к гоминдановскому режиму достаточно взвешенную политику, что, впрочем, было вполне оправданно. Резкие оценки этого режима в нашей литературе тогда не звучали. Но это лишь подчеркивает выводы, сделанные ученым в своей статье: конституция прикрывает военно-партийную диктатуру, в своих целях использующую доктрину и авторитет Сунь Ятсена.
Не используя работу В. Н. Дурденевского, современный исследователь К. А. Егоров при анализе конституционно-правового развития Китая в этот период приходит к тому же выводу. А именно: Закон об организации Национального правительства 1928 г. законодательно оформлял диктатуру правящей партийной группировки. Гоминьданов-ская государственная машина строилась на основе строгой иерархической подчиненности низших органов высшим при сохранении доминирующего положения партийной верхушки. Закон 1928 г. давал все полномочия для сосредоточения политической и военной власти в руках одного человека -Чан Кайши26. Заметим, что в 1998 г. сделать такой вывод было куда проще, чем в 1930 г.
Таким образом, отчетливо видно, что политическая и военная обстановка 1918-1920 гг. наложила существенный отпечаток на проблематику и характер изучения государственно-правовых процессов, происходивших в зарубежных странах. Своеобразие заключалось в том, что волею судеб оказавшиеся в Восточной Сибири чешский офицер (И. Куделя) и русский экспедитор и ученый (И. М. Майский) первыми в новый период развития нашего государства обратились к изучению и осмыслению тех процессов, современниками которых они являлись. Конечно, это разные работы и по кругу рассматриваемых проблем и по глубине анализа. Работа И. Кудели по вполне понятным политическим причинам была вскоре забыта; труд же И. М. Майского прочно вошел в историю науки.
Что же касается трудов исследователей, работавших в Иркутске в 1920-е гг., посвященных государственно-правовым проблемам зарубежных стран Центральной и Восточной Азии, то они имели большое значение для становления науки государственного (конституционного) права зарубежных государств. Ученые обратились к анализу тех государственно-правовых явлений, современниками которых они являлись. Вполне возможно, что в анализе государственно-правового развития Китая они меньше зависели от идеологических парадигм своего времени, чем при анализе конституционного строя Монголии и Тувы. Однако нет оснований настаивать на таком выводе.
Высокий профессионализм позволил им в условиях отсутствия многих необходимых источников и специальной литературы провести глубокий в целом анализ государственного устройства и управления, находящегося еще во многом в стадии становления в странах зарубежной Азии. Сделанные ими выводы, как правило, подтверждались последующими исследователями. Остается сожалеть об одном: работы этих отечественных иссле-дователей-юристов все же недостаточно их уровню востребованы современной историкоюридической и юридической литературой. Возможно, данная публикация в какой-то мере поможет в решении этого вопроса, а имена и исследования, отмеченные в статье, займут свое достойное место в истории отечественной юридической науки.
26 Егоров К. А. Представительная система Китая: история и современность. М., 1998. С. 25-26.
