CC BY
150
ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЙ ФАКТОР ЭВОЛЮЦИИ ТЕРРИТОРИАЛЬНОЙ СИСТЕМЫ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА*
И, В. Бахлов
В статье анализируется роль геополитического фактора в формировании и развитии территориальной системы России. Основное внимание уделяется проблеме становления и кризиса Российской империи. Рассматриваются концепции естественно-исторических границ, культурно-исторической геополитики, федеративный проект Н. Я. Данилевского и др.
Территориальная система Российского государства формировалась в течение длительного времени. Особое значение в ее эволюции имеет имперский период, в продолжение которого происходило становление территориального комплекса, центрально-периферийной конструкции, государственной (национальной) идеологии. На данном этапе (прежде всего, на стадии формирования и кризиса имперской системы) важную роль играл геополитический фактор.
В рамках классической (Ф. Ратцель, А. Т. Мэхэн, X. Дж. Маккиндер, К. Хаус-хофер, Н. С. Трубецкой, П. Н. Савицкий и др.) и современной «цивилизационной» (С. Хантингтон) геополитики [5; 6; 11] рассматриваются сложные пространственные системы, динамика которых связана с изменением их географического положения, расстановки сил на международной арене, векторов в развитии «географической оси истории» (выражаясь словами X. Дж. Мак-киндера), кроме того, современная геополитика предполагает выделение имеющего большое значение геоэкономического фактора. Если раньше приоритет отдавался контролю над территориями, то сейчас доминирует представление о необходимости установления контроля над ресурсами и процессами.
В современной отечественной науке геополитический подход часто совмещается с цивилизационным и миросистемным, преломляется сквозь призму анализа российской территориальной системы и ее положения в мире. Подобный синтез методоло-
гического инструментария породил достаточно много интересных и разнообразных концепций. Среди них:
— концепция российской геополитики, разрабатываемая В. В. Ильиным в соавторстве с А. С. Ахиезером. В нее были введены новые элементы, связанные с развитием российской цивилизации [3]; особый интерес вызывает идея о понижательной и повышательной фазах развития имперской системы, обусловленных отторжением или присоединением лимитрофов как объекта политики, развязывающего или связывающего силы геополитического соперничества панидей [3, с. 157];
— концепция особого цивилизацион-ного развития России и потенциального восстановления ее великодержавных традиций в форме ответа на вызов Запада А. С. Панарина [8; 9], включающая анализ цивилизационных и геополитических предпосылок динамики российской территориальной системы;
— концепция геополитического развития российской государственности Л. Г. Ивашова [2], в рамках которой исследуются пути российской геополитики как в истории страны, так и на современном этапе, что позволяет автору судить о значении геополитической составляющей эволюции территориальной системы.
Особая роль геополитического фактора на стадии формирования Российской империи подчеркивается в рамках т. н. концепции естественно-исторических границ. Ее представители трактуют формирование Российской империи как процесс постепеино-
* Статья выполнена в рамках АВЦП «Развитие научного потенциала высшей школы» (2009—2010 гг.) «Внутри- и внешнеполитические факторы эволюции территориальной организации России (специфика разрешения кризисных и переходных ситуаций)» (проект N9 2.1.3/1134).
© И. В. Бахлов, 2010
го расширения Российского государства в его естественно-исторических, естественно-географических границах.
В определенной степени к ним можно отнести известного российского историка В. О. Ключевского. Он полагал, что в продолжение XVIII в. Россия почти завершает давнее свое стремление стать в естественные этнографические и географические границы. Оно было завершено в начале XIX в. приобретением всего восточного берега Балтийского моря, по присоединении Финляндии с Аландскими островами по договору со Швецией 1809 г., продвижением западной границы, по присоединении царства Польского, по присоединении Бессарабии по Бухарестскому договору 1812 г. Тем самым государство «стало в свои естественные границы» [7, с. 368].
Однако естественные границы России характеризуются неодинаковостью географических условий и исторической среды на востоке, юго-востоке и на юго-западе. Так, по мнению В. О. Ключевского, русские границы на востоке не отличались резкой определенностью или замкнутостью: во многих местах они были открыты; притом за этими границами не лежали плотные политические общества, которые бы своей плотностью сдерживали дальнейшее распространение русской территории. Поэтому в восточном направлении «Россия... должна была перешагнуть за естественные границы и углубиться в степи Азии», причем «этот шаг сделан был ею частью против ее собственной воли» [7].
Естественные границы на юго-востоке определены, как считает историк, Кавказским хребтом. По Белградскому договору 1739 г. владения России на юго-востоке дошли до Кубани, а на Тереке издавна существовали русские казацкие поселения. Таким образом, Кубань, Терек и Кавказский хребет стали естественным рубежом России. В. О. Ключевский отмечал, что еще в конце XVIII в. русское правительство не думало переходить этот хребет. К этому оно было фактически принуждено просьбами о покровительстве «прозябавших среди магометанского населения» нескольких христианских княжеств. Но, «как скоро русские стали на каспийском и черноморском берегах Закавказья, они должны были, естественно, обеспечить свой тыл завоеванием горских племен» [7]. Ведя эту борьбу, русское правительство совершенно искренне и неоднократно признавалось, что
не чувствует никакой потребности и никакой пользы от дальнейшего расширения своих юго-восточных границ.
Совершенно так же расширялась территория и за Каспийским морем, в глубине Азии. Здесь российская экспансия была вызвана защитой южных границ Западной Сибири, что привело к столкновению вначале с кочевниками, а затем с различными ханствами Туркестана - Кокандом, Бухарой и Хивой. Таким образом, заключал В. О. Ключевский, «юго-восточные границы России сами собой дошли либо до могущественных естественных преград, либо до преград политических. Такими преградами являются: хребты Гииду-Куш, Тянь-Шань, Афганистан, Английская Индия и Китай»
[7, с. 368-370].
Если на юго-востоке продвижение России за естественные границы вызвано «неизбежным сцеплением отношений и интересов», то в юго-западном направлении, по мнению Ключевского, произошло изменение внешнеполитических задач. «Кончив политическое объединение русского народа, территориальное собирание русской равнины, здесь Россия предпринимает политическое освобождение других национальностей, связанных с русским народом родством, либо племенным, либо религиозным, либо религиозно-племенным» [7, с. 370].
Еще одну концепцию естественных границ Российской империи разработал в 1907 г. в своем труде «Европейская Россия. Антропогеографический этюд» А. Геттнер. Он писал: «Россия по своей природе является внутренней страной, которая граничит только с окраинными и внутренними морями...», поэтому логика ее политико-территориального развития определялась «достижением моря и завоеванием его берегов». Важнейшими этапами этого развития были:
1) занятие берегов Белого моря и получившаяся благодаря этому впоследствии возможность торговых сношений с Англией;
2) утверждение на Балтийском море, расширившее и облегчившее торговые сношения со странами, прилегающими к Балтийскому и Немецкому морям, и более дальними;
3) распространение до Черного моря, давшее и для южной России возможность морских сообщений, с доступом к Средиземному морю [4, с. 175].
В качестве главного фактора формирования государств А. Геттнер называл культурно-географический, так как «возникновение государств в настоящем смысле этого
слова и их постепенный рост связаны с развитием высшей культуры, так как только она дает необходимые экономические и социальные условия для их существования». При этом природно-географический фактор (природные условия) носит лишь вспомогательный характер, предоставляя возможности, но не оказывая решительного влияния
[4, с. 165].
Автор указывал на благоприятные природные условия для развития крупного государства на Восточно-Европейской низменности, которая «своим однообразием и отсутствием преград и убежищ несомненно содействовала образованию единого крупного государства, так же как и образованию единого крупного народа» [4]. Однако единое крупное государство возникло здесь сравнительно поздно, как считал А. Геттнер, в полном объеме лишь со времени усвоения европейской культуры, но оно быстро разрослось до своих естественных границ и приняло огромные размеры.
Первоначально стремление России к достижению своих естественных границ осуществлялось по направлению к Балтийскому морю. Лишь в первые годы XVIII в. ей удалось овладеть Ингерманландией, Эстлян-дией и Лифляндией, а несколько позже и юго-восточной частью собственно Финляндии, благодаря чему Россия достигла на северо-западе Рижского залива и устьев Двины, на юго-западе — среднего Днепра. На западном направлении после приобретения Малороссии и т. н. трех разделов Польши (1772, 1792 и 1794 г.) Россия дошла до Немана, Буга и Днестра и таким образом достигла, кроме одного только юго-запада, естественных границ Восточно-Европейской низменности. В начале XIX в. Россия получила большую часть собственно Польши и остатки Финляндии, тем самым вдвинувшись в Центральную Европу. В юго-западном направлении после длительного противостояния с Османской империей Россия получила во владение весь северный берег Черного моря и продвинулась до Дуная. Так, в короткое время, главным образом в первый раз, в середине XVI в., и во второй, в столетие 1667—1774 гг., — русские цари подчинили своей власти всю необъятную Восточно-Европейскую низменность: от Ледовитого океана и Балтийского моря до Черного и Каспийского морей, от Немана, Вислы и Днестра до Урала, а затем всю Сибирь до Великого океана.
В результате, отмечал А. Геттнер, русское государство было введено в свои естественные границы, а на западе даже не-
сколько вышло за них. При этом только владение морскими берегами обеспечило России прямые сношения с западно- и южно-европейскими и трансатлантическими странами. Автор подчеркивал следующую мысль: «несмотря на существование сухопутных сношений со всеми частями государства, морские имеют значение даже для поддержания связи с восточной частью империи. Россия никогда не сможет отказаться от морских побережий, если не захочет нанести самого чувствительного вреда своим жизненным интересам» [4, с. 167 — 169]. Если стремление к морским берегам определялось в первую очередь достижением естественных границ, то для завоеваний России в Азии ведущим было «стремление к экономическому пополнению» (путем политического объединения различных климатических поясов, то есть «экономическое пополнение» связывалось с природными условиями).
Централизаторский характер Российской империи А. Геттнер считал естественным образом связанным с культурно-географическим фактором. По его мнению, сильная административная централизация, прежде всего, является результатом деспотии. Если каждое действие правительства должно вытекать из воли государя, то оно и должно исходить из него, а не от местных его заместителей. Централизации содействовала и завоевательная политика, потому что «на стадии полукультуры поддержание целости такой большой монархии может достигаться только силой». Однообразие страны как фактор централизации Геттнер называл спорным. Главным последствием централизации он считал произвол и своеволие чиновников. С точки зрения автора, для централизованного государства его территориальное деление «довольно безразлично», так как провинциальные власти являются скорее передаточными и наблюдательными, чем настоящими административными органами [4, с. 170 — 171].
Современный исследователь Б. М. Пугачев выражает сходное с представителями данной концепции (в наши дни ее можно назвать геополитической) мнение: «Россия как империя складывалась столетиями в результате многочисленных войн, договорных союзов, добровольного вхождения в нее целых народов». Российское государство развивалось по геополитическим законам своего времени. Были, конечно, и насилие, и «покорение», но было и встречное стремление многих народов (Украины, Грузии, Армении и многих других) обеспечить в рам-
ках Российской империи условия для своего собственного выживания. Он подчеркивает, что «при этом нельзя упускать из виду, что русскому народу, наиболее страдавшему от произвола имперской бюрократии, пришлось многократно жертвовать собой при освобождении и защите интересов других народов». В рамках империи происходила взаимоинфильтрация многих этносов, культур, религиозных культов, а особое положение русских связывалось не столько с их численным большинством в этническом составе населения и «кровной» близостью к имперской бюрократии, сколько с интегральной ролью в синтезе великой евроазиатской культуры и хозяйственной хваткой в пионерском освоении огромных незаселенных территорий. «Великое переселение русских на огромные евроазиатские просторы было не только следствием „имперского" покорения, но и в большей мере результатом хозяйственного освоения многих не заселенных ранее территорий» [10,
с. 3 — 5].
Российская исследовательница О. Юмашева полагает, что применительно к допетровской Руси ни о какой империи или хотя бы до- (прото-) имперском образовании не могло быть и речи, а имперский этап начался с перехода под корону российского императора восточной части Польши. Она объясняет это тем, что предыдущие войны за расширение внешних границ империи происходили на территориях, вполне подпадавших под единый тип культуры. И лишь включение в состав страны польских земель ознаменовало собой совершенно другие отношения между метрополией и провинцией, чем это было прежде. Таким образом, история в строгом смысле Российской империи начинается даже не с Петра Великого, рубежом проявления имперского духа следует считать 1794 г., время подавления первого восстания в Польше под предводительством Т. Костюшко. Классической империей наше государство может считаться, по ее мнению, только в промежуток между 1794 и 1917 гг. [12, с. 26-30].
В качестве обобщающего в рамках данной концепции можно привести мнение известного российского ученого К. И. Ар-сеньева, высказанное им в «Статистических очерках России»: «...самое естественное положение Российской Империи дает ей такую значительность между державами, которую она сохранять будет, пока останется в настоящих своих пределах» [4, с. 595 — 596].
В. Страда, используя термин М. М. Бах-
тина «Хронотоп России», разработал концепцию культурно-исторической геополитики. По его мнению, Пространство (географическое) и Время (историческое), сливаясь, образуют Хронотоп России — объяснимый российской историей пространственно-временной континуум государства, динамически и разносторонне развивающийся. Отношение Пространства и Времени в России разбалансировано. Если на начальной стадии русской истории доминирующую роль играет Пространство, когда происходит объединение русских земель вокруг Москвы и расширение их на Восток, то на втором этапе, начиная с Петра Великого, на первое место выступает Время, но при этом территориальная экспансия отнюдь не прекращается. В петровский период для России главным становится преодоление отсталости (исторически-временной) - по сравнению с Западной Европой, то есть «модернизация». Беда российской истории, как считает исследователь, состоит в том, что модернизация будет осуществлена лишь частично (в производительной и культурной сфере) и чрезвычайно запоздало (в сфере политико-институциональной), при дефиците Времени, в то время как Пространство сверх всякой меры расширяется во всех направлениях (Восток, Запад, Юг, благо северная граница является единственной от природы неприкосновенной), неимоверно отягощая свой имперский организм. Хронотоп Российской империи не выдержал дисбаланса Пространства и Времени [4, с. 5 — 8].
Геополитический фактор рассматривался и в рамках федеративных проектов трансформации Российской империи. Прежде всего, это концепция Всеславянского союза Н. Я. Данилевского. Он считал, что «тесность» политической связи, которая должна соединить родственные между собой народности, определяется не только степенью их родства, но еще и степенью той опасности, которой эти народности подвержены извне. Поэтому политическая форма их сожительства должна служить обороной от нее. Отмечая, что «по этнографическим условиям славяне действительно должны составить федерацию», он полагал, что «федерация эта должна обнять все страны и народы — от Адриатического моря до Тихого океана, от Ледовитого океана до Архипелага. Сообразно этим же условиям, а также согласно с фактами истории и с политическим положением в непосредственном соседстве с могущественным и враждебным романо-германским миром, — федерация эта должна быть самая тесная, под води-
тельством и гегемонией цельного и единого Русского государства». При этом «нужно не поглощение славян Россией, а объединение всех славянских народов общею идеей Всеславянства как в политическом, так и в культурном отношении, и в первом — глав-нейше и преимущественно для возможности осуществления последнего». Всеславянский союз должен включать следующие элементы, «соответственно главным этнографическим группам, на которые разделяются как славянский мир, так и племена, принадлежащие к нему по месту своего жительства, а большею частью также по своим действительным, ненапускным нравственным тяготениям»: Русскую империю с присоединением к ней всей Галиции и Угорской Руси; Королевство Чехо-Мораво-Словакское; Королевство Сербо-Хорвато-Словенское; Королевство Булгарское; Королевство Румынское; Королевство Эллинское; Королевство Мадьярское; Цареградский округ [1, с. 363, 385, 388 — 389]. Целью создания Всеславянского союза в культурно-историческом масштабе, по мнению Данилевского, должно стать восстановление «царства Константина, Феодосия и Юстиниана», поэтому «Царь-град должен быть столицею не России, а всего Всеславянского союза» [1, с. 384 — 385].»
Оценивая федеративную концепцию Н. Я. Данилевского в целом, можно выделить в ней два достаточно явно обособленных компонента: геополитический, связанный с обоснованием создания Всеславянского союза, и российский, предполагающий устройство самой Российской империи. При этом в сфере геополитики он исходил из признания неотвратимости столкновения четырех империй - Российской, Германской, Австро-Венгерской и Османской, причем его причинами становились неудержимое распадение Австро-Венгерской и Османской империй, борьба за Константинополь и черноморские проливы, а также панславянское единство. Здесь будет уместно привести следующее выражение: «Россия слишком велика и могущественна, чтобы быть только одною из великих европейских держав; и если она могла занимать эту роль вот уже семьдесят лет, то не иначе как скорчиваясь, съеживаясь, не давая простора своим естественным стремлениям, отклоняясь от совершения своих судеб» [1, с. 400].
На стадии кризиса имперской системы геополитический фактор проявился, по нашему мнению, в следующем:
1. Произошел выход за пределы естественных границ в результате неуклонного
расширения имперской территории, что привело, во-первых, к ликвидации буферных государств (в качестве таковых можно рассматривать Речь Посполитую, мелкие княжества и ханства Кавказа, среднеазиатские государственные и протогосударственные образования), во-вторых, к возникновению точек противодействия как с европейскими континентальными империями (Германией и Австро-Венгрией), так и с претендующей на значительные территории в Азии Британской колониальной империей. Такими точками стали также зависимые территории традиционных империй — Османской (пошедшей по пути модернизации) и Китайской, определившие наиболее вероятные пути столкновения интересов великих держав, — Балканы и Маньчжурия.
2. Изменилась геополитическая ситуация в мире и в Европе. В мире оно происходило в виде наступления периферии на центр, в результате которого на авансцену мировой политики выходят новые великие державы (США и Япония), активно развивавшиеся по пути имперской экспансии и определившие свое доминирующее положение на новом поле геополитической конфронтации — Дальнем Востоке (Тихоокеанском регионе). Произошедшие во второй половине XIX в. серьезные изменения в Европе — объединение Германии и создание Германской империи, поражение Франции во Франко-прусской войне, объединение Италии и ослабление Австро-Венгерской империи — привели к фактической ликвидации механизма сдерживания. Обострение экспансионистских устремлений новых империй привело к нарастанию напряженности как международных отношений в целом, так и в т. и. проблемных точках, многие из которых оказались на периметре границ Российской империи.
3. Начинается утрата Россией контроля над хартлендом. Исходя из концепции геополитики Россия, занимая срединное положение в Евразии (так, X. Дж. Маккиндер писал: «Россия заменяет Монгольскую империю. Ее давление на Финляндию, Скандинавию, Польшу, Турцию, Персию, Индию и Китай заменило собой исходившие из одного центра набеги степняков. В этом мире она занимает центральное стратегическое положение, которое в Европе принадлежит Германии. Она может по всем направлениям, за исключением севера, наносить, а одновременно и получать удары» [6, с. 27]), для создания прочного положения должна контролировать хартленд («срединную землю»), включая лимитрофы — пери-
ферийные зоны на стыке интересов великих держав. Для России к началу XX в. такими зонами стали Балканы, Афганистан, Маньчжурия. Поражение в Русско-японской войне 1904—1905 гг. привело к серьезному изменению положения России на Дальнем Востоке. В других зонах ее положение зависело во многом от столкновения интересов других великих держав. К этому можно добавить фактическую утрату Россией контроля над своими выходами к морским пространствам: так, в Балтийском море военно-торговый контроль установила Германия, Тихоокеанское побережье контролировала Япония, а черноморские проливы находились под совместным конт-
ролем великих держав. Подобное положение означало для Российской империи начало ее замыкания в пределах естественных границ.
Таким образом, геополитический фактор способствовал оформлению ситуации, в которой Россия, достигшая пределов имперской экспансии и оказавшаяся в сложном внешнеполитическом окружении на стыке конфронтации двух блоков великих держав — англо-французского и австро-герма-но-японского, вынуждена была выступить в союзе с первым, что во многом определило ход и последствия Первой мировой войны, прежде всего для самих континентальных империй.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Данилевский Н. Я. Россия и Европа / Н. Я. Данилевский. — М. : Книга, 1991. — 574 с.
2. Ивашов Л. Г. Россия или Московия? : Геополитическое измерение национальной безопасности России / Л. Г. Ивашов. — М. : Эксмо, 2002. — 416 с.
3. Ильин В. В. Российская цивилизация : содержание, границы, возможности / В. В. Ильин, А. С. Ахиезер. — М. : Изд-во Моск. ун-та, 2000. — 304 с.
4. Империя пространства : хрестоматия по геополитике и геокультуре России / сост. Д. Н. Замятин, А. Н. Замятин. - М. : РОССПЭН, 2003. - 720 с.
5. Классика геополитики, XIX век : сб. / сост. К. Королев. — М. : ACT, 2003. — 718 с.
6. Классика геополитики, XX век : сб. / сост. К. Королев. — М. : ACT, 2003. — 731 с.
7. Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций : в 3 кн. / В. О. Ключевский. -М. : Мысль, 1993. - Кн. 3. - 558 с.
8. Панарин А. С. «Имперская республика» на пути к мировому господству / А. С. Пана-рин// Обществ, науки и современность. — 1999. — № 4. — С. 146—157.
9. Панарин А. С. Стратегическая нестабильность в XXI веке / А. С. Панарин. — М. : Эксмо, 2004. - 640 с.
10. Пугачев Б. М. Что после империи? / Б. М. Пугачев // Кентавр. - 1992. - Март-апрель. — С. 3—12.
11. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций / С. Хантингтон. - М. : ACT, 2003. - 603 с.
12. Юмашева О. Выбор или судьба / О. Юмашева // Родина. - 1995. — К* 9. — С. 26-30.
Поступила 08.06.10.
