CC BY
21
УДК 81'255.2 А. Д. Петрова
переводчик АНО Института перевода; e-mail: adbrache@gmail.com
ГИЙОМ АПОЛЛИНЕР, ЖЮЛЬ ЛАФОРГ, ШАРЛЬ КРО: ПРОЗА ПОЭТОВ И ПЕРЕВОД НА РУССКИЙ ЯЗЫК
В статье рассматривается проза трех поэтов - Г. Аполлинера, Ж. Ла-форга и Ш. Кро - ее синтаксические особенности и трудности перевода на русский язык. Разделяя прозу поэтов и поэтическую прозу, мы привлекаем внимание к синтаксическим особенностям, которые проза поэтов «наследует» от поэзии. Наиболее подробно в статье анализируется феномен ослабления логико-синтаксических связей. Предлагается переводческое решение оформления логико-синтаксических связей в прозе поэтов.
Ключевые слова: проза поэтов; логические коннекторы; синтаксические связи; перевод подтекста.
Petrova A. D.
Translator; e-mail: adbrache@gmail.com
GUILLAUME APOLLINAIRE, JULES LAFORGUE, CHARLES CROS: PROSE BY THE POETS AND ITS TRANSLATION INTO RUSSIAN
The article considers the prose by the three poets (G. Apollinaire, J. Laforgue, Ch. Cros) as well as its particular syntax and the complications of rendering it in translation into Russian. Separating prose into poetic prose and prose by poets, we attract attention to singularities of the syntax that prose by poets "inherits" from poetry. The phenomenon of slackening of logical and syntactic links is analysed in detail. The decisions for rendering logical and syntactic links in the prose by the three poets in translation are proposed.
Key words: poet's prose; logical connectors; syntactic links; translation of the implications.
Условно прозу можно разделить на три категории: проза, написанная прозаиками, которые в субъективном понимании читателя в равной степени являются и прозаиками, и поэтами (например, А. Пушкин, В. Гюго, Р. Киплинг); поэтическая проза - тексты, графически оформленные как проза, но ритмически музыкально организованные как поэзия (например, П. Верлен, А. Рембо, в современной литературе - Н. Броссар, Ф. Делерм); проза поэтов -тексты-симулякры, создаваемые поэтами на классическом языке, совершенном языке в понимании поэтов. Как правило, синтаксис
таких текстов предполагает простые предложения, прямой порядок слов, малое число придаточных предложений, однородных членов и деепричастных оборотов.
Недаром Г. Аполлинер считал, что лучше пишет прозу, чем поэзию, и говорил: «У меня есть слабость верить в мой большой талант рассказчика» (Durry M.-J. Guillaume Apollinaire. Alcools. Paris, 1964. P. 186). - Здесь и далее перевод цитат А. Петровой.
На примере французской литературы рубежа веков мы постараемся объяснить, каковы особенности прозы поэтов и сложности ее перевода. Материалом для анализа послужат романы Г. Аполлинера «Три Дон Жуана» (1915) и «Сидящая женщина» (1920), а также рассказ «Ересиарх» из одноименного сборника (1910); новелла Ж. Лафорга «Стефан Васильев» (1882) и фантазия в прозе «Мебель» Ш. Кро из сборника «Сандаловый ларец» (1873).
В современном западном литературоведении существует множество работ, посвященных прозе Г. Аполлинера (Daniel Delbreil «Apollinaire et ses récits» (1999), André Fonteyne «Apollinaire prosateur» (1964), Anne Clancier «Guillaume Apollinaire: Les incertitudes de l'identité» (2006), статьи Мишеля Декодена и т. д.), и гораздо меньше исследований непосредственно о прозе Лафорга или Кро. Как правило, проза Кро фигурирует в сочинениях о творчестве «проклятых поэтов», проза Лафорга упоминается, в основном, в кратких предисловиях к его изданиям.
И в работах современников Аполлинера, и в исследованиях наших современников ключевым термином для определения прозы Аполлинера является слово bizarre (странный, причудливый). Жюль Берто в журнале «La Revue» от первого декабря 1910 г. пишет о «странных текстах-абракадабрах чудаковатого писателя» [12, с. 9]; Туни-Лерис в журнале «Poésie» (осень 1910 г.) говорит о «воображении невиданной силы» [12, с. 21]; Эрнест-Шарль («Excelsior», 12 декабря 1910 г.) утверждает, что Аполлинер «от природы вовсе не писатель, поэтому вынужден выходить за рамки общедоступного и мучить себя, чтобы добиться оригинальности мысли и слова» [12, c. 4-5]. Все исследователи сходятся во мнении, что тексты Аполлинера кажутся странными, и связывают это впечатление от его прозы либо с его воображением и склонностью к «ереси» (писатель часто выдумывает города, блюда, исторические факты, имена, искажает цитаты), либо с его сюжетами, либо с его лексическими
предпочтениями. О синтаксисе Аполлинера практически нигде подробно речь не идет, и это понятно, ведь, на первый взгляд, проза Аполлинера написана на том правильном языке, который во французском литературоведении называется un bon français [7, c. 54]. В то же время на фоне грамматически выверенного языка невозможно не заметить странных синтаксических конструкций.
Уже первая фраза романа «Сидящая женщина» ставит читателя и переводчика в тупик своей грамматической нетривиальностью: «Née à Maisons-Laffitte, Elvire Goulot a un goût déterminé pour les chevaux qu'elle peint d'une façon remarquable et pour l'équitation» [5, c. 411]. В этой абсолютно рядовой конструкции с подлежащим и сказуемым интерес представляет придаточное предложение. Оно воспринимается как вставное, разбивающее главные члены, но на самом деле таковым не является. Для французского уха привычным вариантом фразы была бы такая последовательность, в которой косвенное дополнение équitation стояло бы после сказуемого и перед вторым косвенным дополнением chevaux, тогда придаточное предложение завершало бы фразу. Главный вопрос в подобной ситуации -стоит ли в переводе сохранять «трещину» между первым и вторым дополнениями? На первый взгляд, общий смысл фразы не изменится, если перевести ее гладко: «Эльвира Гуло родилась в Мезон-Лафитт, а потому имеет пристрастие к верховой езде и к лошадям, которых отменно рисует». С другой стороны, как верно заметил Андрей Ма-кович: «Il s'agit dans cette phrase d'une femme qui se casse»1. В прямом смысле героиня «Сидящей женщины» не разбивается и даже не падает с лошади, но судьба ее действительно оказывается изломанной - несколькими неудачными романами, интеграцией в разные культуры, утратой ценностей и смешением религий. Поэтому название «Сидящая женщина» своего рода антоним упавшей и даже падшей женщины, которой Эльвира становится с ранней юности. Следовательно, грамматика в данном случае играет смыслообразующую роль, «берет на себя» выражение подтекста.
Сохраняя подтекст, переводчик вправе калькировать структуру предложения: «Родом из Мезон-Лафитт, Эльвира Гуло имеет пристрастие к лошадям, которых отменно рисует, и к верховой езде». Или, избегая слова «который», в переводе можно воспользоваться
1 Речь идет о женщине, которая разбивается. Из устной беседы.
117
тире: «Эльвира Гуло из Мезон-Лафитт имеет врожденное пристрастие к лошадям - отменно их рисует - и к верховой езде».
Разумеется, приближая структуру перевода к структуре оригинала, переводчик рискует получить довольно корявый текст. Тут мы упираемся в вечный вопрос «красивых, но неверных» [11].
С другим любопытным примером инверсии читатель стакивается в романе «Три Дон Жуана». Когда рассказчик описывает лабораторию астролога, о самом астрологе говорится: «Dans un grand livre ouvert, posé sur un vieux pupitre, lisait l'astrologue». Эту фразу можно перевести так: «В большой раскрытой книге, стоящей на старом пюпитре, читал астролог». С точки зрения грамматики структура предложения не вызывает вопросов. Тем не менее относительно текстового фрагмента, ему предшествующего и за ним следующего, инверсия воспринимается как нечто чужеродное. На подсознательном уровне подлежащее начинает трактоваться как дополнение, будто бы не астролог читает, а самого астролога кто-то читает.
Несмотря на экстравагантность фразы, она точно передает ситуацию и взаимоотношения астролога с его посетителями, графиней (матерью Дон Жуана) и братом ее мужа Доном Хорхе. Герои обращаются к астрологу, чтобы узнать будущее Дон Жуана, но правду слышать не хотят, поэтому астролог вынужден лукавить, выдавая желаемое за действительное. Астролога заставляют играть не свою роль, выражаясь метафорически, он становится книгой, которую графиня и Дон Хорхе читают, извлекая из нее тот смысл, который им нужен.
Другая особенность прозы Аполлинера - мнимые логические связи. На материале почти всех прозаических текстов Аполлинера видно, что писатель постоянно прибегает либо к избыточному, либо к недостаточному использованию логических коннекторов. Первое хорошо прослеживается на примере из рассказа «Ересиарх» одноименного сборника:
Au contraire, les réformateurs et les prophètes laisseraient la Catholicité fort indifférente. En effet, elle ne se soucie plus du fond de sa religion. Aussi est-il bien rare que se produisent de ces petites dissensions théologiques qui amenaient autrefois la fondation d'une hérésie. À la vérité, il arrive souvent que des prêtres catholiques se séparent de l'église [5, c. 110].
А вот католицизм реформаторы и пророки своим вниманием, судя по всему, не балуют. Действительно, догматы собственной религии давно перестали беспокоить католиков. Да и сами эти незначительные
теологические расхождения, что приводили раньше к возникновению ересей, ныне весьма редки. Однако католические священники действительно часто покидают лоно церкви» [2, с. 27] (Перевод О. Кустовой).
В этом пассаже Аполлинер использует логические коннекторы четыре раза. Первый несет в себе противопоставление, второй используется для того, чтобы ввести аргумент; третий выражает следствие, четвертый перечеркивает все вышесказанное. В русском переводе коннекторы сохранены как признаки логических переходов, но не как регуляторы аргументации. Если изъять из перевода все коннекторы, кроме последнего, смысл текста не изменится. Этот факт свидетельствует о том, что не все коннекторы у Аполлинера необходимы для выражения логических связей. Нарочито логично изложенная информация и ее опровержение в последней фразе обращают внимание читателя на подтекст, в котором ясно проступает иронический взгляд автора на феномены католического мира.
Неестественное оформление логических связей внутри текста -особенность прозы поэтов рубежа веков, которая представляется поводом для обобщения. Если примеры синтаксических «ошибок», процитированных выше, мы пока обнаруживаем только в прозе Аполлинера, то ослабление логико-синтаксических связей - особенность, отличающая и прозу Лафорга, и прозу Кро.
Следует отметить, что из трех избранных поэтов Аполлинер больше всех работал в прозе, Лафорг в прозаической форме создал лишь новеллу «Стефан Васильев», а проза Шарля Кро - пример «пограничной» литературы, она ближе к поэтической прозе. Поэтому рассматривая одну и ту же стилистическую особенность в прозе трех авторов, мы постепенно продвигаемся от прозы к поэзии.
В отличие от избыточного использования разнообразных логических коннекторов Аполлинером, Ж. Лафорг, напротив, на протяжении всей новеллы «Стефан Васильев» (объемом почти в 90 страниц) использует фактически только две примитивные «связки»: et (и) и mais (но). Причем на некоторых отрезках текста эти коннекторы повторяются очень часто, на других - пропадают совсем. Например (глава VIII):
Et c'étaient déjà les congés de la Pentecôte. Puis juin et juillet amenaient trois nouvelles sorties par semaine pour les bains froids; et peu à peu un relâchement general et heureux à sentir approcher les vacances envahissat
le lycée. [...]. Et les cours avec leurs préaux sombres, leurs files de platanes ennuyés! Comme l'herbe allait bien pousser pendant deux mois! Et assis sur son banc de pierre, il songeait. Lui, personne ne venait le chercher, nul ne l'aimait. Qui pensait à lui à cette heure? Il était seul. Et il pleurait en silence <...> [10, c. 51-52].
Пример перевода А. Петровой последних нескольких предложений без союза и: «Стефан размышлял, сидя на каменной скамейке. За ним никто не приходил, его никто не любил. Думал ли кто-то о нем? Он был совсем один. Он тихо плакал до самого вечера, стеная о своей грустной судьбе, которую он никак не мог постичь».
Перевод не выполнен в строгом синтаксическом соответствии оригиналу, и благодаря этому становится, очевидно, что сочинительный союз используется у Лафорга не для сочинительной связи, а в качестве средства выразительности. Тем не менее повторение его симптоматично - так же, как Шарль Кро, почти не использующий коннекторов, и Аполлинер, использующий их без необходимости -Лафорг стремится с помощью и «укрепить» текст, создать некую «цементирующую прослойку».
Шарль Кро практически уходит от использования логических коннекторов (его текст графически приближается к стихотворному), и даже когда в оригинале они присутствуют, в переводе Елена Баев-ская их по большей части опускает или на что-то заменяет. Например (из фантазии в прозе «Мебель»):
Pourtant je n'y veux plus mettre de prudence, je me moque de ce qui peut en arriver. [...] Quand le meuble est fermé, quand l'oreille des importuns est bouchée par le sommeil. [.] Alors d'étranges scènes se passent dans le salon du meuble. [8, c. 145].
Нет, хватит с меня осторожности, я смеюсь над мнимой угрозой ... Пока деревянные дверцы закрыты, пока уши несносных глупцов сомкнуты сном или переполнены сторонними звуками ... В гостиной внутри мебели разыгрываются странные сцены [3, c. 220] (Перевод Е. Баевской).
Кроме слова пока, обозначающего временной промежуток, в переводе отсутствуют какие-либо коннекторы, и этот факт не только не влияет на логические связи внутри текста, а даже, на наш взгляд, делает отрывок по звучанию более естественным.
Ключевым моментом, проясняющим природу синтаксических странностей прозы поэтов, представляется создание Аполлинером
притчи-сказки «Кладбище» ("L'Obituaire"). Впервые этот текст был опубликован в 1907 г. в журнале «Солнце». Во второй раз «Кладбище» было напечатано в 1909 г. в журнале «Стихи и проза» в форме стихотворения. Позже в 1913 г. для «Антологии новых поэтов» Аполлинер переименует стихотворение, назвав его «Дом мертвых». До сих пор точно неизвестно, какой из текстов появился раньше. Сам Аполлинер утверждал: «Это стихотворение появилось на страницах журнала в прозаической форме. Однако стоит лишь прочесть текст, и вы почувствуете в нем странность, чуждую прозе, вы увидите, что произведение скроено из поэтической ткани. Правда такова: я написал это стихотворение, когда увлекался верлибрами, а затем в момент творческого кризиса, желая отречься от лирики, я вдруг понял, что в моем тексте заложен потенциал для прекрасной прозаической зарисовки. И я напечатал эту прозу в «Солнце» <...>. Затем друзья заставили меня восстановить первоначальную стихотворную форму текста» [6, c. 740].
В прозаическом варианте «Дома мертвых» действительно чувствуется странность, отличающая прозу Аполлинера. Один и тот же порядок слов в прозаическом варианте воспринимается как неправильный, а в поэтическом - как естественный. Например:
Les enfants déchiraient l'air en soufflant, les joues creuses, dans leur
sifflets de viorne, ou de sureau <.>1.
В этом прозаическом варианте Аполлинер нарушает порядок слов, разбивая деепричастный оборот (en soufflant dans leur sifflets de viorne, ou de sureau - свистя в свистульки из калины и бузины), чтобы акцентировать внимание на жутких впалых щеках мертвецов (les joues creuses). Хотя привычный «правильный» порядок слов выглядел бы так: Les enfants, les joues creuses, déchiraient l'air en soufflant dans leur sifflets de viorne, ou de sureau. В переводе Михаила Яснова (правда, в переводе поэтического варианта, что еще более примечательно) именно такой «правильный» порядок слов и сохранен: «Впалые щеки надув / Дети свистели в свистульки / Из бузины / И калины» [1, c. 136]. Как ни странно, пример такого перевода являет собой классический подход к переводу прозы (!) Аполлинера на русский язык, т. е. речь идет о переводе с «выправлением синтаксических
1 Прозаический вариант «Дома мертвых» цитируется по газете «Soleil», 31 августа 1907 г., а поэтический - по: [4, c. 19-26].
кривых». В поэтическом варианте предложенной фразы все члены предложения на своих местах, и разрыв деепричастного оборота оправдан графически:
Les enfants déchiraient l'air En soufflant, les joues creuses, Dans leur sifflets de viorne, Ou de sureau.
En soufflant и Dans leur sifflets оказываются друг над другом, как этажи одного строения, и визуально в стихотворной форме все нужные слова сообщаются, сопрягаются, как кирпичики одного дома. Трансформируя поэзию в прозу, Аполлинер стремится прозу наделить возможностями поэзии и, главным образом, - возможностью смысловых переходов и смыслового «размножения» внутри одного текста благодаря снятию синтаксических «оков». Недаром в переводе «Дома мертвых» на русский язык у Михаила Яснова отсутствуют знаки препинания, в оригинале вполне зримые, но, может быть, не столь нужные.
С примером смыслового «размножения» читатель сталкивается и в самом начале текста: «Arrivé à Munich depuis quinze ou vingt jours, j'étais entré pour la première fois, et par hasard, dans ce cimetière presque désert, et je claquais des dents devant toute cette bourgeoisie exposée et vêtue le mieux possible en attendant la supulture». Предложение начинается с характерного для Аполлинера упоминания места и времени, затем происходит характерный синтаксический сбой: «.et je claquais des dents devant toute cette bourgeoisie exposée et vêtue le mieux possible en attendant la supulture» (букв. '.и я стучал зубами перед всей этой публикой, выставленной на показ и разодетой ожидая погребения'). Очевидно, что погребения ожидают мертвецы, но деепричастие ожидая (en attendant) по правилам синтаксиса должно относиться к подлежащему я, поскольку дополнение публика пассивно, публика - объект и действий не совершает, следовательно, получается, что «я стучал зубами, ожидая погребения».
В поэтическом варианте, опять же благодаря графическому оформлению, возможны разные интерпретации:
Arrivé à Munich depuis quinze ou vingt jours, J'étais entré pour la première fois, Et par hasard,
Dans ce cimetière presque désert, Et je claquais des dents Devant toute cette bourgeoisie Exposée et vêtue le mieux possible En attendat la supulture.
В переводе Михаила Яснова двойственность ситуации снимается за счет стандартизации синтаксических связей:
Я в Мюнхене был уже две-три недели Но случайно оказался впервые Здесь, где не встретил никого живого И задрожал от страха Увидав эту местную публику Выставленную на обозрение И принаряженную к похоронам» [1, c. 134].
На основании выбранных примеров можно сделать следующие предварительные выводы: во-первых, основная особенность прозы поэтов связана с ослаблением логико-синтаксических связей, которое проза наследует от поэзии; во-вторых, чем ближе прозаический текст к поэтическому (как у Шарля Кро, например), тем в меньшем числе логических коннекторов он нуждается; в-третьих, поскольку непривычное оформление логико-синтаксических связей одна из главных особенностей прозы поэтов, при переводе она должна, на наш взгляд, учитываться. И хотя каждая переводческая ситуация уникальна, наиболее простым и правильным решением переводческой задачи при оформлении ослабленных логико-синтаксических связей нам представляется максимальное приближение синтаксиса перевода к синтаксису оригинала.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Аполлинер Г. Собр. соч. : в 3 т. - М. : Книжный клуб Книговек, 2011. -1312 с.
2. Аполлинер Г. Исчезновение тени. - СПб. : Азбука, 2009. - 288 с.
3. Корбьер Т., Кро Ш., Нуво Ж., Лафорг Ж. Проклятые поэты. - СПб. : Наука, 2005. - 495 с.
4. Anthologie des poètes nouveaux. - Paris : Eugène Figuière et Cie, 1909. -291 p.
5. Apollinaire G. Oeuvres en prose complètes. - Paris : Editions Gallimard, «Bibliothèque de la Pléiade», 1977.
BecmHUK MmY. BbmycK 11 (722) / 2015
6. Apollinaire G. Œuvres complètes. Édition établie sous la direction de Michel Décaudin, préface de Max-Pol Fouchet, introduction et notes de Michel Décaudin, iconographie établie par Marcel Adéma. - Paris : André Balland et Jacques Lecat, 1965-1966. - Tome IV.
7. Berman A. Les tours de babel. La traduction et la lettre, ou l'auberge du lointain. - Paris : T.E.R., 1985.
8. Cros Ch. Le Coffret de Santal. - Charleston : Nabu Press, 2010.
9. Delbreil D. Apollinaire et ses récits. - Paris : Schena-Didier Érudition, 1999.
10. Laforgue J. Stéphane Vassiliew. - Toulouse : Éditions Ombres, 1996.
11. Mounin G. Les belles infidèles. - Lille : Presses Universitaires de Lille, 1994.
12. Que vlo-ve? // Bulletin de l'Association des Amis de Guillaume Apollinaire, première série de janvier 1973 à octobre, numerous 1 à 23.
