CC BY
14
УДК 1/14+17+23/25 Е. Ю. Перова
кандидат культурологии, доцент кафедры мировой культуры ИМО и СПН МГЛУ; e-mail: [email protected]
ГОСУДАРСТВЕННАЯ ПОЛИТИКА И ОТЕЧЕСТВЕННОЕ КРАЕВЕДЕНИЕ В ПЕРЕЛОМНЫЕ ЭПОХИ КАК ОТРАЖЕНИЕ ДУХОВНОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ
Статья посвящена выявлению и анализу различных аспектов и связей государственной политики и историко-краеведческих исследований в переломные эпохи отечественной культуры ХХ столетия. Внимание к традиции, истории и краеведению в подобные моменты бросает вызов разрушительным тенденциям и становится отражением начала духовного возрождения.
Ключевые слова: отечественная история и культура; ХХ век; краеведение; возрождение; патриотизм.
E. Y. Perova
Ph.D. (Culturology), Associate Professor; Culture Studies Department, MSLU; e-mail: [email protected]
STATE POLICY AND DOMESTIC REGIONAL STUDIES IN THE CRITICAL EPOCH AS A REFLECTION OF THE SPIRITUAL REVIVAL
The article is devoted to the identification and analysis of various aspects of state policy and local history research in the crucial age of the national culture of the last century. Attention to history and local history in such moments defies destructive tendencies and becomes a reflection of the beginning of spiritual rebirth.
Key words: Russian history and Culture; the XX century; Regional Studies; revival; patriotism.
Ученые различных научных направлений подчеркивают мысль о том, что «сходство многих явлений, характерных для переломных эпох, создает исторические параллели, дает ключ к правильному пониманию... и научному осмыслению. той роли, которую они продолжают играть в современной жизни» [2, с. 26-27]. В настоящее время на фоне процессов глобализации, имеющих противоречивый характер (см.: [5, с. 56-68]), обостряется и интерес к самобытной истории и культуре народов. Культурное, мировоззренческое своеобразие народа складывается из калейдоскопа культур, дополняющих
образ единого государства. Другими словами, особенное значение в переломные эпохи имеет внимание к малой Родине, музейно-краеведческое направление исследований.
Можно заметить, что в переломные исторические периоды, которые, как правило, сопровождаются временным насильственным прерыванием предшествующей культурной традиции, начинает расширяться краеведческое движение и интерес к родной истории. Это определяется тревогой по поводу утраты культурных объектов и надеждой на возможность их сохранения. Не случайно период краеведения в тяжелейшие для отечественной истории 1920-е гг. получает название «золотого десятилетия».
Наряду с известными деятелями культуры, такими как П. А. Флоренский, Н. П. Анциферов, П. Д. Барановский и многими другими, подвижнической краеведческой деятельностью занимаются ученые, музейные сотрудники и простые люди, неравнодушные к истории своего рода, города, Отечества. Их деятельность нельзя переоценить, она остается примером и в наше время, спустя почти столетие.
Многие из них пострадали за свою подвижническую деятельность, выбирая сохранение памятника, а не собственной жизни. В наше время множатся свидетельства того, как на склоне лет они или их потомки возвращают сохраненные такой ценой свидетельства прошлого в возрождаемые очаги культуры. Так, например, архитектор В. В. Кротков, курировавший в 1980-е гг. реставрационные работы в Николо-Угрешском монастыре, общался со многими старожилами и сообщает, что когда решили «очистить» монастырь для беспризорников, «стали выносить из храмов и монашеских келий иконы, киоты, разную утварь и жечь на костре. Местные жители смело выхватывали из костра иконы, книги и убегали домой. Наверное, эти иконы и книги еще хранятся в некоторых семьях... » [6, с. 134-135]. Часть памятников удалось передать в музей «Коломенское», которым руководил тогда Петр Дмитриевич Барановский.
Благодаря деятельности П. Д. Барановского и его сподвижников сохранена часть уничтожаемого в то время культурного наследия, в том числе на Соловках (например, Казанский собор на Красной площади). Возрожденному в наше время Соловецкому монастырю возвращено многое из вывезенного в 1923 г. подвижниками музейного дела. Среди сохраненных предметов - не только имеющие особую
культурную значимость, но и духовные святыни, такие как каменный крест преподобного Савватия, подглавный камень игумена Филиппа (впоследствии митрополита) и др.
Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН) парадоксальным образом в 1920-1930-е гг. становится одним из центров науки («самый северный в СССР форпост науки») и краеведения благодаря деятельности сосланных туда выдающихся людей.
Один из самых известных узников СЛОНа уже ближе к концу его трагической истории был отец Павел Флоренский, незадолго до первого ареста кропотливо описавший памятники ризницы Троице-Сергиевой Лавры. Через икону (преимущественно тип памятника ризницы) ученый раскрывает особенности русской культуры, национального сознания. На его памяти - ряд общественных мероприятий начала ХХ в., связанных с явлением иконы. В 1890 г. в Историческом музее в Москве была подготовлена выставка древних икон; в 1904 г. началось раскрытие «Троицы» прп. Андрея Рублева; в 1913 г. к 300-летию Дома Романовых на крупной выставке экспонируется большое количество «раскрытых» икон, отмечается небывалый интерес к этому явлению в русской культуре, учреждается Общество изучения древнерусской иконописи.
Отец Павел Флоренский рассматривает икону с позиций богослова, философа, искусствоведа и историка. Работы большей частью написаны приблизительно в одно время (изучение и подробное описание предметов ризницы Троице-Сергиевой Лавры ради ее сохранения в послереволюционные годы). В 1918-1919 гг. отец Павел был членом Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой Лавры, разрабатывал идею живого музея (которая перекликается с рассуждениями о необходимом поиске живого опыта религиозного переживания как возможности выхода из сложившегося кризиса). Его статьи («Моленные иконы преподобного Сергия», «Небесные Знамения» и др.) посвящены исследованию символики цвета, догматике церковного изобразительного искусства, проблеме подмены истинного смысла иконы, непонимания иконы в те годы и в наши дни, имеющей тенденцию обмирщения и упрощения смыслов. Из описания художественных приемов изображения лица (лика) выявляется психологизм и черты духовного плана: «высокая постановка» бровей над глазницами «показывает на какую-то спокойную деятельность
мысли, на какое-то умиленное удивление созерцаемому. этот признак мысли подтверждается несколькими напряженными лобными мышцами» [13, с. 262]. С величайшей подробностью фиксируются детали изображений («большой палец: правая рука 23,3 мм, левая рука 22 мм - разница от разности ракурсов» [там же, с. 264]), через которые раскрывается смысловое начало.
Эти труды в наше время становятся предметом научных исследований, а через них и возможностью постепенного возвращения к мировосприятию ушедших поколений. Поскольку «атеистическая эпоха закрыла адекватное восприятие» культурных текстов прошлого, в 1920-1930-е гг. исследователи дореволюционной выучки подвергались репрессиям, в 1960-1970-е гг. «для искусствоведов, чье мировоззрение сформировалось в предшествующую эпоху, древнерусская иконопись на долгие годы стала чисто эстетическим объектом для теоретических изысканий, оторванных от смыслового первоисточника, искусством, отделенным от веры» [3, с. 3-4].
На Соловках в 1932 г. появляется рукопись Алексея Николаевича Греча «Венок усадьбам», подготовленная к печати в 1990-е гг., в которой автор, председатель Общества русской усадьбы, пишет о погибших очагах культуры: «В десять лет создан грандиозный некрополь. И нет над некрополем надгробного памятника.» [9].
Любое частное явление культуры, в том числе усадьба, начинает в кризисную эпоху восприниматься не только как комплекс памятников, отражающих черты данной эпохи, но и в широком контексте, как образ Дома. В отечественном самосознании это понятие связано, прежде всего, с трансцендентной реальностью, но находит отражение и в устроении человеком материального окружения: в истории храмовой архитектуры, на страницах литературных произведений, в русской усадьбе.
В переломные моменты истории понятие дома обретает свой первоначальный смысл убежища, укрытия, обители. Приходят на память образы из художественных произведений: дом, усадьба, сад, куда не долетал шум городской жизни (и предчувствие надвигающейся катастрофы в «Вишневом саде» А. П. Чехова). «Родовые имения похожи на маленькие островки вечности в мире непостоянства. Очевидно, создавая их, владельцы полагали, что главное не в условной и сиюминутной красоте архитектурных форм, а в надежной преемственности, когда
отец передает сыну дом в том виде, в каком получил его от своего отца. В этом залог нерушимости традиций, незыблемости уклада - консерватизм в высоком смысле слова . вовсе не исключает внутренних улучшений, он лишь предполагает уважение к старине, которая может прекрасно уживаться с новизной, являясь тем полезным балластом, что придает устойчивость "кораблю" жизни» [11, с. 181].
В 1920-е гг. другой узник СЛОНа, Николай Николаевич Виноградов, описывает древнейшие археологические выкладки-«лабиринты» на островах, предлагая свою гипотезу об их предназначении, которая подтвердилась несколько лет назад, благодаря современным методам исследований. Н. Н. Виноградову удалось описать церковь Андрея Первозванного XVII в. на одном из островов архипелага не как культовый памятник, а как образец народного северного деревянного зодчества, и таким образом спасти его от разрушения. Отбыв трехлетний лагерный срок, ученый остался здесь вольнонаемным для того, чтобы по мере возможности сохранить часть удивительного культурно-исторического пространства этой святой земли, но в 1938 г. был расстрелян.
Заключенные Соловков были очень изобретательны в условиях советского лагеря. Так, например, под вывеской антирелигиозной пропаганды (чему начальство не противилось) был создан музей, в котором хранилось все самое ценное (частично вывезенное позднее на материк и сохранившееся до наших дней, в том числе мощи преподобных, основателей соловецкой обители). На фоне «безграничного произвола, абсолютного презрения к человеческой личности... непосильного, принудительного, часто бессмысленного труда» людям в лагере «не давали по-человечески жить, а заставляли по-звериному "выживать"» [8, с. 299], и вместе с тем, заключенные в большинстве своем показывали образец благородства и человечной жертвенности.
Даже из этих отрывочных сведений становится понятным, что репрессиям в послереволюционные годы подвергались те ученые, которые занимались исследованиями своеобразия и традиции культуры, в том числе в области филологии и языкознания. Осенью 1933 г. было сфабриковано «дело славистов», по которому осудили более 70 человек, в основном из столичных городов, среди них были известные ученые, члены-корреспонденты Академии наук, сотрудники музеев, краеведы ... В 1964 г. дело пересмотрели, признали, что «Российской национальной партии» не существовало, но к
этому времени из московской группы арестованных по этому делу: 11 человек было расстреляно, один покончил самоубийством, двое умерли в тюрьме, остальные на многие годы были лишены возможности заниматься наукой [12, с. 134-136]. На Соловках в заключении также находились один из крупнейших отечественных лингвистов начала ХХ в. Н. Н. Дурново (свободно владея несколькими языками, посвятил свою жизнь науке о русском языке, диалектологии и истории русского языка, также древнерусской литературе; в лагере написал «Грамматику сербохорватского языка») и профессор-филолог Г. А. Ильинский (предметом научного интереса которого была славянская филология; защитил докторскую диссертацию по теме «Грамоты болгарских царей», опубликовал несколько десятков старославянских, среднеболгарских и сербских памятников; составил «Праславянскую грамматику», удостоенную в 1918 г. премии как «выдающееся явление в области изучения славянских языков»; лагерный срок закончился расстрелом) [там же, с. 135].
В междисциплинарном пространстве филологии и краеведения создавал свои труды Николай Павлович Анциферов, ученик И. М. Гревса, заложившего основы городского краеведения, историк и основатель экскурсионного дела в России; в 1922 г. вышла его книга «Душа Петербурга». В статье «Краеведение как историко-культурное явление» Н. П. Анциферов утверждал, что «от судьбы краеведческого движения зависит многое в судьбе нашей культуры» [там же, с. 131]. В 1929 г. был сослан на Соловки. По одному с ним делу отбывал срок и погиб в лагере в возрасте 41 года Алексей Петрович Смирнов, научный сотрудник Государственной академии истории материальной культуры, сотрудник Государственного русского музея, специалист в области топографии средневекового Константинополя, археологии Крыма византийского периода. А. П. Смирнов многое сделал для изучения и описания византийских памятников Эрмитажа.
Революционная эпоха ХХ в. на русской земле, как переломный момент истории, открыла современнику тех событий возможность иначе видеть мир, себя, исторический путь. «Революционный шок не мог не сказаться на русском самосознании. В значительной части общества шел процесс пересмотра своих убеждений. В советской России он искусственно стимулировался террором, голодом, информационной блокадой. и богоборческой пропагандой властей» [4, с. 359].
Наряду с историко-краеведческими, философскими, филологическими аспектами исследований, один из главных моментов понимания отечественной истории связан с тем, что парадоксальным и не всегда осознаваемым образом богатство народа пополняется в лице пострадавших и явивших своим подвигом образ Истины и повод для подражания. Среди таких людей много подвижников краеведения.
В последние годы продолжают пополняться свидетельства; мемуарная литература, письма из лагерей, которые продолжают издаваться в наши дни, передают черты той эпохи. В начале нового тысячелетия становятся доступными для исследования факты жизненных обстоятельств людей, которые разделили тяжесть трагического столетия. Их, на первый взгляд, неприметная жизнь открывается как драгоценный образ человеческих возможностей, воплощения вечных идеалов в исторической обстановке современной нам эпохи. Судьба этих людей осуществляет зримую связь поколений и непрерывность традиций.
С. С. Аверинцев писал: «Документы истории говорят с такой силой, что никакая позднейшая риторика ничего не может прибавить к их свидетельству <.> Документы приглашают задуматься над той реальностью, которая в них запечатлена, но не вмещена; над реальностью сугубо человеческой, конкретно-исторической и, одновременно, для верующего сердца, более чем человеческой, метаисторической, то есть эсхатологической» [1, с. 19-20]. В этом контексте особый смысл в послереволюционную эпоху приобретает изучение истории и памятников кладбищ.
«Кладбища - это особый мир, полный воспоминаний, полный острых или тихих примиренных сожалений» о тех, кто «какими-то невидимыми нитями привязывают живых к своим могилам», - писал в начале прошлого столетия один из собирателей материалов о кладбищах Алексей Тимофеевич Саладин. «Кладбища ожидают своего исследователя, для него там будет большая и благодарная работа. Хотелось бы, чтобы поскорее явился такой исследователь, пока не погибло обреченное гибели. В наши дни эти слова звучат с новой силой, - посетим могилы тех, чье имя, избежавшее тления, заставит нас задуматься и, быть может, лучше прожить остаток дней» [10, с. 5, 8].
В. В. Кротков отмечает о судьбе Николо-Угрешской обители: «Вся территория монастыря была покрыта могилами и памятниками. Особенно вокруг Преображенского собора до 50-х гг. ХХ в. стояли
дорогие памятники из гранита и мрамора, но потом стали исчезать. Тогда же осквернили усыпальницу-склеп купцов Александровых, выбросив их останки, а ведь они вложили огромные средства в строительство храмов монастыря.» [6, с. 135].
Изучением истории кладбищ, надгробных надписей и памятников занимались еще современники А. С. Пушкина, например, Александр Анфимович Орлов, Вадим Васильевич Пассек. Тогда были заложены основания научной систематизации и описания могильных памятников, которые являются знаками культуры, отражающими, может быть, самые важные ценностные категории. Ведь если умирает человек, близкие стараются сохранить лучшую память о нем, находят нужные слова, часто евангельские, чтобы увековечить память об усопшем через надгробный памятник. После революции в 1920-е гг. на фоне варварского разрушения, действовала особая Комиссия, регистрировавшая и охранявшая многие могилы, особое внимание уделялось историческим некрополям. Подобная деятельность всегда зависит от благодарных и благородных людей, а они всегда были и будут...
На протяжении ХХ в. противостояние продолжалось, «любое противоречие действиям властей было опасно для защитников наследия русской христианской культуры и наказуемо» [7, с. 7]. Известно несколько поколений защитников Древней Москвы: против разрушительного проекта реконструкции города в 1935 г. выступила группа ученых-историков во главе с И. Чаяновым (была репрессирована и погибла в лагерях); против второго проекта реконструкции в 1961 г. выступила группа ученых и журналистов во главе с П. Ревякиным; спустя десять лет потребовались усилия третьего поколения защитников [там же].
В наше время к историко-краеведческой деятельности привлекается подрастающее поколение, приобщаясь к традиции и культуре исследования (внимание к истории малой Родины, искренняя заинтересованность, обращение к архивам).
Представленный в статье, краткий обзор историко-краеведческой деятельности отечественных ученых в ХХ в., показывает, насколько разносторонним и в то же время целостным в традиции отечественной науки оставался исследовательский подход. Судьба многих подвижников в этом направлении была схожа; вместе с тем, репрессии и гонения способствовали возрождению патриотизма, жертвенного служения на пути изучения и сохранения памяти и памятников.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Аверинцев С. «Имеющий ухо да слышит.» // Русская Православная Церковь в советское время (1917-1991). Материалы и документы по истории отношений между государством и Церковью / сост. Г. Штрик-кер. - Кн. 1. - М. : Пропилеи, 1995. - С. 19-28.
2. Галушко Ю. А. Тенденции геополитических устремлений России и Британии // Актуальные проблемы внешней и внутренней политики Российской Федерации. - М. : ФГБОУ ВПО МГЛУ, 2015. - С. 26-34. - (Вестн. Моск. гос. лингвист. ун-та; выпуск 2 (713); Сер. Общественные науки).
3. Данилова Е. Сквозь призму Русской Голгофы // Фрески Руси. Специальный выпуск. - М., 2012. - С. 3-4.
4. Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский. Самодержавие духа. Очерки русского самосознания. - СПб. : Шестоднев, 2002. -420 с.
5. Касюк А. Я. Направления глобализации в мире и в России // Актуальные проблемы внешней и внутренней политики Российской Федерации. -М. : ФГБОУ ВПО МГЛУ, 2015. - С. 56-68. - (Вестн. Моск. гос. лингвист. ун-та; выпуск 2 (713); Сер. Общественные науки).
6. Кротков В. В. Николо-Угрешский монастырь в 1920-1930-е годы (по воспоминаниям старожилов) // Историко-культурное наследие Николо-Угрешского монастыря. К 25-летию возрождения Николо-Угрешского монастыря : Труды У-У1 Научных конференций. - Николо-Угрешская православная духовная семинария, 2015. - С. 134-135.
7. Мокеев Г. Небесный град Святой Руси. - М. : ИИПК «ИХТИОС», 2007. -256 с.
8. Осипенко М. В. Соловецкая обитель: история и святыни : книга паломника. - Соловки : Издание Соловецкого монастыря, 2014. - 676 с.
9. Памятники Отечества. - Вып. 32. - М., 1994.
10. Саладин А. Т. Очерки истории московских кладбищ. - М. : Книжный сад, 1996. - 352 с.
11. Соколова Е. Н. Концепт «дом» и его развитие в национально-культурном контексте // Философские проблемы культуры XXI в. - М. : Рема, 2008. -С. 177-188.
12. Сошина А. А. Репрессированная наука: ученые в заключении на Соловках // Соловецкое море. Историко-литературный альманах. - Вып. 10. -Архангельск. - М. : Товарищество Северного Мореходства, 2011. -С. 128-140.
13. Флоренский П. А., священник. Избранные труды по искусству. - М., 1996. -336 с.
