CC BY
136
В. И. Фрейдзон (Москва)
Габсбурги и Хорватия во второй половине XIX в.: Анте Старчевич и идея национального суверенитета
В конце ХУШ — третьей четверти XIX в. хорватские земли — Хорватия, Славония, Далмация — так называемое Триединое королевство (впредь мы будем называть его Хорватией) являлись наиболее бедными территориями Австрийской империи. Освобождение крестьян от крепостничества, как и во всем Венгерском королевстве (автономной частью которого являлись Хорватия и Славония до 1848 и после 1868 г.), было начато в 1848 г. и закреплено абсолютистскими указами в 50-х годахБыли сохранены сословное неравноправие крестьян, привилегии помещиков и чиновников, отношения полуфеодальной аренды и пр.2. Потребности государства Габсбургов вызвали стремительный рост налогов, способствовавший обнищанию большинства крестьян и разорению части помещиков. Отсталость страны отягощалась сохранением на ее южных рубежах Военной границы, в ХУ1-Х\Ш вв. созданной для охраны империи от османских набегов, а в ХУШ-ХГХвв. использованной венским правительством в качестве резервуара бесплатной вооруженной силы в войнах в Европе. Население милитаризованных районов находилось под властью австрийской армии3.
Положение мелких производителей Хорватии становилось особенно трудным по мере роста машинного производства в развитых центрах империи. В 1862 г. Загреб был соединен железной дорогой с Веной. «С тех пор как наше отечество было облагодетельствовано железной дорогой, дела стали клониться к упадку», — отмечал тогда владелец небольшой гончарной мастерской в Загребе4. Торговцы Хорватии в основном продавали изделия венских фабрик, а крупное дворянство и купечество — инонациональное и хорватское — воспользовались новыми возможностями для вывоза сырья. Возникновение в Хорватии отдельных фабрик не меняло общей картины застоя (или крайне медленного развития)5, продолжавшегося до 90-х годов XIX в.
Множество мелких собственников-хорватов и растущее число представителей интеллигенции с отчаянием ощущали, что экономический поток идет мимо их страны, что судьба Хорватии находится в руках иноземцев, чуждых ее интересам. В этих условиях естественно появление идеологов, видевших спасительное для Хорватии будущее в отделении от монархии Габсбургов, объединении хорватских земель, в защите отечественного производства таможенными границами, т.е. в утверждении государственной независимости. Большое воздействие на национальную идеологию хорватов оказало объединение Италии (1859, 1866,1870 гг.) и объединение Германии (1866,1870 гг.).
Время выдвинуло двух ярких идеологов национальной независимости -Э. Кватерника, который в период международно-политической неустойчивости (с конца 50-х по начало 70-х годов XIX в.) искал поддержки у возможных противников Габсбургов (в России, Франции, Италии у гарибальдийцев, польской и венгерской эмиграции) и наконец погиб в неудачной попытке поднять восстание на Военной границе (1871 г.)6, и А.Старчеви-ча (1823-1896)7*.
Антун Старчевич, по образованию юрист, был воспитан дядей - сельским священником, работал секретарем в адвокатской конторе. Необходимость независимости Хорватии он в течение более трех десятков лет доказывал в своей публицистике, письмах, документах Сабора (депутатом которого был), аргументами из сферы экономики, национального и социального развития, политики и культуры. Рассмотрение любого вопроса им было подчинено одной цели: распространению идей национальной независимости. Старчевич опирался при этом как на доводы, почерпнутые из учения о «естественном» праве всех народов, так и на «историческое государственное право» Хорватии.
В политической традиции Австрийской империи (с 1867 г. — Австро-Венг-рии) историческое право было доводом в доказательстве «законности» национальных требований, поэтому последователи Старчевича назвали себя «партией права» (хорв. — праваши). Сущность правовых доводов состояла в том, что Хорватия как государство существует непрерывно с Раннего средневековья, что хорваты как суверенный народ заключили договор с венгерскими королями в 1102 г., а в 1527 г. добровольно договорились с династией Габсбургов. В том, что в XIX в. от государственных прав Хорватии сохранились небольшие остатки, утверждал Старчевич, вина ее иноземных правителей и служащих им местных политиков, но не народа, который имеет право требовать восстановления своей государственности в полном объеме.
«Бог и хорваты» — таков девиз Старчевича. Возможно, это перефразированный девиз Дж. Мадзини — «Бог и народ». Эта формула означала, что суверенные права должны принадлежать нации, и содержала противостояние тезису о власти монархов «божьей милостью». Так, например, в связи с сохранением Военной границы Старчевич в 1861 г. протестовал против «каких бы то ни было и чьих бы то ни было решений, касающихся хорват-ского народа, учиненных без свободного волеизъявления народа». Но свои доводы Старчевич с обычным сарказмом обосновывал заботой о «хорватском короле», о судьбе престола «пресветлой династии Габсбургов», которая, как он утверждал, неизбежно падет, если не удовлетворит народы империи. Под видом заботы о Габсбургах, дававшей ему легальное прикры-
' Цитаты из сочинений А.Старчевича сгруппированы тематически и даются без ссылок на издание.
тие, Старчевич стремился развалить империю. Праваши долгое время были партией государственной измены.
В 60-х годах ХГХ в. в Хорватии преобладала идеология югославизма. Согласно представлениям ее носителей, южные славяне — это один народ, состоящий из нескольких «ветвей» или «племен», причем особенно близкими ветвями или даже единым племенем являлись хорваты и сербы ввиду общности (вернее, крайней близости) их языка. Конечную цель национального движения либералы-югослависты («народняки») видели в создании общего ю го славянского федеративного государства. Программа федерации южных славян в действительности свидетельствовала об определенном понимании национальных различий между ними. Но объединение казалось необходимым для создания сильного независимого государства. Вместе с тем в повседневной практике лидеры народняков Ф. Рачкий и Й. Ю. Штросмайер были австрославистами. Они выступали с программой федерализации Австрийской империи и объединения хорватских и, возможно, всех югославянских земель монархии вокруг Загреба в одну сильную политическую единицу. Австрослависты в 1861-1866 гг. полагали даже, что федеративной Австрии следует оказать поддержку в ее продвижении на Балканы, что, по их представлению, привело бы к укреплению позиций Хорватии среди южных славян8. При этом от конечной цели - независимой Югославии — они не отказывались.
Ясно, что концепция Старчевича была принципиально иной. В своих речах он подчеркивал, что каждый народ вправе быть хозяином на своей земле: «Пусть будет счастлив мадьяр в Венгрии, Австрия — у себя дома, но превыше всего — да будет счастлив хорват в Хорватии» (1871 г.). «Ныне составлять подробные программы разных улучшений означает обманывать себя, ибо все решают иноземцы (с 1868 г. — Венгрия. - В. Ф.)», считал Старчевич, поэтому «нам не о чем просить наше правительство». Справедливого для народа решения быть не может (1881 г.). «Только тогда, когда независимое существование обеспечено, можно основательно браться за устройство разных областей внутренней национальной жизни», — убеждал он.
«При самостоятельности и независимости народа в решении внутренних и внешнеполитических проблем могут существовать разные мнения, партии, но покуда дело идет о суверенитете, не может быть никого, кроме защитников и предателей нации», — полагал Старчевич в 1868 г. «Говорят, что мы бунтари, - утверждал он, но в таком случае »весь мир великий бунтарь"... мы принадлежим к таким бунтарям и хотим ими остаться ... Мы вынуждены терпеть насилие, но добровольно режим не поддержим, своими правами не поступимся. Говорить, что .геройский хорватский народ", с его реками, морем, не в состоянии сам продержаться, а должен примкнуть к кому-либо, — ложь». И далее: «Это означает посрамить наш народ, освящать нынешнее состояние, в котором он погибает от неспра-
ведливости»; «Пока народ хочет быть народом, он будет выступать за самостоятельность и-независимость... Это условие его существования, это цель и дух нашей программы» (1868 г.).
Мы — партия права, говорил Старчевич, которую называют бешеными, фантастами, сумасшедшими, считаем, что «все исторические народности на своей земле равноправны, что нет ни первой, ни средней, ни последней, что каждая народность имеет право на существование и развитие». Старчевич выступал против создания «объединенного христианского государства» на Балканах, против всяких идей межнациональных объединений. Идеи австрославизма, федерализации Австрийской империи или федерации южных славян, выдвигавшиеся либералами-народняками, он называл «метафизическими», не ведущими к цели — национальной-евободе хорватов. Единственная реальная цель — суверенное Хорватское государство.
Сабор 1861 г. признал возможность возвращения Хорватии в состав земель венгерской короны, т.е. восстановление связи, прерванной в 1848 г. Старчевич считал, что тем самым народняки «предали самостоятельность» страны. В адресе Сабора 1866 г. говорилось о «нераздельной связи» Хорватии и других Габсбургских территорий «в высших государственных делах, касающихся разных земель монархии», и содержалось требование учета различий между ними (т. е. автономии земель). Старчевич возражал: да что у нас общего с Тиролем или Чехией?
По Старчевичу, несчастье хорватов в том, что иноземцы в течение последних столетий «в каждый знаменитый период нашей истории» находили в Хорватии людей, «жадных до почестей и денег» и готовых служить чужакам: они обманывали народ так, что «он катится в пропасть». Необходимо вернуть народу то, что принадлежит ему «по праву и естественной сущности», все то, «без чего народ (нация. — В. Ф.) не может быть народом». Рассуждая о неотъемлемом праве нации, Старчевич имел в виду все сферы государственной деятельности — армию, внешнюю и внутреннюю политику, финансы и др.
В 1861 г. Старчевич считал единственно удовлетворительным для Хорватии такое решение: воссоединение хорватских земель, демилитаризация Военной границы, присоединение к Хорватии Далмации и «с согласия населения — северо-западного края Хорватии между р. Сочей и Германией» (т.е. Словении), возвращение «всех прежних прав Сабору» и принесение присяги ему королем... Тогда династия сможет опереться на Хорватию против любого врага.
В этом году на Саборе Старчевич выступил за созыв «полновластного Сабора», подобного тому, который в 1527 г. избрал Габсбургов на хорватский престол. Этот Сабор, по его мнению, должен был бы провозгласить «священные принципы» свободы личности, объединений, мысли и слова — живого и писаного; Сабор бы избрал или утвердил всех чиновников, урегу-
лировал финансы, установил принципы торговли с иными государствами, занялся народным хозяйством, издал законы, короче, «этот Сабор обеспечил бы счастливое будущее народа и блеск престола». В связи с этой точкой зрения определенной была оценка Старчевича событий 1848 г. Наш народ, утверждал тогда же Старчевич, не мог предвидеть ужасных последствий хорвато-венгерской войны 1848 г. ни для Венгрии, ни для него самого. «Предательство и махинации темных и заклятых врагов свободы и счастья народов (имеется в виду «придворная камарилья», аристократия и династия. — В. Ф ), — писал он, - использовали эту священную войну за свободу, превратив ее в побоище ради „расширения и упрочения рабства"». Праваши сделали вывод, что борьба под лозунгом федерации за сохранение империи и против народов, борющихся за независимость, может привести только к «единой, централизованной деспотической» власти...
Культ национальной истории, насаждавшийся праватами (как, впрочем, и народняками), во многом определял национальное самосознание складывающейся нации, способствовал процессу ее формирования. Не в любой стране аргументом в текущей политической деятельности в XIX в. могли служить события ХП или XVI в., истолкованные в нужном в данный момент смысле.
Далее мы излагаем в сущности решающие доводы Старчевича в пользу независимости, доводы экономического характера (с точки зрения малоимущих мелкобуржуазных и мелкодворянских слоев Хорватии). Эти доводы выдвигались в противовес интересам либерального купечества, строившего свое благополучие на связях с Австрией и потому удовлетворявшегося программой автономии или федерации, а также интересами близкой к более богатой буржуазии интеллигенции и чиновничества.
В ответ на февральскую конституцию 1861 г. Риекская жупания постановила (Старчевич был автором ее резолюций): участие в имперском совете (рейхсрате) «оскорбило бы священную память отцов», означало бы отречься от самостоятельности в будущем, подписать себе смертный приговор, взять на себя часть огромных долгов Австрии, которые Хорватия не гарантировала и которые использованы «ей на погибель». В постановлении далее говорилось: «Так как для этого королевства жизненным вопросом является поднять все отрасли народного хозяйства, то оно нуждается в свободе и кредите, свобода... подавлена, кредита нет»; «...к тому же чем хорватский народ беднее, тем остальные народы Австрии имеют более надежного и безмолвного покупателя своих плодов и изделий... Чтобы развить свою торговлю и промышленность, королевство Хорватия нуждается в защите против иностранных крупных капиталистов, а эта защита, сколь она необходима и спасительна для нашего королевства, столь явно вредна всем остальным народам Австрии»; «Чтобы выйти из варварства, в котором хорватский народ оказался в результате 334 лет иноземного правления, этому народу необходимо просвещение, в основе которого должны быть народный дух и нравы, на-
родный язык — средством, а целью — счастье народа»; «Короче, польза хорватского народа противна пользе других народов Австрии и наоборот. В каком бы то ни было австрийском парламенте представители Хорватии со своими справедливейшими требованиями и предложениями остались бы в меньшинстве, а хорватский народ остался бы пьедесталом величия Австрии». И наконец: «Каково народу, сыны которого стоят под чужим флагом и подчиняются чужим приказам? Как он поднимет свою торговлю, свое производство и т.д., народ, все хозяйство которого находится в чужих лапах? Как он отрегулирует свои доходы и расходы, если все, чем он владеет, определяет другой?».
Относительно Венгрии Старчевич говорил, что хорваты и венгры сотни лет проливали кровь за чуждые интересы. Надо избегать объединения с Венгрией... Но свободная Хорватия рядом с несвободной Венгрии» или наоборот — чушь: «...счастье и несчастье всякого народа на востоке Европы безусловно связаны со счастьем и несчастьем соседних с ним народов». В отношениях с Венгрией необходимы только «свобода всех нас, равенство и братство». Все это писалось в начале периода конституционных маневров Габсбургов (1860-1866), закончившихся австро-венгерским компромиссом (дуализм 1867 г.).
Обращает на себя внимание, что Старчевич видел в Венгрии возможного союзника против Габсбургов. Центр мощи последних находился в Австрии, но, кроме того, если рассматривать экономическую сторону проблемы, то Хорватия до 1868 г. страдала именно от «австрийских» налогов и политики, но и в дальнейшем — от австрийской промышленности, подавлявшей хорватские традиционные отрасли хозяйства и подчинявшей экономику страны имперским интересам. После 1868 г. отношение к Венгрии, которая переняла у Вены господство над Хорватией, несколько изменилось, но главным виновником всех бедствий Хорватии, по Старчеви-чу, по-прежнему оставалась Вена («швабы»).
В 1880 г. Старчевич подчеркивал: результатом дуализма стало то, что «в неизмеримый ущерб нам и венграм мы содержим промышленность и фабрики Австрии. Мы платим дорого за австрийские ткани, сахар, железо. И наоборот, австрийцы получают наш хлеб, вино и другие плоды земледелия без пошлины, потребляют или перерабатывают их и нам продают по дорогой цене, а ведь мы могли бы эти товары с пользой экспортировать». И далее: «Таким образом мы показали, что венгры заключили с Австрией не Соглашение, но капитуляцию, самую вредную, которую только можно представить»; «Хорватия и Венгрия за исключением доброго соседства имеют с Австрией меньше общих интересов, чем с каким-либо другим государством».
В этом вопросе взгляды Сгарчевича знаменательно близки позиции лидера венгерской революции 1848 г. Л.Кошута. Старчевич одобрительно отзывался о Кошуте: в Венгрии «одну партию составляли Кошут со всем населением и всеми просвещенными людьми. Она была против договора с Австрией, за равенство, союз народов Востока, в конце концов и против дуализма».
Австро-венгерский дуализм 1867 г. лидер правашей считал недолговечным: «Мадьярский деспотизм (над Хорватией. — В. Ф.) будет все более терять силу, его собрат австрийский — тоже. Ни один из них не сможет противостоять ни внутренней болезни, которая их разрушает, ни внешнему конфликту, который ожидает каждого из них» (1881 г.). Старчевич предугадал развитие событий в начале XX в.
Относительно переворота в средствах транспорта Старчевич утверждал: пароходы и железные дороги хороши, когда страна созреет для них, в Хорватии не следует их строить ни метра! В Бельгии хозяева железных дорог — сами бельгийцы...
И снова об условиях материального благополучия Хорватии: «Только самостоятельное и независимое государство, только суверенный народ, пользующийся свободой, может правомочно выносить решения о себе самом, будь то путем законного Сабора, будь то всеобщим голосованием». Здесь же отметим, что Старчевич не раз выступал за всеобщее право голоса в свободной Хорватии, что в Австро-Венгрии тогда (1880 г.) казалось фантазией (в Хорватии Сабор выбирали 6-7% мужчин, причем крестьяне — двустепенным голосованием).
Из ненависти к системе власти Габсбургов Старчевич все «немецкое» охаивал, считал «варварским» и демонстративно хвалил положение в Османской империи. Все оценки Сгарчевича проникнуты политической страстью. Он был противником планов австрийской оккупации Боснии и Герцеговины. Боснийских мусульман он называл лучшей частью хорватского народа. «Будь ты в тюрьме один, будь с товарищем, все равно ты узник», — таким он видел положение хорватов в случае оккупации Боснии. После оккупации сюда из империи хлынула бы солдатня, чиновники, жандармы, шпионы, были бы введены новые налоги, понаехали бы торговцы, учителя, духовенство и пр., — все это, «чтобы погубить тот в сравнении с нами еще неиспорченный девственный народ, сделать несчастной и опустошить эту прекрасную страну...» «Кто не желает, чтобы Босния или мы скорее провалились в пропасть, чем объединились бы под Австрией?» Кроме того, Старчевич предрекал, что оккупация обернется несчастьем для самой Австро-Венгрии...
Понимая слабость хорватов, Старчевич ожидал национального освобождения от какой-либо враждебной Габсбургам державы — первоначально Франции, ввиду провозглашенного Наполеоном III «принципа национальностей», позднее (особенно после Седана, 1879 г.) — от франко-русско-го союза, который казался ему неизбежным, несколько лет после русско-турецкой войны 1877-1878 гг. — от России *. Если в австрийские дела
Отметим, как Старчевич представлял себе будущие отношение свободной Хорватии и России: «...если где вообще имеются, то именно здесь существуют обилие интересы: польза для хорватов от русской торговли и дружбы, польза для русских от хорватских портов и
вмешаются державы, писал Старчевич в 1869 г., то хорватам «бороться за Австрию означало бы убить самих себя». Но, «когда придет срок драться за Хорватию, говорить будем иначе» (велика была свобода печати в Австро-Венгрии!).
В духе формальной «лояльности» династии и «законности» Старчевич с обычным сарказмом замечал: «...нас охватывает печаль ввиду очевидной гибели, к которой со всей силой устремляется наш отеческий престол», отказываясь восстановить законное положение Хорватии. «Законной» хорватский идеолог считал только личную унию с «хорватским королем» - императором Австрии. Предсказание Сгарчевича сбылось через 57 лет - не столь большой исторический срок. После оккупации Боснии и Герцеговины лидер правашей еще раз обосновал свое предсказание.
Уже в 60-х годах влияние правашей росло, хотя они составляли лишь небольшую группу. В 1866 г., когда Старчевич единственный выступил в Саборе против принципа «общих интересов» Хорватии с остальной империей, студенты загребского юридического училища (академии) преподнесли ему адрес в серебряной оправе.
Позиция А. Старчевича по проблеме национальной независимости ясна. Поэтому теперь он рассматривается в Хорватии как основоположник важнейшего идейного течения в национальном движении XIX в. (хотя не все его мысли были восприняты современными лидерами страны; см. ниже).
Кратко остановимся на социально-политических взглядах Старчевича. Он так представлял себе экономическое развитие самостоятельной Хорватии: «Можно было бы очистить русла рек, насаждать леса, строить фабрики, поднимать производство и торговлю, развивать средства сообщения, добывать разные руды и так далее» (1861 г.). При все том он надеялся на ограничение роста численности пролетариата («чтобы он мог честно прожить»); для этого надо, чтобы капиталисты не угнетали ремесленников и чтобы налоги на последних были умеренными. Согласовать это с мыслью о развитии промышленности трудно — впрочем, свои идеи в социальной сфере Старчевич не развивал. Но существенно, что именно мелкобуржуазный демократизм Старчевича побуждал его мечтать об отделении Хорватии от Австрии, где наряду с аристократией господствовал крупный капитал.
Старчевич указывал на снижение роли дворянства во всей Европе. С XVIII в. «нет ни одного умного закона, созданного дворянством». Для хорватских дворян народ — «живой капитал», поэтому они не способны опереться на народ в национальном движении... Вместе с тем Старчевич выступал от имени всех хорватских сословий. Он писал о разорении дворянства ввиду несправедливой системы выкупа, навязанной центральной
дружбы хорватов. Это интересы денежные, самые практичные». Все это возможно, когда настоящие русские» покончат с деспотическим режимом (1871 г.).
властью. По Старчевичу, именно австрийское управление ввергло крестьян в рабство и нищету. Все последствия развития феодализма и раннего капитализма Старчевич объяснял «австриянщиной», так как это служило его основной цели. В его критике капитализма видна позиция мелкобуржуазного идеолога, но именно мелкособственнические слои больше других страдали от иноземного господства, и этим объясняется национальный радикализм Старчевича. Крестьянство он называл самым честным и благородным сословием, остро переживал его обнищание, но не выдвигал никакой аграрной программы, кроме пожеланий «добрых отношений» между крестьянами и помещиками. Как представитель «нации в целом» (именно так фактически рассматривал свою роль Старчевич), он стремился сплотить народ в борьбе за освобождение.
В анализе событий 1848 г. проявился демократизм Старчевича. Выступая в Саборе в 1889 г., он утверждал: «По справедливости следовало (в 1848 г.—В. Ф.) немедленно наделить крестьян достаточным земельным наделом с правом собственности и без выкупа освободить от всякой зависимости, чтобы они пользовались всеми правами, которые раньше имело лишь дворянство». Консервативная защита задруги (одного из условий сословного неравноправия крестьян) совмещалась у Старчевича с требованием равноправия крестьянства.
А. Старчевич неоднократно выступал за введение демократических свобод, утверждая: «Запрета на свободу печати хотят те, кто стремится использовать невежество народа...»; «Знание — путь к свободе и прогрессу»; «С тем, кто против свободы слова и печати, я, имея при себе пять форинтов (четыре рубля на тогдашние русские деньги. — В. Ф.), боялся бы спать под одной крышей...». Относительно мнения Старчевича о всеобщем избирательном праве мы упоминали. Судьбу Военной границы, считал он, может решить лишь Сабор или народ «всеобщим голосованием» (1869 г.).
Буржуазные революции и национальное освобождение Старчевич считал явлениями одного порядка, оказывающими влияние на прогресс народов. Результатом революции в Англии и Франции, по Старчевичу, было успешное экономическое развитие этих стран. Рассуждая о бедности Хорватии, он писал в 1861 г. о том, что в Англии урожаи тоже были низкими, но «во второй половине ХУЛ века английский народ освободился от своих кровопийц», и все стало меняться. Французскую революцию ХУШ в. он считал событием, определившим развитие Европы: она провозгласила принцип суверенитета нации. Старчевич понимал неизбежность глубоких перемен в России: социальная опора самодержавия сужается. В 1871 г. он писал: «...нынешнее положение долго продолжаться не может... После отмены крепостного права... нет силы, способной защитить деспотизм, нет иного выхода как предоставить народу свободу или ждать пока он сам возьмет свободу и еще больше». России нужна «хорошая конституция», или ее ждет «новый 1789 г.».
В целом у Старчевича преобладает демократизм, хотя его социально-экономическим взглядам присущи противоречия, и не в этой сфере он сказал новое слово. Его социальные взгляды не составляют такой целостной системы, как национальные.
Сербов и словенцев праваши объявляли хорватами. Аргументы при этом приводились несерьезные или вообще не приводились. Так, Старче-вич заявлял, что, не став хорватами, сербы не устоят перед процессом ру-мынизации (который действительно кое-где имел место). Более весомым был призыв к словенцам: «Если вы заботитесь о благосостоянии, о торговле, производстве, можете ли надеяться на это, будучи привесками Италии или Германии?» А в Хорватии «кого как не вас ждут плоды страны плодороднейшей, но заброшенной, плоды ремесла и торговли, которых у нас и зародыша почти не появилось?» (1861 г.).
«Отрицание» Старчевичем сербского этнонима, самого существования сербского народа (панхорватизм) нелепо *. Задача убедить сербов Хорватии в том, что они хорваты, была бесперспективной. В 1869 г. сербы составляли четверть населения Хорватии и Славонии, хорваты — примерно 70%, остальные— разные меньшинства. Теория Старчевича преследовала на-ционально-политические цели, поскольку сербское население было расположено в жизненно важных для формирующейся хорватской нации частях Триединого королевства. Целью Старчевича было прежде всего абсолютное господство здесь (и в Боснии) хорватского самосознания. Вели-кохорватская идея Старчевича имела соответствие в великосербской идее, отрицавшей принадлежность к хорватскому народу большинства хорватов. Сербский социалист Светозар Маркович, чуждый национализму, с уважением писал о борьбе правашей за национальное освобождение («самая святая, смелая и прогрессивная партия Хорватии»), но панхорватизм настолько бессмыслен, что недостоин критики9. Примерно так же отозвались о панхорватизме русские современники А.Н. Пыпин и В.Д.Спасо-вич, вместе с тем отметив, что вообще Старчевич «иногда говорит правду» ю. Великосербская и великохорватская идеи являлись крайним выражением национализма двух формирующихся наций, совместно занимавших обширные («спорные») территории в Триедином королевстве и Боснии.
Знаменательно, что сербские идеологи (например, лидер народняков Воеводины С.Милетич) считали Триединое королевство не хорватским, а хорватским и сербским государством и грозили хорватам конфликтом, если те с этим утверждением не согласятся. Компромиссного взгляда придерживались хорватские югослависты. Как и праваши, сторонники целост-
«Отрицание» сербов на Балканах вообще, по-видимому, не принимал всерьез никто, в том числе сам Старчевич. Другое дело «отрицание» сербского этнонима в хорватских землях - оно имело определенную национальную цель.
ности и хорватской государственности Триединого королевства, либера-лы-народняки признавали сербский народ в Хорватии («как тождественный и равноправный» хорватскому; 1867 г.), его право на свою школу, печать, церковь, азбуку, представительство в органах власти при условии его политической лояльности Хорватии.
Здесь же отметим, что современная Республика Хорватия была готова признать территориальную автономию сербских «краин» (анклавов) и оказать им финансовую поддержку. Но соглашения достигнуто не было. Между тем географически краины (особенно районы Бьеловара и Книна) разделяли Хорватию на три части, не связанные между собой. Такое положение означало бы ликвидацию единого государства. Поэтому новый этап войны 1991-1995 гг. был неизбежным.
Существенные социальные сдвиги в 90-х годах XIX в. привели к тому, что цельное — в сфере национальной - мировоззрение Старчевича потеряло общественную опору в лице широкого круга недовольных социально-экономической и политической ситуацией. Интересы разных группировок формировавшейся национальной буржуазии стали расходиться, и партия права в 1895 г. раскололась. Банкирско-аграрные интересы не совпали с банкирско-промышленными *. Носители первых стали поворачивать к ориентации на Австрию и признали своей целью создание объединенного хорватского государства «в пределах» монархии. Сторонники вторых стали проявлять все большую терпимость к венгерской власти и дуализму. Наследие А. Старчевича обе группировки поделили: первые («Чистая партия права» Й. Франка) сохранила противосербский национализм Старчевича, вторые—оппозиционность к Австрии (будущая «Хорватская партия права», в 1903 г. объединившая большинство буржуазии), вместе с тем поворачивая на курс сближения с сербской буржуазией. Сам А. Старчевич выбрал первый путь. Тот факт, что за ним последовала целая группа сторонников (писатель Э. Кумичич, племянник патриарха правашей М. Старчевич, часть духовенства и др.), свидетельствует, что причина поворота Старчевича заключалась не в старости и утрате способности мыслить (как утверждали многие публицисты и историки), а была глубокой. Старчевич, как политический деятель, пережил свое время.
Как выяснилось спустя четверть века, принципиально иной вариант — осуществление суверенитета объединенной Хорватии вне «пределов» монархии— в обстановке распада последней — также оказался невозможным. Политическая ситуация в 1918 г. привела к созданию унитарного Королевства сербов, хорватов и словенцев, в котором Хорватия утеряла автономию,
В обе группировки входили и аграрии, и представители интересов промышленности. Но последние либо были связаны с Австрией, либо страдали от австрийской конкуренции, что определяло их ориентацию.
Сабор, бана. Но вместе с тем между хорватскими землями исчезли административно-политические преграды, существовавшие в Австро-Венгрии. Нация сплотилась — для борьбы за самостоятельность.
Есть основания для вывода, что исторические условия для объединения и независимости Хорватии в конце XIX— начале XX в. не созрели. Для достижения цели потребовалось пройти ряд этапов: 1918 г.; 1941-1945 гг. — войну против нацизма и утверждение федеративной Югославии в условиях авторитарного строя; 1991 г. — переход от уже существующей федеральной единицы—С. Р.Хорватии к самостоятельной республике и формированию гражданского общества. Так сложным путем Хорватия осуществила мечту Анте Старчевича.
Примечания
1 Наиболее полную картину Хорватии и австрийской политики в отношении этой страны в 50-х годах XIX в. см.: Gross М. Poceci moderne Hrvatske. Zagreb; Ljubljana, 1985.
1 Фрейдзон В. И. Судьбы крестьянства в общественной мысли Хорватии XIX — начала XX в. М., 1994 (на титуле ошибочно: 1993).
3 Vojna Krajina [D. Pavlicevid], Zagreb, 1984.
4 Фрейдзон В. И. О некоторых условиях формирования торговой и промышленной буржуазии в Хорватии и Славонии в 50-60-х годах XIX в. / Славянская историография и археография. М., 1969.
5 Despot М. Industrija gradanske Hrvatske 1860-1873. Zagreb, 1970.
6 Фрейдзон В. И. Страницы истории национально-освободительного движения в Хорватии (деятельность Е.Кватерника в 1858-1867 гг.) / Австро-Венгрия и сла-вяно-германские отношения. М., 1965; Он же. Общественно-политическая позиция Е.Кватерника / Ученые записки Института славяноведения, т.XXX. М., 1966; Kvaternik Е. Politicki spisi. Zagreb. 1971.
7 Сочинения А. Старчевича: StarievicA. Politicki spisi. [Т. Ladan]. Zagreb, 1971; Idem. Izabrani spisi [В. Jurisic], Zagreb, 1943; Djela d-ra Ante Starcevica. Knj. I—HI. Zagreb, 1893-1896. О Стардевиче см.: Ladan Т. Ante Starcevii / StarcevicA. Politicki spisi; Gross M. Povijest pravaske ideologije. Zagreb, 1973; см. также: Фрейд-зон В. И. Борьба хорватского народа за национальную свободу. М., 1970. Глава 4.
8 ФрейдзонВ.И. Исторические корни и сущность югославизма / Новая и новейшая история. 1997. № 3.
9 МарковиН С. Борба у Граници. Раденик. 1871, 16.Х.
10 ПыпинА.Н., СпасовичВ.Д. История славянских литератур. I. СПб., 1879. С. 257, 258.
